Сравнение как средство выражения этноязыкового сознания поэтов Белгородчины
СОДЕРЖАНИЕ: Этноязыковое сознание поэтов Белгородчины, хотя и базируется на общерусских концептах языкового сознания, характеризуется специфическим представлением знаний о пространственно-временном континууме, что отражается в своеобразной коммуникативнопрагматической архитектонике их поэтического дискурса.Сравнение как средство выражения этноязыкового сознания поэтов Белгородчины
Кашникова И.Г.
Этноязыковое сознание поэтов Белгородчины, хотя и базируется на общерусских концептах языкового сознания, характеризуется специфическим представлением знаний о пространственно-временном континууме, что отражается в своеобразной коммуникативнопрагматической архитектонике их поэтического дискурса. Только познав закономерности структурирования знаний этноязыковым сознанием, можно с определенной долей достоверности реконструировать изначальную смысловую модель мира, породившую ту или иную языковую форму для ее косвенно-производного обозначения. Ср.:
Там деревня варежкой, У реки лежит.
Знай, там месяц-батюшка Нас благословит! (А. Форов).
В данном контексте сравнения деревня варежкой не только выражает прямое восприятие месторасположения деревни (в виде рукавицы), но и в общем контексте создает некий гештальт – завершенный фрагмент этноязыкового видения родной деревни.
В этноязыковых стереотипах речевого мышления поэтов Белгородчины, выработанных предшествующими поколениями, запечатлен опыт осмысления окружающего мира и народная культура. В результате самобытного этнического развития и творчества складываются характерологические черты южнорусского этноса. Сюда относятся народные поверья и приметы, которые также нашли свое отражение в сравнениях белгородских поэтов:
Калина красная стоит Одна среди берез.
Калина красная горит, Как небо – на мороз! (А. Форов).
Согласно народной примете красное небо – к морозу. Причем поэт отмечает, что красная калина тоже предвещает мороз.
Весьма характерна для этноязыкового сознания поэтов Белгородчины группа сравнений, характеризующая природно-географическую среду:
Коронованный милостью Божьей [август], Лучезарен, прекрасен, богат, 136 Весь пропахший цветами и рожью, В русский лес он пришел, как в Сенат. (И. Чернухин).
В сознании поэта, наблюдаемая природа ассоциируется с общественной жизнью. Так, в поэтическом сознании И. Чернухина, несмотря на изображение обычного для нашего края лесного пейзажа, наступление конца лета (август – лучезарен, прекрасен, богат) напоминает великолепие и торжественность Сената (высшего административного учреждения в царской России).
Человек, наблюдая природу, тесно взаимодействует с ней. Весьма характерна для этноязыкового сознания поэтов Белгородчины группа сравнений, характеризующая необозримые просторы белгородских полей, красоту лугов и лесов:
Окрест поля, луга, леса – Природы нашей чудеса.
Все это не прекрасный край, А лучший, мой родимый край.
(К. Комаров);
А вокруг тебя рощи, поля, Как раскинутые объятья, И луга, как платье земли, И Потудань – пояс от платья.
(Н. Симакова).
Перед нами до боли знакомая природно-географическая среда Белгородчины, характерный для Черноземья пейзаж, который словно оживает в индивидуально-авторских сравнениях цветов. Так, С. Метличенко, несмотря на обычный для нашего края «портрет», сравнивает ромашковые степи с ковром, со сказочными эльфами и гномами:
А ромашки, белые ромашки Как ковром застилают поля, Словно эльфы и гномы из сказки Посетили родные края. (С. Метличенко).
С помощью этих сравнений в сознании возникает не только реальная картина белгородской природы, но и трогательное ее восприятие: поэты обычно описывают её не прямо номинативными единицами русского языка, а средствами непрямой номинации.
Также характерна для этноязыкового сознания поэтов Белгородчины тематическая группа сравнений, характеризующая почву, чаще всего чернозем:
Видно, прелых трав немало Растопил теплом Ты, лоснящийся как сало, Мощный чернозем.
(В. Федоров);
Плуг идет по всей России, Пласт на пласт кладет.
Да, в тебе такая сила:
Прут воткни – цветет!
(В Федоров).
Жизненный опыт и наблюдения позволяют выделить наиболее характерные признаки животных, растений, явлений природы, предметов и соотнести их с поведением людей или признаками предметов, создать образные сравнения. Так, в текстах белгородских поэтов наблюдается сравнение концепта «жизнь» с природными явлениями – рекой, небом, каменный острог, напоминающими о временном и пространственном 137 континууме жизни:
Все несет меня стремнина – Жизнь – как горная река.
Бьет о камни очень сильно, Весь почти что в синяках.
(Н. Молчан);
Лети ко мне отважной птицей.
Разбей окно, смешай листы – Пусть жизнь, как небо, озарится Рассветным пламенем мечты.
(Ж. Бондаренко).
Этнокультурное видение мира проявляется или в национально окрашенных образных сравнениях, или сравнениях, связанных с определенными событиями в истории этноса:
Меловые остроги, метровая толщь чернозема...
Эту землю в войну поездами, пластами – в Deutchland, Здесь, на гребне войны, что ни пядь – похоронная зона, Что ни прядь – седина, что ни знак – черной свастики бант.
(В.К. Харченко).
Здесь скрытые сравнения рассказывают о событиях, связанных с Великой Отечественной войной, когда немцы целыми железнодорожными составами вывозили наш чернозем в Германию. Несколько скрытых сравнений в лаконичной форме раскрывают трагедийность тех дней. Ср.: здесь, на гребне войны (вспомним, Прохоровское поле, ставшее символом героизма наших солдат в военных сражениях), пядь – похоронная зона (каждая, самая малая часть земли напоминает братскую могилу). На паранонимическом фоне (пядь – прядь): сравнение знак – черной свастики бант (в дискурсивном сознании поэта любой знаковый предмет ассоциируется с черной свастикой).
Отличительной чертой культуры словесного творчества поэтов Белгородчины является их искренняя любовь к истории родного города и края:
Еще есть порох – духом мы не слабы.
Еще посмотрим, кто кого сильней!
У нас еще не разучились бабы, Как в старину, рожать богатырей. (К. Мамонтов).
Небезынтересно отметить, что выделенное здесь сравнение употребляется К. Мамонтовым в контексте целой обоймы образных устойчивых структур: фразеологизмов есть еще порох в пороховницах, сильные духом, фразеосхемы еще посмотрим, кто кого (сильней / умнее / быстрее и т.д.), что значительно усиливает колорит древнерусской старины. Из обзора сходств и различий тех тематических сфер, детализация знаний о которых достигается с помощью сравнений, мы видим, что это жизненно важные и наиболее интересующие сферы – прежде всего сам человек с его психологией, с его поведением и деятельностью.
Сравнения наглядно представляют характер мироощущения и мировосприятия поэта как носителя той или иной лингвокультуры: Ср.:
1) Я мало жил, Но много пережил.
Я так любил, 138 Что сердце раскололось. (В. Буханов);
2) Я встречаю их с восторгом, Я, как празднику, им рад (М. Тверитинов).
Через такого рода сравнения не только определяется сходство или подобие сопоставляемых сущностей, но и выражается эмоциональнооценочное отношение к предмету сравнения.
Сравнительные структуры служат средством культурно-дискурсивной интерпретации объектов поэтического восприятия действительности, что выражается в особенностях категоризации и концептуализации окружающего мира.
Категоризация – это базовое понятие когнитивной лингвистики, которое «раскрывает общие принципы познавательного процесса и формирование знаний – того, как мы познаем окружающий мир и в какой форме и каким образом мы сохраняем полученные знания, в том числе с помощью языка» [2, c. 66]. Сталкиваясь с новым объектом или явлением в реальном мире, поэт соотносит его со своими знаниями и находит ему место среди уже имеющихся представлений о категориях объектов.
Принадлежность объекта к той или иной категории определяется его сходством с прототипом. Ср.:
К нему стада соседней фермы Идут в жару на водопой, И мальчуганы, словно нерпы, Ныряют в омут головой. (Г. Ходырева).
В стихотворении Г. Ходыревой в сравнительном обороте мальчуганы, словно нерпы обнаруживается наличие общего признака между субъектом (мальчуганы) и объектом сравнения (нерпы): ныряют в омут головой. Наблюдая такую картину, поэт соотносит конкретное действие к определенной категорией путем сравнения (мальчишки ныряют, как нерпы). Таким образом, познавая и наблюдая окружающий мир, поэт автоматически животных, людей, физические объекты и абстрактные понятия поводит по определенные категории.
И категоризация, и концептуализация представляют собой разновидности классификационной деятельности, но различаются по своей цели. Процесс категоризации направлен на объединение сходных или тождественных единиц в более крупные разряды и категории, а процесс концептуализации – на выделение минимальных содержательных единиц человеческого опыта, структур знания.
Воспринимая объекты окружающего мира, поэты используют разные способы выражения полученного образа, выделяют в нем разные признаки, своеобразно членят образ и кодируют полученные смыслы в значениях языковых знаков, т.е. концептуализируют осмысленные предметы культуры.
Ср.: концепт «любовь» у двух поэтов:
А любовь, как в природе вода, Часто жажду людей утоляет.
Грех признавших Всевышний всегда, 139 Словно ангелов падших, прощает. (Н. Молчан).
Здесь любовь – естественное для человека чувство (как в природе вода). По-иному это чувство концептуализируется в стихотворении Л. Брагиной, где содержательной доминантой концепта любовь выступает «глуповатое» состояние. Ср.:
Любовь ... – глупая привычка (Л. Брагина) / как глупая привычка. Различия в способах концептуализации действительности объясняются разной интенциональностью даже одного и того же опыта, в силу которой поэты по-разному воспринимают и оценивают одни и те же явления. В связи с неоднозначной интерпретацией сущности рассматриваемого явления отметим, что, в нашем понимании, интенциональность – свойство этноязыкового сознания поэта сравнивать, сначала направляя рефлексию на результаты эмпирического познания (опыт), затем — на душу познающего субъекта (носителя этого опыта).
Сравнение, таким образом, является важнейшим средством категоризации и концептуализации окружающего мира. В наиболее глубинных пластах этноязыкового сознания поэтов Белгородчины категоризируются объекты звукового, пространственного и колористического восприятия.
1. Каждый звук в природе и окружающем мире несёт определённую смысловую нагрузку как продолжение движения колебательного процесса, несущего звук во все стороны, сообщая о виде происходящего явления, его истоках и среде распространения:
Гудел бы дом, как сотня ульев, но одинок я, нет гостей.
Развешаны по спинкам стульев любимых имена, друзей. (М. Кулижников).
Подсознание, слыша звуки, подыскивает соответствующий им образ (как сотня ульев), причём в режиме мысленного времени оно успевает осмотреть имеющиеся в памяти представления и спроецировать одно из них на уровень сознания в виде чувства, соотносимого с воспринимаемым и переживаемым фрагментом картины мира.
2. Пространство – одно из основных проявлений реальности, с которым сталкивается человек, как только он начинает осознавать себя и познавать окружающий мир. При этом оно воспринимается им как нечто существующее вне, вокруг поэта-наблюдателя, находящегося в центре пространства:
А вокруг тебя рощи, поля, Как раскинутые объятья, И луга, как платье земли, И Потудань – пояс от платья. (Н. Симакова).
Учитывая характер объектной наполненности литературнохудожественного пространства, характер взаимодействия субъекта и окружающего мира, точку зрения наблюдателя, в стихотворении Н. Симакова реализуется «географическая модель» литературнохудожественного пространства. В данном тексте воссоздается образ близкого 140 и родного лирическому герою пространства – открытого, безграничного (как раскинутые объятья). Оно наполнено типичными для его края объектами – рощами, полями, лугами, пространственное расположение которых в ценностном восприятии автора ассоциируется с объятьями (общим элементом здесь выступает эмоция, выражающая, как и объятие, восторженное отношение автора к названным элементам ландшафта). В процессе познания природы человек открывал для себя всё новые и новые принципы организации мира – ритм, симметрию, пропорции и контрасты. Этими принципами он руководствовался сначала бессознательно, потом осознанно, преобразуя окружающий мир, создавая семиотическое пространство своего обитания. Природные и созданные человеком объекты действительности породили в его сознании устойчивые образы и символы, сопровождаемые определёнными эмоциями. Эти ассоциативносимволические значения фигур и линий используются при поэтическом воссоздании визуальных форм.
3. Общепризнано: цвет обладает наибольшей степенью эмоционального воздействия. В концептосфере поэтической речи поэтов Белгородчины имеется две разновидности колоративного речемышления: имплицитная и эксплицитная. Первая составляет скрытую основу речевых образов. Так, жёлтый цвет производит, как правило, «тёплое» впечатление и создаёт благодушное настроение.
По лугам разбрелись одуванчики, Словно солнца яркие зайчики.
Нет милее мне этого края, Где еще бы счастливей была я? (А. Севрюкова).
Желтый цвет подразумевается при образном восприятии одуванчиков – травянистого растения с желтыми цветками и семенами на пушистых волосках, разносимых ветром. Они ассоциируются с солнечными зайчиками – движущимися светло-желтыми пятнышками от отраженного солнечного луча.
Эксплицитные формы содержат колоративы в качестве предмета сравнений:
По ней весенний ветер веет, Туманов бродят табуны, И реки синие, как вены, До дна уже отворены. (И. Чернухин).
В сравнениях, которые содержат не только национальноспецифические компоненты, но и элементы, отражающие специфическое видение мира, выражаются базисные стереотипы этноязыкового сознания.
Список литературы
1. Алефиренко Н.Ф. Поэтическая энергия слова. Синергетика языка, сознания и культуры.
– М.: Academia, 2002. – 394 с.
2. Болдырева Н.Н. Когнитивная семантика: Курс лекций по английской филологии. – Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2002. – 123 с.