Гонконг – город жизни
СОДЕРЖАНИЕ: На протяжении тысячелетий остров Гонконг представлял собой одинокую, врезавшуюся в море и поросшую лесом и кустарником дикую скалу с одной-единственной крошечной рыбацкой деревушкой.Дмитрий Воздвиженский
На протяжении тысячелетий остров Гонконг представлял собой одинокую, врезавшуюся в море и поросшую лесом и кустарником дикую скалу с одной-единственной крошечной рыбацкой деревушкой.
Тот, кто никогда не был в Гонконге, скорее всего, представляет его себе совсем не таким, каков он есть на самом деле. Первое заблуждение касается размеров бывшей английской колонии, а ныне специального экономического района КНР. Многие думают, что Гонконг — это маленький остров. Это, конечно, так, но не только. Дело в том, что в состав Гонконга входят расположенный напротив главного острова полуостров Коулун и прилегающие к нему обширные Новые территории, а также множество островов, начиная с больших, таких как Ламма или Лантау, и кончая микроскопическими — всего же 234 острова, причем Лантау в два раза больше собственно острова Гонконг. Кстати, садиться на лодки, чтобы попасть с одного острова на другой, совершенно необязательно — все части Гонконга связаны между собой грандиозной сетью мостов, эстакад и тоннелей. Так что, несмотря на кажущуюся разрозненность, Гонконг производит впечатление единого целого. Как же могло получиться, что больше тысячи квадратных километров оказались отрезанными от Китая? Чтобы понять это, надо заглянуть на несколько столетий назад.
Первыми у берегов Китайской империи в XV веке появились португальцы. У иберийских народов — испанцев и португальцев — сложился весьма своеобразный взгляд на все нехристианские расы, иначе говоря, все они воспринимались враждебно, а лозунг «Вера или смерть!» позволял захватывать любой языческий корабль. Поэтому, доплыв до берегов Китая, первые европейцы с чистой совестью занялись грабежом и мародерством. Именно по этой причине китайцы очень долго воспринимали всех европейцев как варваров и бандитов. А по-другому и быть не могло. Ведь китайцы просто не знали, что бывают другие.
В результате отнюдь не дружественных действий португальцев Симона Дандрада и Альфонсо де Мелло в 1522 году в Кантоне, а также большой группы колонистов в Нинбо в 1542 году репутация европейцев была безнадежно испорчена. За ними надежно закрепилось прозвище «ян гуйцзы», что означало «морские черти». Убийства и грабежи под прикрытием религии были для китайцев внове. Так что совсем не удивительно, что европейцы были объявлены варварами и им было запрещено появляться на китайской земле. Но поскольку торговать с чужеземцами было выгодно, имперские чиновники нашли место, где португальцам было разрешено обосноваться. Этим местом в 1557 году стал полуостров Макао: поблизости не было крупных городов и поселений, что делало грабительские набеги португальцев весьма затруднительными. Полуостров был отгорожен стеной, которую охранял внушительный китайский гарнизон. К тому же на португальцев наложили ряд запретов и ограничений. Правда, это не помешало им со временем воссоздать на этом маленьком клочке земли размером, меньшим, чем 20 квадратных километров, кусочек настоящей Португалии.
На протяжении 300 лет Макао оставался единственным местом в Китае, где жили европейцы. Но к началу XIX века подобная ситуация перестала устраивать многих, и в первую очередь Великобританию. Такая империя не могла позволить, чтобы у нее из-под носа уводили столь лакомый кусок. И вот тут на горизонте возник Гонконг.
Конечно, история Гонконга началась не с момента появления здесь англичан. Но тем не менее именно они стали движущей силой, придавшей этому району невиданные темпы развития. На протяжении тысячелетий остров Гонконг представлял собой одинокую, врезавшуюся в море и поросшую лесом и кустарником дикую скалу с одной-единственной крошечной рыбацкой деревенькой. Прибрежные скалы служили идеальным укрытием для пиратов всех мастей. Через эти места проходили торговые маршруты европейцев и американцев в Кантон — город в устье Жемчужной реки, единственный порт во всей Китайской империи, где европейцам разрешено было появляться для сбыта и покупки товаров, причем только летом. На зиму торговцы переезжали в Макао. Но Макао все-таки был португальской колонией, а Великобритании нужен был свой опорный пункт, которым и стал Гонконг. Но произошло это не сразу.
Во время позднего средневековья Европа с удивлением открыла для себя новый напиток — чай. Это сегодня принято считать традиционным английское чаепитие. А тогда для Британии чай был внове, традиционным же он был как раз для Китая. Китайцы, в принципе ни в чем не нуждаясь, на все предложения англичан о взаимовыгодной торговле отвечали, что отказываются от варварских товаров. Единственное, что китайцы соглашались брать за чай, — это серебро, необходимое для пополнения государственной казны. Но поскольку Китай ничего взамен не покупал, торговля была совсем не выгодна для Великобритании. В конце концов европейцы нашли товар, пошедший в Китае на ура, — индийский опиум. Но поскольку торговля им была запрещена, все сделки стали совершаться путем контрабанды, а наркоторговля приняла грандиозные размеры. Торговый баланс резко сместился в другую сторону. Официальные доходы имперской казны резко упали, что вызвало страшный гнев императора. Именно по этой причине в 1839 году были сожжены 20 000 ящиков с опиумом. Ну а дальнейшее было делом техники. Британия привела в устье Янцзы целую флотилию боевых кораблей. Началась война. Впрочем, войной это можно было назвать с некоторой натяжкой — вернее было бы сказать, несколько столкновений, закончившихся в 1842 году подписанием Нанкинского договора. Отныне огромная страна была открыта для западного капитала. Кроме того, китайцы обязаны были установить для иностранцев таможенные льготы и открыть пять новых портов, первым среди которых оказался Шанхай. Но главное — остров Гонконг навечно передавался Великобритании.
Чтобы упрочить свои позиции, Британия спровоцировала вторую опиумную войну, в результате которой полуостров Коулун и остров Стоункатер были переданы ей в вечное владение. В 1898-м в результате очередных военных препирательств Британия получает еще и право аренды новых территорий, прилегающих к островам, на 99 лет за символическую плату в 1 доллар. Китай всегда утверждал, что все договоры по Гонконгу были подписаны им под «дулом пистолета». Британия это отрицала, но так или иначе законность самих договоров под вопрос никто не ставил. А раз так, то час расплаты рано или поздно должен был наступить. И наступил он в 1997 году. Хотя гораздо раньше главный идеолог китайских реформ Дэн Сяопин ясно дал понять, что Китай намерен забрать Гонконг обратно. Сохранив, естественно, все в том же виде — «одна страна — две системы». Англичане вначале довольно вяло сопротивлялись, ссылались на законные договоры, но из этого ничего не вышло. Ведь в далеком 1898 году никто не мог предположить, что спустя сто лет Китай станет мировой ядерной державой и легко сможет диктовать свои условия.
1 июля 1997 года Гонконг был передан под управление китайской администрации. Теперь это особый административный район КНР на срок пятьдесят лет со своими паспортом и границей. Оборонительные функции перешли к КНР, но это никак не отразилось на повседневной жизни. Единственное напоминание о том, что в Гонконге наступила новая эпоха, — государственная символика КНР. Ошибкой было бы думать, что Гонконг — это сплошные небоскребы. И что в его каменных джунглях властвует грозная гонконгская мафия. Конечно, небоскребов много, но не настолько, чтобы покрыть ими всю тысячу квадратных километров. В Гонконге, особенно на островах и новых территориях, очень много зелени, удивительные по красоте песчаные пляжи, одинокие горные вершины, мрачные скалы и прозрачные озера. К тому же Гонконг — один из самых безопасных городов мира, где спокойно можно находиться в любом месте в любое время суток. Гонконгские китайцы уникальны. Они образованны, умны и, живя в весьма экономически процветающем районе, пользуются всеми благами цивилизации, зарабатывают огромные деньги. И в то же время верят в добрых и злых духов, драконов, судьбу и неблагоприятные сочетания цифр. Они стараются наладить отношения с древними божествами так, как будто их существование математически доказано. Впрочем, если они живут так, значит — в этом есть смысл.