Менталитет русской культуры
СОДЕРЖАНИЕ: Менталитет как глубинная структура культуры. Особенности отношения русских граждан к своему государству. Факторы, влияющие на развитие русского менталитета. Ментальные основания как утверждение известного писателя. Менталитет как структура цивилизации.Уральский социально-экономический институт
Академия труда и социальных отношений
Контрольная работа
по дисциплине
«Культурология»
На тему:
Менталитет русской культуры
Выполнила
Студентка 1 курса
Колесникова Ксения
г. Челябинск
2008
Содержание
Введение
1. Менталитет как глубинная структура культуры
2. Факторы, влияющие на развитие русского менталитета
3. Ментальные основания как утверждение известного писателя
4. Менталитет - глубинная структура цивилизации
Заключение
Список используемой литературы
Введение
Описывая и осмысляя историю той или иной национальной культуры как закономерный, обусловленный разнообразными факторами процесс, обладающий в то же время и собственными, имманентными особенностями, необходимо представить то общее основание, на котором развиваются социокультурные процессы и явления на всем протяжении развития данной нации, ее цивилизации и культуры, делая в каждый исторический момент узнаваемыми черты их общности и вневременного единства. Таким общим основанием в каждой национальной культуре является совокупность наиболее значимых условий внеисторического характера, к которым относятся такие факторы, как геополитическое положение, ландшафт, биосфера (и иные показатели среды обитания).
Фундаментальные свойства данного этноса и его ближайшего этнического окружения, образующие в сочетании с многочисленными историческими факторами, постепенно вступающими в действие и наслаивающимися друг на друга, представление о духовном и поведенческом своеобразии народа и его культуры, о национальном характере его представителей и национальной исторической судьбе, о национальном «образе мира», т. е. формах мироощущения, миросозерцания, практического самоосуществления нации или народности, проявляющихся в языке, типовых формулах поведения, в мифологии, фольклоре, обычаях и обрядах, формах религиозного культа, а позднее в философии, литературе и искусстве, в принципах общественно-политического, государственно-правового, морально-этического и хозяйственно-экономического самоопределения народа и т. д., наконец, в самом типе той или иной цивилизации. Таким образом мы должны узнать каков же настоящий менталитет русской нации? Каким образом он так сильно отличает нас с Вами от других народов?
1. Менталитет как глубинная структура культуры
Менталитет (от французского mentalite – мышление, мыслительное содержание), понятие, призванное объединить в себе многообразие смыслов и значений, так или иначе ассоциирующихся с проблемой национально своеобразия культуры. На самом деле понятие «менталитет» шире, объемнее, нежели национальное своеобразие: возможно выявление и изучение ментальностей, охватывающих и другие общности, помимо наций. В этом смысле принято говорить, например, о менталитете кочевников, примитивных народов (Севера), этнических (арабов), о менталитете например, христианства как мировой религии, и о менталитете, например, православия в отличие от католицизма и протестантизма; о различном классовом менталитете дворянства, крестьянства, буржуазии, разночинцев или пролетариата; о политизированном менталитете, свойственном тоталитарному или демократическому обществу; о технократическом или гуманитарном менталитете в современном постиндустриальном обществе и т.п.
Во всех перечисленных выше вариантах этого понятия менталитет понимается как совокупность глубинных, в принципе нерефлексируемых индивидуальным и коллективным сознанием, но всегда подразумеваемых смысловых и поведенческих структур, довольно аморфных, размытых, составляющих малоизменяемый в течение длительного времени (в случае эпохального, национального, религиозно-конфессионального и подобных им менталитетов, нередко в течение нескольких столетий), а значит, метаисторический фундамент социокультурной истории, способствующий самоидентификации данной формы или разновидности культуры, вообще какой-либо духовной общности на всем протяжении ее становления и развития как ценностно-смыслового единства. Это - совокупность констант, включающих жизненные установки, принципы, модели поведения, эмоции и настроения, опирающихся на глубинные (во многом дорефлексивные) зоны смысла (которые присущи данному обществу, его социальному наследию и культурной традиции), а потому имеющих системообразующий характер для национальной культуры и ее истории, для становления и развития данной цивилизации. По-видимому, резкая «ломка» и распад существовавшего веками менталитета, несшего в себе энергию и жизненную силу (витальность) той или иной культуры, целой цивилизации приводит культуру и цивилизацию к серьезному и глубокому кризису, а, в конечном счете, и к краху, национальной катастрофе, гибели цивилизации. Во всяком случае, ни один конец великой цивилизации (шумерской, египетской, античной, ряда мезоамериканских, монгольской, византийской и др.) не наступал лишь в результате воздействия внешних факторов: войн, нашествий, истощения природных ресурсов и т. п., но всегда дополнялся, усугублялся, а нередко начинался или завершался разрушением ее менталитета, духовного основания.
А. Гуревич справедливо полагает, что понятие «ментальность» до известной степени заменимо понятием «картина мира» с той лишь разницей, что картина мира — это в значительной мере осознанное представление, зафиксированное в конкретных произведениях культуры, в тех или иных разновидностях идеологии (сравните такие распространенные понятия, как «научная картина мира», «религиозная картина мира», «художественная картина мира» и т. д.), в то время как ментальность не фиксируется и не определяется сознанием, не формулируется дискурсивно, но в большей степени переживается (эмоционально, чувственно) и реализуется (поведенчески, спонтанно). Как правило, тот или иной человек не способен ответить на вопрос, какова его картина мира или объяснить свое поведение, мироощущение. Между тем именно ментальная картина мира включает в себя наиболее общие и мало изменяемые от поколения к поколению представления: о пространстве и времени в их соотнесенности между собой, о добре и зле, о свободе и равенстве, о праве и норме, о труде и досуге, о семье и сексуальных отношениях, о ходе истории и национальном своеобразии, о соотношении нового и старого, о жизни и смерти, о бессмертии и Боге, о личности и ее отношении к социуму, в том числе государству, обществу, власти, коллективу, нации.
Менталитет воплощает в себе то общее, что лежит в основе сознательного и бессознательного, логического, рационального и эмоционального, интуитивного, мышления и поведения, веры и образа жизни, общественного и индивидуального, теоретического и практического, рутинного существования и неповторимого творчества, истории и современности, изменчивого и неизменного в эпохе, этносе, нации, церкви, гражданском обществе, типе деятельности, культуре, цивилизации. Именно предельная обобщенность конституирующего национальную культуру содержания делает его неуловимым и не формулируемым для его носителей, не отливающимся ни в понятийные, ни в конкретно-образные формы; его абстрактность может выражаться лишь в условных метафорических, ассоциативных формах или восприниматься интуитивно и провиденциально (как ниспосланность свыше, как судьба, историческая миссия, богоданность или, в случае кризиса, как историческая заброшенность, рок, нравственно-духовная исчерпанность, богооставленность).
Национальным менталитетом мы называем глубинные структуры культуры, складывающиеся на протяжении длительного времени и определяющие типологическое, как национально-этническое, так и эпохально-историческое своеобразие цивилизации. При этом эпохально-исторические компоненты менталитета вторичны: они подчинены национально-этническим составляющим менталитета и определяются ими. Этим объясняется ценностно-смысловое различие сходных стадиальных эпох в истории разных национальных культур, подчас весьма значительное. Достаточно сравнить, например, в истории русской и западноевропейской культур эпохи Средневековья, Просвещения, романтизма, модерна и т. п. Еще меньше общего мы обнаружим при сравнении стадиальных эпох, если вовлечем в исторический кругозор восточные культуры, обладающие совершенно особым историзмом. Напротив, ментальное сходство между стадиально различными эпохами в рамках одной национально-культурной истории разительно и может быть объяснено лишь тем, что исторически различные этапы культурного развития опираются на общее (глубинное) семантическое основание, т. е. связаны с ним напрямую, вне опосредовании через предшествующие культурные эпохи.
Черты, определяющие в целом ментальность той или иной культуры, в отличие от идеологических, социально-политических, коммерческих и иных культуротворческих факторов, характеризующихся значительным динамизмом, спонтанной текучестью, а значит, поверхностностью, отличаются большой стабильностью и не изменяются столетиями. Более того, менталитет национальной культуры, даже претерпевая некоторые изменения в ходе истории, все же остается в своей основе постоянным, что позволяет идентифицировать культуру на всем ее историческом пути, от зарождения до расцвета и, может быть, гибели. Так, национальное своеобразие русской культуры узнаваемо и на стадии Крещения Руси, и в период монголо-татарского ига, и в царствование Ивана Грозного, и во время Петровских реформ, и при жизни Пушкина, и в Серебряный век, и при советской власти, и в эмиграции, и на современном смутном этапе посттоталитарного развития России. Речь здесь идет, таким образом, не столько о самоидентичности культуры на протяжении тысячелетия, сколько о цивилизационном единстве России, и следует говорить о чем-то большем, нежели национально-культурный менталитет, а именно о ментальных предпосылках, или основаниях, сложившейся в России цивилизации, т. е. о факторах цивилизациогенеза в России.
Российская история, равно как и история русской культуры, отличается особой прерывистостью, дискретностью, о чем писал Н. Бердяев в своей книге «Истоки и смысл русского коммунизма». Однако и русская культура, и российская государственность, и существование русской нации (в ее эволюции от древнерусской народности к великорусской, а затем и к так называемой новой исторической общности советскому народу) прошли более чем тысячелетнюю историю, и на всех этапах культурно-исторических метаморфоз (насчитываем ли мы вслед за Бердяевым «пять разных России» или, с учетом прошедшего со времени первой публикации этого труда полувека, даже более девять или десять исторических подтипов русской культуры и российской цивилизации), эта тысячелетняя история российской цивилизации сохраняла вполне определенное семантическое единство.
Для понимания природы этого единства, собиравшего русскую культуру, нацию й государственность в течение столь длительного, наполненного драматическими событиями и коллизиями времени, делавшего, условно говоря, «разные» в культурном и стилевом отношении России - историческими фазами одной интенсивно и скачкообразно развивающейся российской цивилизации с ее неповторимым своеобразием (социально-политическим, культурным, духовным), и необходимо более пристальное изучение менталитета русской культуры, составляющего основу этого цивилизационного единства, объединявшего в себе несколько разноязычных, разноконфессиональных и этнически различных культур, а также несколько сменивших друг друга культурно-исторических парадигм, не столько следовавших друг за другом, сколько надстраивавшихся одна над другой семантическими слоями.
2. Факторы, влияющие на развитие русского менталитета
Важную роль в формировании цивилизации и русском менталитете играют геополитические и природные факторы. Довольно важную роль в становлении менталитета русского народа сыграли реки, горы, в том числе вулканического происхождения, степи и т. д. Различие природных условий порождает различный образ жизни, разные типы трудовой и хозяйственной деятельности. Итак, не менее важна для русской ментальности степь. С одной стороны, степь символизировала волю, удаль, разгул, широту, не ограниченные никакими узами и запретами, это зримый образ безмерности и безудержности, свободы и самостоятельности; с другой стороны это воплощение бездомности и бездолья русского человека, его брошенности на произвол судьбы и трудной задачи одинокого выживания.
Любовь русского человека к реке, безгранична, она была соседкой и кормилицей, воспринималась как член и даже глава семьи (например Волга-матушка; Амур- батюшка). Река служила водной и ледовой дорогой, воспитывала в народе «чувство порядка» и общности, приучала прибрежных обитателей к общению с «чужими людьми», в том числе и с соседними народами, она воспитывала дух предприимчивости, сближала разбросанные части населения, приучала меняться товаром и опытом. Если что и способствовало формированию в русском народе навыков предпринимательства и торговли раннекапиталистического духа, то таким фактором являлась на Руси именно река.
Географической основой русской истории, как показывал некий писатель Г. Вернадский, является соотношение лесной и степной зон, борьба леса и степи, граница между которыми была и остается до сих пор размытой - и в ландшафтном, и в хозяйственном отношении. Лесная зона с древнейших времен - область охотников; степная - область скотоводов. Земледелие вбивало «клин между лесом и степью», одновременно и разделяя, и сближая охотничью и скотоводческую культуры Евразии. Русский народ выступал в истории Евразии преимущественно носителем земледельческой культуры, однако наряду с земледелием он был посредником между лесными промыслами и степным скотоводством. Называя русский народ не только народом-пахарем, но и лесопромышленником, и скотоводом, Г. Вернадский в то же время утверждал, что это еще и народ-посредник между разными хозяйственно-природными областями, различными этносами и народностями, живущими по соседству; народ-торговец, для которого большое значение имели торговые пути и, прежде всего естественные пути, объединяющие лес и степь, т. е. великие реки с их притоками. Так, образы пути, реки, лесостепи, межкультурного посредничества стали сознаваться как составная часть менталитета русской культуры вообще. Сложное действие оказывала на менталитет русского человека его бескрайняя равнина, отличающаяся пустынностью и однообразием, протяженностью и неопределенностью; она рождала чувства покоя, сна, пустынности, одиночества, уныния. Равнинность ландшафта порождала противоречивый культурно-семантический комплекс русского народа: душевная мягкость и скромность дополнялись смысловой неопределенностью и робостью; невозмутимое спокойствие граничило с тягостным унынием; отсутствие ясной мысли, вытекающее из предрасположенности к духовному сну, порождало отвлеченную мечтательность, оправдывавшую лень; аскетизм пустынножительства, родственный беспредметности творчества, приводил к глубокому предубеждению в отношении житейских удобств и бытового благоустройства. Все эти свойства русской духовности имели в истории отечественной культуры далеко идущие последствия.
3. Ментальные основания как утверждение известного писателя
Писатель Н. Бердяев утверждал что «пейзаж русской души» соответствует пейзажу русской земли, подчеркивая безграничность, бесформенность, устремленность в бесконечность, широту национально-русского сознания. Сильный природный элемент, содержащийся в русской душе, по Бердяеву, связан с необъятностью русской земли, с безграничностью русской равнины, с необходимостью и в то же время практической трудностью ее «оформления». Из природных компонентов национально-русского менталитета Бердяев сумел вывести метафизические свойства русской истории и культуры, возведя отдельные связи и соответствия между природными, социальными и культурными явлениями и процессами национальной истории в ранней историофилософии («русская идея»). Так, развивая идеи С. Соловьева и В. Ключевского, Н. Бердяев утверждал, что деспотический характер русского государства объясняется своеобразием русской ментальности необходимостью насильственного, идущего от власти, «сверху», «оформления» огромной, необъятной русской равнины. Фактически речь шла именно о ментальных основаниях российской цивилизации.
Фактически все, кто живут на Русской земле, и есть русские, независимо от их племенного происхождения, языка, религии. Русь мыслится сразу как суперэтнос, как категория всеобщего и универсального характера, т. е. как цивилизация. «Комплекс 
принадлежности» Русской земле сохраняется в менталитете русской культуры фактически до сих пор: апелляция к Родине-матери, Отчизне, к Матери-сырой-земле, к России как носительнице высших ценностей (Святой Руси) сохраняется как устойчивая доминанта национального самосознания русских, косвенно восходящая к культу национальной природы.
Характерно для русских патерналистское отношение к своему государству, понимаемому как высшая, самоценная, неподсудная инстанция; фактически на государство переносится культ Матери-земли, мифология природы. Лишь в последнее время культ Государства, вера в его могущество, покровительство, правоту по всевозможным вопросам, потребность служить ему и жертвовать всем подорвались, сохраняясь у представителей старшего поколения советских людей как романтические воспоминания о бывшем Советском Союзе, коммунистических идеалах, собственных бескорыстных подвигах во имя Отчизны и ее суровых, но по-отечески справедливых вождях. Отсюда же берет свое начало и знаменитое культовое чувство ностальгии, столь характерное для русской эмиграции и совершенно не свойственное (во всяком случае, в таких крайних формах) для представителей других наций, оказывающихся за пределами своей родины в роли эмигрантов, беженцев или изгнанников: это сакрализация далекой и, возможно, никогда не возвратимой Родины, страдающей от насилия и переносящей унижения, увенчанной нимбом святости, великомученичества и будущего (даже посмертного!) величия.
4. Менталитет - глубинная структура цивилизации
Бинарная структура русской культуры (а вместе с ней и российской цивилизации, и их взаимоотношений между собой) в каждый ответственный или кризисный момент отечественной истории выстраивалась как спор, полемика, диалог о самом существенном и насущном. И этот диалог противоположных социокультурных тенденций был незавершенным и в принципе незавершимым. Дело заключалось не только в остроте проблем, не имевших однозначных решений, не только в непримиримости взаимоисключающих позиций спорящих сторон. Амбивалентными были любые реплики разворачивающегося диалога сами по себе, независимо от мнения оппонента - реального или потенциального.
Кажется, будто в тот самый момент, когда в русской культуре нечто утверждается, оно уже отрицается, низвергается самим ходом развития российской цивилизации; поэтому-то русская культура стремится выйти за пределы ею же самой полагаемых определений и пересмотреть их; она сочетает центростремительность, то есть тенденцию к обретению самоидентичности, с центробежностъю, то есть с тенденцией к преодолению однозначной самотождественности. Подобные же «колебательные» движения совершает в процессе своего становления и эволюции и российская цивилизация, изнутри подпитываемая соответствующими культурными импульсами.
На протяжении всей более чем тысячелетней истории русской культуры чередуются, соперничая друг с другом по масштабности и интенсивности, процессы раздвоения единого и объединения противоположностей. Можно даже сказать, забегая далеко вперед, что в русской культуре силы единства и распада, находясь в постоянном противоборстве, уравновешивали действие популярных тенденций, как бы нейтрализовали взаимоисключающие начала. На разных этапах национального культурно-исторического развития заметно настойчивое стремление русской культуры к единству, к синтезу. Однако это единство, этот синтез русской культуры остается до конца не осуществленным, исподволь разрушаемым теми же самыми силами, что способствовали его достижению. И поиск синтеза, единства приходилось начинать сначала, в принципиально ином направлении.
Менталитет русской культуры исторически закономерно складывался как сложный, дисгармоничный, неустойчивый баланс сил единства и распада, интеграции и дифференциации противоречивых тенденций национально-исторического бытия русского народа, как то социокультурное равновесие (нередко на грани национальной катастрофы или в связи с приближающейся ее опасностью), которое заявляло о себе в наиболее решающие, кризисные моменты истории России и способствовало выживанию русской культуры в предельно трудных для нее, а подчас, казалось бы, просто невозможных общественно-исторических условиях и обыденных обстоятельствах. Осуществлявшееся на каждом историческом этапе становления и развития русской культуры в формах то «единства противоположностей», то «раздвоения единого», это балансирование национального самосознания между целостностью и расколом, между всеобщим и отдельным, между ординарным и исключительным выражало не только имманентно присущий русской культуре, но и высокую адаптивность российской цивилизации к любым, в том числе прямо «антикультурным» факторам более чем тысячелетней истории, ее поразительную выживаемость.
В то же время ощущение культурной и цивилизационной «вненаходимости» России - во времени и в пространстве - складывалось у отечественных мыслителей не случайно. В то время как одни тенденции культурно-исторического и цивилизационного развития России отличались очевидной ускоренностью, другие, напротив, характеризовались замедленностью, заторможенностью, что каждый раз и создавало эффект бинарности, раздвоенности. Российская цивилизация на протяжении столетий находилась на историческом «перекрестке», с одной стороны, модернизационных путей цивилизационного развития, свойственных Западной Европе; а с другой - путей органической традиционности, столь характерных для стран Востока. Русская культура всегда стремилась к модернизации, но модернизация в России шла медленно, тяжело, через огромное «сопротивление материала»; в то же время собственно цивилизация развивалась в русле глубоко укорененных традиций, предания (еще Пушкин ссылался в своих заметках на авторитет предания в русском народе), но постоянно тяготилась однозначностью и заданностью традиций, то и дело восставая против них и нарушая. Отсюда и многочисленные массовые еретические движения, противостоявшие конфессиональной ортодоксальности, православной догматике, и удалая жажда «воли» (вечевые, «республиканские» традиции Северо-Западной Руси, разбойники, казачество), укоренявшиеся на периферии централизованного русского государства, и поиск альтернативных самодержавию форм власти (самозванство). Смысловой зазор между цивилизационной и культурной динамикой начинал приобретать в России характер типологической характеристики, становился закономерностью культурно-цивилизационного развития, органической частью национального менталитета.
Для особого внимания к менталитету русской культуры есть, с точки зрения цивилизациогенеза, и еще одна причина. В силу исторического выбора России в пользу социалистической идеи, сделанного русской культурой в XIX-XX вв., проблемы сравнительного изучения менталитетов русской и других культур как в дореволюционный российский, так и в советский период не только не изучались и не решались, но и не ставились. Молчаливо предполагалось, что многонациональному советскому народу свойствен общий, советский менталитет, начавший формироваться на основе менталитета русской культуры еще задолго до революции. Между тем именно для истории русской, российской и советской цивилизации принципиально важны исследования глубинных, трудно рефлексируемых структур, комплексов, побуждения, представления, формировавшиеся в глубине веков, но сохранившие свою действенность и актуальность и в постсоветское время.
Более того, совершенно несомненно сегодня, что сам «социалистический выбор» России, как и склонность русского народа к «коммюнотарности» (Н. Бердяев), общинности, «соборности», «колхозности» и другими разновидностям коллективистского общественного строя и массового целостного умонастроения, во многом предопределены именно менталитетом русской культуры с характерными для нее «тоталитарностью» (нерасчлененной целостностью мировосприятия), максимализмом устремлений (часто оборачивающимся социальным, религиозным, нравственным и эстетическим радикализмом), эсхатоло-гизмом (то есть стремлением к «последним», «крайним» вопросам и решениям - на грани жизни и смерти, «конца света» и «страшного суда» - Апокалипсиса) и неизбывным утопизмом социокультурных проектов.
Таким образом, объяснение исторического пути и судьбы русского народа и смежных с ним территориально и исторически народов, преемственных друг другу цивилизаций Древней Руси-России Советского Союза неразрывно связано с осмыслением и анализом менталитета русской культуры, явившегося ценностно-смысловым фундаментом (предпосылкой и одновременно важнейшим итогом, результатом) социокультурной истории России, накапливавшимся и усиливавшимся на протяжении веков. Однако здесь важно отметить, что эти же тенденции «соборности», «коммюнотарности», «социалистического выбора», «тоталитарности» в широком смысле и т. д. были внутренне близки, органичны, даже телеологичны не одной лишь русской культуре, но в той или иной степени и всем другим национальным культурам народов бывшей Российской империи и будущего (в 1917 г.) Советского Союза. Общая судьба народов диктовалась в значительной мере их общим менталитетом, т. е. фактически развертывалась как своего рода энтелехия культуры, точнее-энтелехия совокупности культур, сопряженных в единстве цивилизации.
Особое значение здесь приобретают социально и культурно-исторические аналогии между различными, далеко отстоящими друг от друга эпохами (например: Смутное время конца XVIначала XVII в., период революций 1917 г. и последовавшей за ними гражданской войны, современный этап драматического распада СССР; деспотическое правление Ивана Грозного, Петра I, Николая I, Ленина и Сталина; либеральные реформы Екатерины II, Александра I и И, Столыпина, Хрущева и т. д.). С точки зрения единства менталитета российской цивилизации, социокультурные соответствия подобных отдаленных эпох вполне объяснимы. С помощью культурно-исторических аналогий легко убедиться в преемственности разных культурных и социальных эпох, в ритмичности периодических смысловых совпадений, наблюдающихся между различными фазами исторического процесса, и фактически в неизменности (метаисторичности) менталитета русской культуры и российской цивилизации, взятых как целое в модусе своей непрерывности и преемственности.
В данном случае, разумеется, будет точнее говорить не о национальном или эпохальном менталитете, а о менталитете цивилизационном. Рассматривая менталитет русской культуры как наиболее общий фундамент социокультурных процессов на протяжении всей более чем тысячелетней истории нашего отечества, мы имеем дело не с одним национально-русским менталитетом, но и с ментальностями более общего, межнационального или наднационального характера. С одной стороны, к исконному, хотя и не вполне сформировавшемуся менталитету восточных славян конца первого тысячелетия нашей эры постоянно примешивались еще менее определенные ментальности территориально смежных с восточными славянами этносов и племен кочевых народов Востока (хазар, печенегов, половцев, татаро-монголов Золотой Орды, а также различных финно-угорских и тюркских народностей Евразии) и оседлых народов ближайшего Запада (варяги, болгары, греки Византии, поляки, литовцы и др.). С другой стороны, национально-русский менталитет оказывал значительное влияние на маргинальные менталитеты смежных народов, прежде всего входивших в состав Руси, Российской империи, СССР или постоянно взаимодействовавших с ними, тем самым ментально сближая эти народы с русской культурой. При этом речь идет не только о менталитете, общем для восточнославянских народов, «отпочковавшихся» от некогда единого «ствола» древнерусской народности (великороссов, украинцев и белорусов), но и о ментальном единстве культур, генетически восходящих к различным этническим, языковым и цивилизационным корням (татарской, башкирской, бурятской, якутской, казахской, молдавской, армянской, грузинской, азербайджанской и т. д.), но связанных общей исторической судьбой: геополитическими интересами и единством территории, а также традициями межкультурного диалога в ценностно-смысловом пространстве русской культуры. Подобный интернациональный, надэтнический менталитет, как говорилось выше, исторически начал складываться еще в глубокой древности, и в этом отношении сам менталитет русской культуры уже не был чисто этническим, национальным явлением. Тем более не был таковым менталитет, общий для народов Российской империи, как он складывался на протяжении XIX начала XX в., или Советского Союза.
Заключение
Выполняя данную работу я прежде всего хотела раскрыть характер нашего русского народа, черты, факторы которые значительно повлияли на развитие русского менталитета.
Таким образом, менталитет русской культуры - это нечто гораздо большее, нежели национально-русский менталитет, это менталитет целой российской цивилизации, сформировавшийся, в конечном счете, под; непосредственным и определяющим влиянием русского народа, его культуры, его образа жизни и мышления, сложившегося типа хозяйствования и соответствующего жизненного уклада, характера религиозности и государственного строя, а также во взаимодействии с контрастным ментальным контекстом.
Это менталитет суперэтноса, включающего целый ряд взаимосвязанных культур; более того, это менталитет меж или надэтнической общности т. е. культурного или цивилизационного союза.
Список используемой литературы
1. Гачев Г. «Национальные образы мира» Курс лекций М., 1998 г.
2. Левяш С.В. Культурология, Курс лекций, Минск 1998 г.
3. Лосский Н.О. Характер русского народа. Условия абсолютного добра, М., 1991 г.
4. Франк С.Л. Русское мировоззрение, Спб., 1996 г.
5. Кондаков И.В. Культура России, Издательство КДУ, 2007 г.