Подвиг не рождается сразу для этого нужно щедрую душу иметь
СОДЕРЖАНИЕ: (по повести В. Кондратьева «Сашка») Среди книг, способных взволновать молодых, вызвать глубокие переживания и размышления не только о герое, об авторе, но и о себе, — повесть В. Кондратьева «Сашка». Когда Кондратьева спросили, как получилось, что в немолодые уже годы он вдруг взялся за повесть о войне, он ответил: «Видимо, подошли лета, пришла зрелость, а с нею и ясное понимание, что война-то — это самое главное, что было у меня в жизни».(по повести В. Кондратьева «Сашка»)
Среди книг, способных взволновать молодых, вызвать глубокие переживания и размышления не только о герое, об авторе, но и о себе, — повесть В. Кондратьева «Сашка». Когда Кондратьева спросили, как получилось, что в немолодые уже годы он вдруг взялся за повесть о войне, он ответил: «Видимо, подошли лета, пришла зрелость, а с нею и ясное понимание, что война-то — это самое главное, что было у меня в жизни». Его мучили воспоминания, даже запахи войны. Ночами в его сны приходили ребята из родного взвода, курили самокрутки, поглядывали на небо, ожидая бомбардировщика. Кондратьев читал военную прозу, но «тщетно искал и не находил в ней своей войны», хотя война была одна. Он понял: «О своей войне рассказать могу только я сам. И я должен рассказать. Не расскажу — какая-то страничка войны останется нераскрытой».
Писатель открыл нам правду о войне, пропахшую потом и кровью, хотя сам считает, что «Сашка» — «лишь малая толика того, что нужно рассказать о Солдате, Солдате-Победителе». Наше знакомство с Сашкой начинается с эпизода, когда ночью он задумал достать валенки для ротного. «Всплескивались ракеты в небо, рассыпались там голубоватым светом, а потом с шипом, уже погасшие, шли вниз к развороченной снарядами и минами земле… Порой небо прорезывалось трассирующими, порой тишину взрывали пулеметные очереди или артиллерийская канонада… Как обычно…» Рисуется страшная картина, а оказывается, это обычно. Война есть война, и несет она только смерть. Мы видим такую войну с первых страниц: «Деревни, которые они брали, стояли будто мертвые… Только летели оттуда стаи противно воющих мин, шелестящих снарядов и тянулись нити трассирующих. Из живого видели они лишь танки, которые, контратакуя, перли на них, урча моторами, и поливали их пулеметным огнем, а они метались на заснеженном тогда поле… Хорошо, наши сорокопятки затявкали, отогнали фрицев». Читаешь и видишь танки-махины, которые прут на маленьких людей, а им негде спрятаться на белом от снега поле. И рад «тявканью» сорокопяток, потому что отогнали смерть. О многом говорит заведенный на передовой порядок: «Ранило — отдай автомат оставшемуся, а сам бери родимую трехлинейку, образца одна тысяча восемьсот девяносто первого года дробь тридцатого».
Сашка жалел, что не знал немецкого. Он хотел спросить у пленного, как у них «с кормежкой, и сколько сигарет в день получают, и почему перебоев с минами нет… Про свое житье-бытье Сашка, разумеется, рассказывать бы не стал. Хвалиться нечем. И со жратвой туго, и с боеприпасами… Нету силенок ребят хоронить, нету… Ведь себе, живым, окопчика вырыть не в силах».
Кондратьев проводит своего героя через испытания властью, любовью и дружбой. Как выдержал Сашка эти испытания? Сашкина рота, от которой осталось 16 человек, натыкается на немецкую разведку. Отчаянную храбрость проявляет Сашка, захватив без оружия «языка». Ротный приказывает Сашке вести немца в штаб. По дороге он говорит немцу, что у них пленных не расстреливают, и обещает ему жизнь, но комбат, не добившись от немца при допросе никаких сведений, приказывает его расстрелять. Сашка не подчиняется приказу. Ему не по себе от почти неограниченной власти над другим человеком, он понял, какой страшной может стать эта власть над жизнью и смертью.
В Сашке развито огромное чувство ответственности за все, даже за то, за что отвечать он не мог. Ему стыдно перед пленным за никудышную оборону, за ребят, которых не похоронили: он старался вести пленного так, чтоб тот не видел наших убитых и не захороненных еще бойцов. Этой огромной ответственностью за все, что происходит вокруг, объясняется и немыслимое в армии событие — неподчинение приказу старшего по званию. «…Надо, Сашок. Понимаешь, надо», — говорил Сашке ротный перед тем, как приказать что-нибудь, хлопал его по плечу, и Сашка понимал — надо, и делал все, что приказано, как следует. Категоричное «надо» в некотором смысле способно облегчить человеку жизнь. Надо — и ничего сверх: ни делать, ни думать, ни понимать. Герои В. Кондратьева, особенно Сашка, привлекательны тем, что, подчиняясь этому «надо», думают и действуют «сверх» надобного: что-то неистребимое в них самих заставляет их это делать. Сашка добывает валенки для ротного. Раненый Сашка под огнем возвращается в роту проститься с ребятами и отдать автомат. Сашка ведет санитаров к раненому, не полагаясь на то, что они сами его разыщут.
Сашка берет в плен немца и отказывается его расстрелять… Все это «сверх надо» словно слышит Сашка в самом себе: не стреляй, возвращайся, проводи санитаров! Или это говорит совесть? «…Не прочитай я «Сашку», мне чего-то не хватало бы не в литературе, а просто-напросто в жизни. Вместе с ним у меня появился еще один друг, полюбившийся мне человек», — так оценил значение повести Кондратьева в своей жизни К. Симонов. А как оцениваете ее вы?