Человек в огне гражданской войны 2
СОДЕРЖАНИЕ: Человек в огне гражданской войны Нескольким поколениям советских людей были хорошо известные «Чапаев» Фурманова, «Разгром» Фадеева. Эти книги были эталоном в освещении одного из тяжелейших периодов нашей истории — гражданской войны. В душе Левинсона, героя Фалеевского романа «Разгром», живет светлая мечта о добром, прекрасном и сильном человеке.Человек в огне гражданской войны
Нескольким поколениям советских людей были хорошо известные «Чапаев» Фурманова, «Разгром» Фадеева. Эти книги были эталоном в освещении одного из тяжелейших периодов нашей истории — гражданской войны. В душе Левинсона, героя Фалеевского романа «Разгром», живет светлая мечта о добром, прекрасном и сильном человеке. Именно таким должен стать, по его мнению, человек, рожденный революцией. И поэтому, ради великой идеи сегодня (1919 год) можно допустить многое: отнять единственную свинью у бедняка корейца «ведь ради будущего его шестерых детей сражается отряд»; отравить смертельно раненого товарища «иначе не сохранить «боевые единицы» — Фролов затормозит движение отступающих», не «услышать» того, о чем пытается поведать «заблудившийся» в дебрях революционных дней юноша из «интеллигентов» и т. д. Иными словами, нравственно все, что служит осуществлению революции. Легко ли Левинсону «наступать на горло собственной песне — совести? Нет. Он страдает от этого, но, «человек особой породы» (так считают его в отряде), он не останавливается ни перед чем, для него главное — выполнить задание большевистского центра.
Именно таких героев, непреклонных, мужественных, сильных духом воспевали, повествуя о революции и гражданской войне, многие советские писатели,
И копились «счета наших отцов и дедов. Жизни почти ста миллионов россиян самых разных национальностей положены за 70 последний лет на алтарь революции. «Цель оправдывает средства», — гласит известное изречение. А цель-то оказалась иллюзорной, и «самая горестная плата за долги наши — девальвация идей, утрата идеалов, крушение иллюзий и. смятенность духа» (Л. С. Айзерман).
Мы привыкли к тому, что героями произведений о революции и гражданской войне были люди из «низов» общества — рабочие, крестьяне.
Михаил. Булгаков в романе «Белая гвардия» представляет нам иных. Два брата и сестра Турбины принадлежат к лучшей русской интеллигенции, которая тысячами нитей: родовых, семейных, служебных, воспитанием, наконец, присягой — связана с монархической Россией. Турбины — люди чести. Они презирают ложь, своекорыстие, приспособленчество к обстоятельствам. С молоком матери впитали они понятие: «Честного слова не должен нарушать ни один человек, потому что иначе нельзя будет жить на свете» — слова шестнадцатилетнего Николки Турбина. Как. и всем в это грозное время, им необходимо определиться, решить важные вопросы: как жить, с кем идти, кого и что защищать?
Высшей драматической точкой, пределом напряжения служит в романе сцена в гимназии, когда полковник Малышев, собравший в актовом зале вооруженных юнкеров, прямо со смотра распускает их по домам: он не хочет посылать этих молодых ребят на убой и позор, потому что защищать «пустоту», «гул шагов» бессмысленно.
Чувство усталости и стыда охватывает героев. Старый мир рушится окончательно и безвозвратно, его устои подорваны не только извне, но и в душах людей, «сбитых с винтов жизни» революцией и войной.
Каков же выход? Автор не дает нам прямого ответа на вопрос. Но конец романа глубоко символичен, в нем надежда на торжество справедливости, мысли об ответственности людей перед историей и друг другом: «Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле».
Исторически достоверно рисует Б. Пастернак в романе «Доктор Живаго» картину разрухи и голода, воцарившихся в России в начале двадцатых годов: «На долгий период постоянной пищей большинства стало пшено на воде и уха из селедочных головок…»
Перед глазами читателя проходит вся Россия — от Москвы до Урала и далекой Сибири, охваченная гражданской войной. Переполненные вокзалы, где «вольные люди» с детьми, узлами, мешками, расталкивая и топча друг друга, пытаются сесть в отходящие поезда. Небольшие станции, на которых хозяйничают комиссары в кожаных куртках и бойко идет торговля — обмен всем, чем попало: от старинных драгоценностей до ветхой одежонки и все это только для того, чтобы выжить в условиях, голода, холода и болезней. Судьба сталкивает самых разнообразных людей. Рядом с семьей Живаго, едущей на Урал, «следовало несколько набранных в трудармию». Среди них «седой революционер, перебывавший на всех каторгах старого времени и открывший новый ряд их в новое время, мещанин, попавший под облаву, шестнадцатилетний сирота, посланный из деревни в учение. На одной из станций Юрия Андреевича Живаго, сошедшего ненадолго с поезда, арестовали и чуть было не «пустили в расход». К счастью, он оказался «не тем, кого искали», и ему была дарована жизнь. Но на далеком Урале было неспокойно. Красные и белые, с переменным успехом тесня друг друга, сметали все на своем пути. История крушит все на своем пути: строй, государство, человека и его принципы, но страдает всегда человеческая душа и тело. «…Изувеченный еще дышал… Отрубленная рука и нога страшными кровавыми комками были привязаны к его спине с длинной надписью на дощечке, где между отборными ругательствами было сказано, что это сделано в оплату за зверства такого-то и такого-то красного отряда…»
Доктор Живаго, оказавшись в круговороте страшных событий, не поддается соблазну однозначных решений, прямолинейному-толкованию того, что происходит. Да это и невозможно для него — уровень культуры, духовных ценностей, воспринятый им от нескольких поколений русской интеллигенции, дает ему силы не опуститься, не стать зверем, остаться внутренне свободным (вспомним Пьера Безухова в плену), верным своим идеалам, несмотря ни на что. И радостно становится сегодняшнему читателю:-не умирает человеческое в человеке, даже в самую страшную годину неискоренима в нем любовь к Родине, к жизни: «И эта даль — Россия, его несравненная, за морями нашумевшая, знаменитая родительница, мученица, упрямица, сумасбродка, шалая, боготворимая, с вечно величественными и гибельными выходками, которых никогда нельзя предвидеть! О, как сладко существовать! Как сладко жить на свете и любить жизнь! О, как всегда тянет сказать спасибо самой жизни, самому существованию, сказать это им самим в лицо!»
Герой сборника новелл, объединенных под общим названием «Конармия», — Кирилл Васильевич Лютов (под этим именем служил в Первой Конной сам И. Бабель). В отличии от героев М. Булгакова и Б. Пастернака, Лютов хочет участвовать в изменении жизни вместе с большевиками. Интеллигент, юрист по профессии, он хочет стать «своим» среди красноармейцев. Легко ли это? Посмотрим.
Новелла «Мой первый гусь» …Лютова, как человека грамотного, прикомандировали к штабу дивизии. Но уж очень не подходящая внешность у него, да еще очки на носу. «Какой паршивенький!.. — говорит начдив Савицкий новому писарю. — Шлют вас, не спросят, а тут режут за очки».
В том, что «канитель тут у нас с очками и унять нельзя», Лютов убедился, как только прибыл на отведенную ему вместе с другими красноармейцами квартиру: «Молодой парень …подошел к моему сундучку и выбросил его за ворота. Потом он повернулся ко мне задом и с особенной сноровкой стал издавать постыдные звуки». Лютов понял: прав был квартирьер, утверждая: «А испорть вы даму, самую чистеньку даму, тогда вам от бойцов ласка.» Необходимо было «завоевать» новых товарищей.
— Хозяйка, — сказал я, — мне жрать надо…
— Товарищ, — сказала хозяйка, — от этих дел я желаю повеситься.
— Господа, бога душу мать, — пробормотал я …и толкнул старуху кулаком в грудь…
По двору «шатался» и «безмятежно чистил перья» гусь. Лютов схватил саблю, догнал гуся, пригнул к земле. «Голова треснула под сапогом, треснула и потекла»… «Парень нам подходящий», — сказал один из красноармейцев. Все успокоились, «и только сердце мое, обагренное убийством, — читаем мы последние слова новеллы, — скрипело и текло».
Герою Бабеля тяжело. Совершенное им воспринимается как собственная смерть. Мы становимся свидетелями того, как обычное, казалось бы, событие вырастает до размышлений над жестокостью и насилием революции.
Проблема совести, для которой невозможно убийство в любых обстоятельствах, получает своеобразное развитие в новелле «Смерть Долгушова».
В бою смертельно ранен Долгушов, он просит Лютова пристрелить его. Лютов не может. «Бежишь, бежишь, гад? …»— прошептал Долгушов. Подъехал другой красноармеец и …выполнил просьбу раненого.
— Афоня, а я вот не смог…
— Уйди, — ответил он, бледнея, — убью! Жалеете вы, очкастые, нашего брата, как кошка мышку…
Кто же такой Лютов? Садист, не желающий освободить товарища от мук? Гуманный, добрый человек? Слюнтяй и хлюпик? Автор не дает нам ответа. Он считает, что жизнь рассудит все: и жестокость, и милосердие.
Еще острее тема совести поднимается в новелле «Поле боя». Оказалось, что Лютов ходит в бой с незаряженным пистолетом. Как понять это? Объяснение находим в последних строчках новеллы: «Я изнемог …вымаливая у судьбы простейшее из умений — умение убить человека». В том, что убийство — «простейшее из умений», убеждаемся, читая новеллу «Письмо». Шестнадцатилетний мальчик Степан Курдюков продиктовал писарю Лютову письмо к «любезной маме Евдокии Федоровне», в первых строках которого кланялся ей «от бела лица до сырой земли», а во-вторых, спешил «отписать за папашу, что они порубали брата Федора», а потом брат Сенька «кончал» папашу. И между строк слезная просьба сохранить от чесотки жеребенка Ступку да еще «заколоть рябого кабанчика и сделать посылку в Политотдел товарища Буденого».
То, что в сознании юного красноармейца уравнены кабанчик, чесотка у жеребенка и жизни родных, приводит в ужас Лютова. А ведь мы знаем: рассказ основан на подлинных фактах. Автор в своем дневнике дает вполне определенную оценку происходящему: «Разлетается жизнь, я на большой, непрекращающейся панихиде».
Самый главный вывод, который делаем мы сегодня из книг, — это то, что революция и гражданская война явились трагедией для всей нации. Каждый из писателей по-своему выразил это в художественной ткани своих произведений, но ясно одно: нельзя построить на крови и страданиях счастье, нельзя разрешить «кровь по совести», без серьезного осмысления прошлого невозможно построить достойного будущего.