Деятельность эсеров в межреволюционный период

СОДЕРЖАНИЕ: Стратегия и тактика политических партий в постреволюционный период. Упадок и кризис партии. Эсеровская левацкая тактика думского бойкота и отзовизма.

Деятельность Эсеров в межреволюционный период

В течение всего рассматриваемого периода (с июня 1907 г. по фев­раль 1917 г.) партия эсеров находилась в состоянии кризиса и упадка, охватывавших все стороны ее деятельности — идейную, тактическую и организационную. Причем ее кризис оказался глубже и болезненнее, чем кризис, переживаемый в то же время другими политическими партиями. Его усугубляли такие факторы, как столыпинская аграрная реформа, успешная реализация которой могла бы перечеркнуть осу­ществление эсеровской аграрной программы, и разоблачение прово-каторства Азефа, усилившее сомнения в отношении террора как средства политической борьбы

Стратегия и тактика политических партий в постреволюционный период во многом определялись их оценками характера третьеиюньской монархии и перспективы новой революции, 3-й Совет партии эсеров, состоявшийся через месяц после контрреволюционного переворота, констатировал, что те общие причины, которые вызвали первую революцию, сохраняются и новый революционный взрыв неизбежен. Вера в грядущую революцию оставалась для эсеров доминирующей в течение всего межреволюционного периода.

Эсеры считали, что третьеиюньским государственным переворотом страна была возвращена к дореволюционному состоянию. Более того, “неблагонадежные элементы” теперь преследовались даже сильнее, чем прежде. Сохранившаяся Государственная дума, избранная по но­вому избирательному закону, оценивалась ими лишь как декорация прежнего самодержавно-полицейского режима, как конституционная фикция. Отсюда следовало вполне логичное заключение, что все надо “начинать сначала” и вернуться к прежним формам, методам и сред­ствам борьбы, 3-й Совет партии принял решение бойкотировать III Государственную думу, заявив, что идти в нее могут лишь те, “кто утратил веру в революцию”. Бойкот Думы рассматривался эсерами как наиболее сильный и внушительный ответ на третьеиюньский перево­рот, как средство революционизации и организации масс.

Но эсеровская тактика бойкота выборов принципиально рас­ходилась с настроениями масс и не получила у них сколько-нибудь широкой поддержки. По сведениям центральной эсеровской газеты для крестьян “Земля и воля”, из почти 14 тыс. волостей крестьяне лишь 928 волостей отказались участвовать в выборах. Тактика бойкота Ду­мы имела для партии эсеров скорее негативные последствия, так как она способствовала еще большему отрыву ее от масс и оставляла кре­стьянских депутатов в Думе без постоянного партийного воздействия. Однако этих уроков эсеры не извлекли. Тактика бойкота возобладала в партии и в отношении IV Думы. Впрочем, к этому времени дисциплина в партии стала настолько призрачной, что целый ряд ее членов и даже организаций игнорировали решение руководства партии и приняли активное участие в выборах.

Эсеровская левацкая тактика думского бойкота и отзовизма на­ходила свое дополнение в тактике “боевизма”. Усиление боевой тактики 3-й Совет партии назвал первоочередной задачей. В его решениях говорилось о том, что восстание в условиях переживаемого момента (сравнительное укрепление позиций самодержавия, уста­лость, разочарование и разброд в значительной части интеллигенции, скованность революционной энергии трудовых масс) не может быть конкретной целью ближайшего времени. Вместе с тем заявлялось, что партия продолжает готовиться сама и готовить народ к вооруженному восстанию. В этих целях рекомендовались такие меры, как создание боевых дружин и обучение ими населения приемам вооруженной борь­бы. Приветствовались также “частичные боевые выступления” в вой­сках. Единодушно было принято решение об усилении центрального террора.

Однако по мере того, как угасала инерция революции, обществен­ная жизнь возвращалась в свое обычное, мирное русло, все более обна­руживалась несостоятельность эсеровских призывов к усилению боевой тактики. В самой партии стало оформляться более реалистическое те­чение. Лидером его стал 30-летний член ЦК и один из редакторов центрального органа партии — газеты “Знамя труда” — доктор философии Николай Дмитриевич Авксентьев. Для него революция бы­ла “варварской формой прогресса”, “отчаянным средством”, прибегать к которому допустимо лишь при трагическом сплетении событий. Почти сорок лет (включая и период послеоктябрьской эмиграции) он был членом партии, наиболее ярким представителем ее правого крыла. На I общепартийной конференции, состоявшейся в августе 1908 г. в Лондоне, он настойчиво призывал отказаться от тактики “частичных боевых выступлений” и подготовки к вооруженному восстанию. В резо­люции о тактике он предлагал подчеркнуть два направления: пропа-гандистско-организационную работу и центральный террор. С минимальным перевесом Чернову и его сторонникам удалось отстоять пункт о боевой подготовке, но в урезанном виде. Заниматься боевой подготовкой разрешалось только сильным партийным организациям, ведущим “серьезную социалистическую работу”. Единодушными ока­зались участники конференции по вопросу об усилении центрального террора. Вполне назревшим был признан и удар “в центр центров”, т. е. покушение на Николая II. Однако ни одно из решений Лондонской конференции и состояв­шегося после нее 4-го Совета партии реализовано не было. Не усилился и центральный террор. С помощью Азефа властям удалось ликвидировать Летучие боевые отряды партии. Гибель этих отрядов и бездеятельность БО вызвали подозрения в наличии провокации в центре партии. Осенью 1907 г. этим вопросом непосредственно занялся В. Л. Бурцев, к тому времени уже разоблачивший не одного прово­катора. Почувствовав для себя серьезную угрозу ( в ЦК уже поступали предупреждения о провокаторстве Азефа, однако его авторитет в партии был настолько высок, что большинство эсеровского руководства считало эти предупреждения ложными и не принимало практически никаких мер по их проверке), Азеф активизировался на обще­партийной работе и имитировал ряд попыток организовать покушение на царя. Провокаторство Азефа было признано лишь после того, как Бурцеву удалось организовать встречу в Лондоне делегации ЦК с бывшим директором Департамента полиции А. О. Лопухиным, кото­рый подтвердил, что Азеф является агентом Департамента полиции. 7 января 1909 г. ЦК партии официально объявил Азефа провокатором. Попытка Б. В. Савинкова возродить террор окончилась неудачей. В начале 1911 г. созданная им боевая группа самоликвидировалась. После разоблачения Азефа эсерам удалось совершить только три террористических акта, малозначительных в политическом отношении.

Большое внимание эсеровское руководство уделяло столыпинской аграрной реформе. В специальной прокламации “Что делать кресть­янам? По поводу указа 9 ноября 1906 г.”, положившего начало новой земельной политике царизма, ЦК партии эсеров призвал крестьян к бойкоту: “не идти в землеустроительные комиссии, не покупать никаких земель, не закладывать земель, не выделяться из общества”, поступать “как с изменниками” с теми крестьянами, которые попа­дутся на политику правительства. Бойкот новой земельной политики правительства был одним из основных лозунгов эсеров еще во II Думе. Отмена всех внедумских правительственных указов о земле и поль­зовании ею, приостановка деятельности Крестьянского и Дворянского банков, землеустроительных органов, купли-продажи и дарения земли — все это было названо в думском аграрном проекте эсеров перво­очередными мерами, регулирующими земельные отношения впредь до введения этого законопроекта в жизнь.

В резолюции “О борьбе с земельным законодательством”, принятой на Лондонской конференции эсеров, отмечалось, что своим земельным законодательством правительство надеется успокоить крестьянство мелкими подачками, стремится внести в него разлад, поощряя расхищение общинных земель, распылить его усиленным насаждением личной земельной собственности и хуторского хозяйства, что всякий успех правительства в этом направлении создает препятствия для про­ведения в жизнь аграрной политики партии. Деревня в связи с этим объявлялась наиболее горячим пунктом социально-политической борь­бы, исход которой надолго определит историю страны. В качестве кон­кретных мер эсеровская резолюция предлагала: углубить социалистическую пропаганду в деревне, укреплять там партийное организации, сплачивать вокруг них трудовое крестьянство на почйе борьбы с земельным законодательством правительства, с землевладели­цами из-за аренды земли и найма на работы и с Крестьянским банком. Для борьбы с выделами из общины предлагались следующие меры:совершенствование общинных распорядков в целях большей их спра­ведливости и согласованности с требованиями хозяйственного прогрес­са (переделы, правильная разверстка платежей, уменьшение чересполосицы и т. п); пресечение выделов путем общественных приговоров; бойкот кулаков, стремившихся выделиться из общины; соглашения с переселенцами и пролетаризированными элементами де­ревни, желавшими расстаться с надельной землей на условиях выдачи им пособий и т. п.

Против тактики аграрного террора как по отношению к помещикам, так и по отношению к состоятельным крестьянам, вы­сказался 4-й Совет партии, считая, что в первом случае подобная политика приведет к тому, что помещики продадут свою землю кре­стьянам, число собственников среди которых возрастет, процесс рас­слоения деревни ускорится. Таким образом, в деревне возникнет жесточайшая междоусобная война, которая отодвинет на второй план всякую систематическую борьбу как за социализацию земли, так и за политическое освобождение.

Однако эсеры были бессильны организовать сколько-нибудь серь­езное сопротивление новой аграрной политике правительства. Нака­нуне войны в своем докладе Венскому конгрессу II Интернационала эсеры признавали, что столыпинская политика “имела внешний успех”, который сеял сумятицу и разногласия среди эсеров. В их рядах выявились в это время два течения — оптимистическое и пессимистическое. Оптимистический характер имело заявление Лон­донской конференции о том, что независимо от того, как сложится судьба общины, оснований для пересмотра партийной программы нет, ибо она покоится не на самом факте общинного землевладения, а на том комплексе идей, чувств и навыков, на той психологии, которые воспитаны в крестьянстве всей предыдущей историей и всей практикой общинного землевладения. Сторонники этого течения ссылались и на то, что идея социализации земли основывается и на констатации живу­чести мелкого хозяйства в земледелии. Представители другого, пессимистического, течения заявляли: “Рушится община — рушится и социализация земли как требование нашей минимальной программы”. Они не верили, что с разложением общины в крестьянстве сохранятся общинные и трудовые воззрения и традиции, взгляд на землю, как на общее достояние. Оптимистов они упрекали в том, что их позиция встраивает на бездеятельность в то время, когда требуется напрячь усилия, чтобы парализовать правительственное покушение на общину.

|Чем больше столыпинская реформа подрывала общину, тем пристальнее взоры эсеров обращались на кооперацию. Трудовая ко­операция, уверяли они, не уведет крестьян от демократии, не столкнет и с рабочими, но отвратит их от стихийных неорганизованных вы­ступлений, будет способствовать их организации и накоплению сил. Не отрицая того, что кооперация может смягчить недовольство в де­ревне, они в то же время подчеркивали, что она своей повседневной практикой будет давать крестьянству достаточно поводов не забывать о коренном противоречии крестьянства с господствующими классами, так как сам рост кооперации “состоит в непрерывной борьбе с экс­плуатацией”.

Диссидентскую точку зрения высказал И. Бунаков (И. И. Фон-даминский), секретарь Заграничной делегации ЦК партии, друг и единомышленник Н. Д. Авксентьева, в статье “О ближайших путях развития России”, опубликованной летом 1914 г. накануне войны, в журнале “Заветы”. По мнению Бунакова, в тогдашней деревне доминировали два взаимосвязанных явления — подъем благосостояния крестьянства и быстрый рост кооперации. Подобного развития эсеров­ская программа не предусмотрела. Она отводила большое место ко­операции только после “земельного переворота” и явно недооценила ее бурного роста до этого момента, тем более в условиях политической реакции. Этот “общественный грех” народникам следует искупить. Они должны взять на себя роль идейного вдохновителя и практиче­ского вождя кооперативного движения. “Старая формула народниче­ства,— считал Бунаков,— через земельную реформу к кооперации, должна быть заменена новой: через кооперацию к земельной рефор­ме”, а формула “через земельную реформу к земледельческому прог­рессу” — формулой “через земледельческий прогресс к земельной реформе”. Бунакову казалось, что деревне удалось обойти стоявшие на ее пути противоречия, но она их не разрешила и не уничтожила, а лишь отложила. Он не исключал возможности эволюционного раз­решения этих противоречий, имея в виду то, что помещики распро­дадут свои земли, а с исчезновением крупного землевладения исчезнет и опора самодержавного строя. Попытку укрепить этот строй при помощи разбогатевшего и приобщенного к собственности крестьянства Бунаков оценивал как “безумную”.

После поражения революции в партии эсеров одновременно с идей­ным кризисом, исканиями “новых путей” в сфере теории и практики начался и организационный кризис. Уже в июле 1907 г. представители ЦК, объезжавшие Поволжье, бывшее центром эсеровского влияния, отмечали, что целый ряд организаций, еще недавно процветавших, или вовсе прекратили свое существование, или “влачили жалкую жизнь”. Через год, на Лондонской конференции, В. М. Чернов, обобщая сведения с мест, констатировал, что “организация растаяла, уле­тучилась”, партия удалилась от масс, множество членов партии уноцят от работы, их эмиграция достигла “ужасающих размеров”. Усилению кризисных явлений в революционной среде содейство­вали в значительной мере реакционные настроения в обществе и репрессии со стороны правительства. Разгромы эсеровских организаций были систематическими. В сентябре 1907 г. в Симбирске была аре­стована Е. К. Брешковская, вдохновлявшая партийную работу среди крестьянства. Вскоре при переходе через границу был арестован и “де­душка русской революции” — Н. В. Чайковский. Место пребывания ЦК и издание центральных органов — газет “Знамя труда” и “Земля и воля” — вновь были перенесены за границу.

В мае 1909 г. состоялся 5-й Совет партии—последний обще­партийный форум в межреволюционный период. На этом Совете была принята отставка ЦК (А. А. Аргунов, Н. Д. Авксентьев, М. А. На­тансон, Н. И. Ракитников и В. М. Чернов), признавшего себя политически и морально ответственным за Азефа, и избран новый состав ЦК из лиц, не имевших связей с Азефом, но и не игравших до этого видных ролей в партии (Л. В. Фрейфельд, В. С. Панкратов, А. В. Шимоновский, И. Н. Коварский и В. М. Зензинов). Вновь избранный ЦК успел сделать немногое: Панкратов в это время на­ходился в якутской ссылке; Шимоновский отказался подчиниться решению о выезде членов ЦК для работы в Россию; те же, кто отбыл туда, в скором времени почти все были арестованы. После опублико­вания “Заключения судебно-следственной комиссии ЦК партии эсеров по делу Азефа” в 1911 г. ряд лидеров партии, недовольных опреде­лениями этой комиссии в адрес прежнего ЦК и БО, фактически отстранились от текущей партийной работы и почти целиком сосре­доточились на литературной деятельности.

- О кризисе в партии эсеров говорили и возникшие в ее недрах груп­пы “инициативного меньшинства” и “Почин”. Группа “инициативного меньшинства” была образована в Париже Я. Л. Делевским (Юде-левским)(Волиным)и В. К. Агафоновым (Сиверским). С апреля 1908 г. по декабрь 1909 г. она выпустила шесть номеров газеты “Рево­люционная мысль”. Представители группы считали, что эсеровская официальная теория засорена марксистскими догматами, на­роднические начала о роли личности и инициативного меньшинства в ней подавлены положениями о первенствующем значении объективных факторов и классовой борьбы. В связи с этим было не­правильным, по их мнению, и деление программы партии на минимум и максимум. Утопией они называли идею всенародного вооруженного восстания против самодержавия. Единственно эффективным средством политического освобождения России, на их взгляд, мог быть только террор, проводимый инициативным меньшинством, т. е. партией, причем террор децентрализованный, осуществляемый не одной Боевой организацией, а рядом автономных боевых отрядов. В такой организации боевого дела они усматривали гарантию, что провокация одного лица, вроде Азефа, не сможет погубить всего дела. Возможность избежать этого они видели и в замене нейтралистского принципа пос­троения партии принципом автономии и федерации. Ошибкой они считали то, что революционные партии во время революции стремились вместе с политическим вопросом решить и социальные. На­до было бы, по их мнению, целиком и полностью сосредоточиться спер­ва на первом вопросе, социальные же проблемы могут быть решены только в условиях завоеванной самими массами демократии. Взгляды “инициативного меньшинства” были подвергнуты резкой критике со стороны руководства эсеровской партии, которое характеризовало их как “кадетский терроризм” или “террористический кадетизм”. В июне 1909 г. группа решила выйти из партии и присоединиться к “Союзу левых эсеров”.

Группа “Почин” выражала настроения и взгляды противополож­ного, правого крыла партии. В нее входили ряд видных деятелей партии — Н. Д. Авксентьев, И. И. Бунаков (Фондаминский), С. Не­четный (С. Н. Слетов) и др. В июне 1912 г. она выпустила первый и единственный номер журнала “Почин”, в котором подчеркивалось, что его основатели остаются “верными солдатами партии”, не думают о ее расколе, об образовании своей особой фракции, останутся чисто литературной группой, ведущей пропаганду своих идей внутри партии. “Починовцы” не отказывались от стратегических целей партии. Они расходились с официальной линией лишь в вопросах тактики, считали не соответствующей моменту такие ее проявления, как “бойкотизм” “отзовизм” и “боевая подготовка”. Более того, они высказывали сом­нение в целесообразности террора, предлагали сосредоточить внимание на легальной деятельности. По существу, “починовцы” выступили в партии в роли “ликвидаторов”.

Следствием кризисного состояния партии эсеров было то, что она не оказала практически никакого влияния на начало нового рево­люционного подъема. “Пролетариат, вставши для новой борьбы, пока­зал себя выросшим политически и организационно, а наша партия,— писала в мае 1912 г. газета “Знамя труда”,— в этой борьбе на первых порах оказалась в “нетях”. Революционный подъем внес оживление в эсеровскую среду. В Петербурге эсеры стали выпускать легальную газету “Трудовой голос”, затем — “Мысль” (“Живая мысль”, “Бодрая мысль”, “Живая мысль трудами т. п.). Активизировалась их деятель­ность среди рабочих. Накануне войны их организации существовали почти на всех крупных столичных заводах и фабриках. Однако по своему влиянию на рабочих эсеры по-прежнему уступали социал-де­мократам. Накануне войны центрами эсеровской работы были, кроме Петерч бурга, Москва и Баку. К числу недавно возникших относились организации на Урале, во Владимире” в Одессе, Киеве, в Донской области и организация моряков Черноморского каботажного флота. Ра^ боту среди крестьян вели эсеровские организации в Полтавской!, Киевской, Харьковской, Черниговской, Воронежской и Херсонской гм-берниях, на Северном Кавказе, в Прибалтике, Северо-Поволжском районе, в Могилевской и Витебской губерниях, а также во многих гс-родах и деревнях Сибири. Однако отдача от этой работы была далеко не столь впечатлительна, сколь ее “география”. Эсеровская “Бодрая мысль” правильно отмечала, что деревня, “как активная сила обще­ственного движения” в новом революционном подъеме, “пока отсут­ствует”. Война прервала наметившуюся среди эсеров тенденцию к консолидации.

При подготовке данной работы были использованы материалы с сайта http://www.studentu.ru

Скачать архив с текстом документа