История синтаксиса

СОДЕРЖАНИЕ: История изучения русского синтаксиса берет свое начало с Российской грамматики М.В. Ломоносова (1755). Расцвет русской синтаксической науки наступает в 19 - нач.20 в., когда получают развитие основные направления отечественного языкознания: логико-грамматическое (Ф.И. Буслаев, Н.И.

История изучения русского синтаксиса берет свое начало с Российской грамматики М.В. Ломоносова (1755). Расцвет русской синтаксической науки наступает в 19 - нач.20 в., когда получают развитие основные направления отечественного языкознания: логико-грамматическое (Ф.И. Буслаев, Н.И. Греч, К.С. Аксаков), психологическое (А.А. Потебня, Д.Н. Овсянико-Куликовский), формально-грамматическое (Ф.Ф. Фортунатов, А.М. Пешковский).

Все эти направления внесли значительный вклад в разработку лингвистических проблем, но отличаются односторонним подходом к синтаксису.

“Российскаяграмматика”, созданная Ломоносовым в 1755— 1757 гг., несомненно, может быть признана наиболее совершенным из всех его филологических трудов. Основное ее значение для истории русского литературного языка заключается в том, что это первая действительно научная книга о русском языке, где М. В. Ломоносов же с самого начала делает предметом научного описания именно общенародный русский язык, современный ему.

Шестое “Наставление”, посвященное вопросам синтаксиса, озаглавлено “О сочинении частей слова” и разработано в “Российской грамматике” значительно менее подробно, что отчасти восполняется рассмотрением подобных же вопросов в “Риторике” (1748 г.). В области синтаксиса литературно-языковая нормализация, по наблюдениям В. В. Виноградова, в середине XVIII в. была сосредоточена почти исключительно на формах высокого слога.
Отметим, что Ломоносов в § 533 грамматики рекомендовал возродить в русском литературном языке оборот дательного самостоятельного. “Может быть со временем,—писал он,— общий слух к тому привыкнет, и сия потерянная краткость и красота в российское слово возвратится”.
Следует заметить, что синтаксис литературного языка XVIII в. ориентировался на немецкий или латинский, в частности сложные предложения с причастными оборотами строились по образцу названных языков. Язык прозаических произведений самого Ломоносова в этом отношении не представлял исключения. В них преобладали громоздкие периоды, причем глаголы-сказуемые в предложениях, как правило, занимали последнее место. Равным образом и в причастных или деепричастных оборотах аналогичное место принадлежало причастным или деепричастным формам. Приведем в качестве примера отрывок из слова Ломоносова “О пользе химии”: “...Натуральныя вещи рассматривая, двоякого рода свойства в них находим. Одне ясно и подробно понимаем, другия хотя ясно в уме представляем, однако подробно изобразить не можем... Первыя чрез геометрию точно размерить и чрез механику определить можно; при других такой подробности просто употребить нельзя; для того, что первыя в телах видимых и осязаемых, другие в тончайших и от чувств наших удаленных частицах свое основание имеют”. В работах Г. Н. Акимовой убедительно показано, что разносторонняя деятельность Ломоносова и в области синтаксиса способствовала становлению “органической фразы” в современном русском языке.

В свою очередь Буслаев выдвинул теорию, в которой он утверждал тождество между суждением и предложением. Его теория не верна, поскольку в суждении нет второстепенных членов, как в предложении

В «Синтаксисе» -- второй части «Опыта исторической грамматики русского языка» -- Буслаев, рассматривая проблемы взаимоотношения языка и мышления, трактует их в большинстве случаев в духе философской грамматики. Он справедливо указывает на сложность отношений между языком и мышлением, которая объясняется тем, что, хотя язык служит выражением деятнльности нашего мышления, мысль развивается независимо от форм языка. Признавая связь языка и мышления и в то же время отрывая мышление от языка, Буслаев допускает параллелизм между языком и мышлением. Функция языка, по его мнению, -- выражать мысль словами. Он отвергает всякое качественное различие между языком и мышлением.

Представители логико-грамматического направления (Н.И. Греч, А.X. Востоков, Ф.И. Буслаев), отождествляя предложение с суждением, рассматривали односоставные предложения как неполные, допуская, что один из главных членов предложения - суждения - может быть опущен. Исходя из того, что без сказуемого не может быть суждения, Ф.И. Буслаев категорически утверждает: ...Но нет ни одного предложения, которое состояло бы только из подлежащего1. Отсюда совершенно очевидно, что представители логико-грамматического направления не признавали номинативных предложений, а рассматривали их как неполные предложения.

Представители историко-психологического и формально-грамматического направлений - так же, как и представители логико-грамматического направления, считали, что важнейшей частью предложения является сказуемое, что в нем вся сила высказывания, что без сказуемого не может быть предложения.

В тех случаях, когда единственный главный член односоставного предложения выражается именительным падежом, он, независимо от выполняемой им функции, рассматривался представителями этих направлений в качестве сказуемого, а предложение в целом признавалось неполным предложением, где подлежащее опущено.

Ф.Ф. Фортунатов наличие таких предложений объяснял тем, что предложение как психологическое суждение должно заключать сочетание двух представлений - психологического подлежащего и психологического сказуемого. В неполных предложениях одно из представлений, согласно учению Ф.Ф. Фортунатова, может не иметь словесного выражения. Например, в предложении Пожар психологическим подлежащим является представление того пламени, дыма, которые я только что видел, а в психологическое сказуемое входит представление слова пожар2. Это значит, что Ф.Ф. Фортунатов, подходя к характеристике односоставного предложения с психологической точки зрения, рассматривает подлежащее и сказуемое не с точки зрения выражения в языке взаимосвязи явлений реальной действительности, а с точки зрения сочетания непосредственного восприятия явления с словесным обозначением его в языке (предложении).

Отсюда ясно, что Ф.Ф. Фортунатов, устанавливая одностороннюю предикативную связь между конкретными раздражителями действительности и их словесными заместителями в речи, которые сами по себе могут вызвать те же реакции, что и заменяемые ими конкретные раздражители, по существу не дает представления о специфике номинативных предложений, как одного из грамматических средств общения людей между собой, реального проявления мысли в языке.

Большая заслуга в изучении односоставных предложений принадлежит А.А. Шахматову. На богатом языковом материале он выявил разнообразные типы построения (структур) односоставных предложений в грамматическом строе русского языка, но специфику их грамматической природы все же не вскрыл.

По мнению А.А. Шахматова, в односоставных предложениях не выражены ясно ни подлежащее, ни сказуемое. Нет расчлененности предложения на два состава. Поскольку подлежащее и сказуемое в этих предложениях не расчленяются, А.А. Шахматов считает, что можно говорить только о главном члене предложения3. При этом, как пишет А.А. Шахматов, главный член односоставного предложения может быть отождествлен формально или с подлежащим, или со сказуемым, причем, конечно, не следует забывать, что такое сказуемое отличается от сказуемого двусоставного предложения тем, что вызывает представление и о предикате и о субъекте, между тем как сказуемое двусоставного предложения соответствует только субъекту4. В учении А.А. Шахматова, таким образом, стирается различие между словом как лексической единицей и словом как предложением. Между тем слово и группа слов превращаются в предложение при наличии грамматических признаков.

Описание некоторых синтаксических теорий

1. Формальный синтаксис.

Самая простая и очевидная теория синтаксиса представляет собой список всех правильных предложений какого-либо языка. Еще античная грамматическая традиция предлагала перечисление схем и образцов предложений как способ описания синтаксических структур. Каждое предложение может быть представлено в виде схемы – перечня членов предложения и их связей. Сами предложения классифицируются в зависимости от их формы: предложения односоставные и двусоставные, простые и сложные, сложносочиненные и сложноподчиненные и т.д. Сложноподчиненные предложения, например, группировались по характеру союзов и союзных слов без последовательного и строгого учета содержания. Формальный синтаксис в русской лингвистической традиции был представлен в трудах ученых фортунатовской школы: М.Н. Петерсона, А.М. Пешковского, А.А. Шахматова. В школьных учебниках вплоть до нашего времени представлена логико-грамматическая классификация предложений, которую обыкновенно связывают с именем Ф.И. Буслаева.

2. Структурный синтаксис.

Э. Бенвенист

В первой половине XIX в. в лингвистике восторжествовал структурный подход к изучению языка. Стремление приблизить лингвистику к точным наукам способствовало появлению теорий, которые могли бы объективно описать сложное, многоуровневое устройство языка, объяснить взаимосвязь языковых единиц. Торжеством структурного подхода явилось создание особой науки – фонологии, которая объясняла устройство и функционирование фонетической системы языка. Морфология и лексика в большей или меньшей степени также использовали структурный метод. С синтаксисом дело обстояло сложнее. Во-первых, синтаксические единицы представляли собой открытый список, то есть все возможные предложения невозможно пересчитать и описать. Во-вторых, многие лингвисты не рассматривали синтаксис в рамках структурного описания языковой системы, так как синтаксис представлял уже языковое творчество, использование готовых единиц языка в речи. Эмиль Бенвенист, например, исключая синтаксический уровень из языковой системы, обращал внимание на главное свойство предложения – способность выполнять коммуникативную функцию, на актуализацию синтаксической структуры в контексте речевой ситуации.

Структуралисты принципиально разграничивали «внутреннюю» и «внешнюю» лингвистику. Первая представляет собой устройство языковой системы, а внешняя – влияния на язык различных внешних факторов. Предметом пристального изучения структуралистов была именно «внутренняя» лингвистика. Но синтаксис очень тесно связан с процессом мышления и речеобразования, с психологией и логикой. Итак, структуралисты не уделяли должного внимания синтаксису, да и сам метод, используемый ими, не мог дать адекватной синтаксической теории.

Однако следует обратить внимание на одну интересную попытку описания синтаксиса в рамках структурного направления, представленную в работе французского ученого Люсьена Теньера. В отличие от других структуралистов, он говорил о важности, первичности синтаксиса в языке. Основа структурного синтаксиса – синтаксическая связь элементов. Построить предложение – значит вдохнуть жизнь в аморфную массу слов, установив совокупность, иерархию синтаксических связей. Теньер был преподавателем иностранных языков и писал методические пособия для своих слушателей. Он говорил о том, что наряду с линейным синтаксисом, то есть порядком следования единиц в предложении, есть структурный синтаксис, то есть иерархия единиц. Структурный порядок многомерный, т.к. каждый управляющий элемент может иметь несколько подчиненных. Центр любого предложения – глагол. Глагол описывает действие, то есть выражает маленькую драму. При глаголе могут быть действующие лица (актанты) и обстоятельства – места, времени, способа и пр., в которых развертывается процесс (сирконстанты). Глаголы обладают разным числом актантов. При глаголе может не быть действующих лиц, это безактантный (безличный глагол – вечереет ) глагол. При глаголе может быть только одно действующее лицо, это одноактантный глагол (непереходный – Альфред падает ). При глаголе может быть два действующих лица, это двухактантный глагол (переходный – Альфред бьет Шарля ). При глаголе может быть три действующих лица, это трехактантный глагол (Альфред дает Шарлю книгу ). Способность присоединять актанты называется валентностью глагола.

3. Коммуникативный синтаксис.

В. Матезиус

Основная функция языка – коммуникативная – реализуется через синтаксис. Это та ступень грамматического строя языка, на которой формируется связная речь. Коммуникативный синтаксис предлагает описывать синтаксические структуры исходя из их значения, а не формального строения.

Синтаксис связан с мышлением, процессом коммуникации и обозначаемой окружающей действительностью. Коммуникативные функции синтаксических структур одинаковы в языках мира, что делает синтаксис наиболее универсальной частью структуры языка. Вместе с тем способы выражения синтаксических отношений в каждом языке представляют языковую специфику. Функциональный синтаксис позволяет описать структуры, которые используются в языке для выражения просьбы, приказа, восхищения и др.

В рамках коммуникативного подхода к синтаксическим единицам была сформулирована теория актуального членения предложения. В зависимости от актуальности, важности того или иного содержания, значения для коммуникации, предложение можно разделить на две части. Одна часть – самая главная, обязательная для существования предложения, – называется рема. Без нее предложение утрачивает смысл. Рема – компонент коммуникативной структуры, который конструирует речевой акт. Другая часть предложения – необязательная, представляющая как бы фон ремы, – это тема.

Впервые эта теория была сформулирована в работах чешского ученого В. Матезиуса – лидера пражского лингвистического кружка.Актуальное членение предложения противопоставлено его формальному членению. Предложение Карл едет завтра в Берлин формально делится на главные и второстепенные члены, такое членение не предполагает вариантов. Однако с точки зрения важности, актуальности сообщения в данной коммуникативной ситуации главным членом предложения (ремой) может стать любое слово, например, завтра или в Берлин .

Очевидно, что в разговорной речи, в диалоге часто используются синтаксические структуры, состоящие только из ремы – главной части предложения. В связи с этим стала разрабатываться проблема эллипсиса, то есть стала обсуждаться возможность убрать из предложения части, неактуальные для данной коммуникативной ситуации. Таким образом, теория актуального членения позволила разрабатывать вопросы синтаксиса разговорной речи, особенности синтаксических структур диалога, проблемы эллипсиса и др.

Современные теории в изучения синтаксиса.

Теория «Смысл Текст» — теория языка, созданная И. А. Мельчуком и представляющая его как многоуровневую модель преобразований смысла в текст и обратно (модель «Смысл Текст» ); отличительной особенностью этой теории является также использование синтаксиса зависимостей и значительная роль, отводимая лексическому компоненту модели — Толково-комбинаторному словарю.

Современный период в развитии отечественного языкознания характеризуется бурным расцветом лингвистических теорий вообще и синтаксических в частности. Многие актуальные вопросы синтаксиса рассматривались и ранее, но в отличие от традиционного языкознания для современного периода характерен процесс интеграции и дифференциации, отличающий развитие всей науки в современную эпоху. Одним из достижений современного синтаксиса является выявление и разграничение аспектов изучения синтаксических единиц. Одни аспекты связаны с семантикой предложений, другие - с их структурой. Трудно сказать, какой аспект главнее, несомненно, что основным является и структурный, и семантический аспект, и это отразилось в современных синтаксических теориях. Выделенные аспекты не исчерпывают всего многообразия существующих подходов к изучению синтаксических единиц, возможно и выявление новых аспектов, которые позволят с новых позиций дать анализ каких-либо свойств единиц синтаксиса.

Общая характеристика

Теория «Смысл Текст» (ТСТ, или теория лингвистических моделей «Смысл Текст», как её называют полностью) создана И. А. Мельчуком в середине 1960-х гг. в Москве при активном участии ряда других московских лингвистов — прежде всего А. К. Жолковского (иногда создателями теории называют не одного Мельчука, а Мельчука и Жолковского, но ведущая роль Мельчука при этом признаётся всеми авторами), а также Ю. Д. Апресяна. В рамках этой теории последовательно работали, то есть писали научные исследования и получали результаты, пользуясь методологией и терминологией ТСТ, группа лингвистов в Москве (помимо названных, это И. М. Богуславский, Л. Л. Иомдин, Л. В. Иорданская, Н. В. Перцов, В. З. Санников и ряд других); большинство из них в настоящее время работает в рамках Московской семантической школы, тесно связанной с ТСТ по происхождению, но после эмиграции Мельчука в Канаду постепенно приобретшей идейную и методологическую автономность. Небольшое число сторонников ТСТ есть и в других странах — к ним могут быть причислены, например, Тильман Ройтер (Австрия), Лео Ваннер (Германия), Сильвен Каан (Франция), Дэвид Бек, Ален Польгер (Канада) и некоторые другие (в основном сотрудники Монреальского университета, где работает Мельчук).

По замыслу её создателей, ТСТ является универсальной теорией, то есть может быть применима к любому языку. На практике основным материалом для неё служил русский язык; в 1980-е и последующие годы теория разрабатывалась применительно к данным английского и французского языков. Фрагменты морфологических описаний, выполненных в рамках идеологии ТСТ, имеются для более значительного числа типологически разнородных языков.

ТСТ принадлежит к тому типу научных теорий, успех которых определяется во многом харизматическим авторитетом лидера и развитие которых также в большой степени зависит от решений, принимаемых лидером, как правило, единолично.

Главные особенности теории

Уровневая структура

Теория «Смысл Текст» представляет собой описание естественного языка, понимаемого как устройство («система правил»), обеспечивающее человеку переход от смысла к тексту («говорение», или построение текста) и от текста к смыслу («понимание», или интерпретация текста); отсюда символ двунаправленной стрелки в названии теории. При этом приоритет в исследовании языка отдаётся переходу от смысла к тексту: считается, что описание процесса интерпретации текста может быть получено на основе описания процесса построения текста. Теория постулирует многоуровневую модель языка, то есть такую, в которой построение текста на основе заданного смысла происходит не непосредственно, а с помощью серии переходов от одного уровня представления к другому. Помимо двух «крайних» уровней — фонологического (уровня текста) и семантического (уровня смысла), выделяются поверхностно-морфологический, глубинно-морфологический, поверхностно-синтаксический и глубинно-синтаксический уровни. Каждый уровень характеризуется набором собственных единиц и правил представления, а также набором правил перехода от данного уровня представления к соседним. На каждом уровне мы имеем дело, таким образом, с особыми представлениями текста — например, глубинно-морфологическим, поверхностно-синтаксическим и т. п.

Семантическое представление является неупорядоченным графом («сетью»), синтаксические представления являются графическим деревом («деревом зависимостей»), морфологическое и фонологическое представления линейны.

Данная идеология в целом достаточно типична для многих (так наз. стратификационных) теорий языка, развивавшихся в середине XX века; в отдельных чертах теория Мельчука напоминает и ранние версии трансформационной порождающей грамматикиХомского — с тем существенным отличием, что исследование семантики не только никогда не было для Хомского приоритетной задачей, но и вообще практически выводилось им за пределы лингвистики. Языковая модель Хомского не преобразует смыслы в тексты, а порождает тексты по определённым правилам; интерпретация же приписывается этим текстам впоследствии. Существенно также, что англо-американские синтаксические теории, возникшие на материале английского языка с жёстким порядком слов, как правило, использовали синтаксис составляющих, а не синтаксис зависимостей.

Другие особенности

Наиболее оригинальными чертами ТСТ является её синтаксическаятеория, теориялексических функций и семантический компонент — Толково-комбинаторный словарь. Морфологический компонент модели подробно разрабатывался Мельчуком несколько позже — начиная с середины 1970-х гг. Его устройство наиболее полно отражено в фундаментальном «Курсе общей морфологии», который был опубликован по-французски (5 тт., 1993—2000), а потом в авторизованном русском переводе. Однако по замыслу автора «Курс» представляет собой не столько принципиально новую теорию морфологии, сколько попытку единообразного определения традиционных морфологических понятий и исчисленияграмматических категорий в языках мира; таким образом, эта работа соединяет черты теоретической монографии с чертами словаря или энциклопедии (можно вспомнить, что подобные опыты «словарей терминологии» были характерны для ранних этапов развития структурной лингвистики; сам Мельчук в качестве образца для этой своей работы называет труды Бурбаки).

Синтаксис

Синтаксический компонент ТСТ предусматривает существование двух синтаксических уровней — поверхностного и глубинного. Для описания синтаксических отношений используется аппарат синтаксиса зависимостей (восходящий к Л. Теньеру); большое значение имеет (также восходящее к Теньеру) противопоставление актантов и сирконстантов. Выделяется большое число (несколько десятков) так называемых поверхностно-синтаксических отношений и небольшое число глубинно-синтаксических. Синтаксис ТСТ в большой степени проникнут семантикой (в глазах критиков это его очень существенный недостаток, в глазах сторонников — напротив, одно из главных достоинств); он во многом выводится из структуры толкования, в которой задается модель управлениялексемы и перечисляются её сочетаемостные свойства.

В целом можно сказать, что синтаксическаятеория в рамках ТСТ — это прежде всего описание устройства предикатной группы, то есть особенностей глагольного управления. Именно этим объясняется тесная связь с лексической семантикой: как хорошо известно, классификация глаголов по синтаксическим свойствам часто имеет семантические корреляты. Такого рода исследований в европейской и американской лингвистике во время создания ТСТ было относительно немного; важность семантической классификации лексики стала осознаваться позднее. С другой стороны, те области, которые в основном исследовались западными синтаксистами (и теми российскими синтаксистами, которые работали в иных теоретических рамках), в ТСТ почти не были отражены: это, например, синтаксис полипредикатных конструкций (как финитных, так и нефинитных) и так наз. синтаксические процессы (анафора, рефлексивизация, эллипсис и т. п.).

В рамках синтаксической концепции ТСТ было создано также описание языка сомали (Жолковский, 1971) и английского языка (Мельчук и Перцов, 1987).

Толково-комбинаторный словарь

Толково-комбинаторный словарь — одно из главных теоретических изобретений Мельчука. В каком-то смысле можно сказать, что языковая модель по Мельчуку вообще имеет тенденцию представлять язык как совокупность словарных статей с огромным количеством разнообразной информации; грамматические правила при таком словаре играют скорее второстепенную роль. В то время, когда создавалась ТСТ, такой подход был новым, семантическая (и тем более лексикографическая) информация не считалась важной для построения грамматических описаний.

В Толково-комбинаторный словарь входило толкование слова и его модель управления. Толкование представляло собой запись на формализованном метаязыке; семантически более сложные элементы объяснялись через более простые. Предполагалось (как и в теории А. Вежбицкой), что существуют элементарные смыслы, далее неразложимые — семантические примитивы; но, в отличие от опытов А. Вежбицкой, в ТСТ семантические примитивы практически не использовались. Также в отличие от А. Вежбицкой, признавались искусственные элементы семантического метаязыка (например, для выражения общего значения каузации использовался искусственный глагол каузировать ).

Модель управления содержала информацию обо всех семантических и синтаксических актантах слова и о способах их морфологического и синтаксического выражения. Большую часть словарной статьи занимало описание лексических функций — понятие, придуманное Жолковским и Мельчуком для описания того, что они называли «нестандартной сочетаемостью». Так, считалось, что в выражениях круглый дурак и проливной дождь прилагательное имеет одно и то же значение, выражая одну и ту же «лексическую функцию» (в ТСТ она называлась Magn ). Было выделено несколько десятков лексических функций, подлежащих описанию в Толково-комбинаторном словаре.

Толково-комбинаторный словарь русского языка публиковался небольшими выпусками начиная с середины 1960-х гг.; позднее он был издан единой книгой в Вене (1984), уже после эмиграции Мельчука и Жолковского. В этой работе участвовала большая группа лингвистов, но основная часть словарных статей написана Ю. Д. Апресяном, А. К. Жолковским и И. А. Мельчуком.

В Канаде Мельчук руководит созданием Толково-комбинаторного словаря французского языка, несколько выпусков которого уже опубликовано.

Прикладной аспект теории

Автоматический перевод

Теория «Смысл Текст» с самого начала создавалась с сильным акцентом на прикладной проблематике автоматического («машинного») перевода — по замыслу Мельчука, с её помощью, в отличие от традиционных нестрогих теорий, следовало обеспечить построение «действующей» модели языка. Само возникновение этой теории было связано с началом работы Мельчука над машинным переводом (в Лаборатории машинного перевода при МГПИИЯ под руководством В. Ю. Розенцвейга) и его неудовлетворённостью существующими теориями; с другой стороны, предполагалось, что программы машинного перевода будут на эту теорию опираться. ТСТ действительно была использована в некоторых системах машинного перевода, разработанных в России — прежде всего, в системе англо-русского автоматического перевода ЭТАП, созданной уже после эмиграции Мельчука группой под руководством Ю. Д. Апресяна. Некоторые элементы идеологии ТСТ были также использованы в ряде других систем машинного перевода, создававшихся в 1960—1970-е гг. во Всесоюзном центре переводов под руководством Н. Н. Леонтьевой, Ю. С. Мартемьянова, З. М. Шаляпиной и др. Все эти системы относятся к числу экспериментальных, то есть их промышленное использование не представляется возможным. Несмотря на то, что они включают много лингвистически полезной информации, в целом ни одна из них пока не обеспечила прорыва в качестве перевода. Парадоксальным образом, установка на практическое применение теории гораздо больше дала самой теории, чем практике. Можно сказать, что работа в области машинного перевода в 1960—1980-е гг. очень сильно способствовала развитию лингвистической теории, но дала весьма скромные результаты собственно в области машинного перевода (хотя и явилась необходимым этапом, способствовавшим накоплению опыта и осознанию причин неудач). Большинство разработчиков ТСТ в настоящее время целиком или преимущественно занимаются теоретической лингвистикой или лексикографией.

Описания языков

Экспериментальными остались и описания языков, целиком выполненные в строгих рамках ТСТ. Самим Мельчуком был построен целый ряд формальных моделей словоизменения различных языков: (венгерского, испанского, алюторского, бафия (группа банту) и др.); формальная модель английского синтаксиса была предложена совместно Мельчуком и Перцовым. В качестве полного описания языка на морфологическом и синтаксическом уровне в идеологии ТСТ можно рассматривать так называемую динамическую грамматику арчинского языка, написанную А. Е. Кибриком^[1] (наряду с этим, А. Е. Кибрик опубликовал и традиционное «таксономическое» описание арчинского языка, которым обычно и пользуются кавказоведы). Широкого применения все эти экспериментальные описания не имели.

Оценка теории

Значение ТСТ в истории лингвистики оценить непросто. Её последователей в настоящее время мало, и интерес к этой теории со стороны молодого поколения лингвистов крайне незначителен. На Западе эта теория известна плохо за пределами узкой группы ближайших учеников и сотрудников Мельчука^[2] ; даже доброжелательные рецензенты называют Мельчука «великим аутсайдером»^[3] . В России с критикой этой теории выступают многие синтаксисты, ориентирующиеся на генеративную идеологию (как, например, Я. Г. Тестелец^[4] ). С их точки зрения, ТСТ вообще не является лингвистической теорией, поскольку не содержит «правил» и «обобщений» в духе последних построений Хомского, а содержит только эмпирические правила, не мотивированные никакими соображениями «универсальной грамматики».

В то же время, с не менее острой критикой ТСТ выступают и те российские лингвисты, кто (как, например, А. Е. Кибрик) придерживается функционального и когнитивного подхода^[5] . Критики этого направления указывают на слишком жёсткую и механистическую идеологию ТСТ, не признающую континуальности в языке, не стремящуюся к поиску объяснений наблюдаемых фактов, не учитывающую дискурсивных и когнитивных механизмов функционирования языка.

Если в ряде важных идеологических отношений ТСТ представляется нынешнему поколению лингвистов в целом устаревшей, то роль Мельчука и его теории в истории отечественной лингвистики вряд ли может быть преуменьшена. В момент создания это была по существу первая после долгого перерыва российская теория языка, находившаяся на уровне мировых достижений, и в этом смысле Мельчук может считаться прямым продолжателем традиции Якобсона и Трубецкого. Личная роль Мельчука — бесспорного неформального лидера отечественной лингвистики 1960—1970-х гг. — в изменении научного климата в СССР также очень велика. И если ТСТ в том виде, как она была создана Мельчуком, и сходит со сцены, то косвенное влияние её на российскую лингвистику следует всё же считать значительным. По-видимому, наиболее плодотворным воплощением этой теории в начале XXI в. является Московская семантическая школа, привнёсшая целый ряд радикальных новшеств в лексикографическую теорию и практику.

Ю. С. Мартемьянов был автором оригинальной синтаксической модели языка — валентно-юнктивно-эмфазной грамматики, для которой им был разработан особый метаязык и терминология. Его работы по описанию структуры ситуации и «художественного мира» (на материале народных сказок и афоризмов Ларошфуко) считаются во многом опередившими своё время и предвосхитившими ряд идей искусственного интеллекта и когнитивной лингвистики.

Источники

1. Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 2001.

2. Бенвенист Э. Уровни лингвистического анализа // Бенвенист Э. Общая лингвистика. БГК им. И.А. Бодуэна де Куртенэ. 1998. С.129–140.

3. Теньер Л. Основы структурного синтаксиса. М.: Прогресс, 1988.

4. Матезиус В. О так называемом актуальном членении предложения. // Пражский лингвистический кружок. М.: Прогресс, 1967.

Скачать архив с текстом документа