Религия и демократия

СОДЕРЖАНИЕ: Проблема соотношения и взаимодействия религии и демократии для современной России, мучительно определяющей путь своего дальнейшего исторического движения, чрезвычайно актуальна и важна по ряду причин.

Швечиков А.Н., к.ф.н., доцент

Проблема соотношения и взаимодействия религии и демократии для современной России, мучительно определяющей путь своего дальнейшего исторического движения, чрезвычайно актуальна и важна по ряду причин.

Не вызывает сомнений то, что в выборе будущего общественного и государственного устройства России, а также реальных путей его достижения важную роль сыграет религиозная доминанта. Поэтому российскому обществу и государству в ближайшее время придётся более чётко и конкретно определиться в том, какое место займёт и какую роль будет играть религия (и, прежде всего, Православие) в становлении новой России.

Мы не сомневаемся в том, что, несмотря на беспрецедентное сопротивление внешних и внутренних либерально-демократических сил, Россия найдёт свой вариант будущей жизни, своего общественно-государственного устройства, базирующихся на исторической традиции и национальных духовно-нравственных ценностях. Мы не сомневаемся также и в том, что Россия по-прежнему займёт подобающее ей достойное место в мировом сообществе в XXI веке и станет одним из духовных лидеров человечества. Но это произойдёт именно при условии сохранения ею своего самобытного исторического пути.

А между тем, современные западные идеологи и политики упорно пытаются сбить её с этого пути, подогнать Россию под свои стандарты, убеждая нас в том, что лучшего общественного устройства жизни, чем западная демократия, человечество не придумало и придумать не может. Им вторят наши доморощенные либерал-демократы. Таким образом, западный вариант демократии выдаётся за некий эталон устройства жизни людей, которому все должны безусловно следовать. Такая же позиция занимается ими и в вопросе взаимоотношений религии и общества, церкви и государства. Они утверждают, что настоящую свободу религия обретает только в условиях такого как у них демократического общества и только в нём обеспечивается истинная свобода совести граждан, и только оно достигает реального равенства всех религиозных верований. Но это слова, а Христос призывал нас судить людей не по словам, а “по делам их”. Объективный анализ взаимоотношений западных демократий и функционирующих в них религий не создаёт такой благостной картины, какую нам рисуют либерал-демократы. Более того, он убеждает, что религия в современных демократических обществах попала в капкан провозглашённой, а не реальной свободы, что, по большому счёту, западная демократия враждебна религии и делает всё, чтобы нейтрализовать религию, лишить её возможности сколько-нибудь серьёзного влияния на формирование духовно-нравственной атмосферы в обществе.

В то же время в чисто пропагандистских целях западные демократии лицемерно называют себя христианскими. Разоблачая это лицемерие, испанский писатель и философ Мигель де Унамуно обвинил их в том, что они давно превратили не дух, а букву Евангелия в “демократический закон” и стали не людьми божьего слова, а людьми буквы своего закона. Но “право и обязанность, - писал Унамуно, - это юридическое понятие, а не религиозные чувства. Тогда как христианскими категориями являются благодать и самопожертвование. И словосочетание “христианская демократия” - такая же бессмыслица, как “сапоги всмятку”.[1] Отрицая далее всякую связь христианства с современной демократией, Унамуно гневно писал: ”Есть мерзавцы... те, что с дьявольским коварством... врут, будто бы Иисус был великим демократом...”[2]

Не строили иллюзий в отношении “безграничной свободы” религии, якобы предоставляемой демократическим обществом и государством, и наши отечественные мыслители. Консервативное крыло русской религиозно-философской и социально-политической мысли XIX и первой половины XX вв.. в лице его наиболее видных представителей Ф.М.Достоевского, Н.Я.Данилевского, И.А.Ильина, К.Н.Леонтьева, К.П.Победоносцева, Л.А.Тихомирова, А.С.Хомякова убедительно показали скрытую, но плохо маскируемую враждебность западной демократии к религии вообще и христианству в частности, а также лицемерный характер её лозунгов о свободе совести и правах человека. Эта враждебность объясняется целым рядом причин. Назовём, на наш взгляд, наиболее существенные из них.

Идеологи и творцы современной демократии хорошо понимали, что их основные лозунги, вокруг которых строится вся демократическая система, утверждение в реальной жизни принципов свободы, равенства, братства, справедливости, человеколюбия и т.д. - списаны с религиозных и, прежде всего, с христианских заповедей. Пытаясь уйти от обвинений в плагиате, они выхолостили из этих понятий их религиозный духовно-нравственный смысл и провозгласили их сугубо мирскими принципами жизни. Проделав эту несложную хирургическую операцию, они объявили о скором наступлении царства свободы и справедливости не на небе, а на земле. Очарованный созданным миражом, один из этих идеологов - француз Кондорсе писал в XVIII веке: “Всё говорит нам, что мы вступаем в эпоху одной из величайших революций рода человеческого… Современное состояние просвещения гарантирует нам её счастливый исход”.[3]

“Счастливым исходом”, “торжеством” секуляризированных демократией религиозных принципов жизни стал бесчеловечный колониализм, многочисленные войны, тоталитарные режимы, рассовая дискриминация и жестокая эксплуатация. Неспособность демократии реализовать украденные у религии основополагающие принципы жизни вызывают у неё раздражение и неприязнь к религии (обворовавший всегда не любит обворованного им). Но это, так сказать, аспект больше психологический и не основной в объяснении причин враждебности демократии к религии. Основной же лежит в сфере политики, в системе политической власти.

Современные демократические системы пытаются убедить всех в том, что только в условиях демократии религия обретает истинную свободу и торжество религиозных принципов жизни. Вашингтонский Институт религии и демократии в своём Манифесте утверждает, в частности, что именно современная демократическая система “наиболее соприродна христианскому представлению о человеческом достоинстве, гражданских свободах, свободе вероисповедания”.[4]

Данный Манифест пытается убедить нас в том, что американская демократия наиболее “соприродна” христианству, ибо США в современном мире, как считают сотрудники названного института священник Ричард (Ньюхауз), Дж. Вайгель, К.Хилл, “являются основным носителем идеалов демократии”.

“Соприродность” американской или западноевропейской демократии христианству - это фикция, “сапоги всмятку”, как заявил Мигель де Унамуро. Реально ни одна из современных, так называемых христианских демократий, не “соприродна” христианству.

Эта “не соприродность” христианства и демократии в её западном варианте вытекает из самой сути взаимоотношений между обществом и религией, государством и церковью.

Как известно, демократия любит подчёркивать, что она, отделив церковь от государства, предоставила ей полную свободу деятельности, а гражданам такую же свободу в выборе религии или же в отказе от этого выбора.

Но что же происходит на самом деле, что стоит за этим отделением и свободой выбора? Если попытаться узнать, что стоит за свободой отделения церкви от государства, то скоро выяснится, что отделяя церковь от государства, а школу от церкви демократия была озабочена далеко не проблемой свободы церкви и личности, а свободой своей власти и её полной независимости от религии.

Христианским идеалом во взаимоотношениях Церкви и Государства является, как известно, принцип “симфонии” властей, принятый на основе известной формулы, высказанной Христом: “отдайте Кесарю кесарево, а Богу - божие”.

Этот принцип был разработан в Византийской империи общими усилиями власти мирской и церковной и практически осуществился, хотя и далеко не идеально. Он осуществился наиболее полно тогда, когда светская и церковная власть исполняли принцип разделения властей и не переходили границу своей компетенции, т.е. когда светская власть решала вопросы повседневной мирской жизни своих граждан, когда император ощущал себя “епископом внешних сношений”, т.е. главой внешней жизни граждан и не претендовал на большее, а церковная власть, в свою очередь, не вмешивалась в дела государственные, не выходила за рамки духовно-нравственной стороны жизни своей паствы. И в то же время обе стороны осознавали необходимость тесного сотрудничества и единства усилий в обеспечении цельности общественной жизни, благочестия и благосостояния всех граждан государства. В этом случае можно было говорить о реальном воплощении принципа “симфонии” властей.

Необходимо заметить, что этот принцип в Византии нарушался, как правило, не по вине церкви, а по вине императорской власти. При дальновидных и благочестивых императорах этого не происходило. Одним из таких императоров был Иоанн II Комнен (1087-1143гг.). В своём письме к Римскому папе Гонорию он так излагал своё видение “симфонии” властей:

“Во всём моём управлении я признавал две вещи как существенно отличные друг от друга: первая есть духовная власть, которую Верховный Первосвященник мира, Царь мира Христос даровал своим ученикам и апостолам как нерушимое благо, посредством которого они по божественному праву обладают властью вязать и разрешать всех людей. Вторая же есть светская власть, заведующая делами временными и обладающая по божественному установлению одинаковым правом в своей сфере. Обе эти власти, господствующие над жизнью человека, отделены и отличны друг от друга. Но будучи различны по существу своему, обе эти власти для благочестия человеческого должны быть в полном между собой единении”.[5]

Таково видение “симфонии” властей одним из византийских императоров. Обратим внимание на то. что приоритет в этой симфонии Иоанн Комнен отдаёт безоговорочно, как истинный христианин, власти церковной.

Заметим, что именно этот принцип “симфонии” властей был заложен и реализовывался в той или иной мере в отношениях княжеской (а потом и царской) власти и Церкви в эпохи Киевской и Московской Руси.. И только Пётр I - этот одержимый западник, яростный сторонник демократического принципа обезвластвования Церкви, открыто и официально разрушил этот принцип.

В отличие от своих демократических учителей, которые маскировали обезвластвование Церкви её отделением от государства под маркой дарования ей наибольшей свободы, Пётр, обладая неограниченной властью и не меньшим самодурством, не стал маскировать акт поглощения церковной власти властью императорской в демократические одежды, а открыто провозгласил в своём “Регламенте духовном”, что в условиях абсолютной монархии не может быть двух властей и потому власть церковная и её олицетворение - Патриарх - упраздняется, церковь переходит в полное подчинение государства, становится одной из государственных коллегий, а император является одновременно главой и государства, и церкви.

Осуществление “демократизации” религиозной жизни таким образом очень дорого обошлись России в последующем. Плоды этого демократического варварства мы пожинаем до сих пор, и даже сегодня в отношении религии сверяем свои часы по западным демократическим стандартам, придерживаясь принципа отделения церкви от государства и равенства всех религий, действующих на территории России. Мы дошли до национального позора, уравняв своей Конституцией Русское Православие с тоталитарными сектами вроде “Свидетелей Иеговы”, “Церковью Муна”, Саентологией”, “Брахма Кумарис” и т.п. организациями, имеющим к религии весьма отдалённое отношение. Таковы плоды демократизации религиозной жизни в России от абсолютного монарха Петра I до демократического президента Ельцина. Сегодня особенно очевидно, что российская власть впала и продолжает пребывать в состоянии демократического лицемерия и скрытой вражды по отношению к религии в её традиционных национальных формах.

В чём же всё-таки суть и тайный смысл демократического принципа взаимоотношения государства ( демократической власти) с религией? В чём святая святых принципа отделения церкви от государства? В том, что демократическое государство точно так же, как и император Пётр I, не хочет ни с кем делить свою власть. Отделяя церковь от государства, демократическая власть как бы заявляет: политическая сфера (т.е. сфера власти) жизни - это моя вотчина, в которой никому другому места нет и быть не может. И если чьи-то интересы в этой сфере начинают мне противостоять, я проигнорирую или подавлю их проявление силой, объявив их противоречащими интересам государства и общества.

Используя своё единовластие, демократическое государство насаждает угодные себе общественные отношения, понимание духовности и морали, свои ценности жизни, провозглашая их или соответствующими духу религии, или же превосходящими по качеству и требованиям времени.

Отделяя Церковь от государства, либеральная демократия искусственно разрывает жизнь личности на две сферы - мирскую (материальную, физическую) и религиозную (духовно-нравственную). Одна сфера требует от гражданина государства жить по внешним демократическим законам, принятым государством, другая обязывает жить по законам внутренним, религиозным. Но законы демократического государства призваны обеспечить полноту и смысл лишь земной жизни в её сиюминутности, в то время как законы религиозные зовут к жизни вечной, объявляя земную жизнь суетой сует.

Эта объективно обусловленная раздвоенность жизни личности создаёт внутренний дискомфорт, ставит перед необходимостью его преодоления, выбора между мирской и церковной жизнью, властью Бога и властью Кесаря (в лице либерально-демократического государства). Но этот выбор осуществляется личностью в условиях не свободы, ибо она испытывает на себе постоянное мощное идеологическое давление, выражающееся в повседневной пропаганде приоритетов мирской, а не религиозной жизни. С другой стороны, исповедуя приоритет материальных основ жизни над духовными, демократическая власть фарисейски провозглашает свою лояльность к религии и даже заинтересованность в ней.

В результате основная масса граждан демократического общества, внутренне принимая вслед за властью за основу жизни её материальные ценности, внешне сохраняет свою религиозность, (т.е. религиозно фарисействует вместе со своей демократической властью), убеждая себя в том, что не порвала с Богом, а лишь осовременила свою веру. Так и живут, пытаясь убедить остальной (“нецивилизованный”) мир в том, что они и есть истинные христиане, искренне верующие люди. Но не все им в этом верят. Не случайно наш соотечественник И.С.Аксаков назвал западные демократии “обществом христианским, но отрекшимся от Христа”.

Вот такое общество, “отрекшееся от Христа”, и пытаются построить в обновлённой России наши отечественные либерал-демократы при активной помощи своих западных консультантов и спонсоров. Это благодаря их усилиям в последние 15 лет Россия была превращена в идеологический отстойник самых деструктивных и тоталитарных религиозных и псевдорелигиозных сект, масонских, оккультных и сатанинских организаций, одни наименования которых стали исчисляться тысячами. Цель была одна: под маркой либерально-демократических реформ отсечь возможность духовного возрождения российского народа на основе своих традиционных религий (и прежде всего Православия) и тем самым не допустить возрождения национального самосознания и консолидации нации.

Решая эту задачу, они настояли на принятии Россией либерального закона о свободе совести в 1990 г. Списанный с аналогичного закона США, он провозгласил полную свободу деятельности и равенство всех религий на территории бывшего СССР. Через несколько лет, возмущённая засилием всевозможных сект на духовном поле страны, российская общественность потребовала от своей власти пересмотреть этот антинациональный по сути закон в сторону ограничения деятельности на территории России зарубежных религиозных сект.

Как известно, “глас народа” есть закон для демократической власти, и российская власть была вынуждена отреагировать. Началась работа по подготовке обновлённого закона, который был принят в 1997 г. и получил название: ”О свободе совести и религиозных объединениях”. Но “глас” российского народа явился отнюдь не законом для “самой демократической” страны мира - США. Её администрация и законодатели восприняли попытку ограничения деятельности религиозных сект в России как вопиющее нарушение демократии. Накануне принятия закона началось открытое вмешательство администрации и законодателей США во внутренние дела России. Президент Клинтон неоднократно звонил президенту Ельцину и требовал от последнего не допустить принятия этого закона в более жёстком по отношению к религиозным сектам варианте, конгрессмены и сенаторы написали Ельцину петицию с аналогичными требованиями, стали пугать принятием экономических санкций против России, ибо американская помощь, по заявлению сенатора Макконела, “должна использоваться для продвижения американских ценностей и американских интересов”. Вот, оказывается, в чём дело: ограничение деятельности в России американских и прочих тоталитарных и деструктивных сект затрагивало “американские интересы”, которые в данном случае явно не совпадали с интересами российского народа.

И здесь возникает законный вопрос: как может страна, претендующая сегодня на роль некоего эталона современной демократии, подталкивать другую страну, вступившую на стезю демократизации, к откровенному нарушению демократических принципов отделения церкви от государства и свободы совести? А это нарушение видно здесь, что называется, невооружённым глазом.

Если демократия отделяет церковь от государства в целях предоставления ей наибольшей свободы и независимости от государства, а также гарантирует церкви невмешательство в её внутренние дела и отказ от всякого диктата, то как понять требования США к России в том, чтобы российское государство обеспечило расширение (или закрепление) прав одних религиозных организаций (в данном случае деструктивных и тоталитарных сект) за счёт ущемления прав других религиозных организаций (в данном случае традиционных российских религий и прежде всего Православия).

Если демократия провозглашает право гражданина на свободу выбора религии, то почему администрация и законодатели США попытались лишить российских граждан права на этот выбор? Россия имела и имеет достаточно широкое религиозное поле для свободного выбора её гражданами той религии, которую они пожелают принять. Тогда почему США хотели навязать России выпестованные у них тоталитарные секты вроде “Церкви Муна”, “Свидетелей Иеговы”, “Церкви Саентологии”, “Сознания Кришны” и подобных им организаций, отравляющих сознание, разрушающих психику наших граждан, превращающих их в рабов этих организаций? По вине этих сект десятки тысяч россиян лишились крова, работы, семейного очага, учёбы, нормального детства, сломали себе жизнь, многие из них покончили жизнь самоубийством. Вот результаты “трогательной” заботы американской демократии о российском религиозном плюрализме и свободе совести.

А вызвана эта забота отнюдь не искренним стремлением помочь России быстрее встать на путь обновления и процветания (кто бы против этого возражал), а сугубо “национальными интересами” США, которые, как мы теперь убедились, во многом противоречат национальным интересам России. И командированные в Россию многочисленные религиозные секты имеют целью не укрепить, но разрушить окончательно её духовное поле, парализовать, а затем и выдавить с этого поля традиционные российские религии и таким образом лишить российский народ его традиционных духовно-нравственных основ, навязав ему мондиалистскую идеологию, формирующую человека-робота, лишённого чувства Родины, национального сознания, традиции и даже семьи, вообще чувства идентичности. Вот основная “религиозная” задача, поставленная через секты и их защитников “самым демократическим” государством мира в отношении России.

Но дело даже не только в России. США, претендующие сегодня на роль законодателя жизни всего человечества, пытаются использовать религию в качестве одного из важнейших рычагов по обеспечению своей руководящей роли в мире, отбросив все демократические принципы взаимоотношений религии и общества, церкви и государства. США упорно стремятся сделать религию орудием своей глобалистской политики. Об этом говорят факты.

В ноябре 1998 г. Конгресс США принял Акт “О международной свободе вероисповедания”. Во время церемонии подписания этого Акта президент США Клинтон заявил, что религиозная свобода является “центральным элементом внешней политики США”. А перед этим, но в связи с этим же документом, госсекретарь США Олбрайт заявила в своём с выступлением в Католическом университете Вашингтона, что “поиск религиозной свободы и терпимости...будет продолжать играть важную роль во внешней политике США во всемирном масштабе”.[6]

Согласно этому документу и заявлениям ведущих политиков США “самая демократическая” страна мира присваивает себе право открыто вмешиваться во внутренние дела других стран и народов, в том числе и в наиболее важную и чувствительную сферу народной жизни - религиозную. Этим они игнорируют не только провозглашённые ими же принципы отношения государственной, либерально-демократической власти с религией, но и общеизвестную истину о том, что религия, религиозная вера не могут быть навязаны силой приказа, даже если он исходит от “самой демократической”, но чужой власти.

Официально отвергая тоталитаризм в любых сферах и формах и противопоставляя ему демократию, правящая верхушка США как во внутренней, так и во внешней политике постоянно скатывается к тоталитарным методам её осуществления. Утверждения известного российского историка Олега Платонова[7] о том, что США сегодня являются самым тоталитарным государством мира совсем не беспочвенны, а реальная деятельность США в сфере религиозной вполне подтверждает справедливость этих утверждений. США с упорством, достойным лучшего применения, стремятся навязать миру (и даже своим соратникам по НАТО) свою модель отношений общества и религии, церкви и государства в качестве некоего эталона, но этот эталон носит зловещий, тоталитарный, имперский смысл - использование религии в качестве политического орудия достижения своих геополитических целей, которые завершаются в конечном итоге достижением мирового господства.

Ни одно демократическое государство мира не доказывает, как США, с такой вызывающей откровенностью и цинизмом фарисейский характер демократических принципов взаимоотношений общества и государства с религией. Лицемерие и лживость этих отношений обусловлены скрытой враждебностью западного варианта демократии к религии, стремлением демократического государства постоянно держать религию в отведённой для неё нише, не допуская её сколь-нибудь серьёзного влияния на общество даже в духовной и нравственной сферах. В то же время это государство постоянно использует религию в своих корыстных политических целях, ставя таким образом свободу религии в зависимость от своей воли, превращая эту свободу в фикцию.

Россия сегодня получила реальный шанс выстроить принципиально иные отношения церкви и государства, общества и религии. Опираясь на опыт и традицию взаимоотношений Церкви и государства в православном мире в целом и в России в частности, построить такие отношения общества (мирской жизни) и церкви (религиозной жизни), которые бы гарантировали религии реальную свободу и уважительные, партнёрские отношения между церковью и государством. Мы не должны допустить втягивания церкви в политику, вмешательства в её внутреннюю жизнь. Мы должны сделать религию духовно-нравственной опорой нации. Только в этом случае Россия может иметь будущее.


[1] Мигель де Унамуно. О трагическом чувстве жизни. “Символ”, 1997, с.343.

[2] Там же., с.344.

[3] Цит. по кн. Л.А.Тихомиров. Критика демократии, с.113.

[4] Религия и демократия. На пути к свободе совести. М., “Прогресс”, Культура, 1993, с.577.

[5] Цит. по кн. Л.А.Тихомиров. Религиозно-философские основы истории. с.272

[6] См. Н.А.Трофимчук. Защита религиозной свободы в контексте внешней политики США. Журнал “Религия и право”, 1999, № 3.

[7] См. Олег Платонов. Почему погибает Америка.

Скачать архив с текстом документа