Федеральное агентство по образованию гоу впо «Нижневартовский государственный гуманитарный университет» естественно-географический факультет пути урегулирования локальных войн и межнациональных конфли
СОДЕРЖАНИЕ: «Опыт не приносит никакой пользы, если его не продумывать, внутренне не перерабатывать и не стараться применять»Федеральное агентство по образованию
ГОУ ВПО «Нижневартовский государственный гуманитарный университет»
ЕСТЕсТВЕННО-ГеогРАФИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕт
ПУТИ УРЕГУЛИРОВАНИЯ ЛОКАЛЬНЫХ ВОЙН И
МЕЖНАЦИОНАЛЬНЫХ КОНФЛИКТОВ.
(реферат)
Нижневартовск 2009
Оглавление
Введение…………………………………………………………………….…………....3
Классификация локальных войн………………………………………………….….....3
Причинно-следственные связи локальных войн и вооруженных конфликтов…..….8
Межнациональные конфликты…………………………………………………………9
Ошский конфликт 1990 г……………………………………………………….……...18
Чечено-Ингушский конфликт 1991г………………………………………….…….…19
Осетино-Ингушский конфликт…………………………………………….……….…22
Грузино-Абхазский конфликт……………………………………………….…….…..23
Таджикский внутригосударственный вооруженный конфликт……………………..24
Южная Осетия…………………………………………………………………………..29
Заключение...………………………………………………………………………...….30
Литература..……………………………………………………………………………..32
ВВЕДЕНИЕ
«Опыт не приносит никакой пользы, если его не продумывать, внутренне не перерабатывать и не стараться применять »
Фридрих II, прусский король, полководец
В современной отечественной и зарубежной историографии, освещающей проблемы военно-политических кризисов – локальных войн и вооруженных конфликтов, пока идет лишь поиск единой научной концепции их возникновения, развития и типологии. Налицо многоконцептуальность описания и изучения этих явлений, различное понимание роли государств в разрешении локальных войн и вооруженных конфликтов. При этом для каждого военно-политического кризиса характерно типовое (типичное) и частное в содержании и связанных с ним последствиях, изучение которых имеет решающее значение в выработке единой научной концепции анализа возникновения и развития локальных войн и вооруженных конфликтов не только с участием отечественного военного компонента, но и других конфликтных ситуаций, имевших место на планете во второй половине XX в., и возможных военных столкновений в будущем.
Как правило, до настоящего времени острые военно-политические кризисы и кризисные ситуации разрешались в основном силовыми методами, т. е. с применением вооруженных сил. Это обусловливает военно-политическое содержание любой локальной войны и вооруженного конфликта.
КЛАССИФИКАЦИЯ ЛОКАЛЬНЫХ ВОЙН И ВООРУЖЕННЫХ КОНФЛИКТОВ
Рассмотрение известных классификаций и причинно-следственных связей локальных войн и вооруженных конфликтов убеждает в том, что их познание является решающим в осмыслении всей философии такого сложного явления, как военная конфронтация. Наиболее важными не только для проведения научной классификации, но и выработки единой научной концепции анализа развязывания и ведения локальных войн и вооруженных конфликтов считаются выбор и достоверное определение таких фундаментальных для настоящего исследования понятий (терминов), как война, локальная война, вооруженный конфликт. Считается, что в основе научной типологии должны лежать объективные критерии, способные выявить наиболее существенные особенности происхождения, развития и основного содержания конфликта, отражающиеся в целях и стратегии его участников, а также комплекс признаков, относящихся к внешним условиям возникновения и развития вооруженного конфликта, к особенностям международной обстановки.
По современным военно-теоретическим воззрениям, война – это продолжение политики государства или коалиции государств, народов, наций, классов и отдельных социальных групп с применением средств вооруженного насилия для достижения политических, экономических, военных и иных целей. Как уже отмечалось, каждой войне и вооруженному конфликту предшествует военно-политический кризис.
Войны классифицируют:
по масштабу – на мировые, локальные и региональные (в зависимости от размаха военных действий и состава воюющих государств);
по продолжительности – на скоротечные и затяжные;
по средствам поражения – с применением ядерного и (или) обычного оружия;
по напряженности – высокой, средней и низкой интенсивности военных действий;
по количеству участвующих государств – коалиционные и одно государство против другого.
Локальная война есть ограниченное по политическим целям и размаху ведения военных действий вооруженное столкновение между двумя или несколькими государствами, затрагивающее их национальные, политические, территориальные, экономические, этноконфессиональные и другие интересы. Отличительными чертами локальной войны являются ограниченный территориальный размах ведения военных действий, участие в ней незначительных по численности войск (сил), применение, как правило, обычных вооружений.
К локальным войнам следует также отнести внутригосударственные и гражданские войны. (В последние годы в отечественной военно-политической литературе нередко вместо термина локальная война употребляется термин региональная война.)
Вооруженный конфликт по своему содержанию, условиям возникновения и развития не представляет того состояния государства и общества, которое называется войной. Для него свойственны пограничные столкновения, вооруженные инциденты и военные акции, которые так же, как и в войне, являются формами разрешения политических, территориальных, религиозных и национально-этнических противоречий с незначительным по масштабам применением вооруженного насилия как внутри одной страны, так и за ее пределами.
Вооруженный конфликт характеризуется относительно длительными боевыми действиями между вооруженными силами (их частями) двух или более государств или, по крайней мере, между правительственными войсками и иррегулярными вооруженными формированиями в рамках одной страны, влекущие за собой боевые потери не менее 1 тыс. человек.
По некоторым подсчетам, около 85% вооруженных конфликтов после 1945 г. носили внутригосударственный характер (из них 95% велись за пределами Европы). Таким образом, общей характерной чертой для локальной войны и вооруженного конфликта является разрешение возникших противоречий с помощью военной силы. Коренное различие между ними заключается в том, что при ведении локальной войны могут применяться все формы борьбы, она требует использования военно-экономического потенциала страны. Вооруженный же конфликт ограничен только ведением боевых действий, в которых обычно задействована незначительная часть вооруженных сил и экономики государства.
Внутригосударственная война – одна из форм применения вооруженного насилия, направленная против дестабилизации внутренней обстановки, свержения конституционного строя, мафиозных и бандитских формирований.
Таким образом, применительно к условиям такого государства, как Россия, понятию локальная война можно дать следующее определение: это война, ограниченная по политическим и военно-стратегическим целям, осуществляемая частью Вооруженных Сил РФ против одного или нескольких государств в небольшом по территории районе (регионе).
В 90-е годы XX в. Россия столкнулась с новым явлением – военной конфронтацией как между субъектами Федерации, так и внутри их (Северная Осетия, Ингушетия, Чечня, Дагестан). Основным военно-политическим содержанием подобных конфликтов являлись миротворчество или борьба с терроризмом, бандитизмом и религиозным (исламским) экстремизмом.
Последние события на Северном Кавказе заставили пересмотреть не только основы теории и практики ведения военных действий, но и внести коррективы в отечественную военную науку. В специальном (и повседневном) лексиконе появились новые термины, которые ранее не встречались в военном искусстве. Это прежде всего относится к таким понятиям, как антитеррористическая, контртеррористическая и войсковая операции. Политики и правоведы (как и военные энциклопедисты) все еще раздумывают, где найти научную нишу для столь привычных сочетаний, употребляемых при анализе российской политики в отношении Северо-Кавказского региона, как определить те процессы, которые происходили (и происходят) здесь на рубеже двух тысячелетий.
События в Чечне (и Дагестане) – это внутригосударственный (немеждународный) вооруженный конфликт, основным содержанием которого стала борьба федерального Центра с проявлениями антиконституционных и антигосударственных действий отдельных религиозно-политических лидеров, партий и группировок, направленные в конечном итоге на сохранение территориальной целостности России и укрепление ее национальной безопасности.
Итак, антитеррористическая деятельность – это постоянные и повседневные мероприятия и действия федерального Центра (государства) по предупреждению и предотвращению террористических акций, а также изоляции (уничтожению) террористов и их группировок, преследующих не только отдельных граждан и целые коллективы, угрожая им расправой и убийствами, но и держащих в страхе общественные и другие организации, а также создающих угрозу целостности и национальной безопасности государства или его конституционному строю.
Опыт Дагестана и Чечни показал, что мероприятий и действий федерального Центра явно не хватило, чтобы предупредить развитие кризисной ситуации на Северном Кавказе.
В зависимости от целей сторон, количества привлекаемых сил и средств, пространственного размаха и других показателей такие операции могут приобретать оперативный и даже стратегический масштаб. В ходе их проведения применяются все виды военных действий и, кроме того, используются другие (небоевые) средства борьбы – экономического, социального, политического и информационно-пропагандистского характера.
Успех контртеррористической операции во много определяется отношением к ней большей части населения региона, вовлеченного в вооруженный конфликт, положительной реакцией общественного мнения страны, а также уровнем боевого, морально-психологического и материально-технического видов обеспечения. Важную роль играет также международный фактор.
Негативный опыт проведения первой чеченской кампании потребовал создания системы единого централизованного управления Объединенной группировкой во главе с общевойсковым командиром – командующим, обладающим достаточным опытом управления крупными объединениями войск, таких, например, как округ.
В настоящее время, исходя из системного восприятия процессов развития человечества, различные государства мира рассматриваются в качестве полноправных субъектов международных отношений. Это позволяет выделить две большие группы противоречий, определяющие процесс развития человечества – надсистемные и внутрисистемные противоречия.
К надсистемным противоречиям относятся те из них, которые возникают в результате взаимодействия общества и природы. Они приводят к возникновению глобальных проблем, ставящих под угрозу само существование человеческой цивилизации. Внутрисистемные противоречия функционируют в системе межгосударственных отношений и, в свою очередь, включают в себя две взаимосвязанные подгруппы противоречий – структурные и корреляционные.
Первые происходят в результате объективного различия между уровнем развития государств: между индустриально развитыми государствами, между государствами распавшейся федерации, между развитыми и слаборазвитыми, между одинаково слаборазвитыми государствами.
Вторая подгруппа противоречий функционирует в системе межгосударственных (внутригосударственных) отношений как результат взаимодействия идеологических, духовных, нравственных, национальных, религиозных и иных ценностей, принадлежащих различным социальным и общественным структурам общества в целом.
Эти противоречия сами по себе непосредственно не порождают локальных войн и вооруженных конфликтов. Они, как правило, связаны с материально-экономическими условиями жизни общества, через которые находят свое преломление в нравственной, политической и духовной сферах – и только после этого трансформируются в конкретные военно-политические действия государств, субъектов федерации, автономий, партий и организаций.
Вплоть до самого недавнего времени российские политики и ученые склонны были видеть в качестве главных причин вооруженных конфликтов почти исключительно национальный экстремизм одной из конфликтующих сторон.
Многие авторы научных работ и журнальных статей на эту тему вольно или невольно способствовали еще большему обострению подобных конфликтов. Поэтому проблема выработки действительно научного, теоретически обоснованного подхода к данной проблеме потеряла свое сугубо схоластическое значение и приобрела практический характер военно-политической необходимости.
Межнациональные вооруженные конфликты в чистом виде, в принципе, не существуют. За какую национальную идею воюют, например, Армения и Азербайджан или та же Абхазия? Во имя какой национальной идеи дискриминируется русскоязычное население в большинстве бывших союзных республик СССР? Какие национально-религиозные распри лежат в основе вооруженных конфликтов в Таджикистане или Чечне?
Список вопросов можно было бы продолжить, но на каждый из них невозможно дать однозначного мотивированного ответа, если исходить из одной только национальной идеи. В каждом конкретном случае речь идет о специфических геополитических, экономических и иных интересах противоборствующих сторон.
Однако само по себе выявление одних лишь интересов не позволяет понять всю проблему до конца. Предлагаемый подход свидетельствует – народы, веками населявшие пространство одной шестой части суши, оказались связанными чем-то большим, чем господство советской власти, а именно, особой геополитической тектоникой, сдвиги в которой, подобно сдвигам в земной коре, приводят к катаклизмам.
При классификации вооруженных конфликтов на постсоветском пространстве некоторые ученые предлагают в качестве основного критерия использовать уровень порожденного данным конфликтом насилия. При этом все конфликты делятся на насильственные; насильственные, но управляемые; чреватые насилием; потенциально насильственные и ненасильственные.
Другие исследователи сходятся на том, что поскольку одной из наиболее распространенных причин возникновения межэтнических вооруженных конфликтов выступают территориальные споры, то типологию таких конфликтов в бывшем СССР можно представить следующим образом:
1) конфликты из-за исторически спорных территорий;
2) конфликты между этническим большинством и компактно проживающим этническим меньшинством;
3) конфликты, вызванные властным произволом в преобразовании административных границ;
4) конфликты, связанные с отсутствием у народа своей национальной государственности и рассеченностью его этнической территории политическими или административными границами;
5) конфликты в результате насильственной инкорпорации земель какого-либо народа;
6) конфликты в результате предшествующего изгнания народа со своей территории и возвращения депортированных людей на свою историческую родину.
Несмотря на то, что такой подход более обоснован, чем существующие, он вряд ли может претендовать на роль всеобъемлющей классификации, прежде всего из-за отсутствия полноты охвата проблемы. В самом деле, ведь отнюдь не все вооруженные конфликты в бывшем СССР имеют в своей основе территориальные разногласия.
Несомненно, трудно провести универсальную классификацию таких конфликтов, удовлетворяющую самым разным подходам и критериям, но ее можно существенно детализировать. При этом в каждом отдельном случае уже сам выбор тех или иных критериев может вызвать дискуссии.
Вместе с тем, абсолютное большинство отечественных и зарубежных исследователей признают тот факт, что ключевым игроком в постсоветском геополитическом пространстве остается Россия. С этой точки зрения, на наш взгляд, можно считать вполне правомерным при классификации конфликтов в качестве критерия принять степень угрозы национальным интересам России, которая (степень) к тому же считается главным показателем в динамике стратегии национальной безопасности государства.
Среди ее показателей можно назвать такие, как угроза государственному суверенитету и территориальной целостности страны, конституционному строю, законности, правопорядку и общественной безопасности, безопасности и стабильности в прилегающих к границам России регионах, физической безопасности значительной части населения; свободе деятельности в Мировом океане и космическом пространстве, доступу к важным для России международным экономическим зонам и коммуникациям в соответствии с нормами международного права и т. д.
Если взять эти критерии в качестве главных, то межгосударственные и внутригосударственные вооруженные конфликты на территории бывшего СССР и в сопредельных регионах можно классифицировать следующим образом:
Конфликты группы А.
Конфликты, непосредственно затрагивающие национальные интересы России типа центр – периферия, внутри Российской Федерации (Чечня, Татарстан, Дагестан); этноконфессиональные и территориальные внутри Российской Федерации (Северный Кавказ); те, в которых прямо или косвенно задействована нынешняя территория России (к примеру, претензии Эстонии и Литвы на часть российских земель); те, в которых затрагивается гражданско-правовой и политико-экономический статус русских (большинство бывших республик Союза). К этой группе можно отнести и потенциальные очаги напряженности в отношениях Москвы и субъектов Федерации (например, Тува, Коми).
Конфликты группы Б.
Конфликты, потенциально затрагивающие национальные интересы России. К ним относятся конфликтные и кризисные ситуации в ближнем зарубежье (Таджикистан, Нагорный Карабах, Южная Осетия, Абхазия, Приднестровье, Крым и др.).
С точки зрения интересов национальной безопасности, при разрешении конфликтов группы А российскому руководству, очевидно, следует играть более активную роль: уметь опережать развитие событий, а не следовать логике уже свершившихся фактов.
Разумеется, в каждом отдельном случае необходимо учитывать реалии конкретной конфликтной ситуации. Кроме того, определенным императивом для российского правительства должно стать исключение возможности использования вооруженных сил для прямого вмешательства в конфликты на территории страны, так как это чревато самыми непредсказуемыми последствиями и, в конечном счете, неизмеримо большими угрозами национальной безопасности государства.
Если Россия попытается применить силу в зоне конфликтов для достижения своих целей, то тем самым она будет способствовать образованию равных противодействующих сил, как это случилось в Чечне. В отношении конфликтов данной группы следовало бы разработать комплекс взаимосвязанных мер активного политико-дипломатического и экономического воздействия и заручиться поддержкой этих мер мировым сообществом.
Такая позиция вызвала бы у ведущих государств мира если и не бурный восторг, то по крайней мере уважение. Используя подобный подход, Россия смогла бы показать как конфликтующим сторонам, так и всему мировому сообществу, что, во-первых, ей не безразличен исход конфликта и что она выступает за совершенно определенный вариант его разрешения, не противоречащий международным нормам и учитывающий интересы всех вовлеченных сторон, и, во-вторых, что ее активная дипломатическая позиция призвана не просто произвести впечатление, а, прежде всего, и всерьез гарантировать свои национальные интересы.
При разрешении конфликтов группы Б Россия напрямую вмешиваться в них не должна, однако может, по просьбе какой-то из конфликтующих сторон, выполнять миротворческую, третейскую роль. Именно эта роль выглядела бы органичной для сегодняшней дипломатии России (что подтверждается опытом Таджикистана и Приднестровья), поскольку прямое силовое участие в зонах конфликтов, не затрагивающих непосредственно российские интересы, как правило, вызывает нежелательную реакцию там, где эти интересы затрагиваются безусловно.
Вероятно, целесообразно было бы руководствоваться принципом иерархии политических приоритетов (или, как говорят американцы, адекватности ответов на вызовы), т. е. ответ России на конфликты группы Б не должен превышать степень их потенциальной угрозы ее национальным интересам. При этом в сложившейся ситуации участие России в локальных войнах и вооруженных конфликтах в более широком контексте может быть рассмотрено в следующих формах:
· в качестве одного из непосредственных участников при открытом декларировании своего участия;
· в качестве союзника одного из участников международного конфликта;
· в качестве союзника одного из участников внутригосударственного военного конфликта;
· в качестве третьей стороны, осуществляющей стабилизационные мероприятия в зоне конфликта как в форме прямой односторонней интервенции, так и в форме классических миротворческих операций по сохранению перемирия.
Любой из этих вариантов создает самостоятельный политический контекст и требует от российского руководства использования специфических форм политического, экономического, военного и специального обеспечения своих действий.
Опыт ведения боевых действий в первой Чеченской кампании свидетельствует о многих недостатках в использовании личного состава, оружия и военной техники, о слабом дипломатическом и пропагандистском обеспечении самого факта применения Вооруженных Сил внутри государства. Отсюда – масса серьезных проблем.
ПРИЧИННО-СЛЕДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ ЛОКАЛЬНЫХ ВОЙН
И ВООРУЖЕННЫХ КОНФЛИКТОВ
Обобщение и изучение опыта локальных войн и вооруженных конфликтов, их классификация позволяют наиболее обоснованно анализировать причинно-следственные связи условий возникновения кризисных ситуаций, способов развязывания войн и вооруженных конфликтов, особенностей ведения боевых действий и тенденций их развития.
В свою очередь, подобное изучение дает возможность извлекать уроки, делать соответствующие выводы, разрабатывать рекомендации, направленные на предотвращение насилия в будущем и обеспечение национальной безопасности. Если все же конфликт разразится, то знание опыта прошлых войн поможет лучше подготовиться к боевым действиям, умело их вести и победоносно завершать.
Классифицируя войны по характеру политических целей, следует несколько расширить типологические рамки и внести в них войны в защиту нарушенных гражданских прав. Этот же уровень классификации может быть дополнен таким уровнем, как степень поддержки мировым сообществом – безусловная, частичная, неодобрение, применение международных санкций.
Войны сегодня – это сложнейший конгломерат всевозможных наслоений политических, экономических и социальных противоречий. Между тем, если вникнуть в содержание причинной триады, то социально-экономические предпосылки все же следует поставить на первое место.
Здесь и этноконфессиональные споры, сепаратизм и автономизм, территориальные неурядицы, разительная дифференциация в уровнях развития Центра и провинций, национальный менталитет (эгоизм) того или иного этноса, элементарная борьба за власть, которая зиждется, как правило, на политико-идеологических постулатах всевозможных партий и организаций – от построения всеобщего исламского государства, единого кавказского дома, федеративного арабского содружества до создания национального очага для разобщенного народа и т.д.
Заметим, что во всем этом перечне классовый подход неуместен. Даже беглый анализ показывает, что возглавлялись насильственные действия людьми с приличным состоянием, а их лозунги и призывы революционными или справедливыми можно назвать лишь условно.
Историко-теоретический анализ возникновения и развития локальных войн и вооруженных конфликтов, их типология показывают, что в основе возникновения любого военно-политического кризиса лежат как долговременные, так и ситуативные (непосредственные) причины.
Действительно, в основе возникновения локальных войн и вооруженных конфликтов, развязанных после второй мировой войны, лежит ряд долговременных причин. Одна из наиболее распространенных – соперничество (геополитическое, геостратегическое, геоэкономическое и др.) государств на международной арене. Некоторые локальные войны и вооруженные конфликты были вызваны претензиями отдельных государств на роль региональных центров силы.
К особому виду военно-политических кризисов данного ряда следует отнести локальные войны между государственно оформившимися частями одной и той же разделенной по политико-идеологическим, религиозным и социально-экономическим признакам нации. Эти войны отличает острый и бескомпромиссный характер ведения боевых действий. Классическими примерами таких войн являются: Корейская война, война между Севером и Югом Вьетнама, между Севером и Югом Йемена...
Многие военно-политические кризисы, локальные войны и вооруженные конфликты возникали из-за попыток великих держав удержать в сфере своего влияния государства, с которыми до возникновения кризисных отношений поддерживались колониальные, союзнические или иные межгосударственные связи (Лаос, Конго, ГДР, Венгрия, Чехословакия).
МЕЖНАЦИОНАЛЬНЫЕ КОНФЛИКТЫ.
Одной из глубинных причин локальных войн и вооруженных конфликтов после 1946г. явилось стремление национально-этнических общностей к самоопределению. Подобное стремление нередко принимало различные формы борьбы – от антиколониальной до сепаратистской. Однако не во всех случаях фактор национально-освободительной борьбы (или националистических движений) являлся самодостаточным для возникновения военно-политических кризисов.
Рассматривая сущность националистических движений, следует отметить, прежде всего, их массовость и остроту, которые, как правило, являются следствием внутриполитических условий в государстве-источнике.
Условия эти следующие:
- невозможность или затруднительность ассимиляции национальных меньшинств из-за глубинных культурных, этнополитических и этноконфессиональных различий проживающих в данном государстве народов;
- активность политической элиты национальных движений, отстаивающей свои требования в национальном вопросе давлением на Центр, вплоть до угрозы применения силы;
- отказ или нежелание центрального руководства идти на переговоры с лидерами национальных меньшинств.
Как показал опыт, вооруженный конфликт между государством и националистическими движениями проходит несколько этапов:
- противостояние законов,
- использование репрессивных мер,
- создание националистических вооруженных формирований,
- непосредственное противостояние,
- наконец, вооруженные столкновения.
Специфическим продолжением этнических кризисов стали конфликты антирасистской направленности, а также конфликты, вызванные борьбой наций за обретение своей исторической родины или компактной территории для построения собственного государства. К таким нациям в настоящее время относятся палестинцы, курды, турки-месхетинцы, крымские татары и др.
Ряд военно-политических кризисов и вооруженных конфликтов после 1946 г. произошел на основе ирредентизма (ирредентизм – как правило, националистическое движение. Суть его заключается в отделении определенной территории от одного государства с целью последующего ее присоединения к другому).
Хотя ирредентистские движения были относительно малочисленными среди националистических движений, тем не менее, их лозунги всегда таили в себе мощный взрывной потенциал. В конце XX в. ирредентизм наглядно проявляется в ряде государств Центральной Африки, в бывшей Югославии, в отдельных регионах постсоветского пространства.
При столкновении интересов Центра и национальных меньшинств из-за распределения тех или иных материальных и духовных ценностей возникают сепаратистские (реже автономистские) движения. Причиной кризиса в данном случае могут стать не только территории и природные богатства, но и виды деятельности, источники доходов, власть, престиж и социальный авторитет. Обострение такой ситуации может привести к внутригосударственному вооруженному конфликту – к конфронтации интересов государства и отдельных этнических групп.
Успех сепаратистского (автономистского) движения зависит от политической зрелости его лидеров, социальной поддержки масс, реакции правящих кругов, от степени боеспособности вооруженных формирований, оперативно-стратегической значимости конкретного национального района, а также от международной обстановки в целом.
Рассмотренные выше причины обусловливают глубинные факторы возникновения локальных войн и вооруженных конфликтов. Но важно знать и другое – что является непосредственным поводом, ситуативной причиной возникновения той или иной военной конфронтации.
Непосредственные причины возникновения войн и вооруженных конфликтов в широком плане могут быть определены как специфические события, изменения и действия, которые носят провоцирующий характер и воспринимаются другими государствами как угроза их жизненно важным интересам.
Они могут быть классифицированы по отдельным видам.
Важнейший из них – политические (вербальные) акты, которые, как правило, включают в себя протесты, угрозы, обвинения, ультимативные требования и т. д.
Ситуативной причиной конфликтов могут стать также вызывающие внешнеполитические действия, часто включающие элементы подрывной деятельности, коалиционные мероприятия государств против общего оппонента, дипломатические санкции, денонсации или нарушения договоров.
К примеру, Суэцкий кризис 1956г. разразился сразу же после решения Египта о национализации Суэцкого канала. Подобные действия Каира были восприняты в Лондоне и Париже как непосредственная угроза западным интересам в ближневосточном регионе. Последовали бомбардировки египетской территории, а затем и высадка англо-французского десанта.
На территории Российской Федерации Федеральные власти не спешили признать наличие внутригосударственного вооруженного конфликта. Своевременное признание факта вооруженной конфронтации позволило бы еще в конце 1994 г. ввести в конфликтной зоне соответствующий режим, вытекающий из требований международного права. Парадоксально, но понятие вооруженный конфликт применительно к событиям на Северном Кавказе с декабря 1993 г. уже употреблялось в официальных документах президента и правительства.
Более того, в постановлении Государственной Думы № 515-1 ГД от 8 февраля 1995 г. О порядке применения постановления Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации Об объявлении амнистии в отношении лиц, участвовавших в противоправных деяниях, связанных с вооруженными конфликтами на Северном Кавказе, впервые в истории России дано определение понятия вооруженный конфликт применительно к внутрироссийской ситуации.
В п. 2 говорится: Под вооруженным конфликтом, указанным в п. 1 постановления об объявлении амнистии, следует понимать противоборство между:
а) вооруженными формированиями (вооруженными объединениями, дружинами, отрядами самообороны, другими вооруженными группами), созданными и действующими в нарушение законодательства Российской Федерации (незаконными вооруженными формированиями), и органами внутренних дел и подразделениями внутренних войск Министерства внутренних дел Российской Федерации;
б) незаконными вооруженными формированиями, созданными для достижения определенных политических целей;
в) лицами, не входившими в незаконные вооруженные формирования, но участвовавшими в вооруженном противостоянии в связи с территориальными притязаниями на этнической или религиозной почве.
Если продолжить начатую тему, то в ряде федеральных законов (№ 75 ФЗ от 1995 г., № 146 ФЗ от 1997 г.), в которых рассматриваются вопросы гарантий, компенсаций, прав и льгот военнослужащих, выполнявших или выполняющих свой воинский долг на территориях государств Закавказья, Прибалтики и Республики Таджикистан, употребляется термин вооруженный конфликт.
Это фактически означает, что федеральные власти законодательно признали факт участия отечественных войск (сил) в боевых действиях, в частности в Нагорном Карабахе и Таджикистане. Что касается Чечни, то согласно действующим законам, российские военнослужащие выполняли задачи в условиях вооруженного конфликта немеждународного характера в Чеченской Республике и на непосредственно прилегающих к ней территориях Северного Кавказа, отнесенных к зоне вооруженного конфликта.
Трудно уловить разницу между терминами внутригосударственный вооруженный конфликт и вооруженный конфликт немеждународного характера.
Как известно, летом 1996г. были подписаны Хасавюртовские соглашения о прекращении боевых действий в Чечне. Начались переговоры, которые завершились подписанием 12 мая 1997г. Договора о мире и принципах взаимоотношений между Российской Федерацией и Чеченской республикой Ичкерия. Раз имеется договор о мире, значит формально российским руководством был признан факт вооруженной конфронтации внутри страны.
Если следовать логике, то после поражения российских войск в боях за Грозный (1996) правительство страны пошло на мир с теми, против кого велась война. Те, кто именовался сепаратистами и лидерами незаконных вооруженных формирований, подлежащих разоружению либо уничтожению в ходе восстановления конституционного порядка, признаны законной властью и равноправной договаривающейся стороной.
Из этого некоторые эксперты делают вывод: поражение потерпела Россия. Понятно, что подобное заключение явно отдает конъюнктурой, неким пафосом обиды и реванша.
Чеченские события требуют детального обобщения, изучения и анализа, а уж потом – выводов.
В этой связи важно добавить, что договор о мире, будучи в политическом отношении важнейшим историческим документом, в юридическом плане был составлен достаточно осторожно. Ни этот договор, ни специальные двусторонние экономические соглашения не содержали признания независимости Чечни и не нарушали Конституцию России, что нередко делалось, особенно в начальной стадии конфликта.
Иными словами, прекращение первой чеченской кампании есть победа законности над беззаконием. Вполне справедлив также исторический взгляд на происходящее, отраженный в тексте договора, где сказано о прекращении многовекового противостояния России и Чечни.
Правовой вакуум в зоне внутреннего вооруженного конфликта абсолютно недопустим, поскольку наличие его позволяет антигосударственным силам, незаконным вооруженным формированиям безнаказанно осуществлять противоправные действия.
Ситуативной причиной вооруженных конфликтов зачастую становятся косвенные насильственные действия, такие, как государственный переворот в соседней стране, силовые действия против союзного или дружественного государства и т. д.
Межгосударственный военно-политический кризис, затем перерастающий в вооруженный конфликт, может быть вызван внешним ситуационным изменением, которое предполагает появление у оппонента специфического оружия или новейших наступательных систем, изменение в балансе сил на глобальном и региональном уровнях и т. п. Характерные примеры – Карибский кризис и Октябрьская война 1973 г. на Ближнем Востоке.
Тот факт, что США остались единственной сверхдержавой в мире, не означает, что мир стал однозначно однополюсным. В настоящее время существует целый ряд политических, военных и экономических задач, которые США не в состоянии решить самостоятельно.
Вместе с тем, мир не стал и многополярным, поскольку все великие державы, кроме Соединенных Штатов, испытывают недостаток в одном или нескольких компонентах для образования самостоятельного центра силы.
В действительности структура власти в мире приняла достаточно сложную конфигурацию. С точки зрения военной мощи мир в лице США стал относительно однополярным. СССР/Россия, как недавняя сверхдержава, к концу 1998г. (в результате военной реформы) понесла потери, сопоставимые с потерями на фронтах второй мировой: 17 общевойсковых и танковых армий, 2 армии РВСН, 5 воздушных армий, 3 армии ПВО; возможности стратегических ядерных сил уменьшились в 2,5 раза по сравнению с США.
Вряд ли после подобных сокращений Вооруженные Силы России смогут проводить операции стратегического масштаба.
Структура экономической власти с определенной долей условности может быть определена как трехполярная: США, Европа и Япония в совокупности производят около двух третей мирового валового продукта. В начале XXI в. к этим странам присоединился Китай.
В целом на уровне межгосударственных отношений происходит дальнейшее ослабление роли государства как такового с одновременной концентрацией власти у транснациональных корпораций, международных финансовых институтов и криминальных групп.
В настоящее время наиболее опасный вид вооруженного конфликта – непосредственное столкновение между двумя или более основными властными центрами в мире (США, Россией, Китаем, Японией и Европой в целом) с целью фундаментального изменения структуры межгосударственных отношений – маловероятен.
Великие державы в своем поведении уже не исходят из мотивов, которые могли привести к территориальной агрессии, поскольку путь к международному престижу, власти и экономическому успеху в настоящее время пролегает не через территориальные завоевания, а через высокотехнологичное производство и человеческий капитал.
Постепенно ослабляется значение таких потенциальных источников локальных войн и вооруженных конфликтов, как борьба ведущих стран мира за установление выгодного баланса интересов и сил в различных регионах мира.
Ядерное оружие по-прежнему остается чрезвычайно эффективным фактором сдерживания, а постоянное совершенствование систем разведки, прежде всего спутниковой, позволяет своевременно выявить реальные военные возможности оппонентов.
Эти факторы во многом объясняют, почему, несмотря на 50-летний период интенсивного соперничества, не произошло крупномасштабных и прямых столкновений между советскими и американскими войсками. При этом последовавший после распада Советского Союза период реструктуризации глобальных международных отношений также прошел без особого риска крупномасштабной войны, в отличие от предшествовавшей истории распада мировых империй и великих держав.
Эти положения были подтверждены Межведомственной рабочей группой при Генеральном штабе по выработке новой Военной доктрины Российской Федерации. Эксперты на основе анализа развития военно-политической и военно-стратегической обстановки сделали вывод, что в современных условиях крупномасштабная военная агрессия против России в традиционных формах – при поддержании на необходимом и достаточном уровне российского потенциала ядерного сдерживания – в ближайшие годы маловероятна.
Отсутствие вероятности вооруженного столкновения между великими державами не означает, что между ними не может быть периодических обострений противоречий и даже роста напряженности. Различные подходы к путям и способам урегулирования конфликтов уже не один раз продемонстрировали это. Другой вероятной сферой напряженности в их отношениях может стать попытка перераспределения ответственности за поддержание международной системы безопасности и нового мирового порядка.
Из нынешних великих держав наибольшее опасение вызывает неясность дальнейшего внутри- и внешнеполитического развития России и Китая с последующим его непосредственным влиянием на состояние региональной безопасности.
Со значительно большей вероятностью вооруженные конфликты могут возникать в результате попыток региональных держав овладеть ядерным оружием или установить гегемонию в соответствующем регионе. Это в первую очередь касается Индии и Пакистана, которые летом 1998 г. официально провели ядерные испытания. По некоторым сведениям, компонентами для производства оружия массового поражения обладают Северная Корея, Иран, Ирак, Ливия, Алжир, ЮАР, Бразилия, Израиль и ряд других стран.
В целом, наиболее распространенные войны и вооруженные конфликты в последующие годы, вероятно, будут носить субрегиональный, локальный или местный характер.
При этом значительная их часть будет обусловливаться прежде всего неспособностью правительств эффективно управлять государством (феномен так называемого несостоятельного государства), а также неконкурентоспособностью отдельных государств и групп стран в современном мире.
Исходя из подобного утверждения, в обозримой перспективе, по нашему мнению, наиболее реальной для России явится опасность возникновения именно локальных войн и вооруженных конфликтов.
Не исключено развязывание одновременно или последовательно на границах Российской Федерации и ее союзников нескольких локальных войн и вооруженных конфликтов, которые при определенных условиях могут перерасти в крупномасштабную региональную войну.
При этом нельзя исключать того варианта, что внутренние вооруженные конфликты могут быть использованы для военного вмешательства со стороны других государств или их коалиций во внутренние дела России.
О дальнейшей перспективе развития межгосударственных отношений в XXI в. пока говорить трудно. Однако уже сейчас можно предположить, что усиливающаяся в глобальном масштабе поляризация богатства и нищеты, продолжающееся обездоливание некоторых стран и даже континентов произведут настолько сильное социальное расслоение в глобальном масштабе, что в конечном итоге оно может вызвать различные формы межцивилизационной и межклассовой борьбы, которая будет носить еще более ожесточенный характер, чем предсказывали основоположники марксизма-ленинизма.
В подобных условиях получение как можно более полных и адекватных знаний о сущности, особенностях происхождения войн и методах их ведения, умелое использование этих знаний по своевременному распознанию и предотвращению войны, прежде всего на этапе деэскалации кризисной ситуации, – приоритетный путь в поддержании глобальной и региональной стабильности.
Важно отметить еще один момент. Многие локальные войны и вооруженные конфликты последних 50 лет в той или иной степени были связаны с существованием двух противоположных общественно-политических систем, двух антагонистических военных блоков – НАТО и Варшавского Договора.
Последний, как известно, канул в лету. НАТО расширяется на Восток, принимая в свои ряды недавних союзников СССР (в марте 1999 г. Венгрия, Польша и Чехия были приняты в НАТО). Продолжается острая полемика – что это даст России, не окажется ли она на задворках мировой цивилизации, испытывая постоянную угрозу от своих ближних и дальних соседей?
Сделаем лишь небольшой исторический экскурс. В течение двух лет (1996– 1997) между Россией и Североатлантическим альянсом велись переговоры, в ходе которых начали формироваться совместные подходы к различным проблемам предотвращения войн и вооруженных конфликтов.
Нельзя в этой связи обойти вниманием Основополагающий Акт о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и Организацией Североатлантического договора, который был подписан на высоком политическом уровне в конце мая 1997 г.
Стороны обязались строить прочный и всеобъемлющий мир на принципах демократии и безопасности, основываясь при этом на высоких гуманистических идеалах сотрудничества и уважения интересов и национальных чаяний друг друга. Россия и НАТО декларировали, что отныне они не противники.
Наоборот, они являются гарантами преодоления остатков прежней конфронтации и соперничества и укрепления взаимного доверия и сотрудничества.
Стороны заявили, что отныне будут делать все для предотвращения конфликтов, включая превентивную дипломатию, проводить совместные операции с целью восстановления мира в любой точке земного шара, всемерно укреплять региональную безопасность.
Они торжественно подтвердили, что не имеют намерений, планов или причин для развертывания ядерного оружия на территории новых членов НАТО.
Одним словом, соглашение с НАТО предписывало идеальные формы установления бесконфликтного мира в предстоящем тысячелетии.
Однако факты и события последних лет уходящего века отнюдь не настраивают на оптимистический лад. Один за другим возникают конфликты, по своему характеру нетипичные, но по содержанию жестокие и бессмысленные. Оказалось, что в подписанном Акте не учтены многие факторы современной конфронтации, особенно на постсоциалистическом пространстве; весь текст документа выдержан в старом протокольном стиле.
Документ подготовлен без соответствующего научного обоснования, – и в этом бич внешней политики Российской Федерации. Положения о внутригосударственных конфликтах и методах их урегулирования, об этноконфессиональных спорах внутри одного государства, о сугубо местных национальных проблемах и т. д. вообще выпали из него.
А ведь с ними связаны многочисленные аспекты безопасности, мира и стабильности на огромных просторах Евразийского континента. Эта проблема есть и будет актуальной по крайней мере до конца первой половины XXI в. Это наглядно подтверждают события в бывшей Югославии (особенно в Косово) и на Северном Кавказе.
К тому же именно в Косово американцы разыграли собственный сценарий, фактически поставив мировое сообщество перед лицом новой Pax Americana. Иными словами, Вашингтон не преминул воспользоваться этноконфессиональным фактором, который так искусно удалось обойти во время подписания Основополагающего Акта. При этом во главу угла была поставлена исламская вера с полутора миллиардами ее последователей.
Здесь уместно сделать одно отступление. Можно ли было предвидеть (скажем, за год) исламскую революцию в светском и процветающем Иране, а затем – кровопролитную ирано-иракскую войну, поглотившую за восемь лет 600 млрд. долларов и сотни тысяч человеческих жизней.
Никакие аналитики и эксперты, да и всесильные спецслужбы не могли предсказать ввод советских войск в Афганистан и иракских – в Кувейт, распад СССР, успех исламистов в почти европейском Алжире, приход к власти талибов, жестокий этнический конфликт в Боснии и Герцеговине, наконец, варварские налеты натовской авиации на Белград...
Примеров подобных великое множество. Страны и регионы (вполне благополучные) менялись в своем облике на 180 градусов, принося жителям планеты неприятные сюрпризы, связанные с человеческой кровью и общей нестабильностью.
Итак, можно ли быть уверенным, что через год-полтора не разразится очередная трагедия в какой-либо точке огромного мусульманского пространства – от Марокко до Индонезии, в той самой дуге нестабильности, которая в последние годы преподносит миру все новые и новые сюрпризы? Пожалуй, нет. Потому что это не выгодно сильной Америке. Не выгодно по различным причинам.
Попробуем разобраться. Традиционно (вплоть до распада СССР) огромный пласт арабо-мусульманского мира был в орбите московского Кремля, но отнюдь не вашингтонского Белого дома. Советский Союз был щедр и давал этому миру всё (зачастую безвозмездно) для активной борьбы против империализма и сионизма.
Параллельно Москва тратила львиную долю бюджета на военные нужды, воевала в Афганистане, на Африканском континенте и Ближнем Востоке и даже в Никарагуа. Тем временем Америка оправлялась от вьетнамского синдрома, целенаправленно повышала благосостояние собственного народа, создавала качественно новые вооруженные силы и ждала, когда СССР выдохнется.
При этом активно велась пропагандистская (холодная) война, в ходе которой Вашингтон планомерно разрушал социалистическую систему. В то же время он всемерно помогал Югославии, так как ее президент Иосиф Тито не ладил с Москвой, а для консервации острых этноконфессиональных противоречий в стране нужны были деньги, и немалые. Не секрет, что в эпоху социализма югославы жили на порядок лучше, чем граждане других стран коммунистического лагеря, не говоря уже о гражданах великого Советского Союза.
СССР развалили как карточный домик. Даже Киссинджер с Бжезинским попали впросак, – они много писали о крахе коммунизма, но где-то в XXI в. Несколько лет понадобилось Вашингтону, чтобы выработать новую стратегию для нового миропорядка. На фоне хаоса в России и частичного развала ее оборонного потенциала Америка избрала по-своему единственно верный путь – вступить в грядущее тысячелетие безоговорочным мировым арбитром, править всем и вся.
Для амбиций молодого Клинтона (на фоне менталитета американского обывателя и миллиардных излишек в бюджете) – это закономерный жест человека навстречу собственному триумфу (триумфу Америки) и перспективам очередного президентства в новом веке.
Уже к середине 90-х годов для осуществления американской миссии стал активно использоваться исламский фактор (в российском руководстве, точнее в Совете Безопасности, тогда занимались этой проблемой инженерные кадры, люди, которые с трудом отличали христианство от мусульманства). Постепенно, что особо отметим, американцы убрали всю свою ненависть к исламу (как религии насилия и экстремизма) из основополагающих документов по национальной безопасности.
К примеру, в последней Стратегия национальной безопасности США для нового столетия (октябрь 1998 г.) просматривается чуть ли не идеальный подход к мусульманской вере и ее последователям, которым Вашингтон гарантирует полное покровительство в борьбе с внешним врагом и, в особых случаях, с собственными правителями-тиранами.
Результат налицо. Только-только спала напряженность в арабо-израильском противоборстве, вспыхнула война между Ираком и Кувейтом. После ее прекращения взорвалась Босния и Герцеговина. Затем последовали Таджикистан, Афганистан, Чечня. После Хасавюртовских соглашений началась планомерная раскрутка Косово. Возникающие паузы между войной и миром в мусульманских анклавах заполнялись воздушными ударами по Саддаму Хусейну.
Практически везде – от Индонезии до Кипра – американцы все делали и делают так, что в глазах мирового сообщества (в том числе и в большинстве исламских столиц) они выглядят далеко не в худшем свете – им аплодируют, их принимают и приветствуют, им дарят цветы.
Сегодня в Европе, а особенно в мусульманских столицах, часто спрашивают: почему России можно, а США нельзя. При этом ссылаются на то, что первая давила исламскую демократию в Таджикистане и исламских патриотов в Чечне, вторые же, наоборот, защищали (и защищают) исламскую справедливость и стоит на страже мусульманских меньшинств в России и бывшей Югославии!
В относительно высокоразвитых странах с устойчивыми традициями демократического правления межнациональная борьба обычно принимала форму умеренных по размаху этнолингвистических и этнокультурных движений, не приводя к серьезным внутренним потрясениям и тем более к военно-политическому вмешательству со стороны других государств (Канада, Ирландия, Испания).
Мощный рост национально-освободительного движения в колониях стал возможным после резкого ослабления колониальных держав в ходе и после окончания второй мировой войны. В свою очередь, системный кризис, вызванный распадом мировой системы социализма и ослаблением СССР (а позднее России), привел к возникновению многочисленных националистических (этноконфессиональных) движений на постсоциалистическом и постсоветском пространстве. Остановимся на этом более подробно.
Проблема национализма и связанных с ним политических, территориальных, религиозных и иных конфликтов давно привлекала внимание ученых, прежде всего западных. Отечественная политическая наука основательно отстала от Запада в этой сфере во многом из-за навязываемого ей долгие годы идеологического стереотипа национализма как понятия, тождественного расизму, шовинизму и даже фашизму.
Между тем это не совсем верно (и даже совсем неверно). Национализм по сути своей есть выражаемая политическими методами приверженность собственной нации. Другое дело, что приверженность эта может обрасти впоследствии какими-то агрессивными намерениями, планами и сопровождаться насильственными действиями, этническими чистками. Термин этническая чистка стал активно использоваться в начале 90-х годов в связи с распадом Югославии и началом этноконфессионального конфликта в Боснии и Герцеговине. Именно здесь наиболее отчетливо были нарушены нормы международного гуманитарного права, то есть законы и обычаи войны, защищающие права и достоинство человека (как военного, так и гражданского) и требующие от воюющих сторон гуманного отношения к этим лицам.
Этническая чистка – это не эпизодическая жестокость, которая неизбежна во время вооруженного противостояния, а целенаправленная политика воющей стороны, стремящейся уничтожить не только вооруженные силы (отряды) противника, но террором и массовым уничтожением людей добиться полного контроля над оккупированной территорией или частью территории собственного (федеративного) государства (республики).
Генеральная Ассамблея ООН в декабре 1992 г. признала этническую чистку одной из форм геноцида. В мае 1994г. спецкомиссия ООН сформулировала ее содержание следующим образом: этническая чистка – это целенаправленная политика, разработанная одной этнической или религиозной группой для удаления насильственными и приводящими к террору методами гражданского населения другой этнической или религиозной группы из определенных географических районов.
В значительной степени она осуществляется под прикрытием псевдонационализма, исторических обид и мощного двигателя чувства мести с целью оккупации территории и удаления с нее той группы или групп, в отношении которых осуществляется это действие (S/1994/674, пункт 130, 24 мая 1994г.). Этническая чистка ведется с использованием убийств, пыток, произвольных арестов и задержаний, внесудебных казней, изнасилований и сексуальных посягательств, насильственного изгнания, перемещения и депортации гражданского населения, целенаправленных военных нападений или угроз нападений на гражданское население и районы, бессмысленного уничтожения собственности (S/25274, пункт 56).
Даже элементарная этноконфессиональная поляризация общества, связанная с выпячиванием титульной нации, неизбежно приводит к этническому противостоянию в своеобразной ненасильственно-принудительной форме. Эта форма может незамедлительно трансформироваться в этнические чистки, если нетитульная нация будет поддержана тем государством, где она считается титульной.
Что в этой связи характерно для России. После распада СССР появилось большое количество беженцев и вынужденных переселенцев из числа русских. К примеру, после провозглашения независимости Казахстан покинули 2 млн., Киргизию – более 400 тыс., Узбекистан – около 450 тыс., Таджикистан – 350 тыс., Туркмению – 250 тыс. русских. И этот поток не уменьшается. По словам большинства беженцев, основной причиной их эмиграции явилась выраженная гегемония титульной нации, ее стремление захватить всю полноту власти как в Центре, так и на местах. Постепенно русские меньшинства вытесняются из неспокойных республик Северного Кавказа.
Да и в спокойных республиках РФ приняло широкие масштабы выдавливание русских из управленческих структур, здравоохранения и образования. Анализ состава правительств некоторых республик показывает, что преимущество при их формировании получают так называемые государствообразующие нации.
В парламенте Республики Адыгея 46,7% – адыги, тогда как доля адыгов в населении республики – чуть больше 20%. Лишь 10% карелов проживает в Карелии, но они считаются титульной нацией со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Чтобы не допустить этнических чисток в данной ситуации, имеется единственный выход – принять действенное законодательство о пропорциональном представительстве в органах власти всех наций и народностей, проживающих в той или иной республике. При этом будут в должной мере учтены чаяния всех народов, создадутся препятствия целенаправленному занижению социально-профессионального статуса людей какой-либо национальности до уровня, не позволяющего им претендовать на участие в распределении власти и на контроль над общественными ресурсами.
ОШСКИЙ КОНФЛИКТ 1990г.
Ошский этнический конфликт летом 1990 г. был одним из самых масштабных и жестоких на территории бывшего СССР. В него были вовлечены представители двух крупных этнических групп Центральной Азии – узбеки и киргизы. Находящаяся в Киргизии Ошская область представляла собой довольно пестрый конгломерат наций и народностей. При этом, как правило, в горах и предгорьях проживали киргизы, в городах и на равнинах – узбеки. В областном центре Ош последних было в два раза больше, чем киргизов. Зато киргизы занимали практически все руководящие посты. Они держали узбеков в своеобразном подневольном состоянии, фактически отводя им роль людей второго сорта. Экономические трудности, гласность, а также явно некомпетентная деятельность руководства области привели к отдельным актам неповиновения со стороны узбеков, требующих равенства в правах. Киргизское руководство незамедлительно ответило насилием, которое своим острием было направлено сугубо против лиц узбекской национальности.
Массовые беспорядки и межобщинные столкновения начались 4 июня. Наиболее распространенным был лозунг: Убейте их, а то они вечером придут и убьют вас!. В течение недели погибло 120 узбеков, 50 киргизов и 1 русский. Было совершено более 5 тыс. преступлений (убийства, изнасилования, погромы и грабежи). Насилие было остановлено лишь объявлением чрезвычайного положения и вводом армейских сил в зону конфликта.
Часть узбекского населения вынуждена была оставить насиженные места. В самой же Киргизии (особенно после получения независимости) широкое распространение получили постулаты так называемого титульного национализма.
Среди них три основных:
1. Есть древняя и славная киргизская нация, к которой принадлежит коренное население Киргизии;
2. Киргизы, как представители коренной нации, живут на территории своего национального государства;
3. Республика, ее ресурсы, государственные и другие институты являются собственностью киргизской нации.
Подобными сочетаниями, как нетрудно заметить, можно объяснить любые этнические чистки и элементарное насилие на национальной почве.
Процесс суверенизации, охвативший Советский Союз в конце 80-х годов, сопровождался эрозией с разрушением социальных институтов, способствовал трансформации латентных конфликтных ситуаций в открытые формы и эскалации ранее существовавших противоречий в общественном развитии.
ЧЕЧЕНО-ИНГУШСКИЙ КОНФЛИКТ 1991 г.
Наглядным примером вызревания внутригосударственного конфликта, замешанного на этноконфессиональной основе, может служить ретроспективный анализ событий в Чечено-Ингушской АССР (Чеченской Республике) с лета 1991 г. по 11 декабря 1994 г. – т.е. начала проведения специальной операции с применением Вооруженных Сил, войск других министерств и ведомств России по разоружению незаконно созданных в Чечне воинских формирований и обеспечению территориальной целостности Российской Федерации.
Краткая хроника событий была следующей. Летом 1991 г. прошедший в Чечено-Ингушской АССР Общенациональный конгресс чеченского народа (ОКЧН) провозгласил независимость Чеченской Республики и ее выход из состава РСФСР и СССР. Единственным законным органом власти в этой несуществующей республике был объявлен Исполнительный комитет (Исполком) ОКЧН.
Он в начале сентября 1991 г. объявил о низложении Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР, после чего вооруженные отряды ОКЧН силой захватили здания Совмина, радио- и телецентра. 15 сентября было объявлено о проведении выборов в новый парламент. В результате 27 октября президентом Чеченской республики (ЧР) стал Д. Дудаев. Сразу же Исполком ОКЧН объявил всеобщую мобилизацию мужчин республики в возрасте от 15 до 55 лет и привел в полную боевую готовность свою национальную гвардию.
Все противники новой независимой Чеченской Республики лидерами Исполкома ОКЧН объявлялись врагами народа. Постановлением Президиума Исполнительного комитета ОКЧН от 9 октября 1991 г. действие законов Российской Федерации на территории Чечни отменялось.
Указом Д. Дудаева от 1 ноября 1991 г. в нарушение Конституции РСФСР провозглашался государственный суверенитет Чеченской Республики. Все эти действия сопровождались захватом зданий Верховного Совета республики и ее правоохранительных органов, насильственной гибелью должностных лиц, выдворением российских воинских частей и овладением армейскими арсеналами. В республике установилась жесткая военно-политическая диктатура.
Режим Д. Дудаева стал фактически проводить в жизнь криминально-террористическую политику как на территории Чечни, так и за ее пределами. С целью шантажа российских федеральных органов из Грозного неоднократно звучали угрозы применения ядерного оружия, совершения актов ядерного терроризма. В 1991 г. было выпущено на свободу более 250 преступников, в том числе около 200 особо опасных рецидивистов, которым было роздано оружие. В дальнейшем на территории Чеченской Республики постоянно находили убежище уголовники, совершившие преступления в России и других странах СНГ. Вместе с этим резко возросло число беженцев из республики, которое составило 200 тыс. человек, т. е. до 20% населения.
Боевые отряды, сформированные официальным Грозным, принимали активное участие в кровавых событиях в Абхазии, Нагорном Карабахе, Южной Осетии, в районе Осетино-Ингушского конфликта. Превратив Чеченскую Республику фактически в своеобразный центр терроризма в России, режим Д. Дудаева использовал в своих целях сотни наемников, вооруженных современным оружием, из арабских стран, Прибалтики, Таджикистана, Азербайджана, Украины, Афганистана, Турции и других государств.
На территории Чечни, с ведома Дудаева, в строгой секретности осуществлялся выпуск фальшивых российских денег, которые вывозились за пределы республики для обмена на настоящие. Громадный ущерб России, оцениваемый суммой порядка в несколько десятков миллиардов рублей, нанесло использование эмиссарами Д. Дудаева фальшивых авизо. По данным МВД, на начало 1995 г. к уголовной ответственности за операции с фальшивыми авизо было привлечено более 500 лиц чеченской национальности, еще 250 чеченцев находились в федеральном розыске.
С согласия руководства Чеченской Республики, под лозунгом возвращения в республику ранее награбленного Россией, проводились нападения на железнодорожный транспорт в регионе. Только за 1993 г. нападению подверглись 559 поездов с полным или частичным разграблением около 4 тыс. вагонов и контейнеров на сумму 11,5 млн. рублей. За 8 месяцев 1994 г. совершено 120 вооруженных нападений, в результате которых разграблено 1156 вагонов и 527 контейнеров. Убытки составили более 11 млн. рублей. В 1992–1994 гг. при грабежах железнодорожных составов погибло 26 железнодорожников.
Провоцируя органы государственной власти России на применение силы, Д. Дудаев преследовал цель не только создать независимое чеченское государство, но и, сплотив на антироссийской основе все республики Северного Кавказа, добиться их последующего отделения от России и, в конечном итоге, стать лидером исламской революции в регионе.
Уже в 1992 г. Д. Дудаев, стремясь получить для своих формирований вооружение и технику, потребовал вывести войска России с территории Чечни без оружия и военной техники в течение 24 часов. Получив отказ, он фактически санкционировал разграбление Российской армии.
Только с 6 по 9 февраля 1992 г. в Грозном был разгромлен 566-й полк внутренних войск МВД России, захвачены расположения четырех воинских частей, начались нападения на военные городки 173-го окружного учебного центра. В результате было похищено свыше 4 тыс. единиц стрелкового оружия, около 3 млн. единиц боеприпасов, 186 единиц автомобильной техники и пр. За первые три месяца 1992 г. было отмечено более 60 нападений на военнослужащих, в результате которых 6 человек были тяжело ранены, ограблено 25 квартир офицеров, захвачено, помимо стрелкового оружия, 5 бронемашин пехоты, 2 бронетранспортера и другое вооружение.
Захват военных городков, складов с оружием и материальными средствами, как правило, осуществлялся по схеме: впереди женщины и дети, за ними боевики с оружием. В дальнейшем передача вооружения и военной техники Чеченской Республике производилась по указанию министра обороны Российской Федерации П. Грачева.
В итоге в рядах незаконных воинских формирований Чечни оказалось довольного много оружия, о чем свидетельствует таблица № 1.
Таблица № 1
Получив (захватив) оружие, Д. Дудаев приступил к строительству регулярной чеченской армии. В вооруженные силы республики вошли: национальная гвардия, погранично-таможенная служба, внутренние войска, войска специального назначения, трудовая служба и резерв оборонных сил. Регулярные вооруженные формирования включали отряды самообороны, создаваемые по территориальному принципу в каждом населенном пункте.
В ноябре 1994 г. были сформированы полк добровольцев-смертников, женский батальон и подразделения ПВО. В это же время на чеченскую территорию прибыли добровольцы из Дагестана, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкессии, Адыгеи и других регионов.
Верховным главнокомандующим вооруженными силами Чечни являлся президент республики Д. Дудаев. 10 ноября 1991 г. под его председательством был создан Совет обороны Чечни. Согласно закону об обороне от 24 декабря, в Чеченской Республике была введена обязательная военная служба для всех граждан мужского пола. На срочную службу призывались юноши в возрасте от 19 до 26 лет. За период 1991–1994 гг. было проведено 6 мобилизаций военнообязанных и призывов молодежи на действительную военную службу.
По состоянию на 11 декабря 1994 г. группировка незаконных вооруженных формирований, с учетом добровольцев и наемников, насчитывала около 13 тыс. человек личного состава, 40 танков, 50 БТР и БМП, до 100 орудий полевой артиллерии и минометов, 600 противотанковых средств, до 200 средств ПВО. Все было готово к открытой войне против России.
30 ноября 1994 г., в связи с продолжающимся грубым нарушением Конституции Российской Федерации в ЧР, отказом Д. Дудаева от разрешения кризиса мирными средствами, резким обострением криминогенной обстановки, нарушением прав и свобод граждан, захватом и удержанием заложников, ростом числа мирного населения, погибшего насильственной смертью, в соответствии со статьей 88 Конституции Российской Федерации был издан Указ Президента Российской Федерации № 2137с О мероприятиях по восстановлению конституционной законности и правопорядка на территории Чеченской Республики. Во исполнение этого указа предусматривалось провести специальную операцию, которая вылилась во внутригосударственный конфликт с огромными человеческими жертвами с обеих сторон и тяжелыми экономическими потерями. По некоторым данным, хотя и весьма условным, численность погибших мирных жителей в результате Чеченского конфликта (1994–1996) составила более 39 тыс. человек (включая Буденовск, Кизляр, Первомайск, собственно Ингушетию и Дегестан). Что касается федеральных войск (сил), то их безвозвратные потери превысили 5,5 тыс. человек, санитарные – 51 тыс. человек. Динамика потерь представлена в таблице 2.
Таблица № 2
Чеченские боевики потеряли около 2700 человек. Материальный ущерб первой Чеченской кампании оценивается специалистами от 6 до 15 млрд. долл. Ни одна из военно-политических (военно-стратегических) задач, поставленных перед федеральными войсками, так и не была выполнена.
Последствия конфликта коренным образом изменили ситуацию на Северном Кавказе и отнюдь не в пользу России. Изложенные факты в очередной раз подтвердили истину – сугубо военными средствами (да к тому же и бездарно применяемыми) невозможно разрешить накопившиеся проблемы в исламском регионе России. Для этого необходимы политическое чутье федерального Центра, сильные и мобильные Вооруженные Силы и высокий профессиональный уровень их руководителей.
ОСЕТИНО-ИНГУШСКИЙ КОНФЛИКТ
Первый этнический конфликт в форме открытого насилия произошел на территории РФ в конце октября – начале ноября 1992 г. между представителями двух северокавказских народов – осетинами и ингушами.
По своим пространственно-временным параметрам, интенсивности и последствиям этот конфликт может быть отнесен к категории крупномасштабных, а его природа может быть охарактеризована как глубоко укоренившийся конфликт (deep-rooted conflict), к которым специалисты относят, в частности, затяжное межэтническое противостояние.
Как правило, в данном конфликте задействованы настолько глубокие чувства, ценности и потребности, а степень взаимного отчуждения столь велика, что обычные пути и способы разрешения противоречий через правовые механизмы, посредничество, переговоры или использование вышестоящей внешней власти не дают положительных результатов.
Чаще всего в отношении подобного конфликта применяются методы социально-политического или военного сдерживания, меры судебно-карательного характера, но и они не всегда приводят к желательным последствиям и даже могут иметь противоположный эффект.
Осетино-ингушский конфликт относится к категории событий, чрезвычайно перегруженных факторами эмоционально-ценностного характера, среди которых исторические несправедливости, принадлежность территорий, собственная государственность, нерушимость границ и подобные им идеологические конструкции этнонационализма, которые уже неоднократно в прошлом были причиной кровавых конфликтов и даже крупномасштабных войн. Предыстория конфликта довольно специфическая для такого рода этнического противостояния. После провозглашения осенью 1991 г. Дудаевым независимой Чеченской Республики ингуши получили своеобразный карт-бланш на создание Ингушской Республики на части территории бывшей Чечено-Ингушетии. При этом чеченское руководство всячески поощряло радикальных ингушских националистов на присоединение к Ингушетии Пригородного района Северной Осетии, который до 1957 г. входил в состав Чечено-Ингушетии, и где проживало около 40 тыс. ингушей.
Сразу же после провозглашения Ингушской Республики в составе Российской Федерации (4 июня 1992 г.) начались этнические чистки в Чечне – тысячи ингушей выталкивались в собственную республику. Многие из них переселялись в более развитый Пригородный район Северной Осетии и г. Владикавказ.
Одновременно десятки тысяч беженцев-осетин из Южной Осетии (Грузия) также устремились в названный район и северо-осетинскую столицу. При этом ингуши подвергались открытой дискриминации – их ограничивали в прописке, затрудняли доступ к получению земельных участков, незаконно задерживали органами МВД и т. д.
Наоборот, грузинские осетины пользовались целым рядом льгот и привилегий (они же в последующем и сыграли наиболее жесткую роль в изгнании ингушей).
В самой Ингушетии развернулась громкая кампания в поддержку собственных граждан в Северной Осетии. Широкое распространение получили лозунги о возвращении Пригородного района и переноса столицы Ингушетии из Назрани во Владикавказ.
В целях стабилизации обстановки Верховный Совет Российской Федерации своим
постановлением от 12 июня 1992 г. №2990-1 утвердил предложение Северной Осетии о введении чрезвычайного положения в г. Владикавказе, Алагирском, Моздокском, Правобережном и Пригородном районах и обязал Правительство Российской Федерации привлечь воинские контингенты, необходимые для охраны общественного порядка и обеспечения иных мер, предусмотренных Законом РСФСР О чрезвычайном положении. Во исполнение этого постановления в республику было переброшено 12 460 человек военнослужащих, 97 единиц бронированной и 59 единиц колесной техники внутренних войск МВД РФ.
Для противодействия ингушской экспансии во многих районах Северной Осетии при явном содействии Москвы начали формироваться подразделения национальной гвардии и народного ополчения. Российское руководство передало в их распоряжение громадное количество оружия и военной техники, включая 11 зенитных установок, 57 танков Т-72, 53 БТР и 4 БМП.
Позиция российского руководства в конфликте формировалась под воздействием событий в Чечне и выражалась в формуле: главное – не обеспечение безопасности граждан, а обеспечение целостности и безопасности России. Фактически, давалась официальная санкция Владикавказу на проведение масштабных этнических чисток в республике.
Москва стала на сторону православных осетин в пику мусульманам-ингушам, относящихся, как и чеченцы, к единому вайнахскому народу.
2 ноября 1992 г. была осуществлена массированная акция под прикрытием российской армии против ингушских поселков, которые защищали местные жители. В течение нескольких дней происходили убийства, захват заложников, поджоги и разграбление домов, изгнание ингушей с Пригородного района и из Владикавказа. В результате конфликта пострадало более 8 тыс. человек, в том числе 583 погибло (407 ингушей, 105 осетин, 17 военнослужащих), ранено более 650 человек. Уничтожено либо повреждено 3 тыс. жилых домов. Материальный ущерб составил свыше 50 млрд. руб. (в тогдашней номинации российской валюты).
ГРУЗИНО-АБХАЗСКИЙ КОНФЛИКТ
Этнографические параллели между грузинами и абхазами восходят к давним временам, свидетельствуя о культурно-генетической неразделимости исторических судеб этих двух народов. Основу их близости составляют традиционно сложившаяся общность мироощущения, религии, традиций, неразрывность экономических интересов и связей, одна родная земля, наконец, кровное родство (41 % семей – результат смешанных браков), не говоря уже о нравах, обычаях и атрибутивных характеристиках быта.
Именно в союзе с Грузией в составе СССР Абхазия сохранила этноисторическое пространство, свое лицо. Ни одна из бывших советских автономий не достигла такого уровня развития национальной экономики, социальной сферы, языка, литературы, науки, культуры, подготовки кадров и т. д., как Абхазия.
Она единственная автономная республика бывшего Союза, конституция которой содержала статью о государственном языке – абхазском.
Грузины и абхазы никогда не воевали друг с другом (если не считать отдельных клановых разборок и стычек). И вот теперь, в начале XXI в., в эпоху небывало широкого распространения идей гуманизма, небольшая группа абхазских лидеров, придя к власти в республике, после долгой и тщательной подготовки сумела спровоцировать вооруженный конфликт. Моноэтническая номенклатурная верхушка Абхазии, искусно манипулируя идеями национал-патриотизма, выдвинула лозунг суверенизации республики и в одночасье повернулась спиной к Грузии, с которой абхазов на протяжении более двадцати веков объединяла общая родина.
Комиссия экспертов Совета Европы, исследовавшая проблему межэтнической напряженности на территории бывшего СССР, в частности, отмечала, что в Абхазии меньшинство правит большинством, находящиеся у власти абхазы насчитывают одну пятую всего населения. Крохотный конгломерат националистов при помощи неабхазских воинских формирований взял курс на насильственный сепаратизм.
Независимость любой ценой – это губительная цель прежде всего для титульной нации, ведь ставится под вопрос само ее существование. К примеру, за год в абхазском селе Отхара в братоубийственной войне погибли 120 юношей, то есть невольными жертвами агрессивного сепаратизма стали молодые люди почти из каждой семьи. Для сравнения – Великая Отечественная война унесла жизни 90 жителей того же села.
Отметим при этом, что доля этнического грузинского населения в Абхазии к началу 90-х годов составляла 47% от общего населения республики. Большинство грузин проживало в Гальском районе. В результате этнических чисток, которые начались в сентябре 1994 г., из этого района практически все грузинское население было изгнано.
Иногда, по заявлениям грузинской стороны, абхазские сепаратисты применяли метод выжженной земли. Населенные пункты с грузинским населением уничтожались полностью, на них были сброшены сотни тысяч бомб. Шесть тысяч человек было убито, десятки тысяч истерзаны, тысячи женщин и даже детей были изнасилованы, многие города и села стерты с лица земли. Более 250 тыс. человек вынуждены были покинуть Абхазию только потому, что они грузины.
Примечательный документ: в октябре 1993 г. Правительство РФ возложило на абхазские власти всю ответственность за этническую чистку в отношении неабхазского населения.
В рабочем документе Подкомиссии ООН по предупреждению дискриминации и защите меньшинств (документ E/CN.4/Sub.2/1994/36 от 6 июля 1994 г.) подавляющее большинство стран мира выразило глубокую озабоченность по поводу этнической чистки, массового изгнания населения – преимущественно грузинского – из мест проживания и гибелью большого числа невинных гражданских лиц.
ТАДЖИКСКИЙ ВНУТРИГОСУДАРСТВЕННЫЙ ВООРУЖЕННЫЙ КОНФЛИКТ
Особого внимания в данном контексте заслуживает таджикский внутригосударственный вооруженный конфликт.
Он был обусловлен комплексом причин. Среди них: обвальный распад СССР, выявивший неготовность страны к независимому существованию; традиционное общество, в котором огромную роль играют местнические (региональные) и клановые связи, борьба новых и старых элит за власть; идеологическое измерение – попытки мобилизации населения под коммунистическими, исламистскими и националистическими лозунгами; быстрая интернационализация конфликта. В комплексе все эти факторы определили весьма сложную структуру и динамику конфликта, а также трудности, связанные с его деэскалацией и урегулированием.
Прежде всего следует остановиться на исламском факторе. Именно ислам в IX в. стал государственной религией империи Саманидов, которая считается первым государственным образованием таджикского народа.
Ныне ислам в Таджикистане исповедуют примерно 95% верующих. 90% мусульман – сунниты ханифитского мазхаба (направления). Остальные – исмаилиты, последователи одной из ветвей шиизма. В основном это выходцы из Горно-Бадахшанской автономной области (ГБАО).
Всего в республике проживает около 6 млн. человек. Из них более 5 млн. – сунниты, 350–360 тыс. – исмаилиты. Имеется небольшая община имамитов, относящаяся к умеренному направлению шиизма. Издавна ислам в Таджикистане отличался особой терпимостью, органически впитывая в себя коранические предписания и народные (зачастую, языческие) обряды. Традиционно таджикскому народу чужд культ политизации религии. Однако, несмотря на это, сложившаяся к концу 80-х годов ситуация в республике сделала как раз ислам одним из важнейших компонентов гражданского противостояния.
Здесь надо иметь в виду следующее. В последние десятилетия существования СССР в результате модернизации (индустриализации) таджикского общества наметился ряд негативных тенденций, связанных с насильственным перемещением населения (в основном крестьян-горцев) в равнинные регионы, составляющие всего 7% территории страны.
Возникла проблема их перенаселенности и сильной загрязненности (в связи с монокультурой хлопка и нехваткой жилья в населенных пунктах). Темпы экономического роста не успевали за ростом рождаемости (до 4,2% в год).
В результате, по основным социально-экономическим показателям Таджикистан оказался к началу 90-х годов на последнем месте по Союзу. В разгар перестройки люди стали открыто выражать свой протест. На начальном этапе это происходило, как правило, в культовых учреждениях, количество которых сразу же после ослабления религиозных гонений начало стремительно увеличиваться. Так, если в 1988 г. в республике было официально зарегистрировано всего 17 мечетей, то в конце 1991 г. их уже было 130.
Помимо этого действовало 2800 молитвенных домов и более 150 коранических школ. Было зарегистрировано 120 мусульманских общин, из них 50 именовались общинами чистого ислама, в которых особенно ревностно исполнялись традиционные религиозные предписания. 95% служителей новых мечетей вышли из рядов бывшего заштатного (полулегального) духовенства.
Политическое противостояние в Таджикистане всегда имело свой региональный аспект, вызванный исторически сложившимся делением таджикского народа на семь региональных групп – северяне (Ленинабадская область), кулябцы (восточная часть Хатлонской области), курган-тюбинцы (западная часть Хатлонской области), гармцы (несколько районов центрального подчинения, расположенных к востоку от Душанбе), гиссарцы (несколько районов центрального подчинения, расположенных к западу от Душанбе), душанбинцы (Душанбе и два прилегающих района) и бадахшанцы (ГБАО). Все эти группы имели свои религиозные святыни, а их члены считались преданными мюридами (последователями) определенного ишана (духовного наставника).
Они отличались языковой культурой, обычаями и нравами. В то же время все они всегда стремились иметь своих представителей во властных органах. Однако в советское время основные посты в республике занимали северяне. Южные районы страны были представлены значительно в меньшей степени, а определенное коалиционное равновесие регионов поддерживалось сильной центральной властью.
Хотя период Советского Союза и стал заметной вехой в общественно-экономическом развитии Таджикистана, тем не менее, он не уничтожил основную системообразующую таджикского общества – семейно-родственную или родовую группу.
Не произошло изменений и в сознании гражданина республики. Его жизнь по-прежнему определяется волей и решениями родовых и клановых структур, он легко управляем, может, не задумываясь, выполнить любое распоряжение признанного вождя, представителя собственной религиозно-родовой касты.
Первые тревожные симптомы грядущей конфронтации приходятся на 1990 г. Все началось со слухов о прибытии в Душанбе беженцев-армян, которым власти якобы выделили квартиры за счет местных очередников. 11 февраля у здания ЦК компартии собрались демонстранты, которые начали скандировать антиправительственные лозунги. Огонь милиции по толпе холостыми патронами лишь привел к обострению обстановки. Начались поджоги и погромы торговых точек, государственных зданий. Вскоре город оказался фактически во власти разъяренной толпы. 14 февраля после ввода частей Советской Армии порядок был восстановлен, но ненадолго.
После провозглашения независимости Таджикистана (9 сентября 1991 г.) в стране начались бурные политические процессы. Основным детонатором нестабильности выступили Демократическая партия и ряд национально-демократических движений.
Позже к оппозиции примкнула Партия исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ), официально зарегистрированная в ноябре 1991 г. Это был первый и пока единственный в Центральной Азии случай легализации религиозной партии фундаменталистского толка.
Основную массу ее сторонников составили сельские жители юго-востока страны. К концу года, в канун президентских выборов, оппозиция создала так называемый демократическо-исламский блок и выдвинула единого кандидата (кинорежиссера Д. Худоназарова, выходца с Памира) на пост руководителя страны.
Однако на выборах кандидат оппозиции проиграл. Власть сохранил коммунист, представитель северян из ленинабадско-кулябского региона Р. Набиев. Оппозиция заявила, что результаты выборов фальсифицированы и призвала к дальнейшей борьбе против коммуно-кланового засилья в стране. Начались многосуточные несанкционированные митинги, участники которых (вплоть до весны 1992 г.) собирались на двух площадях Душанбе – Шахидон (сторонники оппозиции) и Озади (сторонники президента).
В рядах оппозиции основную массу составляли сельские жители юга. Бородатые люди в халатах и тюбетейках слабо разбирались в тонкостях политики и зачастую не понимали самого слова демократия, зато откровенно признавали, что приехали на митинг по поручению местного религиозного авторитета. Активисты ПИВТ были основными ораторами. Выступали они под зелеными знаменами ислама и на фоне религиозных лозунгов.
Смысл пространных речей сводился к одному – к необходимости борьбы во имя создания в стране исламо-демократического правительства с пропорциональным представительством всех региональных групп.
Примечательно, что оппозиционное движение было поддержано частью российской демократической элиты из Государственной Думы (Анатолий Собчак и др.), а также некоторыми исламистскими партиями и движениями Афганистана, Пакистана, Саудовской Аравии и рядом других мусульманских государств. Именно последние оказали оппозиции материальную и финансовую помощь.
Что касается правительственных сил, то на их стороне выступили узбекское и российское руководство, считая, что только старая гвардия способна обеспечить стабильность в регионе и не допустить распространения исламского фундаментализма в мусульманских республиках бывшего Союза (МРБС).
В мае 1992 г. вооруженные отряды горных таджиков попытались вооруженным путем отобрать власть у северян. Их поддержали боевики оппозиции в Душанбе. За короткое время исламо-демократическому альянсу удалось захватить президентский дворец, аэропорт и железнодорожный вокзал.
Нерешительность и непоследовательность Р. Набиева привели к тому, что в итоге на условиях оппозиции было создано коалиционное правительство, в котором противники режима получили треть министерских портфелей, в том числе министра обороны и министра безопасности.
Новые руководители взяли на вооружение националистические лозунги, начали использовать (каждый министр в своих интересах) методы военного давления, террора и репрессий. Произвол властей и их неспособность решить кардинальные проблемы страны, и, в первую очередь, улучшить экономическое положение, не могли снять общего напряжения.
К тому же резкий поворот Набиева в сторону многорегионального правительства вызвал определенное недовольство как в среде таджикской интеллигенции, так и в соседних странах. Ведь тем самым нарушалось привычное статус-кво, падал престиж Центра и самого президента.
В августе в Душанбе начались новые волнения. Оппозиция требовала очередных уступок, больших политических и религиозных свобод. Сторонники президента настаивали на решительных действиях с целью возврата к прежней системе государственного устройства.
Началась гражданская война.
Ожесточенные бои в районе столицы продолжались вплоть до октября, когда правительственным войскам при поддержке подразделений российской 201-й мотострелковой дивизии, которая дислоцировалась в Душанбе, удалось восстановить контроль над городом. Р. Набиев вновь занял президентский дворец. Он сразу же предпринял все меры для окончательного уничтожения оппозиции.
Конфликт вступил в новую фазу, которая характеризовалась средневековой жестокостью и непримиримостью. Правительственные войска, основу которых составляли северяне, развернули широкомасштабное наступление на базы и опорные пункты оппозиции в различных регионах страны. При этом уничтожались целые селения, проводились этнические чистки, преследованию подвергался каждый, кто хотя бы на словах поддерживал оппозиционные лозунги.
В ноябре 1992 г. Р. Набиев подал в отставку. Председателем нового Верховного Совета Таджикистана был избран Эмомали Рахмонов (с ноября 1994 г. – президент страны). К власти пришло новое правительство, которое продолжило курс прежнего.
Вплоть до конца 1993 г. в республике шли тяжелые бои, в результате которых большая часть вооруженных отрядов оппозиции вместе с десятками тысяч мирных граждан была вытеснена из страны на территорию соседнего Афганистана или перебазировалась в труднодоступные районы Припамирья.
По оценкам наблюдателей, в ходе активных боевых действий погибло от 30 до 50 тыс. человек (из них 80% – гражданское население), более 600 тыс. стали беженцами. За границей оказалось около 12 тыс. вооруженных бойцов непримиримой оппозиции, которых сразу же поддержали 14 тыс. афганских моджахедов-таджиков, а также несколько тысяч выходцев из Пакистана и арабских стран.
Именно они привнесли в таджикское сопротивление лозунг священной войны (джихада) против неверных и отступников. В Горном Бадахшане, ряде других районов были сформированы отряды самообороны, во главе которых встали полевые командиры исламской ориентации или лица с криминальным прошлым.
В начале 1994 г. наметился раскол в исламо-демократической оппозиции. Выраженную антиправительственную позицию заняли лишь исламисты и небольшое количество членов Демократической партии. Именно они составили костяк сопротивления, создав Объединенную таджикскую оппозицию (ОТО) или временное правительство в изгнании, а также Армию исламского возрождения Таджикистана.
Ставилась конкретная задача – свержение правительства Э. Рахмонова при помощи военной силы. Боевые отряды начали регулярно проникать через границу с целью совершения диверсионных и террористических актов, захвата заложников, оказания моральной и материальной помощи региональным элитам, которые начали очередную борьбу за передел власти.
Дело в том, что к этому времени 80% правительственных постов перешло к кулябцам. Поддерживаемые Узбекистаном ленинабадцы оказались вне государственных дел. Недовольство обделенных вылилось в то, что они пошли на союз со своими недавними противниками – горцами, где исламская идея изначально являлась основой сопротивления. Кровопролитие продолжалось до весны 1995 г., хотя до этого уже состоялось несколько раундов межтаджикских переговоров под эгидой ООН и с участием России и шести стран ближнего и дальнего зарубежья.
Оппозиция настаивала на идее создания Госсовета (Совета национального согласия) на переходный период, который должен быть сформирован конфликтующими сторонами на паритетных началах и наделен правом законодательных инициатив. Именно он призван разработать предложения по будущему государственному устройству Таджикистана. В его подчинении должны перейти силовые структуры, средства массовой информации и прокуратура. Остальные министерства и ведомства будут находиться в двойном подчинении – Госсовета и правительства.
Естественно, что подобное предложение было отвергнуто официальным Душанбе. Впоследствии от него отказались основные посредники – Россия и Узбекистан, которые обратились к Э. Рахмонову с настоятельной просьбой начать прямой диалог с лидерами ОТО с целью прекращения огня и окончательного урегулирования внутригосударственного конфликта путем переговоров и компромиссов.
Такие консультации между президентом Таджикстана и лидером оппозиции Саидом Абдулло Нури начались летом 1995 г. и закончились 27 июня 1997 г. подписанием в Москве Общего соглашения об установлении мира и национального согласия в Таджикистане.
Оппозиция получила 30-процентную квоту в правительственных органах, включая пост министра обороны. Ее вооруженные формирования реинтегрировались в силовые структуры республики на добровольной основе после специальной аттестации и медицинского освидетельствования. Была создана Комиссия по национальному примирению с целью подготовки предстоящих выборов и проведения конституционной реформы. Оппозиция резко выступила против термина Таджикистан – светское государство.
Обстановка в Таджикистане пока еще остается неустойчивой. Важнейшим условием ее стабилизации, помимо военно-политических мер, является улучшение экономического положения страны. Экономический кризис, безработица создают благоприятную почву для развития в обществе крайне негативных тенденций, включая сепаратизм отдельных регионов, поиски нелегальных средств к существованию (в том числе наркобизнес).
Все это способствует усложнению конфигурации конфликта, когда наряду с противостоянием между правительством и оппозицией в самой республике нарастают противоречия между властями и иными влиятельными группировками.
Имея в виду то, что различия между таджиками действительно весьма заметны – они характеризуются слабой национальной идентичностью и выраженной религиозно-клановой самобытностью, можно сказать, что конфликт 1992–1997 гг. носил ярко выраженную этноконфессиональную окраску, хотя его первый этап (1992–1993) больше напоминал бескомпромиссную гражданскую войну с признаками трайбализма.
Приметой времени стало использование противостоящей стороной оружия религиозной фразеологии.
Российская 201-я дивизия, российские пограничники и миротворцы именно в Таджикистане впервые оказались причастными к событиям в воюющей мусульманской республике бывшего Союза. Они вплотную столкнулись с особенностями исламского джихада (священной войны). К сожалению, приобретенный опыт не был в достаточной степени обобщен и изучен, что наглядно проявилось в ходе чеченской войны (1994–1996 гг.).
ЮЖНАЯ ОСЕТИЯ
Августовское столкновение в Южной Осетии стало, пожалуй, самой скоротечной и одновременно масштабной войной в современной истории. Этот конфликт с первых минут обрел глобальное измерение, поскольку за его непосредственными участниками стояли стратегические интересы РФ и США. Впервые за многие годы Россия и Америка имели серьезные основания рассматривать друг друга в качестве противников. А некоторые эксперты полагают, что был и риск прямого вооруженного столкновения между двумя державами.
В ночь с 7 на 8 августа грузинские силы атаковали Цхинвал. Для воссоединения с Южной Осетией, отколовшейся от Грузии в начале 90-х, режиму Михаила Саакашвили потребовались системы залпового огня, танки и кассетные боеприпасы. 18 российских миротворцев оказались в списке первых жертв этого «воссоединения». Ответ Москвы последовал незамедлительно: в течение нескольких дней Грузии было нанесено поражение. Кампания увенчалась признанием независимости Южной Осетии, а заодно и Абхазии, хотя и не подвергшейся нападению, но, как утверждают в Москве, рисковавшей стать следующей жертвой Саакашвили.
Кавказские события вызвали шок в западных столицах. Не потому, что на Западе исключали возможность вооруженного столкновения, и даже не потому, что действия России, как там говорят, были «грубыми и непропорциональными». Главная причина в том, что Москва проявила невиданную до сих пор самостоятельность в международных делах – это обстоятельство сделало малопредсказуемой ее дальнейшую внешнюю политику.
Россия впервые в подобных обстоятельствах направила военнослужащих через международно признанную границу и скорректировала рубежи, появившиеся после распада Советского Союза. При этом Москва применила силу против государства, являющегося союзником США, и в отсутствие публичной поддержки даже со стороны своих наиболее близких партнеров. По сути, это уникальный случай в современной мировой практике.
Москва позволила себе большую самостоятельность, чем Соединенные Штаты, инициировавшие, например, военную операцию против Сербии с последующим предоставлением независимости краю Косово (на этот случай в Москве не перестают ссылаться, объясняя свои действия на Кавказе). В связи с этим стоит вспомнить, что косовский сценарий реализован при международной поддержке (несколько десятков государств), а также что Сербия не соседствует с США (или другими странами, принимавшими участие в войне). Не говоря уже о том, что Сербия формально не состояла в одних интеграционных объединениях с теми, кто понуждал ее к миру.
За неполные пять месяцев, прошедшие с момента августовского конфликта, поддержка режима Саакашвили на Западе значительно ослабла. Сегодня никто, включая США, не отрицает, что войну начали грузины. В свою очередь, Москва вышла из дипломатической изоляции, возобновив диалог с Вашингтоном, Евросоюзом и НАТО. Что же касается процесса урегулирования в регионе, то он, как и прежде, наталкивается на серьезные препятствия. В частности, не приносит результатов диалог по вопросам безопасности, а проблема взаимодействия с международными наблюдателями лишь обостряется (Россия на днях наложила вето на продление мандата Миссии ОБСЕ в Грузии).
Если говорить о последствиях конфликта, то стоит отметить, что Абхазия и Южная Осетия не получат широкого международного признания, необходимого для становления и нормального функционирования любого нового государства. Россия останется их основным донором и единственным субъектом международного права, который будет представлять их интересы. Для Москвы это означает долгосрочные финансовые, политические и военные обязательства.
Вместе с тем Вашингтон и его союзники будут и далее добиваться усиления своих позиций на Южном Кавказе. И хотя США и Европа не имеют одинакового подхода к кавказским делам, их объединяет более сильное чувство – стремление ограничить рост российского влияния. Примечательно, что Запад не отказался от идеи интеграции Грузии в НАТО. Другое дело, что ущерб, понесенный Грузией в войне, в том числе окончательная утрата части территории, осложняет такую перспективу.
Что же касается режима Саакашвили, то он расплатился за свою авантюру недоверием со стороны ближайших партнеров и ростом протестных настроений. Одновременно он поставил под сомнение транзитный потенциал страны, с помощью которого Грузия надеялась нарастить геополитический вес.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Наиболее распространенной непосредственной причиной вооруженных конфликтов являются насильственные военные действия – пограничные столкновения, нарушения границ ограниченными силами, вторжения в воздушное пространство, морские инциденты, бомбардировки объектов на территории другого государства...
С другой стороны, военный конфликт может быть вызван и ненасильственными военными действиями, к которым относятся: демонстрация военной силы, проведение военных учений и маневров, мобилизация вооруженных сил, изменение в дислокации армейских частей и подразделений, угрожающее передвижение войск и т. д. Примером может послужить вооруженный конфликт между США и Китаем в рамках Корейской войны, который был вызван пересечением объединенными войсками ООН 38-й параллели и их приближением к китайской границе.
Специфическими ситуативными причинами возникновения вооруженных конфликтов могут стать захваты заложников или даже менее значительные инциденты. К примеру, причиной вооруженного конфликта между Сальвадором и Гондурасом стало плохое обращение гондурасских властей с сальвадорской футбольной командой и с сальвадорскими эмигрантами в целом. Подрыв полицейской машины в пограничной зон ЮАР послужил предлогом для вооруженного конфликта между Южно-Африканской Республикой и Замбией.
В ряде случаев, военный конфликт является формой косвенного противостояния сверхдержав, избегающих между собой прямого вооруженного конфликта из-за страха перед гарантированным взаимным уничтожением и выступающих активными спонсорами противостоящих друг другу государств третьего мира (характерно для времен холодной войны). Военный (локальный) конфликт может перерасти в войну различной интенсивности или длительную враждебность между государствами без применения вооруженной борьбы.
В общем же динамика влияния непосредственных причин на возникновение локальных войн и вооруженных конфликтов развивалась по определенной схеме. Конфликт не возникал, если в начальной стадии одна из сторон доводила до другой свои пожелания и просьбы, и оппонент сразу же уступал.
В случае столкновения интересов и сопротивления оппонента кризис перерастал в фазу конфронтации. Она могла быть кратковременной или продолжительной и характеризоваться переменной напряженностью. Как правило, в рамках фазы конфронтации возникало несколько пиков напряженности, которые потенциально могли завершаться вооруженным конфликтом.
Как возникновение, так и ход локальных войн и вооруженных конфликтов, выстраиваются в определенную систему, которой присущи не только элементы взаимосвязи, но и взаимного дополнения:
Во-первых , непосредственными и косвенными участниками конфликтов являются государства, коалиции государств, правящие режимы, международные и региональные организации, оппозиционные и повстанческие движения, террористические и экстремистские группы, партии, группировки, незаконные воинские формирования;
Во-вторых , участники локальных войн и вооруженных конфликтов в той или иной степени связаны с другими государствами, с их официальными или неофициальными структурами, имеющими определенные цели, интересы и установки в отношении данной конфронтации. Поэтому даже внутригосударственный вооруженный конфликт следует рассматривать как международное событие, способное при определенных условиях перерасти в локальную войну международного масштаба или в крупномасштабную региональную войну;
В-третьих , в вооруженном конфликте или локальной войне противоборствующие стороны формируют и реализуют лишь собственную стратегию, используя при возможности и необходимости рекомендации и опыт союзников;
В-четвертых , историко-теоретический анализ локальных войн и вооруженных конфликтов показывает, что в основе их возникновения лежат как долговременные, так и ситуативные причины. Сущность причинности находится в надсистемных и внутрисистемных противоречиях. От их динамики во многом зависит сам характер возникновения конфликтов, способы их урегулирования и предотвращения;
В-пятых , к локальным войнам и вооруженным конфликтам необходимо подходить как к явлениям многогранным, затрагивающим не только человеческие судьбы, но и создающим потенциальную угрозу всеобщей безопасности планеты.
Поэтому получение и применение знаний о сущности происхождения войн, способах и методах их ведения и предотвращения – это один из путей улучшения жизни человечества да и сохранения земной цивилизации как таковой.
Последние годы уходящего столетия характеризуются возросшей динамикой изменения как геополитической ситуации в мире, так и структуры самих международных отношений. Это уже привело к появлению новых факторов, оказывающих серьезное влияние на развитие военно-политической и военно-стратегической обстановки в мире.
К таковым, следует отнести:
- формирование противоречия между стремлением США к однополюсному миру и фактическим развитием полицентризма в мировой политике;
- рост агрессивного национализма и религиозного экстремизма;
- стремление ряда третьих стран использовать складывающуюся ситуацию в своих интересах, чему в немалой степени способствует объявление ими постсоветского пространства зоной жизненно важных интересов;
- скрытая и явная политика противодействия интеграционным процессам в рамках СНГ со стороны ряда государств, попытки вмешательства во внутренние дела России;
- более отчетливое проявление сепаратизма на этноконфессиональной основе в некоторых субъектах Российской Федерации;
- активное противодействие деятельности РФ на рынке современных технологий, в космическом пространстве, на важнейших мировых коммуникациях и ряд других.
Именно эти факторы увеличивают вероятность возникновения локальных войн и вооруженных конфликтов как на границах Российской Федерации и ее союзников, так и на собственной территории.
Основываясь на анализе отечественного опыта участия в локальных войнах и вооруженных конфликтах, хотелось бы придерживаться следующей концепции: в подобных войнах и конфликтах участвовали многие советские (российские) граждане – генералы, офицеры, солдаты и сержанты, служащие СА и ВМФ, – которые сделали все возможное для выполнения своего интернационального долга.
Некоторые из них погибли. Родственники не знают – за что? где? и каким образом? Может быть, данная работа в какой-то мере прояснит общий фон нашего участия в локальных войнах и вооруженных конфликтах, может быть, основываясь на ее материалах, ответственные руководители и работники МО и ГШ откроют те архивные фонды, в которых значатся фамилии наших отечественных героев, павших в послевоенный период в войнах и конфликтах (от Китая до Чечни).
Это память не только о героях, но и национальное достояние России, и сохранение его – долг каждого гражданина, будь-то русский, украинец, белорус, казах, туркмен, адыгеец, ингуш, чеченец...
В этой связи нельзя не отметить работу Комиссии при Президенте РФ по военнопленным, интернированным и пропавшим без вести, созданной 21 октября 1993 г. Ее главная задача – розыск участников войн и вооруженных конфликтов, поиск без вести пропавших воинов, создание должного живым и мертвым.
ЛИТЕРАТУРА:
www.vko.ru
www.apn.ru/publications/article9898.htm
chinascout.narod.ru
www.ng.ru/itog/2008-12-30/1_osetia.html
stoq.ru/print:page,1,104-vojjna-na-kavkaze.html
www.kommersant.ru/dark-gallery.aspx?id=1026374picsid
offtop.org.ua/?p=398
art1.artefakt.ru/user/?user_id=2523
arev.ru