Спор о человеке по пьесе На дне
СОДЕРЖАНИЕ: Спор о человеке (по пьесе «На дне») Автор: Горький М. В начале девятисотых годов Максим Горький испытывает небывалый подъем нравственных, духовных, творческих сил. Он окрылен предчувствием бури. К драматургии — наиболее действенному роду искусства — Горький обратился в преддверии первой русской революции.Спор о человеке (по пьесе «На дне»)
Автор: Горький М.
В начале девятисотых годов Максим Горький испытывает небывалый подъем нравственных, духовных, творческих сил. Он окрылен предчувствием бури. К драматургии — наиболее действенному роду искусства — Горький обратился в преддверии первой русской революции. Приход писателя в театр был продиктован прежде всего страстным желанием “вмешаться в самую гущу жизни”. После окончания работы над пьесой “Мещане” Горький пишет “На дне”.
В этой пьесе, по утверждению автора, его занимали “общефилософские вопросы”: “Что лучше, истина или сострадание? Что нужнее? Нужно ли доводить сострадание до того, чтобы пользоваться ложью, как Лука”.
Странник Лука появляется в ночлежке в самый разгар спора обитателей — Клеща, Бубнова и Васьки Пепла — о совести и чести: нужны ли они людям дна?
Одна из реплик, с которой Лука переступает порог подвала, заключает в себе целую философию по сути своей безразличного отношения к жизни и человеку: “Мне — все равно! Я и жуликов уважаю по-моему, ни одна блоха — не плоха: все — черненькие, все — прыгают...” С этих слов доброго старца и начинается горьковская борьба с ним. Лука, по словам писателя, относится к довольно распространенному типу русского проповедника “благости”, утешителя “от ума”, которого “интересуют всякие ответы”, но не люди: неизбежно сталкиваясь с ними, он их утешает, но только для того, чтобы они не мешали ему жить...
Приветливый, мягкий странник, готовый всегда оказать услугу, у которого чуть ли не для каждого нашлось ласковое слово утешения, принес с собой смерть и неверие, еще более острое ощущение безысходности, холодное отчаяние и апатию. Многозначительным контрастом ласкающей завораживающей мелодии Луки звучит в драме песня узников — “Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно... ” Не случайно ноты с этой песней помещены перед вторым актом, где появляются первые “жертвы” Луки.
В страстной горьковской тоске по жизни обречено угасает Анна. С появлением “миротворца” с еще большей силой закипела злоба и ненависть в семействе Костылева. Тень преступления нависает над ночлежкой. Разбиваются в прах мечты Наташи о другой, чистой жизни, и не в обетованный край, о котором напел старик ей и Пеплу, попадает она, а рвется в... тюрьму. Обманутый, смятенный, в чьей душе умерли все надежды, уходит из жизни Актер. Преступником делается Васька, убивший в драке Костылева, смиряется Клещ.
Странник Лука — сильный противник. Он, по-своему, тоже поет гимн человеку. “Человек — все может... лишь бы захотел...”, “Все ищут люди, все хотят — как лучше... Они — найдут! Они — придумают! Помогать только надо им... уважать надо...” — внешне эти афоризмы странника напоминают речи Сатина.
Горький психологически тонко, изнутри раскрывает социальную и философскую природу “гуманизма” Луки, незаметно сближает его проповеди с разглагольствованиями злобного и трусливого хозяина ночлежки, с моралью, которую проповедует околоточный Медведев, с циническим равнодушием и апатией барона. Слова Луки о правде-обухе смыкаются, в сущности, с костылевским — “не всякая правда нужна”. А заклинания у постели умирающей Анны — “Все, милая, терпят... всяк по-своему жизнь терпит...” — созвучны афоризмам полицейского: “Человек должен вести себя смирно”.
Любое выражение протеста вызывает мягкий отпор Луки или разбивается о его равнодушие. Глухую неприязнь миротворца рождают бунтарские речи Сатина. “Люди не стыдятся того, что тебе хуже собаки живется,— говорил Сатин зашедшемуся в холодной тоске Клещу.— Подумай — ты не станешь работать, я — не стану... еще сотни... тысячи, все! что тогда будет?” На это Лука мрачно замечает: “Тебе бы с такими речами к бегунам идти...” Лука труслив и осторожен. В опасный момент, когда убивают Костылева, он исчезает, как “исчезают грешники от лица праведных”. Так постепенно обнажается истинное лицо проходящего человека,— и лицо это оборачивается знакомым — серым ликом мещанина. Главным противником Луки в пьесе выступает Сатин. Их поединок — сложен и диалектичен. Он начинается после исчезновения Луки. Это поединок лжи и правды, любви к человеку и боязни человека (а Лука — боялся!). В речах Сатина открывается горьковская философия гуманизма, символ веры -художника нового мира, “человекопоклонника”.
Начав, казалось бы, с защиты старика, Сатин сразу же переходит в наступление, разбивает все лукавые истины, все заповеди старика, постепенно освобождая друзей своих от “чар сирены”. Ложь, какая бы она ни была,— преступление, она “оправдывает ту тяжесть, которая раздавила руку рабочего... и обвиняет умирающих с голода...” Монолог Сатина — страстное обвинение власть предержащим: “Ложь — религия рабов и хозяев... Правда — бог свободного человека!”
Но Сатин по-своему благодарен Луке. Забытое, подавленное, тот идеал, который некогда озарил жизнь, под действием проповеди Луки ожил в его сознании. Старик “подействовал на меня, как кислота на старую и грязную монету...” — признается он.
На протяжении всего четвертого действия идет сатинский бой с Лукой, с разъедающим ядом его хитрой лживой мысли: “...из головы вон не идет... этот старик! Не обижай человека! А если меня однажды обидели и — на всю жизнь сразу! Простить? Ничего. Никому...” Прощенья — нет, остается— борьба за человека. “Человек — вот правда! Что такое человек?.. Это не ты, не я, не они... нет! — это ты, я, они, старик, Наполеон, Магомет... в одном! Это — огромно! В этом — все начала и концы... Все — в человеке, все для человека!” В словах Сатина можно услышать сигнал к восстанию. В поединке с Лукой одерживает победу Сатин — ив этом очищающая, возвышающая сила разыгравшейся трагедии.
Горький создал пьесу широкого эмоционального звучания, сумев передать гамму человеческих состояний — от вдохновенных речей Сатина о Человеке до смертельного отчаяния Актера.