Война 1812 года

СОДЕРЖАНИЕ: Наполеоне, которая 1908 году включала 200 тыс названий и с тех пор значительно выросла. Одними из самых объективных являются книги Е. В. Тарле «1812 год» и Н. А. Троицкого «1812. Великий год России»

Московский открытый социальный университет

Реферат по истории на тему:

Война 1812 года

Студента 1 курса очного отделения

факультета иностранных языков

Рожкова Романа Сергеевича

Москва 2001 год

План

1. Причины и характер войны 1812 года

1. Подготовка к войне

2. Начало войны

2. Основные этапы войны 1812 года

1. От Немана до Смоленска

2. Смоленск

3. От Смоленска до Бородина

4. Накануне

5. День Бородина

6. Наполеон в Москве

7. Тарутинский манёвр

8. Малоярославец

9. Параллельный марш

10. По пятам за Наполеоном

11. Березина

12. Конец войны

3. Итоги и уроки войны

ВВЕДЕНИЕ.

Отечественная война 1812 года – одна из самых героических страниц истории нашей Родины. Победа русского народа над завоевателем, который считался величайшим военным гением мира и к моменту нападения на Россию был увечен ореолом всемогущества и непобедимости, поразила воображение современников и по ныне волнует потомков, служит для одних предметом гордости, для других – неразгаданной загадкой, для третьих грозным предостережением – «не ходи на Москву!». Поэтому гроза 1812 года вновь и вновь привлекает к себе внимание исследователей оставаясь в числе вечных тем исторической науки. Ей посвящено наибольшее число исследований по сравнению с любым другим событием 1000-летней истории дореволюционной России. Специально о войне 1812 года написано более 10000 книг и статей, не считая великого множества разделов мировой литературы о Наполеоне, которая 1908 году включала 200 тыс. названий и с тех пор значительно выросла. Одними из самых объективных являются книги Е.В. Тарле «1812 год» и Н.А. Троицкого «1812. Великий год России».

Я выбрал тему «Отечественная война 1812 года» , так как хотел побольше узнать об этом важном историческом времени. 1812 год имел огромное значение для России и для всей Европы.

Победа 1812 года вызвал порыв справедливой гордости, справедливой уверенности в себе, потрясла сердца, вызвала лихорадочное возбуждение во всем российском обществе.

С 1812 годом связан и первый революционный порыв новейшей истории России – восстание 14 декабря 1825 года – и не только потому, что некоторые декабристы в 1812 году подняли оружие за Россию против Наполеона, но и потому, что в 1825 году они подняли оружие за Россию против Николая.

Могучий толчок, который победа дала русскому народу, отозвалась пробуждении революционного сознания.

1812 год заграничный поход русской армии – в своих ближайших последствиях – разбудил декабристов. Именно победа 1812 года повлекла за собой эти последствия.

Не только декабристы связаны с 1812 годом, но и Пушкин. Поэзия А.С. Пушкина отражает в себе радостное, гордое сознание могучей моральной силы родного народа, низвергнувшего «тяготеющий над царствами кумир¹ », это бесспорно. Что без 1812 года Пушкин не был бы таким, каким он был, и говорил бы о России не так, как говорил о ней когда уже подобно Петру он знал ее предназначение, это более чем вероятно.

Но не только Пушкин, вся русская умственная культура, русское национальное самосознание получили могучий толчок в грозный год нашествия.

Причины и характер войны 1812 г.

Завоевательная алчность Наполеона — это оче­видная, но далеко не единственная причина войны 1812 г., сплетенная с рядом других причин, включая алчность царизма. К 1812 г. Наполеон успел раз­громить очередную, 5-ю антифранцузскую коалицию в составе Англии, Испании, Австрии и был в зените могущества и славы. Он повелевал почти всей Европой и тасовал европейские троны, как игральные карты (три из них он передал своим братьям, два — сестрам). С высоты достигнутого к 1812 г. величия Наполеон посчитал возможным, как он заявит позднее сенато­рам Франции, «обеспечить за Францией господство над всем светом² ».

В 1812 г. путь к мировому господству преграждали Наполеону Англия и Россия. Все остальные европей­ские державы были либо повержены Наполеоном, либо близки к этому.

Перед войной 1812 г. и затем в ходе ее царь предпринимал усилия по формированию 6-й антинаполеоновской ко­алиции. Из официальных документов яв­ствует, что в 1811—1812 гг. Россией планировалось на запад­ных границах, в противовес французским захватам, восстановить Королевство Польское с последующим присоединением к России. Для ослабления союзной На­полеону Австрийской империи Александр выдвигал идею произвести «сильную диверсию на правом крыле французских владений³ ».

Итак, первой причиной войны 1812 г. было столк­новение претензий Наполеона на мировое господство с интересами внешней политики Российского престола. Второй по значению причиной был конфликт между Францией и Россией из-за континентальной блокады. Участие России в континентальной блокаде Англии имело пагубные последствия для русской экономики. Из-за того, что были разорваны традиционные связи с Англией, внешняя торговля России за 1808—1812 гг. сократилась на 43%. Новая союзница, Франция, не могла компенсировать этого ущерба, поскольку эконо­мические связи России с Францией были поверхност­ными.

Нарушая внешнеторговый оборот России, конти­нентальная блокада расстраивала ее финансовую си­стему. Уже в 1809 г. бюджетный дефицит вырос по сравнению с 1801 г. с 12,2 млн. до 157,5 млн. руб., т. е. почти в 13 раз; дело шло к финансовому кра­ху. Другим вопросом, углубившим конфликт между Францией и Россией к 1812 г., был германский вопрос. Захват Ольденбурга больно ущемил и династические интересы царизма, ибо герцог Петр Ольденбургский был дядей Александра I, а сын гер­цога, Георг, — мужем любимой сестры царя Екате­рины Павловны. Поэтому Александр I заявил 20 фев­раля 1811 г. официальный протест Наполеону и повел с ним упорную дипломатиче­скую борьбу из-за Ольденбурга.

Наконец, к 1812 г, остро столкнулись русско-фран­цузские интересы на Ближнем Востоке, Россия стре­милась к захвату Константинополя, а Наполеон, же­лавший сохранить Турцию как устойчивый противовес России, препятствовал этому хотя Александр I в обмен на согласие французов уступить русским Константинополь даже предла­гал Наполеону армию для похода в Индию.

Итак, война 1812 г. явилась продуктом империали­стских противоречий между буржуазной Франци­ей и феодальной Россией Главным узлом этих про­тиворечий была континентальная блокада, а самым острым их пунктом — стремление Наполеона к мировому господству.

Как бы то ни было, нашествие Наполеона угрожало не только престижу, но и суверенитету России, несло ей унижение, разорение, и подчинение ее интересов интересам Франции.

Общая цель – защита отечества от внешнего врага, объединила все социальные слои крепостной России в едином патриотическом порыве. По этому для России война 1812 года носила характер отечественной, освободительной войны.

Подготовка к войне

Готовиться к войне обе стороны нача­ли с февраля — марта 1810 г. К тому времени проти­воречия между ними приобрели уже чрезвычайно ост­рый характер, а решение Наполеона жениться на до­чери австрийского императора Франца I Марии-Луи­зе (принятое 6 февраля, через два дня после того. как ему отказали в руке сестры Александра I Анны Павловны) было воспринято обеими сторонами как сигнал к началу военных приготовлений. Для всех было ясно, что это рушение означает поворот внешне­политического курса Франции с России на Австрию, начало конца франко-русского союза.

Тем не менее он понимал, что пред­стоящая война будет самой трудной и рискованной из всех его войн.

Во-первых, выступая против России, Наполеон оставлял в тылу непокоренную Испанию, которая от­влекала на себя 300 тыс. его солдат, так что начиная с 1808 г. он всегда мог бороться лишь одной рукой. Во-вторых, такие близкие к Наполеону лица, как его брат Жером (король Вестфалии), маршал Л.Н. Даву, генерал Ж. Ранн, предупреждали его, что в случае войны с Россией подневольная Европа станет очагом восстания против Франции.

Русское правительство следило за военными приго­товлениями Наполеона с напряженным вниманием и уже к началу 1812 г. считало войну не только неминуе­мой, но и близкой.

Непосредственную подготовку к войне Россия нача­ла тоже с февраля — марта 1810 г., когда стало извест­но о женитьбе Наполеона на Марии-Луизе Австрий­ской, ибо царизм усмотрел в этой женитьбе акцию, более чреватую войной между Францией и Россией, чем континентальная блокада и что бы то ни было.

М. Б. Барклай де Толли, назначенный 1 февраля 1810 г, военным министром (вместо А. А. Аракчеева), возглавил всю подготовку к войне и повел ее энергично и планомерно. С 1810 г. резко пошла вверх кривая воен­ных расходов России: 1807 г. — 43 млн. руб., 1808 г. — 53 млн., 1809 г. — 64,7 млн., 1810 г. — 92 млн., 1811 г.— 113,7 млн. руб. только на сухопутные войска. Такими же темпами росла и численность войск. «Армия усилилась почти вдвое⁴ », - писал позже Барклай о 1810-1812гг. К1812 году он довёл численный состав вооружённых сил, включая занятые в войнах с Ираном и Турцией, а так же гарнизоны по всей стране, до 975 тыс. человек.

Почти в это же время российская дипломатия одерживает очень важную победу на юге. В затянувшейся войне с Турцией рус­ская армия под командованием М. И. Кутузова 4 июля 1811 г. выиграла сражение под Рущуком, а 14 октября — у Слободзеи. Турки вынуждены были пойти на мирные переговоры, но тянули время, зная, что Напо­леон готовится напасть на Россию. Однако в середине мая 1812 г был подписан Бухарестский мирный договор, благодаря которому Россия высвободи­ла для борьбы с Наполеоном 52-тысячную Дунайскую армию и еще приобрела Бессарабию.

Таким образом, замысел Наполеона об изоляции России и одновременном ударе на нее с трех сторон си­лами пяти держав был сорван. Русская дипломатия перед самым нашествием сумела обезвредить двух из пяти предполагавшихся противников. Фланги свои Россия успела обезопасить.

Готовясь к войне, царизм, естественно, крепил обо­рону страны — на случай, если Наполеон нападет пер­вым. Строились укрепленные линии по Двине и Днеп­ру, превращались в крепости Рига, Динабург (ныне Даугавпилс), Дрисса (Верхнедвинск), Бобруйск, Мозырь, Борисов, Киев, Житомир, но оборо­нительные работы продвигались медленно и к началу войны не были завершены.

В то же время царизм готовился и к наступательной войне, надеясь «сразить чудовище⁵ », как выражался Александр I, имея в виду Наполеона превентивным ударом.

Тогда к осени 1811 г. Россия договорилась о со­вместном выступлении с Пруссией — так, чтобы рус­ские войска «старались бы дойти до Вислы раньше, чем неприятель утвердится на ней⁶ ». Вероломство Пруссии, в последний момент отказав­шейся поддержать Россию, помешало царизму высту­пить первым — Наполеон опередил его.

Начало войны

Весь день, 23 июня, французские войска подтягивались к Неману в районе Ковно. Главный воен­ный инженер Наполеона генерал Ж.-Б. Эбле за день навел через Неман три новых моста в дополнение к ста­рому. В ночь на 24 июня Наполеон приказал начать переправу.

Четыре ночи и четыре дня, с 24 по 27 июня, четырь­мя бесконечными потоками по четырем мостам шли че­рез Неман чуть выше Ковно с польской на русскую землю войска 1-го корпуса маршала Л.-Н. Даву, 2-го — маршала Н.-Ш. Удино, 3-го - маршала М. Нея, 1-го и 2-го кавалерийских корпусов (генералы Э.-М. Нансути. и Л.-П. Монбрен) под общим командованием мар­шала И. Мюрата. Замыкали это грозное шествие пол­ки Старой и Молодой гвардии вo главе с маршалами Ф.-Ж.- Лефевром, Ж.-Б. Бесаером, Э.-А. Мортье. Наполеон мог быть доволен. Его армия шла на войну, как на парад.

Пока Наполеон переправлялся у Ковно, его 10-й корпус под командованием маршала Ж.-Э. Макдональда перешел Неман в районе Тильзита. 30 июня вторглись на русский берег Немана у Гродно 5-й корпус генерала кн. Ю. Понятовского, 7-й корпус генерала Ж.-Л. Ренье, 8-й корпус генерала Д. Вандама и 4-й кавалерийский корпус генерала М.-В. Латур-Мобура, а у Пилон — 4-й корпус вице-короля Италии генерала Е. Богарне, 6-й- корпус генерала Л.-Г. Сен-Сира и 3-й кавалерийский корпус генерала Э. Груши.

К моменту вторжения наполеоновская армия насчитывала 647158 человек и 1372 орудия. С такой тьмой врагов Русь не сталкивалась и во време­на монголо-татарского нашествия.

Александр уже давно понял, что его война с Напо­леоном неизбежна и если он не нападет на Наполеона, то Наполеон нападет на него. Царю были заранее из­вестны и время, и место наполеоновского вторжения, и силы его. То, что сообщил ему гонец из Ковно на ба­лу у Беннигсена, грозило многими опасностями, но не заключало в себе ничего неожиданного.

В 10 часов вечера 25 июня Александр вызвал к себе министра полиции А. Д. Балашова и приказал ему готовиться ехать с письмом к Наполеону. Балашов выехал во 2-м часу ночи. С рассветом 26-го он был уже на французских аванпостах. К Наполеону он был препровожден только 30 июня, уже в Вильно. Письмо Александра к Напо­леону, которое доставил Балашов, весьма учтивое по форме («Государь, брат мой, вчера я узнал, что, не­смотря на добросовестность, с которой я выполнял мои обязательства но отношению к Вашему величеству. Ваши войска перешли границы России⁷ ».), содержало следующее предложение: «Если вы согласны вывести свои войска с русской территории, я буду счи­тать, что все происшедшее не имело места, и достиже­ние договоренности между нами будет еще возможно⁸ ». Сам царь не верил в то, что Наполеон, уже перебросив­ший в Россию полмиллиона солдат, теперь вернёт их обратно ради достижения договоренности. Но для Александра было важно в столь критический для не­го момент продемонстрировать перед Европой кротость и миролюбие, «Хотя, между нами сказать, я и не ожи­даю от сей посылки прекращения войны, — признался он Балашову, но пусть же будет известно Европе и послужит новым доказательством, что начинаем ее не мы⁹ ».

Наполеон в письме к Александру I, ко­торое он отправил 5 июля с Балашовым, снисходитель­но поучал царя, ущемляя его монаршую гордость: «Если бы Вы не переменились с 1810 г., если бы Вы, пожелав внести изменения в Тильзитский договор, вступили бы в прямые, откровенные переговоры, Вам принадлежало бы одно из самых прекрасных царствований в России…Вы испортили все свое будущее¹⁰ ». И мен­торский тон этого послания, и в особенности тот апломб, с которым Наполеон, вторгшийся на русскую землю, заранее перечеркивал все будущее Александра I, бо­лезненно ранили самолюбие царя. С той минуты, когда царь прочел это письмо, он стал считать Наполеона своим личным врагом. «Наполеон или я, он или я, но вместе мы существовать не можем!¹¹ » — вырвалось у него в разговоре с флигель-адъютантом А. Ф. Мишо. В условиях войны, которая должна была решить судь­бу России, личное чувство царя оказалось полезным для страны, поскольку оно соединяло волю и власть мо­нарха с патриотическим настроением и мощью всей нации.

ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1812 года

От Немана до Смоленска

Итак, тремя группами корпусов “Ве­ликая армия” Наполеона устремилась от Немана на восток. Основную группу — дорогой на Вильно про­тив армии М. Б. Барклая де Толли — вел сам Напо­леон.

28 июня он мог уже подвести итоги. За 3 дня он продвинулся на 100 км, занял огромную (и в глубину, и по фронту) террито­рию. Его гвардейцы хвастались, что 15 августа (день рождения императора) они отпразднуют в Петербур­ге. Император, однако, досадовал на то, что свою главную задачу — разбить Барклая и Багратиона в приграничных сражениях — он не решил. Багратион уходил из-под удара войск Жерома Бонапарта, а Барк­лай уклонился от сражения с самим Наполеоном.

Впрочем, даже теряя надежду, Наполеон не терял головы. Он выработал новый план с хорошими видами на раз­гром армий Барклая и Багратиона порознь. Против Барклая, который отступал через Свенцяны к Дриссе, Наполеон 29 июня послал кавалерийские корпуса Э..-М. Нансути и Л.-П. Монбрена под общим коман­дованием И. Мюрата, пехотные корпуса Н.-Ш. Удино и М. Нея и две дивизии из корпуса Л.-Н. Даву. Эти войска должны были настигнуть армию Барклая и сковать ее действия своей активностью, пока не подо­спеют и не решат исход операции главные силы На­полеона. В то же время Даву с тремя пехотными дивизиями и кавалерийским корпусом Э. Груши полу­чил приказ идти на Минск, преграждая Багратиону с севера путь к соединению с Барклаем, а Жером Бонапарт с корпусами Ю. Понятовского, Ж.-Л. Ренье и Д. Вандама должен был ударить на Багратиона с юга и взять таким образом его армию в клещи.
1-я русская армия 11 июля сосредоточилась в Дрисском лагере. Она сохраняла высокую боеспособность, но в руководстве ею обозначились неурядицы. Александр I, приехав в армию, не объ­явил, что он остаётся главнокомандующим. Однако война на­чалась так, что царь усомнился, надо ли ему и сможет ли он предводительствовать. Поэтому он повел себя двойственно: выставлял как главнокомандующего Барклая, доверив ему делать все распоряжения от своего имени, но в случаях, не терпящих отлага­тельства, распоряжался сам. Хуже того, многочис­ленные советники царя, завсегдатаи его главной квартиры, тоже вмешивались в дела командования.

14 июля 1-я армия оставила Дриссу — и очень своевременно. Наполеон приготовился было зайти к ней под левый фланг со стороны Полоцка и заставить ее сражаться с перевернутым фронтом, но не успел осуществить этот маневр.

В Дриссе при участии Барклая был фактически решен и наболевший вопрос о том, как выпроводить из армии (разумеется, дели­катно и верноподданно) Александра I. Царь всем мешал (Барклаю в особенности), все и вся путал, но мог ли кто сказать ему об этом прямо? Государственный секретарь А. С. Шишков сговорился с А. А. Аракчеевым и А. Д. Балашовым и сочинил от имени всех троих письмо на имя царя, смысл ко­торого сводился к тому, что царь «будет более полезен отечеству как правитель в столице, нежели как воена­чальник в походе¹² ». После этого письмо было подписано и 13 июля вручено царю. Александр I, поколебавшись, в ночь с 18 на 19 июля уже на пути из Дриссы, в По­лоцке, царь уехал в Москву, а Барклай повел 1-ю армию к Витебску на соединение с Багра­тионом.

Тем временем Багратион оказался в критическом положении. 7 июля он получил приказ царя: идти че­рез Минск к Витебску. Но уже 8 июля маршал Даву взял Минск и отрезал Багра­тиону путь на север. С юга наперерез Багратиону шел Жером Бонапарт, который должен был замкнуть коль­цо окружения вокруг 2-й армии у г. Несвижа. Корпус Даву (без двух дивизий, выделенных против Барк­лая) насчитывал 40 тыс. человек, у Жерома в трех корпусах его группы было 70 тыс. Багратион же имел не более 49 тыс. человек. Ему грозила верная гибель.

Однако Жером, хотя он имел преимущество перед Багратионом на пути к Несвижу в два перехода, опоздал сомкнуть вокруг русской армии французские клещи. Багратион ушел.

И всё таки положение 2-й армии все еще оставалось опас­ным. Она шла через Несвиж и Бобруйск к Могилеву истинно суворовскими маршами, делая по 45, 50 и даже 70 км в сутки. Но ни Наполеон, ни Даву, который теперь руководил действиями всех войск, отряженных против Багратиона, не теряли надежды окружить и уничтожить 2-ю армию. С тыла ее на­стойчиво преследовал 4-й кавалерийский корпус Латур-Мобура. Отдельные его части дважды (9—10 июля под Миром и 14 июля у Романова) настигали арьер­гард Багратиона, но оба раза были отбиты.

Главная же опасность для 2-й армии исходила с левого фланга, от Даву. “Железный маршал” расчет­ливо перекрывал с севера все пути к соединению Багратиона с Барклаем. Как ни спешил Багратион прорваться к Могилеву, Даву опередил его и 20 июля занял город.

Багратион, узнав от своих казаков-разведчиков, что в Могилеве находится не весь корпус Даву, а только какая-то часть его, решил идти на прорыв. Утром 23 июля начал атаку 7-й корпус Н. Н. Ра­евского. Даву занял позицию в 11 км южнее Могилева, у д. Салтановка. Он имел пока 20 тыс. штыков и са­бель и 60 орудий против 16,5 тыс. бойцов и 108 орудий у Раевского. Но его разведка донесла ему, что на Могилев идет вся армия Багратиона численностью 50 тыс. человек, и Даву уже подтягивал к себе все свои силы.

Даву отбил все атаки Раевского и продолжал под­тягивать к себе войска своего корпуса. К концу дня 23 июля Багратион, видя, что пробиться к Могилеву нельзя, приказал Раевскому отвести 7-й корпус к д. Дашковка и оставаться там до тех пор, пока другие корпуса 2-й армии не перейдут Днепр у Нового Быхова курсом на Смоленск. Весь следующий день, 24 июля, корпус Раевского оставался у Дашковки, как бы готовясь возобновить сражение. Даву со своей стороны в ожидании атак теперь уже всей армии Багратиона готовился к их отражению. А между тем основные силы 2-й армии и обоз перешли Днепр и двинулись к Смоленску. 25 июля следом за ними ушел и корпус Раевского.

После отъезда царя Барклай де Толли “остался единоличным распорядителем судеб 1-й армии¹³ ” — самой крупной и сильной из всех рус­ских армий, которая защищала пути к обеим столицам России и против которой вел свои главные силы Напо­леон. Более того, как военный министр Барклай был вправе от своего имени или даже от имени царя давать указания командующим другими армиями. Все это ставило Барклая де Толли в исключительное положе­ние как главного деятеля Отечественной войны, от ко­торого больше, чем от кого-либо, зависели судьбы воинства, народа и государства Российского.

Тем не менее с каждым днем вынужденного, прямо-таки спасительного и превосходно организованного отступления росло недовольство против Барклая де Толли в собственной его армии, а также в армии Баг­ратиона и по всей стране. Первоисточником его был неблагоприятный для России, уязвлявший националь­ную гордость ход войны. «Русские не долж­ны бежать¹⁴ » , — внушал Багратион в июльские дни А. А. Аракчееву. Начальник штаба 1-й армии А. П. Ермолов, как и Багратион, считал, что надо пере­ходить в наступление, а Барклая, поскольку он этого не хочет, сменить, — считал так и писал об этом не единожды царю.

В такой обстановке Барклай де Толли отводил 1-ю армию от Полоцка к Витебску. Он понимал, что, если будет отступать к Москве, Наполеон пойдет за ним, а не на Петербург. Но на всякий случай Барклай 17 ию­ля выделил из своей армии целый корпус (1-й, под ко­мандованием генерал-лейтенанта гр. П. X. Витгенштей­на) для защиты Петербургского направления. Вероят­но, Барклай при этом учитывал, что царский двор, вся царская фамилия и сам царь были тогда в страхе за судьбу Питербурга.

Барклай и Багратион, их генералы, офицеры, солда­ты жили в те дни другими заботами. 23 июля 1-я армия, преодолев за трое суток более 118 км., подошла к Витебску. Здесь Барклай решил по­дождать Багратиона, который спешил на соединение с ним через Могилев. Но ни Даву Багратиону, ни На­полеон Барклаю не давали оторваться от преследова­ния. 24 июля конница Мюрата уже появилась у м. Бешенковичи (в 35 км от Витебска), а за ней из м. Глубо­кое шла гвардия Наполеона. Чтобы задержать фран­цузов, пока не подойдет 2-я армия, Барклай де Толли в ночь с 24 на 25 июля выдвинул к Бешенковичам 4-й пехотный корпус А. И. Остермана-Толстого, кото­рый принял бой с 1-м кавалерийским корпусом генера­ла Э.-М. Нансути у м. Островно (В 20 км от Витебска).

Русские потеряли под Островно только “нижних чи­нов” 3764, но задержали французов на двое суток. Потери французов едва ли были меньшими, они потеряли здесь 3704 че­ловека.

Тем временем Барклай де Толли изучал обстановку. Он знал, что к вечеру 26 июля у Витебска действительно появился во главе Старой гвардии сам Наполеон. Но Барклай учитывал и другое: Наполеон еще не со­брал все свои силы, его корпуса подходили к нему по частям, а корпус Даву — лучший, сильнейший из всех — был рассредоточен далеко к югу. В то же время бук­вально с часу на час ожидалась весть о прорыве Баг­ратиона через Могилев к Витебску.

Барклай все взве­сил и в конце дня 26-го написал царю: “Я взял позицию и решился дать Наполеону генеральное сражение¹⁵ ”. Ночь прошла в приготовлениях к битве, а к утру 27 июля в лагерь Барклая примчался адъютант Багратиона кн. Н. С. Ментиков (потомок знаменитого петровского “Алексашки”): Багратион извещал, что ему не удалось пробиться через Могилев и что он узнал о движении войск Даву к Смолен­ску.

Теперь обстановка резко изменилась. Барклай уже не мог рассчитывать под Витебском на Багратиона. Между тем к Наполеону подходили все новые и новые силы. Опять возникла угроза разъединения русских армий и окружения одной из них. Надо было отвести эту угрозу и успеть к Смоленску раньше Даву. “Поэто­му, — пишет Барклай царю 27 июля, — я принужден был против собственной воли сего числа оставить Ви­тебск¹⁶ ”.

Наполеон, едва подступив к Витебску, сразу понял (по тому, как упорно сопротивлялись русские в арь­ергардных боях под Островно и как в самом Витебске и вокруг него сосредоточивалась вся 1-я армия), что Барклай решился на генеральное сражение. Чтобы не спугнуть Барклая, Наполеон не стал беспокоить его 27-го, дав ему возможность собраться с силами, но под­тянув при этом и свои силы. Огни в русском лагере горели до поздней ночи. Глядя на них, Наполеон про­следил за тем, как расположилась на ночь “Великая армия”, и, прощаясь с Мюратом, сказал, что завтра в 5 часов утра он начнет генеральное сражение.

Перед рассветом ординарец Мюрата разбудил На­полеона: Барклай ушел! Оставив на месте биваков огромные костры, которые до утра вводили французов в заблуждение, Барклай ночью тихо тремя колоннами увел свою армию к Смоленску.

Наполеон был не просто разочарован. Впервые с на­чала войны он усомнился в том, что сможет выиграть ее, не заходя в глубь России. Конечно, он понимал, что по всем правилам войны, которые он сам устанавли­вал, нужно без промедления идти в погоню за Барк­лаем, настигнуть его, не дать ему соединиться с Багра­тионом и разбить, пока Даву преследует Багратиона. Но “Великая армия” была уже настолько утомлена форсированными маршами, что Наполеон решил дать ей несколько дней для отдыха.

Здесь, в Витебске, Наполеон подвел итоги первого месяца войны и задумался: не пора ли ему остановить­ся? За этот месяц он столкнулся с такими трудностями, каких не встречал нигде — ни в Египте, ни в Испании, а иные не мог и предвидеть, как ни готовился он к на­шествию. С первого дня войны “Великая армия”, пре­следуя русских, вынуждена была делать непривычно большие переходы. Даже ее ветераны, исходившие всю Европу, “с удивлением смотрели на страну, которой нет конца и где все так похоже одно на другое...¹⁷ ” Тяготы бесконечных переходов усугубляла сквер­на русских дорог, хуже которых французы еще не видели.

Все это утомляло и русских солдат, но они были все-таки привычнее к таким переходам, дорогам, зною и, в массе своей, выносливее, а главное, они шли по род­ной земле, были у себя дома. Самая страшная беда для французов заключалась в том, что они каждодневно ощущали вокруг себя враждебную среду. Правда, по­всеместное народное сопротивление они стали встре­чать главным образом после Смоленска, когда вступи­ли в исконно русские земли. Но уже и до Витебска им приходилось страдать из-за того, что русские войска уничтожали за собой, если не успевали вывезти, мест­ные запасы продовольствия. Население же — русские, украинские, белорусские, литовские крестьяне и горо­жане — сопротивлялось захватчикам. С приближе­нием французов массы людей оставляли родные места, уводя за собой все живое.

Богатейшие склады, которые Наполеон приготовил к началу войны, не успевали за “Великой армией” в ее небывало больших переходах по невиданно плохим дорогам. Но ведь Наполеон и рассчитывал не столько на подвоз собственных, сколько на реквизицию мест­ных ресурсов, следуя своему правилу: “Война должна кормить войну¹⁸ ”. Пример Испании показывал, что на чужой земле добиться этого нелегко, но все же легче, чем возить за собой все свое. В России с ее пространствами и бездо­рожьем такая система представлялась тем более необ­ходимой. Однако правило русского командования, а вскоре (от Смоленска) и всего народа России — “Не доставайся злодею!¹⁹ ” — подрывало ее под корень.

Все, о чем здесь сказано, приводило к росту болез­ней, которые косили ряды “Великой армии” сильнее, чем все виды неприятельского оружия. Историки под­считали, что от Немана до Витебска Наполеон потерял больше 150 тыс. человек. Как бы то ни было, боеспособность “Великой армии” с каждым новым переходом в глубь страны, снижалась. В Витебске Наполеон недосчитался уже половины лошадей, с ко­торыми он начал войну.

Страдая от голода и жажды, досадуя на непокор­ность местного населения, солдаты “Великой армии” (надо признать, главным образом не французских час­тей, в первую очередь немецких: вестфальских, бавар­ских и пр.) чинили грабежи и насилия, мародерство­вали. Наполеон сразу понял, сколь губительно отражает­ся на моральном духе войск мародерство, и пытался искоренить его суровыми мерами. Уже 3 июля в Вильно он приказал судить военным судом всех уличенных в мародерстве, и казнить их в 24 часа.

Достигнув Витебска, Наполеон еще мог быть спо­койным за свой тыл, хотя и полагал, что все сфабрико­ванные им на местах (в Литве, Латвии, Белоруссии) правительства могли бы дать ему больше людей, хлеба и денег.

Итак, в Витебске Наполеон подвел неутешительные для себя итоги первых пяти недель войны: разгромить Барклая де Толли и Багратиона ему не удалось, поло­жение на флангах и в тылу “Великой армии” оставля­ло желать лучшего, а снабжение войск повсюду было хуже всяких ожиданий, и как следствие боеспособность их падала. Мало того, именно в Витебске Наполеон узнал о ратификации мирного договора между Турцией и Россией и получил копию с договора о союзе России и Швеции. Он понял, что теперь Россия высвободила для борьбы с ним еще две армии — Дунайскую и Фин­ляндскую. Все это так озаботило Наполеона, что он впервые после битвы при Кастильоне (1796 г.) созвал военный совет.

Вечером 28 июля Наполеон пригласил к себе трех самых титулованных и близких соратников: неаполитан­ского короля И. Мюрата (своего зятя), вице-короля Италии Е. Богарне (своего пасынка) и начальника Главного штаба Л.-А. Бертье. Он поделился с ними тре­вогой по поводу того, что русские, видимо, унаследова­ли от скифов, которые когда-то здесь жили, не только территорию, но и военную тактику — заманивание вра­га в глубь бескрайних и пустынных земель, и объявил о своем намерении остановиться в Витебске, закре­питься здесь и ждать, когда Александр I запросит мира. “Кампания 1812 г. окончена!²⁰ ” — провозгласил импера­тор.

Соратники не возражали. Но сам Наполеон с каж­дым днем пребывания в Витебске все больше задумы­вался над принятым решением и все меньше удовлет­ворялся им. Он понимал, как опасно затягивать войну в России, имея в тылу непокоренную, борющуюся Ис­панию. Между тем, если Барклай и Багратион соеди­нятся у Смоленска, уже в пределах исконной, “святой Руси²¹ ”, они могут и должны, наконец, по логике событий дать ему сражение! Оно бы и кончило войну.

Новое решение — идти на Смоленск — Наполеон объявил в присутствии Бертье, Мюрата, государствен­ного секретаря П. Дарю, обер-гофмаршала М.-Ж. Дюрока, генерал-адъютантов А. Коленкура и Ж. Мутона. Мюрат был “за”, но все остальные высказались против наступления, приводя те же доводы, которые недавно выдвигал сам Наполеон. Восемь часов подряд они убеждали императо­ра остановиться, подчеркивая, что дальше, за Витеб­ском, начнется уже коренная Россия, где “Великая ар­мия” встретит еще более враждебную среду и гораздо большее сопротивление.

Несколько дней он медлил, не отдавая приказа ни об окончании, ни о продолжении кампании. Наконец, еще раз взвесив все “за” и “против”, Наполеон, по своему обыкновению, выбрал самый радикальный ва­риант: настигнуть русских и втянуть их в сражение под Смоленском, где, как он думал, должно было взыграть их национальное самолюбие. «Отдавая мне Смоленск, один из своих священных городов, русские генералы обесчестят своё оружие в глазах своих солдат²² », - говорил он с уверенностью в том, что русские не пойдут на бесчестье. Жребий был брошен. 12 августа «Великая армия» покинула Витебск и опять двинулась на восток – к Смоленску.

Наполеон не ошибся, рассудив, что русские сочтут защиту Смоленска делом своей чести. 3 августа в Смоленске две главные русские армии наконец соединились вопреки всем стараниям Наполеона разбить их порознь. Это был выдающийся успех русского оружия.

Боевой дух обеих армий был теперь выше всякого представления. В таком положении отступать за Смоленск без боя было политически немыслимо, ка­кова бы ни была стратегическая обстановка.

Между тем русские войска получили теперь и не­бывалые с начала войны стратегические выгоды. Со­единенные армии насчитывали 130 тыс. человек (90,5 тыс. — в 1-й, около 40 тыс. — во 2-й). От своей разведки Барклай де Толли узнал, что Наполеон ведет на Смоленск не более 150 тыс. человек. Генерал-квар­тирмейстер 1-й армии К- Ф. Толь спланировал наступа­тельную операцию соединенных армий: ударить на Рудню — Витебск, прорвать центральную группировку Наполеона и, не давая разбросанным корпусам сосре­доточиться, бить их по частям.

Барклай де Толли воспринял этот план скептически, понимая, что Наполеон хотя и действительно разбро­сал свои силы, но, как обычно, на расстояния, позво­ляющие в кратчайший срок стянуть их все (может быть, кроме войск Понятовского) в центр или к одному из флангов. Поскольку же Багратион и вел. кн. Констан­тин Павлович поддержали план Толя, Барклай 6 авгус­та созвал военный совет. Практически все его участники были за наступление. Барклай принял мнение совета наступать, но “с условием отнюдь не отходить от Смоленска более трех переходов²³ ” — на случай, если Наполеон попытается отре­зать русские войска от Смоленска.

7 августа обе русские армии пошли в наступление. Но едва армии сделали один переход, как Барклай полу­чил разведывательные данные о сосредоточении войск Наполеона у Поречья и решил, что Наполеон готовится обойти его справа. Поэтому Барклай выдвинул 1-ю ар­мию к Поречью, а Багратиону предложил занять место 1-й армии на Руднинской дороге у д. Приказ-Выдра. Таким образом, русские армии фактически перешли к обороне, заняв две основные дороги от Витебска на Смоленск — через Поречье и через Рудню. На третью, окольную дорогу — через Красный — решением военно­го совета от 6 августа, по инициативе Барклая, был выслан наблюдательный отряд — 27-я дивизия Д. П. Неверовского.

Три дня, с 10 по 12 августа, русские армии простоя­ли в ожидании противника на Пореченской и Руднин­ской дорогах. Тем временем штаб Бар­клая установил, что сведения о концентрации францу­зов у Поречья ошибочны и что в действительности На­полеон собирает силы у Бабиновичей. Под угрозой оказывался не правый, а левый фланг русских. Бар­клай решил соединить обе армии в один мощный кулак у д. Волокова на Руднинской дороге. 13 августа полки 1-й армии потянулись назад.

Маневрами Барклая недовольны были и офицеры, и генералы обеих русских армий. Между тем все эти передвижения оказались не бесполезными. Барклай, один из всех русских генера­лов, заподозрил скрытый смысл в продвижении Напо­леона от Витебска к Смоленску. Правда, он не сразу понял, какой именно смысл. Но стратегическая интуиция и осмотрительность Барклая, побудившие его не удаляться от Смоленска больше, чем на три перехо­да, и выставить наблюдательный отряд к Красному, ока­зали на последующий ход событий важное и выгодное для России влияние.

Дело в том, что Наполеон задумал осуществить ма­невр, подобный тому гениальнейшему из всех наполе­оновских маневров, который блестяще удался ему в 1809 г. у Абенсберга и Экмюля, а именно стремительным броском через Днепр у Расасны и да­лее по Красненской дороге к Смоленску выйти в тыл русским, взять Смоленск, отрезать Барклаю и Багра­тиону путь отступления в глубь России, навстречу ре­зервам и подкреплениям, и принудить их к решительно­му сражению с перевернутым фронтом. Пока 1-я рус­ская армия сосредоточивалась у Волоковой, а 2-я (без корпуса Н. Н. Раевского, который задержался в Смоленске и должен был подойти сутками позже) — у Надвы, Наполеон к утру 14 августа моментально соединил всю, казавшуюся разбросанной, централь­ную группировку “Великой армии” (182608 чело­век), с фантастической быстротой переправил ее у Расасны на левый берег Днепра и бросил на Смоленск. Впереди шел И. Мюрат с тремя кавалерийскими кор­пусами (Э.-М. Нансути, Л.-П. Монбрена и Э. Груши) в 15 тыс. сабель. Он и наткнулся у Красного на отряд Д. П. Неверовского, имевшего 7,2 тыс. человек и 14 ору­дий.

Мюрат первой же атакой с ходу ворвался в Крас­ный, выбил оттуда русских на Смоленский тракт и за­хватил 9 из 14 их орудий. Самоуверенный Мюрат, опьяненный первым успе­хом, пренебрег советом Нея использовать подоспевшие в Красный 60 французских орудий и пытался разгро­мить пехоту Неверовского в конном строю, предприняв за полдня 14 августа 40 атак. Неве­ровский задержал французов почти на сутки.

По счастливой случайности Раевский успел отойти от Смоленска всего на 12 км. Впереди его корпуса долж­на была идти 2-я гренадёрская дивизия, но она задер­жалась сама и задержала весь корпус на 3 часа, пото­му что ее начальник принц К. Мекленбургский после кутежа в ночь на 14 августа “был пьян, проспался на другой день поздно и тогда только мог дать приказ о вы­ступлении дивизии²⁴ ”. Этот проступок, за который прин­ца следовало бы расстрелять (если бы он не был род­ственником царя), неожиданно обернулся для русско­го оружия “важнейшею пользою²⁵ ”. К полу­дню 15 августа в 6 км западнее Смоленска корпус Раевского соединился с обескровленной дивизией Неверовского. Теперь у Раевского стало 15 тыс. бойцов и 76 орудий. Он отступил в Смоленск под защиту его ка­менных стен и решил защищать город до подхода глав­ных сил Багратиона любой ценой, хотя бы против всей “Великой армии”.

Тем временем в 17 часов 15 августа Мюрат и Ней подступили к Смоленску. Узнав, что город уже занят какими-то силами русских войск, они не рискнули ата­ковать его, а расположились перед ним на ночь лагерем в ожидании поддержки. Пока к французам подходили новые и новые силы, Раевский перед рассветом 16 ав­густа получил от Багратиона записку: “Друг мой, я не иду, а бегу. Желал бы иметь крылья, чтобы соединить­ся с тобою. Держись, бог тебе помощник!²⁶ ”

Смоленск

Смоленск тогда был плохо подготовлен к обороне. Правда, его опоясывала каменная стена XVI—XVII вв. длиной 6,5 км, высотой до 19 м и толщиной более 5 м, с 17 башнями. Но сам город за этими мощными стена­ми был почти сплошь деревянный, а потому уязвимый для артиллерийского огня и пожаров.

Сражение под Смоленском началось в 6 часов утра 16 августа. Маршал Ней под прикрытием артиллерий­ского огня повел на приступ свою пехоту. Русские от­били первую, а затем и вторую его атаку.

К 9 часам на место сражения прибыл Наполеон. Он отложил генеральный штурм Смоленска до подхо­да главных сил “Великой армии”, которые собрались к вечеру. Однако вечером третья (вновь неудачная) попытка овладеть городом была предпринята опять-таки силами одного корпуса Нея.

Защитники Смоленска удивлялись тому, что 16 ав­густа, когда в городе был только корпус Раевского, Наполеон не напирал сильно. Наполеону было нужно не столько взять Смоленск, сколько втянуть из-за него русские армии в решительное сражение. Именно поэто­му он, увидев с холма под Смоленском уже к концу дня 16 августа обе русские армии, которые спешили к городу, не огорчился, а обрадовался, воскликнув: “Наконец-то, теперь они в моих руках!²⁷ ”.

С рассветом 17 августа Наполеон начал губитель­ную бомбардировку Смоленска, как бы вызывая рус­ские армии выйти для генерального сражения под стены города. Но Барклай де Толли именно этого хотел из­бежать, полагая, что теперь, когда войска Наполеона сосредоточены, их численный перевес сулит им успех. Ему было важно удержать Смоленск до тех пор, пока не будет обеспечена безопасность Московской дороги для отхода русских армий к Дорогобужу. Поэтому он договорился с Багратионом, что 2-я армия выйдет на Московскую дорогу и прикроет ее от возможного ма­невра Наполеона в обход русского левого фланга, а тем временем Барклай сменил поредевший корпус Раевского корпусом Д. С. Дохтурова и дивизией П. П. Коновницына, оставил в городе дивизию Д. П. Не­веровского, затем прислал еще дивизию принца Е. Вюртембергского и следил за ходом боя, удерживая в стороне, на северной окраине Смо­ленска, главные силы 1-й армии.

Весь день 17 августа войска Дохтурова и Неверов­ского, Коновницына и принца Вюртембергского защищали Смоленск от такого огня и таких атак, каких его древние стены еще не знали. В середине дня Наполеон получил донесение, что 2-я армия уходит от Смоленска. Он понял, что русские и на этот раз уклонились от ге­нерального сражения, но, чтобы вновь не упустить их, надо взять Смоленск как можно скорее. С 3 часов пополудни он дал знак к общему штурму города. Ней ворвался в Красненское предместье, Понятовский — в Никольское, Даву штурмовал Молоховские ворота. К 6 часам вечера французы овладели всеми предместья­ми города, кроме Петербургского. Каза­лось, Смоленск упадет в считанные минуты. Но в этот день он устоял. Кончилось тем, что к концу дня русские выбили их из всех предместий.

Досадуя на неудачу общего штурма, Наполеон при­казал открыть огонь по городу из 300 орудий. Оборонять пылающий город было и опасно и уже нецелесообраз­но, поскольку 2-я армия вышла на Московскую дорогу. В ночь на 18 августа Барклай де Толли приказал Дохтурову оставить Смоленск.

Весь высший генералитет 1-й армии был против от­ступления и попытался воздействовать на Барклая, что­бы он защищал город, несмотря ни на что.

В 4 часа утра 18 августа маршал Даву вступил в город. Смоленск горел так, что в нем из 2250 жилых домов уцелело не более 350, а почти все его 15 тыс. жителей ушли вместе с армией — не оста­лось и одной тысячи. Захватив горя­щий и обезлюдевший город, французы бросились его грабить, причем Наполеон, вопреки своему обыкнове­нию, смотрел на это сквозь пальцы.

Сражение под Смоленском — второе по масштабам за весь 1812 г. после Бородина — стоило обеим сторо­нам тяжелых потерь: французам — в основном от бес­плодных атак, русским — от артиллерийских бомбар­дировок, пожаров и разрушений.

Заключительным аккордом Смоленского сражения стал бой у Лубино (или при Валутиной Горе) 19 авгу­ста. Наполеон рассчитал, что в 15 км за Смоленском, где скрещивались у д. Лубино дороги на Москву и Петербург, он сможет упредить армию Барклая и отре­зать ее от 2-й армии. Тем временем 3-й корпус маршала М. Нея преследовал арьергард Барклая по Московской дороге. У д. Валутина Гора его надолго (с 10 до 15 часов) задержал 3-тысячный отряд генерала П. А. Тучкова, прикрывав­ший отход колонн 1-й армии к Лубино. Около 16 часов Тучков вынужден был отступить за р. Строгань и лич­но доложил Барклаю, находившемуся в последней ко­лонне, что больше не может сдержать натиск против­ника. Барклай отослал его назад, к месту боя со сло­вами: “Если вы вернетесь живым, я прикажу вас рас­стрелять!²⁸ ”

Бой на пути к Лубино возобновился. Барклай при­слал на помощь Тучкову пехотную дивизию П. П. Коновницына, конный корпус В. В. Орлова-Денисова и сам какое-то время наблюдал за ходом боя. Ней по-преж­нему имел численный перевес. К нему присоединилась лучшая дивизия 1-го корпуса под командованием гр. Ш.-Э. Гюдена. Бой при Лубино был одним из самых кровопролитных за всю войну.

Между тем, по расчетам Наполеона, корпус Жюно должен был выйти к скрещению дорог у Лубино рань­ше главных сил Барклая. Однако Жюно не спешил. Мюрат, кавалерия которого была далеко позади, лично примчался к Жюно и в резких выражениях торопил его. Но когда Жюно наконец вышел к Лубино на Москов­скую дорогу, было уже поздно: Барклай ушел.

Бой при Лубино закончился таким же, как и под Смоленском, планомерным отступлением Барклая де Толли и еще раз показал, с одной стороны, исключи­тельную стойкость русских войск, а с другой — недоста­точную оперативность разноплеменного воинства за­хватчиков. Вновь и еще более озабоченно, чем в Витебске, Наполеон стал обдумывать результаты и перспективы кампа­нии.

Наполеон занял огромную территорию (больше полудесятка губерний), проник в глубь России на 600 км, создал угрозу обеим ее столицам. За Смоленском русские войска до самой Москвы не имели больше опорного пункта. Однако Наполеон понимал, что «была побеждена только местность, но не люди²⁹ ». Стратегия Барклая де Толли приводила к тому, что война затягивалась, а этого Наполеон боялся больше всего. Растягивались его коммуникации, росли потери в боях, от дезертирства, болезней и мародерства, отста­вали обозы, а возможность использовать местные ре­сурсы сводилась к минимуму, почти к нулю, сопроти­влением народа, возраставшим с тех пор, как французы вступили в коренную Россию, буквально день ото дня.

Шесть дней размышлял Наполеон в Смоленске. Выяснилось, что зи­мовать в Смоленске нельзя, так как прокормиться за счет местных ресурсов армия не могла, а подвоз продо­вольствия из Европы сулил чрезмерные расходы и труд­ности. Тут приходилось думать о прекращении уже не одной кампании, а войны вообще.

Именно в Смоленске Наполеон впервые попытался вступить с Александром I в переговоры о мире — через пленного генерала П. А. Тучкова. Александр I на это предложение (как и на все последующие) ничего не ответил.

В ночь с 24 на 25 августа Наполеон неожиданно для своих маршалов приказал выступать из Смолен­ска на Москву, в погоню за русскими армиями.

Главное, что заставило Наполеона вновь, как и в Витебске, отвергнуть собственный план двух русских кампаний и наступать без остановки дальше, к Моск­ве, — это его уверенность в том, что если русские сра­жались так отчаянно за Смоленск, то ради Москвы они обязательно пойдут на генеральное сражение и тем са­мым предоставят ему возможность кончить войну слав­ной, как Аустерлиц или Фридланд, победой.

От Смоленска до Бородина

Русские армии отступали от Смоленска с тяжелым чувством. Оставление Смоленска ранило их национальное самолюбие, тем более что именно в Смоленске, как нигде, они доказали свою способность противоборствовать врагу и защитить от него Родину. Все - от высших генералов до нижних чи-нов - были недовольны и вымещали свое недовольство на Барклае де Толли.

Против него были настроены фактически все генералы как 1-й, так и 2-й армии, и среди них - Д. С. Дохтуров , Л. Л. Беннигсен, Н. Н. Раевский, А. П. Ермолов, М. И. Платов.

Что давало силы Барклаю неуклонно, вопреки всем и вся, осуществлять свой стратегический план? Прежде всего уверенность в собственной правоте. Он лучше чем, кто либо понимал, что отступление в глубь страны, пока враг сохраняет большой перевес в силах, спасительно для русской армии и России.

Однако боевые генералы и офицеры, потерявшие всякое доверие к Барклаю, не хотели мириться с ним. Ещё более непримиримо была настроена солдатская масса. Всеобщее раздражение против Барклая поддерживал своим авторитетом Багратион. В таких условиях, когда армия фактически стала единой, а командующих оставалось двое, распря между Багратионом и Барклаем как нельзя лучше иллюстрировала парадокс Наполеона: Один плохой главнокомандующий лучше, чем два хороших³⁰ . Перед армией и страной остро встал вопрос о едином главнокомандующем. Выбор кандидата производил чрезвычайный комитет. Имя Кутузова было произнесено последнее, но зато, как только его выговорили, прекратились прения. Как самый старший по возрасту и по службе из всех полных генералов, спо-движник П. А. Румянцева и А. В. Суворова, исконно русский барин, род которого уходил корнями в XIII в., Кутузов имел очевидное преимущество перед другими кандидатами в главнокомандующие. Было ему тогда уже 67 лет (и жить оставалось всего 8 месяцев). Его боевой опыт исчислялся в полвека. Генералом он стал в 1784 г., раньше, чем Наполеон лейтенантом. Офицерство и особенно солдатская масса встретили Кутузова с ликованием. С его приездом в армию сразу родилась поговорка: Приехал Кутузов бить французов³¹ . Впрочем, не только армия, но и вся Россия воодушевилась надеждой на переход от затянувшегося отступления к контрнаступлению. Кутузов со своей стороны поощрял эту надежду.

Итак, с 20 августа 1812 г. главным действующим лицом войны 1812 г. стал М. И. Кутузов. Его назначение главнокомандующим русскими армиями обрадовало почти всех, даже Наполеона, который, кстати, был высокого мнения о своем новом противнике. Кутузов понимал, что пришло время дать решительный бой противнику. Требовалось мобилизовать и объединить все силы армии и народа. При этом Кутузов особо расчитывал на отряды народного ополчения, которые начали создаваться в ряде мест Смоленщины самочинно. Начиная с августа ополчения формировались повсеместно, и Кутузов торопил прибытие из Москвы местного ополчения, которое, по данным на 31 августа, составляло 25 834 человека.

Безусловно, Кутузов ехал в армию с твердым намерением дать Наполеону генеральное сражение в защиту Москвы. Кутузов просто обязан был считаться с общественным мнением - сражения требовали царь и дворянство, армия и народ, вся Россия. Наполеон, предвкушая скорый захват Москвы, усилил преследование русской армии, фактически не выпуская её из боя.

Вечером 4 сентября Наполеон и его штаб увидели, что вся русская армия закрепляется на позиции возле большого селения в км. перед Москвой. Наполеон спросил, как называется это селение. Ему ответили: Бородино.

Накануне

Выбор позиции для генерального сражения всегда считался важным условием победы. Наполеон говорил, что вообще война - это мастерство позиции³² . В целом позиция отвечала главным требованиям предстоявшей битвы. Во-первых, она изобиловала естественными укреплениями. Ее фронт справа и в центре был прикрыт высоким (более 20 м) берегом Колочи, правый фланг упирался в Москву-реку, а левый - в труднопроходимый Утицкий лес. Главное же, позиция позволила русской армии оседлать обе дороги, ведущие к Москве, - Старую Смоленскую и Новую Смоленскую.

Слабость русской позиции заключалась прежде всего в том, что ее левый фланг был открыт для фронтального удара. Поэтому Кутузов распорядился прикрыть его инженерными сооружениями (флешами) на высоте у д. Семеновская.Таким образом, к началу битвы левый фланг был укреплен. Заняв такую позицию, Кутузов рассчитывал принять на ней и отразить лобовой удар противника, но сохранял за собой и возможность уклониться от боя в случае, если бы Наполеон попытался его обойти. В любом случае Кутузов считал своей главной задачей не пустить врага к Москве.

С утра 5 сентября, когда русская позиция слева еще не была оборудована, французы подступили к ней. Что-бы выиграть время для инженерных работ, Кутузов приказал задержать противника у д. Шевардино. Здесь накануне был воздвигнут пятиугольный редут. Наполеон, как только он увидел перед собой (к середине дня 5 сентября) Шевардинский редут, приказал взять его - редут мешал французской армии развернуться. Три отборные дивизии из корпуса Даву и польская кавалерия Понятовского пошли на приступ.

Редут и подступы к нему защищали легендарная 27-я дивизия Д. П. Неверовского, ополченцы и несколько кавалерийских полков под общим командованием генерал-лейтенанта кн. И. Горчакова. Он имел всего 11 тыс. бойцов. Наполеон бросил на редут 35 тыс. Однако весь день и вечер, почти до полуночи, защитники редута отражали бешеные атаки врага. Только к полуночи дивизия Ж.-Д. Компана из корпуса Даву после ужасной резни в ночном мраке и пороховом дыму ворвалась на валы редута. Горчаков оставил редут по приказу Кутузова, выиграв необходимое время.

Весь следующий день - 6 сентября - обе стороны готовились к генеральной битве. Посмотрим, каковы были силы и боевой порядок сторон на Бородинском поле.

Сведения о численности русской армии, к началу сражения, сводятся, чаще всего к 120 тыс. человек (включая регулярные войска, казаков и ополченцев) и 640 орудий. Французская армия имела 130-135 тыс. человек (не более) и 587 орудий.

Перед сражением русские войска расположились в таком порядке. Правый фланг и центр позиции - от места впадения Колочи в Москву-реку и до Курганной высоты включительно - заняла первая армия под общим командованием М. Б. Барклая де Толли. Центром непосредственно командовал Д. С. Дохтуров, а правым флангом М. А. Милорадович. Левое крыло заняла вторая армия под командованием П. И. Багратиона.

Протяженность всей русской позиции составляла 8 км. Во всю ее длину двумя линиями с интервалом между ними не более 200 м стояли пехотные корпуса, за ними в 300-400 м, тоже двумя линиями, - кавалерия, еще дальше, до 1000 м в глубину, - линия резервов. Главными опорными пунктами русской позиции были с. Бородино справа, Курганная высота в центре и д. Семеновская слева. Высоты у Бородина заняли 4 батареи на 32 орудия. У Семеновской были воздвигнуты три флеши ( насыпные валы углом вперед к противнику) с 52 орудиями. Их сразу назвали Багратионовыми - ведь здесь начальствовал П. И. Багратион. На Курганной высоте за ночь с 6 на 7 сентября 800 ополченцев соорудили люнет (полевое укрепление, открытое с тыла, но защищенное рвом и двойным палисадом с фронта и флангов) для 18-пушечной батареи. Русские солдаты назвали ее батареей Раевского³³ , поскольку она была выделена из 7-го корпуса, которым командовал Н. Н. Раевский.

Наполеон почти весь день 6 сентября тщательно изучал систему укреп-лений и боевой порядок русских войск вплоть до сторожевых постов. Наполеон понял, что русский правый фланг почти неприступен, зато левый - уязвим. План его был прост: смять левое крыло русских, прорвать их центр, отбросить их в мешок при слиянии Колочи с Москвой-рекой и разгромить.С 2 часов ночи и до рассвета Наполеон скрытно перевел большую часть своих войск на правый берег Колочи вплотную к позиции русского левого фланга.

День Бородина

К 5 часам 7 сентября вся французская армия уже изготовилась к атаке.

С невероятной быстротой французы атаковали не левое, как предполагал штаб Кутузова, а правое крыло русской позиции. 106-й полк из дивизии генерала А.-Ж. Дельзона (корпус Е. Богарне) ворвался в Бородино. Стоявший здесь русский полк гвардейских егерей не был застигнут врасплох. Разгорелся наикровопролитнейший бой³⁴ . Богарне слал Дельзону подкрепление за подкреплением. К 6 часам утра французы овладели Бородином, хотя их 106-й полк потерял три четверти состава. Погиб и командир полка генерал Л.-О. Плозонн, открыв собою длинный реестр французских генералов, павших у Бородина.

Главный удар был направлен на Багратионовы флеши. Здесь с 5 часов 30 минут утра закипела небывалая по ожесточению битва. Три лучших маршала Наполеона - Даву, Ней, Мюрат - порознь и вместе бросали громаду своих войск против Багратиона, между тем как Понятовский пытался обойти флеши справа.

Честь первой атаки флешей была доверена командиру дивизии из корпуса Даву генералу Компану - тому, который накануне взял Шевардинский редут. Компан повел свои полки в атаку со стороны Утицкого леса под прикрытием огня 50 орудий, но был отбит. Даву подкрепил его дивизией Ж.-М. Дессе и приказал повторить атаку. Компан вновь пошел вперед во главе атакующих колонн, но был тяжело ранен. Французы заколебались. Видя это, маршал Даву сам повел свой любимый 57-й полк на приступ и ворвался в левую флешь, но был контужен, сбит с лошади и потерял сознание. Наполеону успели даже сообщить о смерти маршала. Тем временем русские выбили французов из левой флеши. Наполеон, внимательно следивший за ходом боя, был огорчен не столько контрударом противника, сколько известием о гибели Даву. Узнав же вскоре, что маршал жив и даже вернулся в строй, император возобновил штурм флешей. Наполеон решил обойтись фронтальным ударом, но более сильным: присоединил к двум дивизиям Даву три дивизии из корпуса Нея и конницу Мюрата. Таким образом, в третью атаку на флеши он бросил 30,5 тыс. штыков и сабель при 160 орудиях. Багратион, готовясь к отражению третьей атаки, тоже увеличил свои силы. Пока, перед третьей атакой, он имел на флешах 15 тыс. бойцов и 164 орудия.

Французы начали третью атаку флешей около 8 часов. Две дивизии Даву и три - Нея под шквальным огнем русских батарей ворвались через наружный ров и 2,5-метровый бруствер как в левую, так и в правую флеши. Багратион лично повел в штыки резервные дивизии и оттеснил французскую пехоту.

Около 9 часов утра Наполеон узнал: только что Понятовский занял Утицу и, таким образом, грозит ударить в тыл Багратиону. Император счел момент удобным для решающей атаки флешей. В четвертый раз французы атаковали столь мощно, что с ходу взяли все три флеши, а полки Фркана ворвались даже в д. Семеновская, за флешами. Казалось, судьба русского левого фланга решена. Но Багратион, к которому уже привел свою дивизию Коновницын и подходили другие подкрепления от Барклая де Толли, не растерялся. Собрав все, что было у него под руками, он перешел в контратаку. Флеши и д. Семеновская были вновь отбиты.

Теперь Наполеон вносит коррективы в план сражения. Богарне, который готовился атаковать Курганную высоту после того, как будут взяты флеши, получил приказ идти в атаку немедленно, чтобы остановить приток подкреплений от Барклая к Багратиону. Тем временем (около 10 часов) Даву и Ней в пятый раз повели свои дивизии на флеши. Вновь атака им удалась: они овладели флешами и захватили 12 орудий. Французы уже готовились палить из них по русским войскам, но не успели. Гренадерские полки Коновницына и принца К. Мекленбургского при поддержке двух кирасирских дивизий выбили противника из флешей и вернули свои орудия.

Наполеон продолжал наращивать мощь своих атак на флеши, комбинируя их с ударами по другим пунктам русской позиции. Как только Богарне со второй попытки взял Курганную высоту (Понятовский в это время теснил Н. А. Тучкова за Утицей), т. е. около 10 часов 30 минут, Наполеон приказал Даву и Нею в шестой раз атаковать флеши, присоединив к их пяти дивизиям еще две дивизии из корпуса Жюно. Однако на этот раз французы не сумели даже прорваться к флешам сквозь уничтожающий огонь русских батарей.

Что мог думать Наполеон в этот момент сражения? Его солдаты дрались за победу, как львы. Его маршалы (особенно Ней, рыжая голова которого стала черной от пороха) не выходили из огня, организуя и возглавляя атаку за атакой. Рвы перед флешами были заполнены трупами, сами флеши полуразрушены, но взять их, сломить сопротивление русских Наполеон не мог в течение уже пяти часов неимоверных усилий. Тут он и осуществил маневр, уже позволивший ему ранее победить при Ваграме, а впоследствии - при Линьи. Однако этот маневр, который должен был, по мысли Наполеона, решить исход сражения, не удался. Две дивизии Жюно неожиданно для французов натолкнулись возле Утицы на 2-й корпус К. Ф. Багговута, который в начале битвы занимал правое крыло русской позиции и перемещение которого справа налево Наполеон просмотрел.

Жюно был отброшен войсками Багговута к Утицкому лесу. Не удалась и лобовая (седьмая по счету) атака на флеши войск Даву и Нея. Мало того, французы вновь были выбиты с Курганной высоты.

Теперь Наполеон мог рассчитывать только на особую силу фронтального удара по флешам. К 11 часам 30 минутам он выставил против них 45 тыс. штыков и сабель Даву, Нея, Мюрата и 400 орудий. Багратион в это время имел 20 тыс. человек и 300 орудий. От Барклая де Толли подходили к нему полки 4-го пехотного и 2-го кавалерийского корпусов.

Восьмая атака флешей превзошла по мощи все предыдущие. Четыре сотни французских орудий обрушили на флеши буквально море огня и железа. Защитники флешей не дрогнули.

Штурмующие дивизии Даву и Нея рвались вперед. Впереди колонны Даву шли гренадеры 57-го полка. Молча, с ружьями наперевес, не отстреливаясь, они бросились прямо на русские пушки. Сам Багратион, глядя на них, вос-кликнул: Браво!³⁵ .

Атакующий порыв французов был так силен, что русские вновь уступили им флеши. Но Багратион считал и этот успех противника временным. Так же были настроены его солдаты, которые боготворили своего полководца и свято верили, что, пока жив Бог-рати-он³⁶ , флеши останутся русскими. Не дав французам закрепиться на флешах, Багратион объединил 8-й корпус М. М. Бороздина, 4-й кавалерийский корпус К. К. Сиверса и 2-ю кирасирскую дивизию И. М. Дуки в ударную линию колонн и сам повел ее в контратаку. В этот момент он был сражен осколком ядра, который раздробил ему голень левой ноги. Несколько мгновений Багратион силился превозмочь страшную боль и скрыть свою рану от войск, чтобы не расстроить их, но, ослабев от потери крови, теряя сознание, стал падать с коня. Его успели подхватить, по-ложили на землю. Контратака, начатая Багратионом, была отбита.

По наблюдению Барклая де Толли, 2-я армия, потеряв Багратиона, была расстроена. Между тем французы ломились вперед, пытаясь довершить разгром русского левого фланга. Два кавалерийских корпуса - Нансути с юга и Латур-Мобура с севера - ударили по семеновской позиции русских. Три свежих гвардейских полка (Литовский, Измайловский и Финляндский), которые прислал из резерва сам Кутузов, геройски отражали атаки французской конницы, давая возможность Дохтурову привести расстроенные войска в порядок.

Ожесточение битвы росло с каждым часом. Напор французов всё нарастал, но соответственно нарастала и стойкость защиты русских. Солдаты обеих армий показывали образцы воинской доблести.

В 14 часов Наполеон начал общий штурм Курганной высоты. Здесь стояла 18-орудийная батарея Раевского, которую поддерживали ещё несколько батарей. Первую атаку французов на высоту отражали 46 русских орудий, вторую – уже 197.

К этому времени Наполеон убедился, что наконец вся русская армия введе-на в дело. Теперь он рассчитывал не просто взять Курганную высоту, но и прорвать здесь, в центре, русский боевой порядок. Ураганный огонь по высоте открыли 300 французских орудий - не только с фронта, но и с обоих флангов, т. е. со стороны Бородина и Семеновской, буквально засыпая ядрами стоявшие на высоте и вокруг нее полки. Защитники Курганной высоты были движимы одной мыслью: выстоять, сознавая, что здесь - ключ всей нашей позиции. Однако осознание этого не помогло.

Курганная высота к 15 часам, когда ее заняли французы, представляла собой зрелище, превосходившее по ужасу все, что только можно было вообразить. Подходы, рвы, внутренняя часть укреплений - все это исчезло под искусственным холмом из мертвых и умирающих, средняя высота которого равнялась 6-8 человекам, наваленным друг на друга. Погибшая тут почти целиком дивизия Лихачева, казалось, и мертвая охраняла свои редут.

Что выиграл Наполеон ценой гибели таких людей, как Монбрен и Коленкур, ценой крови тысяч и тысяч своих людей, чего он добился, овладев Курганной высотой? Да, он захватил ключ, главный опорный пункт русской позиции.

А что дальше? Ничего. Прорвать центр боевого порядка русских, обратить их в бегство Наполеон, как ни старался, не смог.

Оставив Курганную высоту, русская пехота отходила за Горецкий овраг (в 800 м от высоты). Барклай де Толли приводил ее в порядок.

Около 17 часов Наполеон прибыл на Курганную высоту и оттуда обозрел центр русской позиции. Отступив к высотам у д. Горки, русские дивизии стояли хотя и поредевшие, но не сломленные, готовые отражать новые атаки. Наполеон знал, что и левое крыло русских, оттесненное за Семеновскую, уже приведено в боевой порядок. Что касается русского правого фланга, то он был надежно прикрыт высоким берегом Колочи и огнем с батарей на Горецких высотах.

Русские ждали атаку наполеоновской гвардии и готовились к ней. Но противник больше не атаковал. Только в отдельных местах происходили стычки конницы да гремела с обеих сторон до 20 часов артиллерийская канонада. Постепенно бой затихал. Слишком велико было взаимное напряжение и истощение сил борющихся сторон.

Кутузов в эти вечерние часы 7 сентября выглядел удовлетворенным. Он видел, что русские уже выстояли; интуитивно, благодаря своему полувековому опыту, ощущал их силу духа и готовность противостоять новым атакам врага - хотя бы и самой гвардии Наполеона.

Тем временем Наполеон отвел свои войска с батареи Раевского и Багратионовых флешей на исходные позиции. Он располагался на ночлег, не мешая Кутузову сделать то же самое. Кутузов, однако, узнал, что русские потери гораздо больше, чем предполагалось, и около полуночи дал приказ отступать. Еще до рассвета 8 сентября русская армия оставила поле Бородина и выступила к Москве.

М. И. Кутузов отступал от Бородина к Москве, заверяя изо дня в день и своих генералов, и московского генерал-губернатора Ф. В. Ростопчина в том, что он даст новое сражение для спасения Москвы. Трудно сказать, верил ли сам Кутузов в то, что он говорил, или только поддерживал такими заверениями боевой дух армии, но для того, чтобы решить судьбу Москвы, он созвал военный совет.

Обсуждался один вопрос: сдать Москву Наполеону или не отдавать ее, хотя бы пришлось всем лечь костьми под ее стенами. Прения были жаркими. Кутузов прервал споры, заявив: Приказываю отступать³⁷ . Он подчеркнул, что оставление Москвы сохранит армию, с потерей же армии погибнут и Москва и Россия. Боевые генералы большей частью пришли в ужас от такого решения и расходились после совета с тяжелым чувством, как с похорон. Но труднее всего было Кутузову. Старый фельдмаршал не хуже любого из своих генералов понимал, что значит Москва для России. 14 сентября русская армия оставила Москву. В этот же день в столицу вошли французы…

Наполеон в Москве

Общее настроение французов было такое, что война фактически уже кончилась и что подписание перемирия, а затем и мира - вопрос дней. Сам Наполеон, въехав со свитой к 14 часам 14 сентября на Поклонную гору и увидев всю распахнувшуюся перед ним Москву, не мог сдержать торжествующего возгласа: Вот, наконец, этот знаменитый город³⁸ !, а его маршалы, опьяненные энтузиазмом славы, бросились к нему с поздравлениями. Но уже в следующий час выпало Наполеону первое разочарование: как ни ждал он депутацию бояр с ключами от города, ни депутатов, ни ключей не оказалось. Адъютанты принесли ему весть, казавшуюся невероятной, дикой: Москва пуста!

Столиц, в которые входили победителями войска Наполеона, было полтора десятка: Берлин и Вена, Рим и Варшава, Венеция и Неаполь, Милан и Флоренция, Мадрид и Лиссабон, Амстердам и Триест, Каир и Яффа. Везде были депутации, ключи и церемонии сдачи городов, любопытствующее многолюдье. Теперь впервые Наполеон вступал в столицу, покинутую жителями. Правда, как только французы разместились в Москве, их настроение опять поднялось. Они обнаружили огромные запасы товаров и продовольствия. Но едва успев разместиться и возрадоваться богатствам Москвы, французы подверглись в буквальном смысле испытанию огнем - 14 сентября начался грандиозный пожар.

Москва сгорела на три четверти. Из 9158 жилых строений сгорело 6532 . Погибли дворцы и храмы (из 329 церквей - 122). Положение Наполеона стало критическим. Большинство запасов продовольствия сгорело.

Попытки же наполеоновских фуражиров поживиться за счет ресурсов Подмосковья пресекались казачьими и партизанскими отрядами, число и активность которых росли буквально день ото дня. Вокруг Москвы разгорелось пламя народной войны, а Великая армия, блокированная в Москве, лишенная доставки продовольствия и фуража, начала разлагаться, терять боеспособность.

Предчувствуя свою гибель, Наполеон возобновил попытки склонить Александра I к мирным переговорам. Царь не откликнулся ни на первое, ни на второе обращение.

Тарутинский манёвр

С потерей Москвы русская армия пережила нравственный шок, который повлёк за собой на время упадок морального духа армии, рост мародёрства и дезертирства. В таких условиях Кутузов осуществил блистательный Тарутинский марш-манёвр, обозначивший собой начало перелома.

В Тарутине Кутузов дал хорошо отдохнуть и восстановить моральные силы всей армии. Две недели армия собиралась с духом.

Тем временем Наполеон ждал не придёт ли из Петербурга ответ на предложение мира, а с 13 октября начал готовить армию к эвакуации из Москвы. Москву он оставил столь организованно, что партизанские полки узнали об этом только через четыре дня после его ухода 23 октября.

Малоярославец

Куда же пошёл Наполеон? Он двинулся в Смоленск через Калугу, потому что старая дорога была разграблена и разрушена. На пути в Калугу Наполеон нарвался на корпус Дорохова, который напал не на отдельную часть неприятеля, как он думал, а на всю Великую армию. Благодаря этому Кутузов узнал маршрут Наполеона и отправился к нему на перерез к Малоярославцу. Армии обеих сторон встретились здесь в кровопролитной схватке. Сражение, как и под Бородином, закончилось не чем. Кутузов не смог разбить Наполеона, но и Наполеон не победил Кутузова.

После этого Наполеон созвал военный совет, на котором маршалы отговорили его выступать против Кутузова. Император решил повернуть назад и отступать через Можайск. Впервые в жизни Наполеон отказался от генерального сражения. Одновременно с отступлением Наполеона на север Кутузов начал отступление на юг. 26 октября в 5 часов утра он начал отступать к с.Детчино за 24,5 км. От Малоярославца, и там уже на следующий день, получил весть о том, что противник отступил.

Подводя итог можно сказать, что именно Малоярославец обозначил собой тот рубеж, с которого начался заключительный период войны. Отныне и до конца войны французы уже не могли изменить рокового для них поворота событий: на старой Смоленской дороге им предстояло во всей полноте испытать историческое возмездие за нашествие на Россию – бегство, страдания, гибель под ударами русских войск и народных ополчений, от рук партизан и казаков, от голода и холода.

Параллельный марш

Разделив армию на четыре колонны, которые шли в полудневном переходе друг от друга, Наполеон продвигался к Смоленску быстро. 27 октября он был уже в Верее, 28-го – в Можайске, 29-го – в Гжатске, 31-го – в Вязьме. Беспристрастные набеги казаков на “Великую армию” замедляли её продвижение и в конечном итоге помогли авангарду Кутузова настигнуть Наполеона у Вязьмы. Бой за Вязьму был недолгим. К вечеру 3 ноября, когда основные силы французов ушли из города, но их части прикрытия пытались задержать русских, Миларадович начал штурм Вязьмы. Регулярные полки, казаки, ополченцы и партизаны ворвались в город, выбили из него оставшихся французов и преследовали их до наступления темноты за р. Вязьму.

Под Вязьмой впервые за всю войну французы потеряли на поле боя людей в несколько раз больше, чем русские: 7 тыс. человек, включая 3 тыс. пленными, против 1800 убитых и раненных с русской стороны. Отныне стало очевидно для обеих сторон, что русские войска по своей боеспособности превосходят французов. Люди и лошади захватчиков всё больше страдали от голода и бескормицы. В первую же морозную ночь под Вязьмой их пало до трёх тысяч. Массовая гибель лошадей стала бичом армии. Кавалерия превращалась в пехоту. Из-за недостатка лошадей приходилось бросать пушки. Таким образом, артиллерия тоже превращалась в пехоту. И все терзались муками голода. «Вчерась, - писал Кутузов жене 9 ноября, - нашли в лесу двух, которые жарят и едят третьего своего товарища³⁹ ».

После Вязьмы к ужасам голода прибавились для французов ужасы морозов. В ночь после боя под Вязьмой ударил первый по-настоящему зимний мороз – сразу в 18^О , 6 ноября – 22^О , 9-го 12^О ,13-го 23^О мороза. Мороз, северный ветер, снегопад, засыпавший дороги, с одной стороны подгоняли голодных французов, но с другой обессиливали и губили их.

От Вязьмы Кутузов с главными силами предпринял диагональный марш кратчайшим путём через ельню и красный для того, что бы пересечь путь «Великой армии». 9 ноября Наполеон с гвардией вступил в Смоленск, пока растянувшиеся колонны «Великой армии» одна за другой подтягивались к городу. Все французы – от императора до последнего мародёра – спешили тогда в Смоленск как на землю обетованную. Близость Смоленска предавала им силы. Но в мёртвом, полуразрушенном, полусгоревшем городе отступающую армию ждал удар, сломивший дух многих её частей: в Смоленске почти ни каких припасов не оказалось.

Тем временем разведка Наполеона донесла, что Чичагов – с юга, Вингенштейн – с севера, а, главное, Кутузов – с востока подступают к «Великой армии» и грозят окружить её. Приходилось отступать дальше с надеждой задержаться в районе Минска и Вильно.

14 ноября Наполеон оставил Смоленск и повёл значительно поредевшие, не отдохнувшие, большей частью голодные и деморализованные, но ещё достаточно грозные колонны «Великой армии» дальше на запад.

По пятам за Наполеоном

По новому плану Кутузова его «Диагональный марш⁴⁰ » от Вязьмы до Красного должен максимально затруднить отход французов в Междуречье. О учитывал растянутость французских колонн и рассчитывал отрезать под Красным и заставить сдаться хотя бы одну из них.

К вечеру 15 ноября, когда Наполеон с гвардией подошёл к Красному, он узнал, что город занят очень сильным (22-23тыс. человек при 120 орудиях) отрядом Ожаровского. В то же время войска Миларадовича вышли к Смоленской дороге, отрезая от главных сил Наполеона сразу три корпуса. Кутузов с главными силами оставался в Юрове, а 16 ноября перешёл в д.Шилово, не далее 5-ти км. от Красного. Никогда ещё за всё время войны армия императора не оказывалась в таком опасном положении. В поисках выхода Наполеон делал всё возможное. В ночь на 16 ноября стремительной атакой дивизии Молодой гвардии он выбил отряд Ожаровского из Красного и расчистил себе путь к Смоленской дороге.

Между тем Даву и Ней плохо взаимодействовали друг с другом, что поставило их обоих на край гибели. Большой урон понёс Даву, которому Милорадович предлагал сдаться. Он 17 ноября с боем прорвался к Красному, теряя обозы, пушки, отставшие части. Среди русских трофеев оказался и личный обоз Даву, а в нём его маршальский жезл.

Ней же со своим корпусом безнадежно отстал и был окружён русскими со всех сторон. Утром 18-го он повернул на север, и отбиваясь от русских устремился на прорыв к переправе через Днепр у м. Сырокоренье. Ценой тяжелейших потерь он сумел вырваться из русского кольца, перешёл в ночь с 18 на 19 по тонкому льду Днепр и привёл к Наполеону 800-900 человек.

За три дня боёв под Красным, с 16 по 18 ноября, французы потеряли 19,5тыс. человек пленными, 209 орудий и 6 знамён.

Тем временем Наполеон подходил к рубежу, где была закопана его гибель. Это была Березина.

Березина

Итак, Наполеон подходил к Березине. Надо отдать ему должное, он каждый раз находил единственный выход из казалось бы критической ситуации. Он приказал маршалу Виктору сдерживать Витгенштейна, а маршалу Ундино – взять Борисов.

С утра 26 ноября главный военный инженер Наполеона генерал Эбле стал наводить два моста через Березину. Его 400 понтонёров работали по плечи в воде, среди плавучих льдов. К середине дня 26-го был готов первый мост, а к четырем часам дня - второй. 27-го французы переходили Березину беспрепятственно. Сам император во главе Старой гвардии переправился в середине дня 27-го. В ночь с 27-го на 28-е собрались десятки тысяч безоружных, больных, почти одичавших людей. Весь этот людской муравейник выждал пока рассветёт, а затем ринулся к мостам через Березину. Произошла невероятная сумятица, в которой люди и лошади, равно обезумевшие, давили друг друга.

Утром 29-го ноября наступила развязка. Атакуемый Витгенштейном и Чичаговым, Наполеон понял, что всю артиллерию и обозы ему не спасти. Он приказал Виктору переходить на правый берег. Солдаты Виктора расчищали себе путь к мостам сквозь толпы нестроевых, пуская в ход оружие против своих же товарищей. В 8ч.30м. утра, когда на левом берегу еще оставалась масса небоеспособных больше чем в 10тыс. человек, генерал Эбле по приказу Наполеона поджег оба моста. Еще через полчаса на всю эту массу людей налетели казаки и частично изрубили, а большей частью взяли в плен. Тем временем Наполеон ушел на Запад.

Потери французов на Березине составили примерно 20-25тыс. строевых и столько же прочих.

Задача полного истребления армии захватчиков не была решена на Березине, но эта операция поставила врага перед катастрофой и тем самым, как нечто другое, приблизило и облегчело решение этой задачи.

Конец войны

Тем временем неприятель бежал к Вильно. Условия отступления стали еще более губительными для французов. После Березины ударили и уже не прекращались особенно жестокие морозы. В те дни температура упала до 25-28^О мороза. Остановиться, передохнуть, подкрепить силы беглецы не могли. Впереди у них до самого Вильно не было опорных баз. Между тем отовсюду их атаковали казаки и партизаны, а сзади настигали регулярные полки русской армии. Сам Наполеон видел, что кампания безнадежно проиграна, а его «Великая армия» почти уничтожена. Вечером 5-го декабря наполеон покинул армию. Командовать остатками армии Наполеон поручил Мюрату. Тот, однако, проявил себя в роли главнокомандующего хуже, чем это мог сделать рядовой капитан, и 17-го января самовольно уехал к себе в Неаполь, сдав командование вице-королю Италии Е.Богарне.

8 декабря французы вступили в Вильно, где они очень рассчитывали на местные склады продовольствия и фуража. Мюрат, однако, не смог наладить порядок, и многотысячные толпы мародеров, ворвавшись в город, разграбили склады так, что «одни получили все, другие – ничего⁴¹ ».

Три следующих дня остатки «Великой армии» брели от Вильно до Немана. 13 декабря они достигли Ковно. Здесь маршал Ней дал русским последний бой, задержав их на несколько часов перед Неманом. К Неману французы вышли в том самом месте, где 24-27 июня гордо и радостно, упиваясь собственной мощью и красотой, вторглась на русскую землю полумиллионная «Великая армия» Наполеона.

ЗНАЧЕНИЕ И ПОСЛЕДСТВИЯ ВОЙНЫ

Наполеоновское нашествие было огромным бедствием для России. Были полностью разрушены многие города, в огне московского пожара навеки исчезли многие драгоценные реликвии прошлого. Громадный ущерб был нанесен промышленности и сельскому хозяйству. Впоследствии Московская губерния быстро оправилась от опустошения, а в Смоленской и Псковской численность населения была меньше, чем в 1811 году вплоть до середины века.

Но общая беда, как известно, сближает людей. В борьбе с врагом тесно сплотилось население центральных губерний, составлявшее ядро русской нации. Не только губернии, непосредственно пострадавшие от нашествия, но и примыкавшие к ним земли, принимавшие беженцев и раненых, отправлявшие ратников, продовольствие и вооружение, жили в те дни одной жизнью, одним делом. Это значительно ускорило длительный и сложный процесс консолидации русской нации. Теснее сблизились с русским и другие народы России.

Жертвенная роль, выпавшая на долю Москвы в драматических событиях 1812 года, еще более возвысила ее значение как духовного центра России. Наоборот, сановный Санкт-Петербург, двор, официальное правительство оказались на втором плане событий. О них в тот грозный год как бы почти забыли. Александру 1 так и не удалось сблизиться с народом. И потому, наверное, он так не любил Кутузова, что не мог, не в пример старому фельдмаршалу, запросто попить с крестьянами чай.

Война произвела очень сильное впечатление на современников. «Мы дети двенадцатого года⁴² » - говорили о себе декабристы. «Гроза двенадцатого года» наложила неизгладимый отпечаток на творчество А.С. Пушкина. На ее преданиях выросли А.П. Герцен и Н.П. Огарев. Она не прошла бесследно.

После наполеоновского нашествия возникло длительное отчуждение между Россией и Францией. Лишь к концу 19-го века отношения улучшились, а затем началось сближение. В 1912 году в России широко отмечалось 100-летие Отечественной войны. На Бородинском поле состоялся парад. Были возложены венки к памятнику на батарее Раевского, на могилу Багратиона. У деревни Горки, где находился командный пункт русских войск, был открыт памятник Кутузову. В торжествах участвовала французская военная делегация. На холме у села Шевардина, откуда руководил сражением Наполеон, был установлен обелиск в память о французских солдатах и офицерах, павших на полях России. Так, через сто лет, произошло примирение. Ибо не могут и не должны народы вечно хранить обиду друг на друга.

Русские войска не ограничились изгнанием французов со своей территории. К весне 1813 года была освобождена значительная часть Польши и русская армия вступила в Пруссию.

В феврале 1813 года Россия и Пруссия заключили союзный договор, а затем французы были изгнаны из Берлина.

В дальнейшем обстановка изменилась. Наполеон собрал новую армию, и даже нанес ряд поражений войскам союзников, но в конце концов был разбит и только благодаря слабому взаимодействию союзных войск избежал плена. В конце 1813—начале 1814 года союзные армии переправились через Рейн и вступили на территорию Франции. В марте после упорного сопротивления капитулировал Париж.

Наполеон был сослан на остров Эльба в Средиземном море. Но через год он высадился на французском берегу и без единого выстрела вступил в Париж. На этот раз его правление продолжалось всего сто дней. В июне 1815 года на полях близ селения Ватерлоо в Бельгии он потерпел поражение от соединенных сил английской, голландской и прусской армий.

Война повлекла за собой ряд дипломатических соглашений между странами, выступавшими против наполеоновской Франции. В 1814 году в Вене был созван конгресс для решения вопроса о послевоенном устройстве. В австрийскую столицу съехались представители 216 государств, но главную роль играли Россия, Англия и Австрия. По венским соглашениям в состав России перешла значительная часть Польши вместе с Варшавой.

В 1815 году, когда конгресс в Вене закончился, русский, прусский и австрийский монархи подписали договор о священном союзе. Они взяли на себя обязательства обеспечить незыблемость решений венского конгресса. В дальнейшем к союзу присоединилось большинство европейских монархов. В 1818—1822 годах регулярно созывались конгрессы священного союза. Англия не вступила в союз, но активно его поддерживала.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Победа России над Наполеоном безоговорочная и блистательная, вызвала потрясение умов всего мира, радость Европейских народов, порабощенных Наполеоном.

Русский народ и армия в 1812 году нанесли смертельное поражение самой сильной в то время наполеоновской агрессивной армии. Победа России - это непросто чудо, выражение непреклонной воли и безграничной решительности всех народов России, поднявшихся в 1812 году на Отечественную войну в защиту национальной независимости своей родины.

Национально-освободительный характер войны 1812 года обусловил и специфические формы участия народных масс в защите своей родины, и в частности создания народного ополчения. Патриотизм крестьянства в национально-освободительной борьбе сочетался с усилением их классового самосознания. Крепостные крестьяне, призванные в ополчение, свою военную службу связывали с надеждами на освобождение их от крепостной неволи.

М.И. Кутузов прекрасно понимал, что только народная война обеспечила победу России. Он решительно встал на путь вооружения народа и организации народных масс в виде ополчения и партизанских отрядов. А действия народного ополчения и многочисленных партизан, организованные и руководимые из единого центра, составляли важную часть его стратегического плана.

Огромную роль в Отечественной войне имело партизанское движение.

Очень сильно, хотя и не однозначно, повлиял на 1812 год судьбу всей Европы. Победа России над Европейским диктатом вызвал на континенте, особенно в странах, где проходили по пути от Москвы к Парижу русские войска, взрыв ликования. Воодушевленные русской победой, народы Европы, которые ранее трепетали перед Наполеоном, теперь перестали его бояться. Отныне, хотя он и одерживал победы над коалиционными армиями, его империя не только не усиливалась, а напротив неуклонно и необратимо слабела. Правда, с другой стороны нельзя забывать, что 6-я антинаполеоновская коалиция ставила своей целью отнюдь не освобождение народов, а возвращение их из-под наполеоновского диктата в рабство к собственным феодалам. Восторжествовавший в Европе после Наполеона Священный союз феодальных режимов во главе с русским царем заковал весь континент в цепи не менее тяжкие, чем при Наполеоне.

Но, как бы то ни было, разгром Наполеона в России - это особый урок истории.

Наполеон, проиграв войну 1812 года, тем самым, по словам одного из первых ее историков, Н.А. Окунева «Навсегда положил преграду всякому покушению Европы победить когда-либо русских на земле их⁴³ ». При этом уже современники понимали, что русский народ, придавленный крепостным ярмом, не мог выказывать всем своей истинной силы. «Еще Россия не подымалась во весь исполинский рост свой, и горе ее неприятелям, если она когда-нибудь подымется⁴⁴ » - писал Денис Давыдов в 1836 году, как бы предвидя сквозь даль времен 1945 год.

Гитлер и его генералы в 1941-1945 гг., хотя и учитывали, что идут по следам Наполеона, надеялись избежать ошибок. Но уже к зиме 1941 года они начали перечитывать мрачный отчет Коленкура о событиях 1812 г., а после битвы под Москвой с ужасом вспоминать участи постигшие Наполеона перед отступлением из Москвы. В наши дни судьбы Наполеона и Гитлера ставят на Западе рядом, если хотят прогнозировать возможное повторение нашествий на Россию. 30 мая 1962 г. один из крупнейших военных авторитетов Запада, английский фельдмаршал Б. Монтгамори, заявил в палате лордов Великобритании: «Первое правило, начертанное на первой странице книги войны, гласит: «Не ходи на Москву!⁴⁵ »». К чему ведет забвение этого правила, видно на примере и Наполеона, и Гитлера. Сегодня, когда НАТО во главе с США жаждут руководить миром, уроки 1812 г., перекликаются с уроками 1941-1945гг., звучат грозным предостережением всем претендентам на мировое господство - настоящим и будущим.

Для самой России последствия Отечественной войны были также огромны. Не морозы и не пространства России победили Наполеона: его победила сопротивление русского народа. Патриотизм русского народа, мужество солдат армии и искусство полководцев, твердая решимость императора Александра I - вот основные причины победы России в отечественной войне 1812 года. Отрицать роль стихийных факторов нельзя, но они играли второстепенную роль.

Русский народ отстоял свое право на независимое национальное существование и сделал это с такой неукротимой волей к победе, с таким истинным презирающим всякую шумиху героизмом, с таким подъемом духа, как никакой другой народ в тогдашнем мире, кроме одного только испанского, но у русского народа оказалось больше физических сил и материальных возможностей, и наполеоновские полчища в шесть месяцев растаяли и погибли в России.

Сноски

¹ «Сочинения в трёх томах» А. С. Пушкин, М., 1986г.стр.38

² «1812 Великий год России» Н. А. Троицкий М., 1988г.стр.28

³ «Внешняя политика России первой половины 19-го века» Кипянина Н. С. М., 1963г., стр.59

⁴ «Рассуждения о больших военных действиях» Н. А. Окунев С.-П., 1833г.,стр.67

⁵ «Внешняя политика России первой половины 19-го века» Кипянина Н. С. М., 1963г., стр.72

⁶ «Внешняя политика России первой половины 19-го века» Кипянина Н. С. М., 1963г., стр.84

⁷ «1812 Великий год России» Н. А. Троицкий М., 1988г.,стр.51

⁸ «1812 Великий год России» Н. А. Троицкий М., 1988г., там же

⁹ «Внешняя политика России первой половины 19-го века» Кипянина Н. С. М., 1963г., стр.93

¹⁰ «Внешняя политика России первой половины 19-го века» Кипянина Н. С. М., 1963г., стр.85

¹¹ «1812 Великий год России» Н. А. Троицкий М., 1988г.,стр.52

¹² «1812 Великий год России» Н. А. Троицкий М., 1988г.,стр.86

¹³ «1812 Великий год России» Н. А. Троицкий М., 1988г.,стр.92

¹⁴ «1812 год» Е. В. Тарле М., 1994г.,стр.112

¹⁵ «Рассуждения о больших военных действиях» Н. А. Окунев С.-П., 1833г.,стр.103

¹⁶ «Рассуждения о больших военных действиях» Н. А. Окунев С.-П., 1833г., там же

¹⁷ «1812 Великий год России» Н. А. Троицкий М., 1988г.,стр.98

¹⁸ «1812 год» Е. В. Тарле М., 1994г.,стр.147

¹⁹ «Народное ополчение в отечественной войне 1812 года» В. Бабкин, М., 1962г. стр.39

²⁰ «1812 Великий год России» Н. А. Троицкий М., 1988г.,стр.104

²¹ «1812 Великий год России» Н. А. Троицкий М., 1988г., там же

²² «1812 Великий год России» Н. А. Троицкий М., 1988г.,стр.105

²³ «Рассуждения о больших военных действиях» Н. А. Окунев С.-П., 1833г.,стр.128

²⁴ «Рассуждения о больших военных действиях» Н. А. Окунев С.-П., 1833г.,стр.149

²⁵ «Рассуждения о больших военных действиях» Н. А. Окунев С.-П., 1833г., там же

²⁶ «1812 Великий год России» Н. А. Троицкий М., 1988г.,стр.111

²⁷ «1812 год» Е. В. Тарле М., 1994г.,стр.163

²⁸ «1812 год» Е. В. Тарле М., 1994г.,стр.171

²⁹ «1812 Великий год России» Н. А. Троицкий М., 1988г.,стр.117

³⁰ «Рассуждения о больших военных действиях» Н. А. Окунев С.-П., 1833г.,стр.168

³¹ «Михаил Илларионович Кутузов – полководец и дипломат» Е. В. Тарле М., 1994г., стр.44

³² «1812 Великий год России» Н. А. Троицкий М., 1988г.,стр.136

³³ «1812 год» Е. В. Тарле М., 1994г.,стр.184

³⁴ «Рассуждения о больших военных действиях» Н. А. Окунев С.-П., 1833г.,стр.142

³⁵ «1812 Великий год России» Н. А. Троицкий М., 1988г.,стр.152

³⁶ «1812 Великий год России» Н. А. Троицкий М., 1988г., там же

³⁷ «Михаил Илларионович Кутузов – полководец и дипломат» Е. В. Тарле М., 1994г., стр.89

³⁸ «Наполеон ли поджёг Москву?» В. М. Холодовский М., 1964г.,стр.63

³⁹ «Михаил Илларионович Кутузов – полководец и дипломат» Е. В. Тарле М., 1994г., стр.147

⁴⁰ «Михаил Илларионович Кутузов – полководец и дипломат» Е. В. Тарле М., 1994г., стр.162

⁴¹ «1812 год» Е. В. Тарле М., 1994г.,стр.196

⁴² «1812 Великий год России» Н. А. Троицкий М., 1988г.,стр.309

⁴³ «Рассуждения о больших военных действиях» Н. А. Окунев С.-П., 1833г.,стр.232

⁴⁴ «1812 Великий год России» Н. А. Троицкий М., 1988г.,стр.312

⁴⁵ «1812 Великий год России» Н. А. Троицкий М., 1988г., там же

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ .

1. Н.А. Троицкий «1812.Великий год России». (Москва. Изд. «Мысль». 1988 г.)

2. Е.В. Тарле «1812 Год». (Москва. Изд. «Пресса». 1994 г.)

3. Е.В. Тарле «Михаил Илларионович Кутузов – полководец и дипломат». (Москва. Изд. «Пресса». 1994 г.)

4. В. Бабкин «Народное ополчение в отечественной войне 1812 года». (Москва. Изд. «Социально-экономической литературы». 1962 г)

5. А.С. Пушкин «Сочинение в 3-х томах». (Москва. Изд. «Художественная литература». 1986 г.)

6. В.М. Холодовский «Наполеон ли поджег Москву?».(Вопрос истории.1964 г. №4)

7. Н.А. Окунев «Рассуждения о больших военных действиях».(Санкт-Петербург. 1833 г.)

8. Кипянина Н. С. «Внешняя политика России первой половины 19-го века» (Москва 1963г.)

Скачать архив с текстом документа