Н.А. Бердяев и его философское мировоззрение
СОДЕРЖАНИЕ: Идеи средневековых мистиков и русского религиозного романтизма в произведениях Н.А. Бердяева. Отношение философа к Февральской революции 1917 года. Создание религиозно-философской академии в Берлине. Сущность основных идей философии Н. Бердяева.Реферат на тему
Н.А. Бердяев и его философское мировоззрение
Николай Александрович Бердяев (1874-1948) родился в Киеве в семье дворян. Отец, Александр Михайлович Бердяев, происходит из рода киевских и харьковских помещиков, предки его были почти все военные, сам он был кавалергардским офицером, потом киевским уездным предводителем дворянства, потом председателем правления киевского земельного банка. Мать, Алина Сергеевна, урожденная княжна Кудашева, по матери являлась француженкой.
Чрезвычайно рано у Николая Бердяева проявляется интерес к философии, в 14 лет он начинает читать Канта, Гегеля, Шопенгауэра.
Вначале Бердяев учится в Киевском кадетском корпусе, но военная обстановка оказалась для него чуждой. Поэтому он переходит в Университет св. Владимира в Киеве и учится там сначала на естественном, а затем на юридическом факультете. В университете принимает участие в социал-демократическом движении и изучает марксизм. В 1898 году за участие в студенческой демонстрации он подвергся месячному тюремному заключению, был судим и выслан в Вологду (1901-1902). Вращается там в изысканной среде ссыльных революционеров-интеллигентов, в частности, общается с А.В. Луначарским и А.А. Богдановым.
В 1901 году выходит его первая книга “Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н.К. Михайловском”. К 1903 году отходит от марксизма, сближается с русскими православными философами – Сергеем Булгаковым и Семеном Франком. С 1904 года сотрудничает с журналом “Новый путь”. В том же году женится на дочери петербургского адвоката Лидии Юдифовне Трушевой.
В 1905-1906 годах совместно с С.Булгаковым редактирует журнал “Вопросы жизни”, стремится сделать его центром всех новаторских исканий в социально-политической, религиозно-философской и художественных областях. В 1907-1908 годы Бердяев живет в Париже, после возвращения в Россию сближается с кругом московских православных философов, объединенных книгоиздательством “Путь” (кн. Е.Н. Трубецкой, В.Ф. Эрн, С.Н. Булгаков, П.А. Флоренский), участвует в организации религиозно-философского общества “Памяти Вл. Соловьева”.
В 1909 году выходит сборник “Вехи” со статьей Бердяева “Философская истина и интеллигентская правда”. В ней Бердяев делает вывод, что русская интеллигенция должна перестать слепо следовать за новейшими европейскими философскими течениями, в том числе за марксизмом, и обратиться к традициям русской философии.
Начиная с 1912 года, Бердяев обращается к идеям средневековых мистиков и русского религиозного романтизма. В феврале 1914 года он пишет книгу “Смысл творчества”, в которой выдвигает положение о том, что творение мира незавершенно и неокончательно. Мир находится в стадии становления. Бердяев выдвигает идею о том, что в творении мира Бог нуждается в человеке и будущий мир должен быть результатом сотворчества мира человеком и Богом. Само понятие Бога еще не завершено, и человек в свободном творчестве должен строить все более истинное представление о Боге.
Человек, таким образом, ставится Бердяевым в центр бытия как фигура, творящая мир в свободном диалоге с Богом и стремящаяся к более высокому понятию о самом Боге. Центральными понятиями философии Бердяева становятся понятия творчества и свободы.
Официальная православная церковь несколько критически относится к Бердяеву, так как ее смущает излишне, с ее точки зрения, творческий пафос философии Бердяева, который призывает переосмысливать многие устоявшиеся понятия православной религии. В то же время можно провести параллель между Н. Бердяевым и Вл. Соловьевым. Согласно последнему, высшее назначение искусства состоит не только в том, чтобы создавать произведения искусства, но и перевоссоздавать по законам красоты и добра окружающий мир, космос, живую и неживую материю, и таким образом, в конечном счете, прийти к Царствию Божию.
Февральскую революцию 1917 года Бердяев воспринимает с энтузиазмом, как конец “священного русского царства”, которое было “мужицким”, ничего общего не имеющим с истинной Россией. “Мужицким” в смысле темной и непросвещенной России, той, которая так точно описана Чеховым в рассказах “В овраге”, “Мужики”, “Злоумышленник”, но которую идеализировали народники и славянофилы.
Октябрьский же переворот Бердяевым воспринимается как выявление разрушительного начала революции и как крах тех социалистических идей, которыми была одержима русская интеллигенция. Осенью 1919 года Бердяев в Москве организует Вольную академию духовной культуры, где лучшие русские философы Андрей Белый, Вяч. Иванов, С. Франк, Ф. Степун читают свои курсы. Сам Бердяев ведет семинар по Достоевскому, на материалах которого он впоследствии издаст блестящую работу “Миросозерцание Достоевского”, читает курсы “Философия религии” и “Философия истории”. Позднее, в 1923 году, на основе этих курсов в Берлине он напишет книгу “Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы”, которую он наряду со “Смыслом творчества” будет ценить больше всего из того, что написано в доэмигрантский период.
Деятельность Бердяева привлекает внимание ЧК. В 1920 году его арестовывают, он допрашивается Дзержинским, но потом освобождается без каких-либо последствий. В 1922 году последовал второй арест, Бердяева высылают в составе большой группы оппозиционно настроенной интеллигенции за пределы Советской России. Тогда было выслано более сотни профессоров и писателей по обвинению их в расхождении с советской идеологией. Среди них были С. Булгаков, И. Ильин, И. Лапшин, С. Франк, Л. Карсавин, Н. Лосский, социолог Питирим Сорокин. Такое массированное вливание в европейскую культуру самых умных и творческих людей России стимулировало развитие философии, социологии и общий рост духовности в западном мире. Сама высылка из России спасла этих людей от расстрела и гибели в ссылках в ближайшие годы. Так погибли, например, оставшиеся в России Павел Флоренский, Густав Шпет, вернувшийся в Россию Лев Карсавин.
Бердяев живет в Берлине, знакомится со знаменитыми философами Освальдом Шпенглером, Максом Шелером. Формируется окончательное отношение Бердяева к революции: он ее теперь принимает как неизбежную стадию в исторической судьбе России. Европейскую известность Бердяеву приносит книга “Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы” (1924). У Бердяева начинает складываться репутация не только оригинального русского мыслителя, но и одного из ведущих философов Европы. В 1924 г. Бердяев переезжает в Париж. Начинается активная деятельность по созданию Религиозно-философской академии в Берлине. Издает журнал “Путь”. Его приглашают участвовать в международных философских и эстетических конгрессах, конференциях, симпозиумах.
Во время второй мировой войны обострились его патриотические чувства по отношению к России, заставившие однажды признать: ”Я не националист, но русский патриот”. Бердяев мучительно переживает первые годы войны Советской России с фашистской Германией, в то же время “он все время верил в непобедимость России” и “чувствовал себя слитым с успехами Красной армии”. На этой почве началось его отчуждение от близких знакомых по русской эмиграции, которые надеялись на поражение Советского Союза в войне, что должно было, по их мнению, способствовать освобождению России от ненавистного большевизма.
Первой послевоенной книгой Бердяева станет книга “Русская идея. Основные проблемы русской мысли ХIХ в. и начала ХХ в.” (Париж, 1946), где он излагает историю русской философии.
23 марта 1948 года Бердяев скоропостижно скончался во время работы за письменным столом в своем доме в Кламаре под Парижем.
Всего Бердяевым написано 43 книги и около 500 статей. Весь мир знал Бердяева как крупнейшего религиозного философа. В Европе и Америке его ценили гораздо выше, чем в русской эмиграции и в России. Дело в том, что своей философией личности, свободы и творчества Бердяев духовно был более связан с Западом, чем с Россией. В то же время в его мировоззрении присутствуют идеи, истоки которых находятся в философии Ф.М. Достоевского, А.С. Хомякова, В.С. Соловьева, и эти идеи явились для Запада откровением. Бердяева нельзя назвать типичным выразителем русского православия, но его нельзя игнорировать и как большого русского христианского мыслителя.
Бердяев был очень вспыльчив, в споре мог прийти в бешенство, но потом смущенно извинялся. Внешне Бердяев был колоритной фигурой, он был красив, у него были прекрасные волнистые волосы. Обладал нервным тиком, во время разговора широко раскрывал рот и высовывал язык, но в беседе это скоро переставало бросаться в глаза. Стиль его книг и статей был неровный, часто литературно не совсем обработанный. Б.К.Зайцев, русский писатель, скажет о деспотизме стиля Бердяева: “Фразы – заявления, почти предписания... Все повелительно и однообразно”.
Рассмотрим ряд идей философии Н. Бердяева.
Идея объективации . Дадим эту идею через сравнение с взглядом на мир, привычным для обычных людей или для так называемого здравого смысла. Привычно и понятно, что мир вокруг нас есть нечто нам предзаданное. И он существовал таким, каким он сейчас перед нами находится, даже если бы нас всех не было. Вот эти горы и леса, моря и звезды, галактики и стулья в этой комнате – все это вместе есть объективный, независимый от нашего сознания и нашей воли мир. Мир как независимая от нас данность. И история тоже есть независимая от нас данность. Есть законы истории – капитализма или феодализма, они неумолимы, как законы природы. Итак, есть нам предданный мир. И он такой, какой есть.
Теперь точка зрения Бердяева: “Я не верю в твердость и прочность так называемого “объективного” мира, мира природы и истории. Объективной реальности не существует, это лишь иллюзия сознания, существует лишь объективация реальности, порожденная известной направленностью духа. Объективированный мир не есть подлинный реальный мир, это есть лишь состояние подлинного реального мира, которое может быть изменено. Объект есть порождение субъекта”.
Таким образом, то, что принято считать объективной реальностью, включающей природу и общество, есть некоторое лишь особое, порожденое нашим духом состояние подлинного реального мира. Это состояние может быть изменено. Первичен субъект, а не объект, который в действительности порожден субъектом. Бердяев подчеркивает, что было бы ошибкой считать его взгляд на мир субъективным идеализмом. Он называет свой взгляд идеализмом свободы. Исходной реальностью для Бердяева является то, что он сам называет перво-жизнью. “Перво-жизнь есть творческий акт, свобода, носительницей перво-жизни является личность, субъект, дух, а не “природа” и не объект”.
В то же время фактически природа и общественные отношения выступают все же как что-то независимое от личности, принудительное по отношению к ней, то есть происходит то, что Бердяев называет объективацией. Откуда же возникают эти независимость и принуждение? Дело в том, что реально субъекты разобщены и обособлены друг от друга, поэтому результаты их совокупной деятельности выступают по отношению к ним как нечто независимое от них. “Объектность, – пишет Бердяев, – есть порождение разорванности, разобщенности и вражды субъектов, личностей, духов-существ”. В результате “человек познает как извне данную ему реальность то, что порождено им самим, порабощенностью субъекта”.
Попробуем пояснить эти мысли на примере. В романе А.С. Пушкина “Евгений Онегин” Ленский уговаривает Онегина приехать на именины Татьяны: там будут все свои, все будет по-семейному. Онегин соглашается приехать. И потом видит у Лариных гостей-помещиков, от которых ему нестерпимо скучно. Чтобы позлить Ленского, он танцует весь вечер с его невестой Ольгой. Ленский в бешенстве уезжает, посылает Онегину вызов на дуэль. И ясно, что выспавшийся перед дуэлью Онегин должен был убить Ленского, всю ночь писавшего стихи.
Весь это процесс выглядит запрограммированным объективными различиями темпераментов Онегина и Ленского; социальными обычаями – дворянским ритуалом дуэли в случае обиды; тем, что Онегин выспался, а Ленский нет, и т.д.
Но рассмотрим ситуацию с точки зрения идеализма свободы Бердяева. Онегин дал себя уговорить Ленскому поехать на именины к Татьяне, а мог бы все-таки не поехать. Здесь нет никакой неумолимости природных и общественных законов, но есть свободно принятое решение. И у Лариных мог бы не поддаться своей хандре и чувству мщения Ленскому, а отнестись с юмором к ситуации. И все сложилось бы по-другому. Или, как пишет Бердяев, состояние мира могло быть изменено. И даже когда Онегин получил вызов на дуэль от Ленского, то и здесь не было объективной предопределенности последующих событий. Пушкин показывает размышления Онегина о том, что Ленский, конечно, поступил, как мальчишка, но ясно, что в действительности во всем виноват сам Евгений как более взрослый человек, и лучше было бы отправиться к Ленскому извиниться, распить бутылку бургундского, и дело с концом. Но... Онегин испугался хохота глупцов. То есть он знал, как правильно поступить, но испугался. А мог бы не испугаться, а извиниться перед Ленским и вызвать на дуэль того, кто заподозрит его в трусости.
Таким образом, нет неумолимой цепи событий, законы психологии, общественные правила и обычаи не неизбежно предопределяют цепь событий. Это мы свободно принимаем решение, тем самым выбираем тот или иной ход событий и творим реальность. Реальность есть не что иное, как объективация нашего свободного выбора и порождение “известной направленностью духа”. Поэтому реальность всегда не однозначна, но многовариантна.
Другое дело, что в результате сделанного нами выбора цепь событий начинает складываться вот так, а не иначе, и далее все труднее ее повернуть в другую сторону. Появляется все большая необратимость и независимость от нашей воли и желания. Но это происходит все-таки как результат ранее сделанного нами выбора и нашей свободы.
Так и объективных, предзаданных законов истории, по Бердяеву, не существует. Народы сами выбирают свою историю, а потом несут за свой выбор ответственность. Русский народ в 1917 году выбрал лозунг большевиков “грабь награбленное” и получил гражданскую войну, коллективизацию, бесконечные войны и восстановления. Но сначала был свободный выбор, и вот решили, что если у кого-то отнять землю и собственность, то будешь счастлив.
С одной стороны, существует наша свобода и наше творчество, которые определяют, какой должна быть реальность и какой вариант реальности осуществляется и становится так называемой объективной действительностью. Но, с другой стороны, субъекты разобщены и отчуждены друг от друга и исходят прежде всего из своих собственных интересов и своеволия. В результате из суммы их свободных поступков и выборов складывается то, что никто сознательно не планировал. Все и каждый делают свободный выбор, но в результате нашей же свободы осуществляется то, что предстает затем как нечто независимое от всех и каждого. И этот процесс превращения нашей свободы и наших выборов в некий независимый от нас мир, который никто сознательно не хотел и не планировал, Бердяев называет объективацией.
Действительность есть результат нашей собственной свободы, но и в то же время она есть результат нашей разобщенности и отчуждения друг от друга. Поэтому, по Бердяеву, история есть всегда великая неудача: например, задумывается революция, чтобы сделать людей счастливыми, а реально получается новая форма отчуждения. И в новом обществе приходят к власти худшие, а не лучшие, хотя революцию задумывали именно лучшие.
Выражением разорванности и отчуждения реальности является тот факт, что материя существует в формах пространства и времени, которые разделяют и противопоставляют каждую часть материи другой. Здесь можно провести параллель с Вл. Соловьевым, у которого пространство и время тоже есть выражение распада материи, которая лишь потенциально, т.е. в возможности, находится во всеединстве. Поэтому, в частности, человек познает в виде научного знания не подлинную реальность как таковую, но реальность, порожденную им самим, как чуждую ему самому, как нечто независимое от него самого.
Проблема теодицеи, или Богооправдания . Вообще проблема теодицеи состоит в необходимости согласовать всеблагость и всемудрость Бога с несовершенством созданного им мира, в котором присутствуют зло и несправедливость. Традиционное решение в христианстве состоит в том, что Бог в силу своей именно всеблагости наделил первого человека свободой, но сам человек свою свободу использовал во зло, совершив грехопадение, и этим обрек весь мир на несовершенство. Однако и при таком решении остается проблема: всемудрый Бог мог бы предусмотреть, чем обернется свободный выбор человека, и, следовательно, получается, что за несовершенство мира отвечает в конечном счете сам Бог.
Другое, нетрадиционное, учение о Боге и человеке строит Бердяев. Изначальной, первичной реальностью является, по Бердяеву, не Бог, а некое особое состояние, которое он характеризует как бытие-до-бытия, неизъяснимая тайна, чистое ничто, свобода как таковая, нечто совершенно неопределенное, находящееся по ту сторону добра и зла. Бердяев называет это состояние вслед за немецкими мистиками Ungrund , т.е. нечто безосновное, буквально – бездонное, бездна. Из этой бездны, или чистой свободы, порождается сам Бог, и из этой же бездны он творит человека. Человек в силу этого богоподобен, в нем присутствует часть той первичной свободы, которая есть и в Боге. Вот эта чистая свобода, чистая неопределенность передается через человека в мир в виде зла и несовершенства. Таким образом, зло изначально и неустранимо в мире, так как источником его является это чистое ничто, чистая свобода, которая более первична, чем даже сам Бог. Но одновременно через эту свободу в человеке, полученной им от Ungrund , становится понятной способность человека, наряду с Богом, к творчеству, созданию нового, до того не бывшего.
“Несотворенная свобода объясняет не только возникновение зла, непонятное для традиционных философских учений, но и возникновение творческой новизны, небывшего”, – пишет Бердяев. И добавляет: “Несотворенная свобода есть предельное понятие, вернее, не понятие, а символ, так как о несотворенной свободе, ввиду ее совершенной иррациональности, нельзя составить рационального понятия”.
Поэтому грехопадение человека, приведшее к отпадению человека от Бога, по Бердяеву, есть в то же время проявление достоинства и силы человека, его творчества и величия. И смысл истории состоит в обратном сближении человека и Бога, история есть история движения человека к Богу и Бога к человеку, есть преодоление разорванности между этими двумя полюсами.
Когда человек отделился от Бога, то свобода – Ungrund – преобразовалась в пространственно-временной мир природы и общества с его разорванностью и отчуждением. Таким образом, история есть процесс преодоления этого отчуждения.
В этом процессе можно выделить несколько периодов.
Период античности. Характеризуется погруженностью человека в природу, в ее законы. Этому соответствует язычество, олицетворение сил природы в виде богов.
Возникновение христианства. Оно освобождает природу от мифических сил и вырабатывает взгляд на природу как на нечто чисто стихийное, действующее по своим собственным безличным законам. Природа в христианстве предоставлена самой себе. Этот взгляд на природу подготовил возможность научного мировоззрения. Поэтому только у христианских, европейских народов оказалось возможным появление науки как особой отрасли знания.
Другая идея христианства – идея самоценности человеческой личности как образа и подобия Бога. Христос заявил: “Не человек - для субботы, а суббота - для человека”. Таким образом, человеческая личность выше всяких формальных законов и правил.
Третья идея христианства – идея единого человечества. Для христианства нет ни иудея, ни эллина, все равны перед Богом.
Четвертая идея: история есть движение к некоторой цели – Второму пришествию Христа, который будет судить всех. Отсюда впервые появляется взгляд на историю как на линейный, направленный процесс. Нехристианские же народы не имеют в этом смысле истории, но лишь набор различных фактов и событий. У этих народов есть лишь повтор одного и того же в течение столетий и тысячелетий.
Эпоха Возрождения. Выдвигается положение о самодостаточности и самоценности человека как такового. Разум человека в принципе способен все познать и объяснить. Появляется уверенность в возможности перестроить общество на разумных началах. Таким образом, вырабатываются утопические учения, где описываются общества, в которых все счастливы. Правда, в этих обществах за людей и в их же интересах все определяет начальство в лице ученых – питание, брачные правила, какие работы и в какой последовательности должны выполняться членами общества. Этот третий период длится до конца XVIII века.
XIX-XX века. Начинается господство человека над природой при помощи машин, что очень скоро оборачивается господством машин над человеком. Возникают в том числе особые социальные машины – государственные учреждения, партии, различные объединения, создаваемые вроде бы для человека, но сразу же начинающие господствовать над самим человеком. Именно в ХХ веке появляются тоталитарные режимы. И кто-то все же должен взять верх: машина или человек.
Бердяев в 40-х годах рисует три возможных выхода из этой ситуации:
1) фатальный исход, гибель человечества в атомной войне, в столкновении двух лагерей: капиталистического и социалистического;
2) насильственное введение всеобщего порядка через создание единого тоталитарного режима, господство государственной и партийных машин над человечеством. Этот вариант в литературной форме был описан Дж.Оруэллом в романе “1984”;
3) подлинный выход, на который надеется Бердяев. Он состоит во внутреннем духовном преображении человека, победе духа над техникой, в изменении отношения к природе не как объекту эксплуатации и использования, но как к одной из высших ценностей, и в изменении отношения к человеку, причем к любому человеку, как к высшей ценности. Это будет означать победу культуры над цивилизацией.
О культуре и цивилизации . Культура для Бердяева “не есть осуществление новой жизни, нового бытия, она есть - осуществление новых ценностей” [3; 164]. Культура – просвет иного бытия. В то же время у культуры есть негативный, или отрицательный, аспект. Продукты культуры – новые идеи и ценности, попадая в мир объективированного бытия, в мир пространства и времени, частных интересов людей и классов, государств и партий, начинают подчиняться законам этого мира и могут становиться новой, мнимой реальностью, господствующей над человеком. Так, открытия физиков о строении атомов и о новых источниках энергии обернулись для человечества атомной гонкой вооружений, созданием химического оружия. Новые открытия в психологии могут обернуться более утонченными способами манипулирования людьми.
Необходимо признавать в человеке присутствие божественной тайны, чтобы в человеке видеть человека, а не совокупность биологических свойств и социальных ролей. Человеческая индивидуальность жива, когда в ней усматривают связь с сверхличными ценностями, несводимыми к биологическому и социальному в человеке. Отказ от сверхличных ценностей приводит к потере внутреннего духовного центра в человеке, и тогда на первый план выступает не главное в человеке, а его периферийные функции. Потеря сверхличных ценностей, сведение человеческого бытия просто к жизни, к биологии и социальности, означает переход от культуры к цивилизации.
О различии между культурой и цивилизацией.
Культура есть стремление достроить природу и социальную жизнь до духовности, она духовна и символична. Цивилизация – сама жизнь как она есть, реальность, за которой ничего не стоит. В культуре главное – духовные ценности. В цивилизации духовность сводится либо к экономическому базису (К.Маркс), либо к инстинкту (Ф.Ницше, З.Фрейд).
Культура по истокам и целям религиозна, цивилизация атеистична. Культура аристократична и иерархична, она есть порождение гениев. В ней неизбежно неравенство умов, талантов и индивидуальностей. Цивилизация же механистична, демократична, в ней господствуют массы, большинство, арифметическое голосование, равенство выступает в качестве идеала. Цивилизация подозрительна к таланту. Хорошей иллюстрацией этих качеств цивилизации является общество, описанное в романе Владимира Набокова “Приглашение на казнь”.
Идеи по поводу России . Здесь мы будем опираться на его работу “Истоки и смысл русского коммунизма”.
Исходный тезис Бердяева: в русской истории нет органичного единства, то есть преемственности, наоборот, она развивается через перевороты, катастрофы. Причина этой особенности русской истории состоит в том, что слишком огромными пространствами приходилось овладевать русскому народу, поэтому велики границы, велика опасность от разных нашествий. Чтобы оградить себя от набегов каких-нибудь печенегов, приходилось их завоевывать, тем самым опять увеличивалась территория, которую снова нужно оборонять и т.д.
Эта катастрофичность развития России привела к тому, что можно различать 5 разных Россий, имеющих между собой мало общего: киевскую, татарского периода, московскую, петровскую (императорскую) и, наконец, советскую.
Противоречивость русской души определяется столкновением восточного и западного элементов. Бердяев также пишет о столкновении в типе русского человека первобытного, природного язычества, стихийности и бесконечности русской земли, с одной стороны, – и православия, а также идущего от Византии аскетизма, ориентации на потусторонний мир, мистику, с другой стороны.
Можно сказать, что русский народ пал жертвой необъятности своей земли, своей природной стихийности. На Западе все тесно, ограничено, сжато, поэтому все оформлено, распределено по категориям. Эти условия существования Запада благоприятствуют внутреннему развитию, образованию и цивилизации. Ограниченность пространства заставляет развиваться не вширь, а вглубь.
В России же необходимость оформления огромных пространств приводит к становлению деспотичного государства. Это верно и для советского коммунистического государства, где интересы народа тоже приносились в жертву мощи государства.
Отсюда – постоянное противопоставление в России интересов государства и народа, верхов и низов. Примером противостояния между государством, т.е. властью, и народом может служить религиозный раскол XVII века, когда при патриархе Никоне началось исправление накопившихся ошибок в богослужебных книгах по греческим образцам. В принципе тут не было ничего особенного – вера православная, взята из Византии, поэтому было решено проверить книги по первоисточникам, чтобы привести их в соответствие.
Но в народе проснулось подозрение, что происходит измена истиной вере, что государственной властью и высшей церковной иерархией овладел антихрист. Таким образом, приоткрылась пропасть между государственной властью и народом. Народ сам по себе, власть сама по себе.
Второй пример – реформы Петра I. Бердяев пишет о том, что тактика Петра была совершенно большевистская: ставка на насилие и заимствование со стороны. Переворот Петра усилил раскол между народом и верхним культурным и привилегированным строем. Народ продолжал жить старыми религиозными верованиями и смотрел на барина, как на чуждую расу.
Итог – в ХIХ веке Россия выступает как огромное, необъятное мужицкое царство, закрепощенное, безграмотное, с народной культурой, основанной на вере. Далее над мужицким классом возвышался дворянский класс – ленивый и малокультурный, частью уже потерявший национальный образ. Далее – царь. В отношении к нему сохраняется религиозная вера. Он опирается на сильную бюрократию и очень тонкий культурный слой.
В этой структуре самые сильные элементы: монархия, т.е. государство, и народ. Посредине интеллигенция, стоящая перед бездной, которая всегда могла разверзнуться и ее поглотить.
В ХIХ веке сложилась крайне нездоровая ситуация: с одной стороны, противостоящие друг другу государство, тяготеющее к западному абсолютизму, и русский народ со своей православной верой, а, с другой стороны, интеллигенция, искусственно созданная для обслуживания нужд государства. Отсюда происходит подозрительное отношение в народе, в народной массе к культуре, к ее ценности; созданная людьми не из народа, культура выступает чуждой народу.
Эти идеи Бердяева о России и ее противоречиях дают ключ к пониманию того, почему с такой легкостью в начале ХХ века произошло крушение прежней культуры в России.
Этические идеи . Рассмотрим их по книге “О назначении человека. Опыт парадоксальной этики”. В этой книге Бердяев различает три типа этики – закона, искупления и творчества.
Этика закона – это всем нам известная этика моральных норм и запретов. Она делит людей на добрых и злых. Добры те, которые выполняют нормы и запреты – не убий, не кради, не прелюбодействуй, чти родителей... Злы и греховны те, кто эти нормы не выполняет. Роль этики закона состоит в том, чтобы смирять, обуздывать и дисциплинировать инстинкты человека и организовывать порядок в жизни больших масс людей. В этом великая и вечная правда морального закона. Конечно же, я должен любить ближнего, но, даже если у меня нет этой любви, я во всяком случае должен исполнить закон по отношению к ближнему, должен быть справедлив и честен по отношению к нему. И этот ближний не должен зависеть от того, насколько лично я совершенен или несовершенен.
В то же время этика закона не интересуется конкретным человеком и миром, для нее важны добро и справедливость как таковые. Ее формула “Да совершится правосудие, хотя бы погиб мир!” Этика закона регулирует жизнь абстрактной личности, от нее ускользает конкретная человеческая индивидуальность. Закон по своей сути всегда запугивает, он не преображает человеческую природу, не уничтожает греха, но через страх держит грех в известных пределах. Закон стремится, пишет Бердяев, сделать человека автоматом добродетели. Этика закона возникает в дохристианских обществах и остается необходимой на любом обозримом этапе развития человечества.
Этике закона Бердяев противопоставляет этику искупления , которую провозгласило христианство в Новом Завете. В основе этой этики лежит не отвлеченная и всегда в конечном счете бессильная идея добра, а личное отношение человека к Богу и к ближнему. Конкретное живое существо выше всякой отвлеченной идеи, в том числе и идеи добра. Поэтому всякая нравственная задача для христианства есть неповторимо индивидуальная задача, а не механическое выполнение раз и навсегда данной нормы.
Например, есть новозаветное правило: подставь левую щеку, если тебя ударят по правой. Правило звучит абсурдно, но эта абсурдность заставляет впервые задуматься над тем, а что действительно нужно предпринять, если ударят по щеке, нанесут обиду, оскорбление. Раньше было ясно: око за око, зуб за зуб. Действуй не размышляя, как автомат, отвечай злом на зло, и все. И вот теперь я задумываюсь впервые над тем, как же мне все-таки поступить. Тем самым я отстраняю свой гнев и мои вполне понятные эмоции, т.е. перестаю зависеть от собственной психологии, отстраняю от себя ожидание окружающих: струсит или не струсит ответить ударом на удар, отстраняю от себя также различие в социальном положении...
В результате я оказываюсь в состоянии свободы от всего этого. И в этой свободе я вдруг сознаю, что нечаянным словом оскорбил честь этого человека или честь его семьи, и он был вынужден ударить меня, чтобы защитить свою честь. И поэтому мне необходимо не ударить в ответ, а извиниться, если, конечно, у меня хватит на это духа. Но может быть, в этом состоянии свободы я увижу, что передо мной хам и наглец и ответным ударом его надо поставить на место. Таким образом, нет общего и абстрактного правила, в отличие от этики закона, но есть каждый раз неповторимая ситуация, требующая единственно правильного и поэтому тоже неповторимого действия.
За основу теперь берется отношение к конкретной личности, т.е. к “ближнему”, а не к отвлеченному добру; в результате исчезает резкое деление людей на “добрых” и “злых”, ведь злодей может превратиться в праведника, а праведник в злодея. И до часа смерти никто не знает, что с человеком может произойти. Поэтому не судите, да не судимы будете.
Почему новозаветная этика называется этикой искупления? Христианство исходит из преодолимости прошлого, оно знает тайну забвения и стирания прошлого. Это и есть тайна искупления. От прошлого не тянутся бесконечные нити в будущее, они могут быть перерезаны покаянием и отпущением грехов. Человек сам себе не может простить греха и низости, но Христос может снять грех и простить, поэтому человек освобождается через Христа. Ибо Христос пришел не для праведников, а для грешников, так как “не здоровые имеют нужду во враче, но больные”.
Различие между этикой закона и этикой искупления состоит еще в том, что первая требует исполнения закона и нормы от другого. Этика искупления требует, прежде всего, строгости к себе и снисходительности к ближнему.
Бердяев также различает этику творчества . Для этики творчества борьба со злом состоит не столько в пресечении и уничтожении зла, сколько в творческом осуществлении добра и творческом преображении злого в доброе.
Главный трагизм нравственной жизни состоит, по Бердяеву, не только в столкновении добра со злом, но в столкновении одного добра с другим добром или одной ценности с другой. Например, могут сталкиваться любовь к Богу и любовь к человеку, любовь к отечеству и любовь к близким, любовь к науке или искусству и любовь и жалость к близким. Человек жертвует любовью, в которой видит величайшую ценность и благо, во имя семьи и жалости к другим людям, страдающим от этой любви. Но и наоборот, человек может жертвовать несомненной ценностью семьи и ценностью сострадания к людям во имя бесконечной ценности любви. И никакой закон, никакая норма не в силах помочь разрешить возникший нравственный конфликт. Закон может, например, сказать, что человек не должен быть жестоким, но он не учитывает тех случаев, когда человек принужден быть жестоким вследствие неизбежности жертвовать одной ценностью во имя другой.
Согласно этике творчества, трагические конфликты жизни разрешаются творческой свободой человека, той самой, в которой он подобен Богу. Человеку предоставлена свобода не только поступать хуже или лучше, но и самому решить, что есть хуже и что есть лучше, и здесь ни один человек не имеет преимущества перед другим.
Нравственный опыт учит нас сложности и парадоксальности отношений между добром и злом сложны: со злом нужно бороться, и в то же время к злу нужно относиться терпимо; к злу должно быть беспощадное отношение, и в то же время должна быть свобода зла, хотя и небезграничная. Известно, что самые непримиримые к злу и злым совсем не являются самыми добрыми и праведными. Во имя высших целей добра, истины, веры, даже во имя Бога люди делаются жестокими и бессердечными, ничего не способными понять в других людях, никому и ничему не сочувствующими.
Парадокс в том, что зло должно присутствовать в мире, чтобы было возможно добро. Например, совершенное общество, в котором были бы невозможны никакие безнравственные поступки (о чем столько мечтали утописты), сделало бы ненужными и невозможными свободные нравственные усилия человека, и это привело бы к окончательному порабощению человеческой личности.
Литература
1. Волович В.И., Горлач Н.И., Головченко Г.Т., Губерский Л.В., Кремень В.Г. История философии: Учебник для высшей школы / Н.И. Горлач (ред.). — Х. : Консум, 2002. — 751с.
2. Евлампиев Игорь Иванович. История русской философии: Учеб. пособие для студ. вузов. — М. : Высшая школа, 2002. — 584с.
3. Зеньковский Василий Васильевич . История русской философии: В 2 т. — М. : Аст, 1999. — 542с. Т. 1 — 542с.
4. Лосский Николай Онуфриевич. История русской философии. — М. : Академический Проект, 2007. — 551с.