Особенности формирования личности в условиях балансирования на грани жизни и смерти
СОДЕРЖАНИЕ: Накопленные эмпирические данные свидетельствуют, что переживание умирания и приближение смерти оказывает существенное влияние на личность человека, вплоть до переосмысления его мировоззрения.Бут Ольга Юрьевна
Безгранично горе матери, потерявшей ребенка. Невыразимая боль ее имеет совсем иное качество нежели скорбь прощания, которую испытываем мы, провожая в последний путь человека зрелого. Будто кто-то сломил веточку с единственной цветочной почкой. Не распустится увядший цветок и не даст семян будущей жизни, подвергая сомнению всякий смысл существования.
“ Кто же погубил цветок ? — спросите вы. — Человек ? ” Может быть. И вы, по большому счету, вправе оправдать этого человека или равнодушно заметить: “На все есть воля Божья.” Но многие из вас осудят такую жестокость. И ваша реакция будет исходить из той морали, которая заложена в вас. Мораль определяется обществом и регулируется путем духовного воздействия (общественная оценка, осуждение или одобрение). В ходе истории нравственные требования постепенно возрастали, и теперь общество претендует называться гуманным. Поэтому, приоткрыв дверцу прошлого, мы сочтем возмутительным уничтожение хилых детей ради выживания более сильных, гибель невинных созданий под лезвием жертвенного ножа, распоряжение одного человека жизнью другого. А для наших далеких предков это было вполне нормально, также как для животных законы естественного отбора. Порой политика целых государств была поистине аморальной. Переход к новому уровню нравственности мог происходить лишь путем духовного роста значительной части населения, чаще всего в результате революционных преобразований, требующих аккумуляции огромного потенциала с последующей трансформирующей разрядкой.
Тем не менее вернемся к “сломанной веточке”. Что если причиной страданий является событие, неподвластное человеческой воле, какой-нибудь очередной “ураган”? О какой морали тогда пойдет речь? Высшая несправедливость. Миллионы детей умирают от голода, рака, инфекционных заболеваний. Как возможно, чтобы само отрицание смерти отрицало жизнь? В соответствии с данными, полученными при исследовании холотропных состояний, этот парадокс отражает глубокую сущность Вселенной, противоречие, лежащее в основе творческого процесса. Взаимодействие полярных противоположностей порождает бесчисленное множество проявлений единой творческой сущности. Ненависть, жестокость, лишения и страдания — необходимая сторона миропорядка, инструмент самопознания и неотъемлемая часть Абсолюта. Выражение творящей силы не однозначно и противоречиво. Больной, зараженный инфекцией, тождественен бактериям, вызвавшим заболевание, и врачу, который лечит его.4 С одной стороны, Абсолютное Сознание — нечто безличное, надиндивидуальное, сама творческая стихия, священный огонь, безжалостный ко всему бренному. С другой стороны ему противопоставляется земное, женское, материнское. Эти начала одновременно противоположны и родственны. Именно человек осуществляет чудо преображения, преодолевая физическую реальность. И он же отрицает холодную вечность, безжизненное бессмертие идеального.
Поэтому проблема нравственности творческого принципа огромна и трудноразрешима. Мы не можем уничтожить Зло во вселенском масштабе, но способны найти адекватные пути выхода для деструктивных сил. То, как мы видим себя в значительной мере определяет нашу роль в космическом сценарии.
В живом организме непрерывно протекают противоположные биологические процессы: роста и разрушения, размножения и гибели. То есть все живые существа так или иначе соприкасаются с фактом бренности бытия. Сознание неизбежности смерти неуловимо присутствует в каждом миге человеческой жизни. Поэтому индивид характеризуется потребностью быть личностью. Личность не сводится к представленности ее в теле, а продолжается в других людях, и со смертью индивида личность “полностью” не умирает. Превращение дитя в зрелую самостоятельную личность, готовую к продолжению себя, происходит через ряд последовательных фаз развития: адаптация, индивидуализация, интеграция.16 Всякий раз, когда социальная ситуация существенно преобразуется, личность претерпевает значительные изменения, подчиненные той же последовательности фаз. Человеку снова приходится утверждаться в жизненной позиции, возникают новые противоречия, которые усложняют процесс становления личности.
Накопленные эмпирические данные свидетельствуют, что переживание умирания и приближение смерти оказывает существенное влияние на личность человека, вплоть до переосмысления его мировоззрения. Клиническая смерть может привести к лучшему эмоциональному и физическому функционированию, большей степени самореализации, а также более гармоничному приспособлению к процессу жизни. Соприкосновение с мимолетностью физического, но неуничтожимостью личностного ведет к духовной трансформации, переоценке ценностей, осмыслению направленности вектора личности. Чувство духовного возрождения связывается с новым способом восприятия мира и жизни в нем. Интеграция в человеческом обществе не является пределом, это только одна из сторон интеграции во всем сущем.
В этом смысле рассмотрение динамики личности приобретает особый интерес в случае недостаточной зрелости личности, например у детей, когда тяжелое заболевание прерывает и вносит свои коррективы в нормальное развитие. Тем более, что возросшая за последние десятилетия ценность жизни ребенка приводит к необходимости обращать внимание на переживания детей перед лицом смерти.
Любой человек, оказавшийся перед фактом смертельной болезни, ощущает себя оторванным от мира, потерянным существом. По мере ухудшения состояния он последовательно переживает отторжение и изоляцию, гнев, попытки что-то выторговать (проявление “цепляния” за жизнь); депрессию (когда попытки выжить заканчиваются неудачей); признание неизбежности ухода из жизни (по Кюблер-Росс).2 Ему предстоит принять факт близкой кончины, осознать себя в процессе смерти-возрождения и только, разрешив возникшие противоречия, он может интегрироваться в новой форме на более высоком уровне. В ходе длительного и мучительного процесса умирания при неизлечимом заболевании взрослый человек вынужден постоянно переосмысливать свою жизненную позицию по мере приближения к смерти. Нарушение нормальной сменяемости этапов формирования личности, наличие нерешенных возрастных противоречий и, как следствие, неустойчивая персонализация в рамках определенной общности может стать причиной страха смерти.
Поэтому для умирающего важно создать условия, в которых у него была бы возможность “прожить” свою жизнь заново, найдя оптимальное решение накопившимся проблемам. Огромное внимание должно отводиться межличностным отношениям умирающего с членами семьи и медицинским персоналом. Задача медперсонала и родных заключается в сохранении открытых, теплых отношений с умирающим, убеждении его в значимости каждого момента жизни и работе, направленной на достойное принятие смерти. Отрицание, избегание, перекосы, механическое разыгрывание ролей, подавание пустых надежд и лицемерие с благими целями могут приводить к еще большему усугублению положения больного. Часто приходится сталкиваться с ситуациями, когда медперсонал, члены семьи и сам больной знают и диагноз, и вероятный исход болезни, но продолжают играть в прятки с целью “оградить” друг друга. Обман пациента, как правило, мешает созданию необходимой для умирающего атмосферы, и человек не имеет возможности проработать и таким образом избавиться от “неудавшихся” моментов своей биографии, что необходимо для сохранения личностной целостности, противостояния энтропии. Смерть пациента при таких обстоятельствах приводит родственников и даже медперсонал в состояние фрустрации и ощущения вины.
Несмотря на то, что фатально больной дошкольник, не имеет свойственного взрослому представления о смерти, его фантазии могут провоцировать глубокую тревогу и душевные страдания. Детей с шести лет практически не возможно обмануть во всем, что касается их болезни. Исследование этих детей с помощью прожективной техники позволило выявить их знания о приближающейся смерти, тяжелых изменениях в организме (Crase D. R., 1975).12 Большинство из них не задает прямых вопросов о смерти, но обсуждает свое заболевание косвенно. Им очень трудно с родителями, которые пытаются скрыть от них тяжесть заболевания и свои тревоги в связи с этим. Детские переживания, страхи, чувство изоляции и покинутости будут резко возрастать.
Если противоречие между потребностью индивида быть максимально представленным в других людях и заинтересованностью в нём общества осталось не преодолённым, то личность особенно остро переживает депрессию, сменяющуюся попытками “зацепиться” за жизнь. Личность, застрявшая на этапе индивидуализации (проявлением чего является резко выраженный эгоцентризм) или застигнутая на этом этапе в ходе нормального развития (подростковый возраст) характеризуется высокой степенью обиды и гнева. Болезнь может восприниматься подростком как акт мести, направленный на общность, не желающую принять его индивидуальность в полном объеме. Сочувствие в таком случае дает неадекватную реакцию. Фаза “цепляния за жизнь” носит форму самосожаления, попыток хоть чем-то возместить несбывшиеся мечты. После депрессии, вызванной невозможностью получить большую часть удовольствий от жизни, подросток выходит на признание себя в системе понятий жизни и смерти.
Отношение ребенка к неизлечимой болезни и смерти меняется в соответствии с возрастом. Необходимо учитывать уровень развития познавательных, эмоциональных и волевых качеств, которые отражаются на самосознании растущего человека.
К сожалению, в литературе представлены весьма скудные сведения относительно раннего детского возраста. Тем не менее, учитывая данные возрастной психологии, можно с уверенностью говорить, что младенец в течение первых двух лет не способен воспринять смерть как идею, так как превербальная стадия познавательного развития не позволяет формулировать понятия. А поскольку организм очень чувствителен ко всякого рода воздействиям, очевидно общее замедление развития. Типичная периодизация в ходе умирания отсутствует. Эмоциональное состояние связано с первым психологическим кризисом (по Э. Эриксону) — базисное доверие - недоверие и целиком определяется общением ребенка со взрослыми людьми, в первую очередь матерью. Отделение от матери приводит к тревоге, страху или депрессии. Ребенок очень хорошо чувствует душевное состояние ухаживающих за ним. Так, после появления у матери фобического состояния 9 мес. ребенок, страдающий лейкемией, стал раздражительным и отчужденным, перестал гулить, в постели лежал отвернувшись к стене и натянув одеяло на голову. Хотя ранее он живо реагировал на членов семьи и часть мед. персонала (Glider R., Buschman P., 1980).13
Возможно, поведение младенцев объясняется их связью с миром через мать и одновременно еще не утраченным единством со всем сущим. Как известно, в процессе появления на свет переживания плода сменяются через ряд стадий от ощущения тождественности космосу к смерти - новому рождению. Особый набор интенсивных эмоций и чувств оставляют в бессознательном психики глубокие отпечатки, которые играют важную роль в дальнейшей жизни индивида. Это предличностный уровень. Как маленькая личность ребенок начинает вести себя только с трехлетнего возраста. Момент смерти включает мгновенное освобождение от всех установок личности, сформированных в единый комплекс в ходе предшествующих переживаний. Отсюда становится ясным, что зачаточное состояние личности делает ненужным предсмертное формирование. Младенец живет настоящим.
В дошкольном возрасте ребенок все еще не соотносит собственное “я” и понятие смерти. Для большинства детей смерть не является пугающим событием. Ребенок не принимает сам факт физической смерти как необратимое уничтожение. Он уверен, что умершая собака, например, будет приходить к нему, и он сможет с ней видеться хотя бы во сне. Болезни воспринимаются обычно как наказание за непослушание и сопровождаются обострением чувства вины.
На определенном этапе ребенок проходит кризис самостоятельности, когда возможности “я сам” исчерпываются и осознается необходимость участия посторонних, то есть растет потребность в общении. Поэтому страх смерти может быть обусловлен боязнью одиночества.
Вся “эпоха детства”, включая младший школьный возраст, характеризуется преобладанием адаптации формирующейся личности, активным усвоением действующих в обществе норм, стремлением “быть как все”. Переживание ребенком собственной болезни и возможной смерти определяется реакцией родителей, медперсонала, окружающих людей. Как и любым другим эмоциям и переживаниям, ребенок учится отношению к смерти. При соответствующих обстоятельствах он способен управлять своими страхами, подобно взрослым, используя различные формы психологической защиты. Имеет значение роль ребёнка в семье. Нередко наблюдаются попытки выпросить что-либо, то есть болезнь является средством привлечения внимания к себе как к личности.
Анализ статьи “Сашенька” из журнала “Человек” (1992), где отец описывает последний год жизни 9-ти летней дочери, страдающей раковой опухолью, показал, что в ходе приближения смерти детям свойственны типичные для умирающего специфические эмоциональные реакции и отношения. Но характерные фазы умирания не имеют четкой последовательности.
Период отторжения и изоляции определяется примерно на 8-м месяце болезни (вторая атака): “Саша всегда столь живой, остроумный, откликающийся на все ребенок, равнодушно скользила по никогда не виданному ей дотоле изобилию вкусной пищи. Это все настоящее? — только и спросила она.” (№5, стр.108). Однако в дальнейшем развитии событий наблюдается явное отклонение от типичной схемы. Это череда коротких облегчений, сопровождающихся осознанием, что “сейчас силы есть, а завтра их может не быть”, и новых атак болезни, вырывающих отчаянное недоумение: “Зачем такой маленькой все это терпеть?” — многократное чередование фаз депрессии и “цепляния” за жизнь. (№5, стр. 113-122). На одиннадцатом месяце болезни Сашенька стала говорить, что станет душой и будет смотреть на родителей сверху. “И говорила так убедительно, ясно, словно это было не желание, предположение, а знание.” “На фоне всех ее страданий, криков, обиды и боли вдруг прорывалось спокойствие и отрешенность.” Так потихоньку Саша подбиралась к понятию смерти. Здесь мы уже видим признаки последней фазы процесса умирания. Но было не только смирение, шла “постоянная борьба, не покидало желание выздороветь, понять причину происходящего, надежда на его временность и возможность изменения к лучшему.” “Потом опять отчаяние, агрессия, усталость”, то есть процесс повторяется.
После очередной инъекции, перенесенной с большим трудом, девочка погрузилась в воспоминания, “развертывая всю свою болезнь и положение вокруг болезни с поразительной взрослой четкостью.” При этом она громко причитала и плакала. (№6, стр. 117-120). Согласно Русселу Нойесу, профессору психиатрии Университета штата Айова, возврат к воспоминаниям о прошедшем может являться следствием утраты сознанием возможности ориентироваться в будущем. Нойес подчеркнул значимость того уникального взгляда на жизнь, к которому приводит обзор жизни. К моменту смерти существование индивида становится завершенной и неизменной структурой. Умирающие, переживающие заключительный обзор, постигают трансцендентное значение факта своего существования и включают его в мировой порядок. Из происшедшего обзора жизни, как правило, естественным образом вытекает заключительная стадия трансцендентности.3 В данном случае нахлынувшие воспоминания не следует расценивать как отдельную стадию, это не завершающий обзор, а следствие общей тенденции к уменьшению представленности в будущем в связи с неотвратимой кончиной. Процесс не может быть завершен, ибо имеется огромный нереализованный потенциал, который стремится захватить недостающие составляющие для построения цельной личности. И это стремление прослеживается в течение всего предсмертного периода, в отличие от взрослого человека, в переживаниях которого преобладает оформление личности.
Едва полегчало, Саше захотелось музыки, смотреть телевизор, играть с котенком (не отпускает жизнь). Когда принесли котенка, она “обрадовалась скорее вежливо, чем непосредственно”, — начинается новый цикл. Спустя несколько суток агрессия, направленная на себя: “Ругается, ворчит”. Типичное проявление фазы гнева. Тем не менее приступы гнева перемежаются с усталостью и отчаянием.
И вот за 2-е суток до смерти она поет песню — своеобразное прощание и пророчество, “как внушение свыше, итог, черта.” Она пела, что наступит смерть, плакать не надо, прилетит Ангел и возьмет ее, но она всегда будет здесь с мамой, папой и сестрой. Затем был отчётливый день “желания и хотения”: “При всей недетской мудрости ее души, при всей ее готовности к встрече с Господом — она жаждала ходить, хотела улучшения, воздуха, хотя бы щелочки для проветривания болезни”. Даже теперь мы не наблюдаем пассивного принятия смерти, осознания завершенности. А в следующую ночь все случилось как пела Сашенька накануне. (№6, стр. 121-129).
Поражает внутренняя сила, с которой девочка противостояла атакам болезни. Во время каждого малейшего улучшения она не переставала надеяться, что болезнь больше не вернется, что боль наконец-то выболела и жизнь продолжается. Источник такой стойкости маленького человечка становится очевидным при прочтении любого отрывка статьи. Родители создали все условия, чтобы их дочь не просто лечилась, считая дни, а жила полноценной жизнью. Слова статьи буквально излучают горячие родительские чувства. “Конечно она отчаивалась, роптала, злилась порой. А какой бы взрослый и сильный не отчаивался на ее месте? Но то мужество и ясность, которые сияли, прорывались сквозь тьму отчаяния, были поразительны. И я не только как отец, но как человек, как верующий, благоговею перед этим светом ”, - говорит отец Сашеньки. (№6, стр. 118). Глубокая вера и неустанная борьба за каждую минуту жизни, каждый момент, отодвигающий смерть стали “членами семьи” умирающей девочки.
“Мудрость, говорят, есть кристаллизованное, спрессованное страдание”. — Отец отмечает, что многие постижения и восприятия Саши были поразительны и звучали как прозрения. (№6, стр. 120)
Во время психологической борьбы в начале болезни девочка выбрала себе трёх “помощников”: “покой”, “воля”, “сила”. Откуда у неё взялось представление об этих важнейших сущностных силах духа, недоумевает сам отец. “С болезнью взаимодействовало и боролось не только сознание, но и подсознание. Даже Сашины сны направлялись против болезни.” (№1, стр. 143). Нередко в них фигурировали сакральные символы (имя святого, крест, железный люк - выход из тюрьмы болезни). А незадолго до того дня, когда перед Сашенькой развернулась вся её жизнь, она видела во сне себя, лежащей в гробу.
Это явление объясняется учением К. Юнга об архетипах — многочисленных первообразах, представляющих собой коллективный опыт человечества и способных влиять на жизненный опыт данного человека. Но доступ к ним ограничен необходимостью. Единицы подсознания, которые создают индивидуальное бессознательное отдельной личности, могут вступать во взаимодействие с комплексами, присущими человечеству как таковому, если между ними исчезают границы. Такие условия имеют место в состояниях измененного сознания, вызванных искусственным путем, стрессовой ситуацией, приближением смерти, или во время сна.
К. Юнг описывает случай с психиатром, которому 10 -ти летняя дочь подарила свои сны, приснившиеся в восемь лет. “Хотя и по-детски, но они были жуткими и содержали образы, происхождение которых было полностью непонятно отцу”.10 (стр. 402). Основные мысли этих сновидений имеют заметную философскую направленность. Девочка вскоре умерла от инфекционного заболевания. Юнг считает, что до сознания ребёнка с помощью сновидений доводились идеи, связанные темой разрушения и восстановления. Это были приготовления к смерти, выраженные короткими рассказами. В них мало похожего на христианскую доктрину, они содержат больше от древней примитивной мысли. Создаётся впечатление, что “события будущего могут каким-то образом отбрасывать тень назад, пробуждая некоторые формы мышления, которые существуют потенциально в норме, но сопровождают приближение фатального исхода”10. (стр. 403-413). Болезнь, приближение смерти накладывают отпечаток на жизнь жертвы, который становится особенно заметен если жертва - ребёнок: “В лице, глазах было нечто, отличающее Сашуню от других детей — таящаяся серьёзность и отблеск пережитого, а пережиты ею были не только боль и страдание, но подход к самой смерти”.5 (стр. 146).
Юнг, Фрейд, некоторые философы-экзистенциалисты придавали огромное значение роли смерти в человеческом подсознании. Согласно исследованиям С.Грофа, сами предсмертные переживания являются результатом активизации подсознательных перинатальных и трансперсональных матриц, которые обеспечивают смягчение болезненных условий смерти “эго”.2
Живой организм снабжен специальным защитным механизмом, действующим, как барьер для раздражителей, охраняющим от избыточной эмоциональной перегрузки. Когда раздражитель превышает порог работоспособности нейронов, они временно отключаются для восстановления, вступает в действие механизм запредельного торможения. Аналогичным образом в следствие неспособности организма обеспечить питание большого количества одновременно работающих нейронов происходит торможение значительной их части. Таким образом устанавливается экономичное избирательное восприятие раздражителей. Однако крайняя опасность, например угроза смерти, приводит к мобилизации ресурсов и повышению активности, обнаруживается способность регистрировать все возникающие ощущения. Возбуждение, распространяющееся на определенные группы нейронов, возможно, способствует открытию доступа к информации необычного для левополушарной цивилизации качества. Тогда как преобладание интуитивного способа познания у легендарной правополушарной цивилизации атлантов позволяет судить о первоначальном значении этой информации. Интуитивное восприятие обеспечивает кратковременную обработку всех поступающих сигналов.
Кроме того, по мнению американского психолога Д. Джейнса (Принстонский университет), нашими непосредственными предшественниками были люди, которые не обладали сознанием и были похожи на автоматы. Их действия направлялись галлюцинациями, внутренними образами существ, которых они принимали за богов. Образы мистических повелителей возникали благодаря правому полушарию, отсюда исходили приказания, которые направлялись подсознанием индивида и формировали поведение.1 Таким образом, становится понятным происхождение архетипов.
С. Гроф доказал возможность активизировать соответствующие зоны мозга у современного человека с помощью химических галлюциногенов и методик, приводящих к гипоксии мозга, добиваясь лечебного эффекта путем “вытеснения” отрицательных “программ” из подсознания. В настоящее время в психотерапии используются различные методы, основанные на проработке событий прошлого и переживании обстоятельств родовых травм. При этом наблюдается эффект гаснущего тормоза, суть которого сводится к следующему:
Одиночное сильное воздействие раздражителя, ущемляющее потребности организма, вызывает торможение нейронов, отвечающих за реализацию действий, направленных на удовлетворение естественных потребностей, за счет возбуждения нейронов, необходимых в экстремальной ситуации. Эти физиологические механизмы сопровождаются интенсивными эмоциональными переживаниями, и поэтому закрепляются в виде голографической памяти на тонком уровне. Повторное воздействие того же раздражителя, но без подкрепления посягательством на потребности сначала по условнорефлекторному принципу будет приводить к аналогичным эмоциональным переживаниям. Однако многократное повторение неподкрепленного воздействия способствует утверждению нейтрального к нему отношения и ослаблению реакции в следствие угасания торможения. Заряд блока памяти уменьшается, что способствует выравниванию полевой структуры, то есть равномерному распределению потенциала.
В состояниях измененного сознания, как уже отмечалось, могут стираться границы между личным и коллективным бессознательным. Тогда открывается доступ к трагическим моментам всего человечества — коллективным блокам памяти с заключенной в них “тяжелой энергией”. Если психодинамические переживания не препятствуют выходу на трансперсональный уровень, то личность может участвовать в переработке и высвобождении заблокированной энергии. Связанное с активизацией правого полушария уменьшение порога чувственного восприятия в ситуации близости смерти свидетельствует о негенетической природе коллективного бессознательного. Наследуются лишь видовая конформация ДНК и структуры мозга, которые играют основную роль в детектировании информации. Живая система обладает некоторым подобием антенны (чакры), соединенной с колебательным контуром, включающим конденсатор переменной емкости (мембрана клетки) и катушку индуктивности (спираль ДНК). Видимо, перинатальные и трансперсональные матрицы обусловлены именно морфологическим шаблоном, обеспечивающим резонанс с определенной группой внешних энергоинформационных явлений.
Каждого из нас окружает лептонно - волновое поле или квантовая голограмма, которая несет в себе самую сложную информацию и имеет большую устойчивость во времени. И поскольку в пространстве пересекаются голограммы множества тел, то в каждой пространственно-временной точке имеется информация обо всем пространстве-времени.9 Связь с архетипами возможна через информационное поле Земли. З. Рейдак высказал мысль о хранении в нем записей всех событий, происходящих с живой и неживой природой.1 В настоящее время эта гипотеза нашла подтверждение в исследованиях группы воронежских ученых под руководством председателя комитета по изучению аномальных явлений Г. М. Силанова. С помощью кварцевой линзы под контролем магнитометров были получены снимки пространства в местах гравитационной нестабильности, а именно при энергетическом “всплеске” поля. На снимках четко видны силуэты несуществующих реально в данный момент объектов.14,15 Информационное поле способно получать информацию, обучаться на ранее полученной, творить новую информацию внутри себя и по своей воле давать распоряжения к материальному движению и действию. Его образуют микролептоны (гипотетические частицы с массой меньше нейтрино), удерживаемые гравитационным полем. Именно микролептонный газ заполняет всю Вселенную. В состоянии возбуждения микролептоны могут резонансно посредством торсионного поля взаимодействовать с веществом, в частности с человеческим мозгом и через правое полушарие оказывать влияние на личность, тем более если личность сама активно стремится к взаимодействию.
Из лептонной теории следует, что человек, в сущности, простирается в глубины пространства Вселенной. Личность человека представляет собой явление космического масштаба и значимости. Вселенная — самоорганизующаяся система, все компоненты которой являются взаимообусловленными и одна жизнь существует за счет другой. Мученическая смерть ребенка, в нашем понимании, — извращение, парадокс. Но в глобальных масштабах, на уровне творческого принципа, здесь нет никакого парадокса, ибо страдания одного тождественны агрессии другого. Агрессия поглощает энергию — страдания высвобождают.
Тот факт, что при мучительной гибели молодого организма высвобождается значительная энергия и открываются каналы связи с надиндивидуальными образованиями, был доказан на кафедре оперативной хирургии и топографической анатомии омской мед. академии при изучении способов увеличения достоверности результатов работы операторов биолокации (патент № 96117021). По мнению авторов, именно этот эффект лежит в основе феномена жертвоприношения.
Таким образом, процесс умирания можно рассматривать как очередной виток формирования личности, но в более общем ее понимании: фаза адаптации соответствует отторжению и изоляции (уход в себя с целью разобраться в новой ситуации, требующей обращения к подсознательному опыту); индивидуализация выражается в гневе и попытках зацепиться за жизнь, ибо личность уже прошла определенные стадии формирования в мире и представления индивида о себе претерпели некоторые изменения относительно момента рождения в мир; и наконец, для интеграции во всём сущем личность проходит через депрессию и признание неизбежности смерти (индивид решает противоречия между своей представленностью в мире и существующими законами развития). Однако в раннем детском возрасте смертельная болезнь, наоборот, останавливает развитие. Умирающий младенец играет роль своеобразного “направительного тельца”, участвующего в перераспределении избыточного энтропийного потенциала.
Дети после трех лет, судя по всему, переживают болезнь как часть своего существования. Болезнь тянется не сама по себе, идет жизнь, формируется личность, которая нуждается в персонализации. Во время облегчения состояния (даже незначительного) ребёнок может смеяться, надеяться, беспокоиться по поводу одежды для куклы или желать поиграть с друзьями. Он все время верит, что болезнь приходила последний раз. Тяжелый недуг катализирует процессы формирования личности, ибо в связи с критической ситуацией возникает острая необходимость ускорить прохождение промежуточных фаз и завершить интегрирование в обществе. Динамика личности не подчиняется строгой закономерности. Принятие смерти ребёнком и одновременно её парадоксальность вызывают смещение, концентрацию на фазах, соответствующих индивидуализации и интеграции, их неоднократное повторение. Однако общая тенденция, характеризующая процесс умирания, в целом типична.
Страдания, сопровождающие приближение смерти, активизируют подсознательные матрицы. Личность ребенка продолжает формироваться на основе информации, поступающей в результате направления работы информационных каналов, на подсознательное восприятие, и с учётом поведения окружающих. Отсюда недетская серьезность смертельно больных детей, несвойственные данному возрасту прозрения.
Для умирающего ребенка нет нужды длительно анализировать прожитую жизнь, ибо она была слишком коротка. Но сам парадокс смерти едва появившегося на свет существа наводит на мысль: возможно, переживания таких детей играют важную роль в уменьшении отрицательного заряда трагического прошлого человечества.
За последние годы в России возрос уровень детской смертности, участились случаи онкологических заболеваний среди детей. Однако исследования особенностей развивающейся личности при столкновении со смертью в настоящее время не многочисленны, хотя их перспективность в разработке эффективных методов помощи умирающим людям очевидна. Подобные исследования позволяют яснее представить психологические аспекты процесса умирания.
Список литературы
Каструбин Э.М. Ключ к тайнам мозга. — М., 1995 (стр.82-124);
Гроф С., Хелифакс Дж. Человек перед лицом смерти. — Пер. с англ. А. И. Неклесса — М.: Изд-во Трансперсонального Института, 1996;
Там же. — (стр. 164-165);
Гроф С. Космическая игра. — Пер. с англ. О. Цветковой — М.: Изд-во Трансперсонального Института, 1997;
Бобров Н. “Сашенька. Последний год” / Человек, №4, 1992;
Бобров Н. “Сашенька. Последний год” / Человек, №5, 1992;
Бобров Н. “Сашенька. Последний год” / Человек, №6,1992;
Немов Р. С. Психология. Кн. 1.Общие основы психологии. — М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1997. (Психология личности);
Гримак Л. П. Магия биополя: Энергоинформационное лечение. — М.: Республика, 1994;
Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности: Пер. с англ. и франц./ Сост. Л. И. Василенко и В. Е. Ермолаева. — М.: Прогресс, 1990. (Юнг К. Г. Приближаясь к бессознательному. Перев. И. Г. Норвила);
Исаев Д. Н. Психосоматическая медицина детского возраста. — СПб.: Специальная литература, 1996. (Формирование понятия смерти в детском возрасте и реакция детей на процесс умирания);
Там же. — (стр. 362);
Там же. — (стр. 360);
Арутюнов Г. “Стены, которые не помогают”./ Свет. — №10, 1997;
Арутюнов Г. “О чем “помнит” поле”./ Свет. — №1, 1998;
Введение в психологию / Под. ред. проф. А. В. Петровского. — М.: Издательский центр “Академия”, 1996. (Личность);
Патент № 96117021;
Лекции по физиологии ОГМА, 1998;
Фырнин М. “Академик А. Акимов. Физика признает Сверхразум” / Чудеса и приключения. — №5, 1996.