Афины. Кризис демократии и переворот четырехсот
СОДЕРЖАНИЕ: Для Афин было удачей, что поражение в Сицилии пришлось на конец лета, так как теперь непосредственного нападения можно было ожидать только весной, однако весть о произошедшей катастрофе стала сигналом сепаратистскому движению внутри империи.Афины. Кризис демократии и переворот четырехсот
Для Афин было удачей, что поражение в Сицилии пришлось на конец лета, так как теперь непосредственного нападения можно было ожидать только весной, однако весть о произошедшей катастрофе стала сигналом сепаратистскому движению внутри империи. Эвбея, Лесбос и Хиос отправили посольства в Спарту и, хотя шедший к Хиосу спартанский флот был блокирован, появления всего пяти пелопоннесских кораблей, ведомых Алкивиадом и спартанцем Халкидеем, оказалось достаточным, чтобы на Хиосе произошел олигархический переворот и этот богатый город, обладавший большим флотом, перешел на сторону Спарты. Примеру Хиоса тут же последовали Эритры, Клазомены и Теос.
Воспользовавшись своими связями с верхушкой олигархов в Милете, Алкивиад инспирировал там восстание против Афин. В довершение всего, лидеры афинской демократии умудрились испортить отношения с Персией, оказав поддержку мятежному сатрапу Карии Писсуфну, а затем укрыв его сына Аморга. Теперь Дарий II мог чувствовать себя свободным от обязательств Каллиева мира и получал шанс осуществить свои притязания на греческие города Ионии. Зимой 413/12 г. Фарнабаз, сатрап Фригии, и Тиссаферн, сатрап Сард, завязали отношения со Спартой и сразу после перехода Милета на сторону пелопоннессцев Тиссаферн от имени царя заключил с ними союз. По договору Спарта признавала права царя на все земли, которыми ранее владел он и его предки, а царь обязывался платить жалование лаконскому флоту, действовавшему в азиатских водах, вплоть до окончания войны. Милетский договор оказался первым звеном в той роковой цепи событий, которая в течение немногих десятилетий должна была сделать царя Персии верховным судьей в греческих делах.
На персидские субсидии Спарта должна была в течение года построить мощный военный флот, таким образом, она теперь могла, наконец, бросить серьезный вызов военно-морскому превосходству Афин в Эгейском море.
К началу 411 г. Афины владели в Ионии и Карии только островами Лесбосом, Самосом и Косом, а также прибрежными городами Галикарнассом и Нотионом. На Геллеспонте, во Фракии и на Кикладах их господство не было поколеблено, но было ясно, что распад продолжится, как только в тех местах покажется спартанский флот. Вообще казалось маловероятным, чтобы Афины смогли долго продержаться против коалиции из Пелопоннесского союза, Персии и Сиракуз, хотя бы в связи с истощением финансов.
Тяжелые неудачи, постигшие Афины, привели к изменению политической ситуации. Демагоги, затеявшие сицилийскую авантюру, такие как Писандр, Андрокл, Демострат, потеряли теперь всякое влияние. Афиняне начали приходить к убеждению, что крайняя демократия не в состоянии вывести государство из кризиса. Возникла необходимость укрепить правительственную власть в противовес народному собранию. Такому решению способствовало и изменение расстановки политических сил в городе. Все сословия и классы понесли в Сицилии тяжелые потери, но потери фетов были особенно серьезны. Кроме того, спартанцы, побужденные вторжением в Лаконию 414 г., начали военные действия в Греции и ранней весной 413 г. захватили Декелею и поставили там постоянный гарнизон. Сельская местность была разорена и домом землевладельцев стал город, где они были необходимы для охраны стен от неожиданных нападений из Декелеи. Когда летом 412 г. на побережье Ионии вспыхнула морская война, феты - корабельный люд - вынуждены были служить во флоте за границей непрерывно вплоть до 410 г. Поскольку лица гоплитского ценза были теперь сконцентрированы в городе, а число фетов сильно уменьшилось, баланс сил в экклесии сместился в сторону умеренных. Осенью 413 г., когда вести о сицилийской катастрофе достигли Греции, Афины стали на путь конституционных изменений.
Высшим правительственным учреждением была сделана коллегия десяти пробулов, избранных народным собранием из числа пожилых опытных людей, видимо, на неограниченный период времени. Какими функциями обладали пробулы, мы точно не знаем. Из Лисистраты Аристофана следует, что их полномочия были очень широкими: пробулы держат ключ от городской казны, они, а не пританы дают ордер на арест преступников, и именно пробулы, а не стратеги руководят борьбой с восстанием женщин, однако вполне вероятно и то, что Аристофан умышленно гиперболизировал роль пробулов, приписав им функции других магистратов. Во всяком случае, к пробулам перешла важнейшая функция совета - пробулевма - принятие предварительных решений и рекомендаций народному собранию. Слово пробул, собственно, и означает принимающий предварительное решение. Пританы, возможно, продолжали созываться и осуществлять контроль за народным собранием, но они сами, должно быть, действовали под контролем пробулов, которые были ответственны за составление повестки дня и Буле, и экклесии. Аристотель в Политике определяет коллегию пробулов как олигархическую магистратуру. Действительно, ее учреждение было решительным шагом афинского общества в сторону олигархии, хотя формально демократический строй сохранялся.
Была проведена также финансовая реформа: форос был заменен пятипроцентной пошлиной на ввозимые и вывозимые товары, отдаваемой подрядчикам на откуп. От этой меры ожидали быстрого увеличения государственных доходов, она не требовала насильственного взимания недоимок, что должно было улучшить отношения с союзниками, кроме того, она, видимо, была удобнее, так как, восстанавливая морской союз, афиняне вернулись именно к ней. Правительство пыталось всеми силами сократить расходы, однако тогда еще не решилось тронуть систему оплаты должностей и государственных пособий. Вместо этого афиняне решились использовать резерв - 1000 талантов, отложенных Периклом в 431 г.; они были пока вполне способны противостоять своим противникам, но в конце 412 г. их позиции были еще шаткими.
В это время в политическую жизнь Афин снова активно вмешивается Алкивиад. Он понимал, что для его возвращения положение Афин должно стать критическим, и с присущим ему цинизмом сделал все возможное, чтобы оно стало именно таким. Будучи уверен, что они не смогут долго противостоять альянсу Спарты и Персии, Алкивиад решил добиться мира между Персией и Афинами, приняв на себя благородную роль посредника между ними. Уже во время своего пребывания в Милете и заключения первого договора между Персией и Спартой он сблизился с Тиссаферном, а затем перебрался к его двору. Видимо, он произвел на Тиссаферна сильное впечатление и искренне полагал, что мог бы убедить его устроить мир между царем и Афинами. Демократы во главе с Андроклом ненавидели его, не по пути было Алкивиаду и с проспартански настроенными афинскими олигархами. Через своих доверенных лиц Алкивиад начал переговоры с некоторыми видными офицерами афинского флота, базировавшегося на Самосе. Там, во многом благодаря его влиянию, оформляется персофильски настроенная группировка олигархов. Во главе них стоял Писандр, служивший на Самосе в должности триерарха, тот самый демагог, который столь рьяно травил Алкивиада во время дела святотатцев, а теперь, видя, что в обществе берут верх олигархические тенденции, поспешивший перебраться в лагерь олигархов. Будучи людьми абсолютно беспринципными, Алкивиад и Писандр нашли общий язык; их план состоял в следующем: добиться замены демократического строя в Афинах на олигархический под тем предлогом, что Тиссаферн и Великий царь охотнее будут вести переговоры с олигархией, заключить мир с Персией, возглавить государство и закрепить свою власть, одержав победу в войне со Спартой.
Войско на Самосе в целом благоприятно восприняло идеи Алкивиада, затем делегация во главе с Писандром отправилась в Афины, чтобы договориться о ведении переговоров с царем и, прежде всего, о возвращении из изгнания Алкивиада. Это произошло в конце декабря 412 г. Ввиду безвыходности положения в народном собрании было принято решение: Отправить Писандра и с ним еще 10 человек к Тиссаферну и Алкивиаду, чтобы тот договорился по собственному усмотрению о наиболее выгодных условиях. Таким образом, Писандру и Алкивиаду предоставлялись неограниченные полномочия в области внешней политики. В то же время, народное собрание продемонстрировало недоверие лаконофильской группировке: один из ее вождей, Фриних, ведший тайные переговоры со Спартой и решительно противившийся замыслам Алкивиада, был смещен с поста главнокомандующего афинским флотом на Самосе. Однако оказалось, что у Тиссаферна совершенно иные планы. Он не пожелал разрывать отношения со Спартой, контролировавшей все побережье его сатрапии, вместо этого Тиссаферн предложил афинянам отменить пункт Каллиева мира, согласно которому корабли царя не могли появляться в Эгейском море - условие, на которое афиняне заведомо не могли пойти, а затем заключил новый договор с пелопоннессцами, по которому земли царя, лежащие в Азии, объявлялись подвластными Персии (впрочем, вопрос о греческих городах обходился). Тиссаферн согласился платить жалование спартанскому флоту, пока не прибудет флот царя, мир же с афинянами мог быть заключен только с обоюдного согласия. Таким образом, Афины меньше, чем когда-либо могли рассчитывать на мир с Персией.
План Алкивиада и Писандра, как мы видим, дал трещину в самой главной своей части, однако дело зашло уже слишком далеко. Согласно Фукидиду, Писандр сразу же по прибытии в Афины отправился в народное собрание и отбыл, как только было официально назначено посольство к Тиссаферну. Он покинул Самос в конце декабря, однако, по словам Фукидида, его отъезд с Самоса, пребывание в Афинах, переговоры с Тиссаферном близко связаны по времени с соглашением между Тиссаферном и Спартой, заключенным в конце марта. Это несоответствие заставляет предполагать, что Писандр покинул Самос гораздо позже эпизода с неудачной попыткой Фриниха предать афинскую эскадру спартанцам, но последовавшая затем по настоянию Писандра отставка Фриниха и то, что он сдал командование Леонту и Диомедонту, а те той же зимой успели совершить нападение на Родос, говорит об обратном. Альтернативное решение состоит в том, что Писандр провел много времени в Афинах, занимаясь разного рода интригами. Фукидид в целом подтверждает это предположение: Алкивиад просил напомнить о нем главарям олигархической партии в Афинах и дать им понять, что он готов вернуться на родину, предоставляя им дружбу с Тиссаферном, и вместе с ними управлять государством на основе олигархии, а не охлократии; Писандр, следуя его указаниям, обошел одно за другим все тайные политические общества и убедил их объединиться и общими силами выступить против демократии, а также закончил все остальные необходимые дела. Привлечение на свою сторону тайных гетерий, интриги в народном собрании, разработка планов переворота - а дальнейшие события показали, что олигархическое подполье действовало слаженно и руководствуясь единым планом, - все это должно было потребовать много времени, да и переговоры с Тиссаферном были продолжительными и имели несколько этапов.
Итак, миссия Писандра в Афинах имела полный успех, но старания Алкивиада во Фригии потерпели фиаско. Эта неудача привела к разрыву между обоими политическими авантюристами. Алкивиад отошел от олигархического движения. Тому было много причин: персофильская идея потерпела крах, а капитулянтской позиции лаконофильской олигархической группировки он никогда не разделял, вожди крайней олигархии, в свою очередь, никогда не доверяли Алкивиаду, и он это знал, кроме того, он не доставил им дружбу Тиссаферна, и потому не мог рассчитывать на ведущую роль в управлении государством, а меньшее его не устраивало, наконец, возможно, тонкий политик Алкивиад просчитывал ситуацию на несколько шагов вперед и, хорошо зная лидеров олигархии, предполагал, что они даже в случае успеха ненадолго смогут удержать власть. Писандр же решил до конца разыграть олигархическую карту. Афинское народное собрание продемонстрировало готовность отказаться от демократического устройства. Вскоре после отъезда Писандра из Афин тайные гетерии развязали террор против сторонников демократии, их агентами был убит Андрокл и ряд других лидеров народной партии.
Фукидид так описывает обстановку в городе: Народное собрание и Совет пятисот все еще собирались, но обсуждали предложения, заранее одобренные заговорщиками. Выступавшие ораторы были из их среды и к тому же предварительно наученные тому, что им следует говорить. Никто из прочих граждан не осмеливался им возражать из страха перед многочисленностью заговорщиков. ... Убийц не разыскивали и подозреваемых не привлекали к суду. Народ хранил молчание и люди были так запуганы, что каждый считал уже за счастье, если избежал насилия. ... Сторонники демократической партии при встречах не доверяли друг другу: всякий подозревал другого в том, что тот участвует в творимых бесчинствах.
Большинство сторонников олигархии составляли, конечно, умеренные, чьи интересы не шли дальше устранения фетов от участия в управлении государством и отмены системы государственных пособий, но они не имели вождей. Их лидеры: Никий, Лахет, Никострат были мертвы, возглавляли же движение экстремисты и, прежде всего, Антифонт, один из лучших ораторов своего времени и блестящий адвокат, человек, который никогда не скрывал своего образа мыслей и по этой причине держался в стороне от общественной жизни. Его союзниками были многие представители афинской элиты: Архептолем, сын Гипподама Милетского, которому за заслуги перед городом было присвоено гражданство, софист Андрон, трагик Меланфий, Мелесий из Алопеки - сын Фукидида, давнего противника Перикла, бывшие стратеги, такие как Аристарх и Аристократ. В число заговорщиков входил ряд бывших демократов, таких как Писандр и Ферамен, а также, возможно, Фриних. Лисий, отрицая его родство с Полистратом - родовитым и состоятельным землевладельцем, также членом коллегии Четырехсот, - заявляет, что Фриних, в отличие от Полистрата, был бедняком и в юности пас скот в деревне, а затем, перебравшись в город, стал сикофантом. Правда, Лисий признает, что они происходили из одного дема.
Возможно, оратор здесь сознательно исказил факты с целью добиться нужного эффекта. В самом деле, столь пролетарское происхождение и род занятий трудно связать с человеком, ставшим видным стратегом и политиком и даже возглавлявшим афинский флот на Самосе. Как показывает практика, должности стратегов, избираемых голосованием, а не жребием, занимали обычно аристократы или, по крайней мере, люди состоятельные, с хорошими политическими связями, как например Лисикл или Клеон. Заговор поддерживали и пробулы, и многие офицеры на Самосе.
В планы заговорщиков входило установление олигархии, если понадобится, с помощью вооруженного переворота, и заключение мира со Спартой. Так начатое Алкивиадом дело стало развиваться в интересах его противников. Предполагалось также заменить олигархиями демократические режимы во всех союзных полисах с целью примирения высших классов во всех городах и обеспечения их поддержки новому режиму в Афинах, и в то же время, чтобы показать Спарте искренность происходящих изменений. Проницательные политики, такие как Фриних, понимали, что учреждение олигархии в союзных полисах облегчит их отделение от Афин, однако в случае, если Спарта потребует отказа от империи в обмен на мир, крайние олигархи готовы были пойти и на это ради сохранения олигархического строя. Писандр во главе группы своих сторонников отплыл с Самоса в Афины, устанавливая по пути олигархические режимы в островных полисах; в апреле 411 г. он высадился в Афинах, приведя с собой отряд наемников с островов, однако их участия не потребовалось, и государственный переворот произошел внешне вполне легитимно.
Вскоре после прибытия Писандра было созвано народное собрание, в котором Пифодор внес письменное предложение, а Мелобий (вероятно, тот самый, которого мы впоследствии встречаем среди Тридцати тиранов), произнес речь в поддержку этого предложения. Суть псефизмы Пифодора сводилась к следующему: к существующим уже десяти пробулам следовало избрать еще двадцать лиц в возрасте более сорока лет, с тем чтобы они, принеся соответствующую клятву, составили проект спасения государства. К этому добавлялось, что любой из граждан мог делать свои предложения, с тем чтобы избранная комиссия тридцати syggrapheis выбрала из них лучшие. Клитофонт же внес дополнительное предположение, по которому собрание постановило, что Тридцать должны рассмотреть отеческие законы Солона и Клисфена, дабы принять их во внимание при выработке законодательства.
В предложении Пифодора, в общем, не было ничего олигархического: syggrapheis для выработки проектов законов избирались и раньше: можно вспомнить, например, постановление syggrapheis о посвящении элевсинским богиням начатков жатвы, принятое при Перикле. Был также установлен день следующего народного собрания, в котором Тридцать должны были представить результат своей работы - проект новой конституции.
Собрание состоялось в конце апреля - начале мая в необычном месте, в Колоне, в 10 стадиях от города. Очевидно, было необходимо избежать ассоциаций с обычным народным собранием на Пниксе. Место, находящееся вне стен, подверженное опасности нападения неприятеля, сводило к минимуму число фетов, которые пожелали бы прийти на собрание (впрочем, большинство из них, в возрасте от 20 до 40 лет, и так в это время находилось с флотом). Возможно, граждане высших классов пришли в Колону вооруженными.
Прежде всего, комиссия Тридцати потребовала, чтобы пританы ставили на голосование любой проект спасения государства (очевидно, раньше они не допускали к голосованию законопроекты, противоречащие действующей конституции), затем добились отмены graphe paranomon, с тем, чтобы никто не мог быть привлечен к суду по обвинению в противозаконном предложении, а затем было принято специальное постановление, гласящее, что тот, кто все же попробует привлечь к суду за внесение предложений, противоречащих прежней, демократической конституции, то есть попытается воспользоваться graphe paranomon , будет немедленно арестован и предан одиннадцати для смертной казни. После этого собранием был принят следующий план: деньги, поступающие в казну, запрещалось расходовать на что-либо помимо военных нужд, все должностные лица исполняют свои обязанности безвозмездно, за исключением девяти архонтов и пританов, которые станут получать по три обола в день. Политическое управление поручается тем гражданам, кто оказывается наиболее способным служить государству как лично, так и материально (то есть имеющим зевгитский ценз), причем их должно быть не менее 5000. Им предоставлялось право заключения мирных договоров.
Затем должен был быть избран новый Совет из 400 членов. Способ его избрания Аристотель описывает иначе, чем Фукидид, но, возможно, здесь нет непримиримого противоречия: по Аристотелю, следовало избрать по 10 человек в возрасте больше 40 лет от каждой филы, с тем чтобы они составили список 5000 граждан, а затем эти 5000 избрали 100 законодателей для выработки проекта новой конституции (согласно которой, Совет четырехсот избирался из числа заранее намеченных кандидатов, в возрасте более 30 лет, по 40 человек от каждой филы). Фукидид же сообщает о том, что собранием были выбраны 5 проэдров, которые избрали еще 100 человек (включая, видимо, и их самих), а каждый из этих ста выбрал себе еще по трое коллег. Именно эти Четыреста должны были заседать в Совете и созывать, когда сочтут нужным, собрание Пяти тысяч. Это свидетельство может относиться к окончательному избранию Совета четырехсот и, таким образом, не противоречит, а дополняет сообщение Аристотеля. В этом случае упомянутые у Фукидида 100 человек должны были выбрать себе по трое коллег из числа тех, кто был предварительно избран филами, либо наметить кандидатуры, из которых филы избрали членов Совета. То, что сто были выбраны непосредственно Пятью тысячами, как говорит Аристотель, вызывает сомнения, так как, по Фукидиду, список Пяти тысяч был опубликован намного позже, после провала переговоров со Спартой.
Итак, согласно Аристотелю, мы имеем две совершенно разные коллегии ста: одна (katalogeis) занималась составлением списков полноправных граждан, другая же, избранная позже, - составлением конституции. Фукидид также говорит о коллегии ста, которая стала основой Совета четырехсот, но о конституционных проектах он не упоминает. При этом следует принять во внимание, что число заговорщиков не могло быть очень большим, а с другой стороны, они не могли позволить себе выпустить из рук такие важные функции, как формирование Совета, составление списка граждан или работу над законодательством. Даже если, вопреки свидетельству Фукидида, список 5000 был составлен в начале, а не в конце существования олигархического режима, заговорщики вряд ли доверили бы формирование законодательного корпуса кому-либо помимо самих себя. Речь Лисия в защиту Полистрата подтверждает, что членство в коллегии подразумевало участие в Совете четырехсот.
Вероятнее всего, существовала всего одна коллегия ста: согласно Аристотелю, сто законодателей должны заниматься разделением гражданского коллектива на четыре части и установлением очереди и порядка жеребьевки для участия в Совете, что действительно должно записываться - заноситься в каталоги. Ничто не мешает нам предположить, что эти сто законодателей вошли в состав Совета четырехсот, дополнив его выбранными по филам лицами из ими же и выработанного списка кандидатов, а сама сотня была намечена пятью проэдрами, как об этом пишет Фукидид.
Коллегия Тридцати наметила два основных принципа существования государства: ограничение политических прав по имущественному цензу и бесплатное исполнение государственных должностей и гражданских обязанностей - мера, весьма благодетельная для находящихся в бедственном положении финансов. Согласно Фукидиду, официальное заявление Тридцати огласил в народном собрании ни кто иной как Писандр, очевидно, входивший в их число.
Коллегия ста законодателей составила сразу два проекта конституции, одна из которых создавалась как постоянная, по которой городу надлежало жить в будущем, возможно, по окончании войны, вторая же должна была войти в силу немедленно и рассматривалась как временная, действующая на переходном этапе. Сведения об этих конституциях нам предоставляет Аристотель.
Согласно постоянной конституции, государством управляет Совет, состоящий из лиц старше 30 лет, из членов которого избираются основные городские магистраты: стратеги, девять архонтов, гиеромнемон (лицо, хранящее официальные документы), таксиархи, гиппархи, филархи, коменданты крепостей, десять казначеев священной казны богини и прочих богов, эллинотамии - казначеи союзной казны - числом 20, гиеропеи - священнослужители и попечители - лица, наблюдающие за сохранностью и ремонтом храмов. Все прочие должностные лица избираются по жребию из граждан, не входящих в Совет, означенные же магистратуры избираются из заранее намеченных кандидатур, видимо, путем голосования, однако кто намечает эти кандидатуры - коллегия ста или какой-либо другой орган, и кто голосует при их избрании - Совет или весь коллектив Пяти тысяч - остается неизвестным.
Совет избирается на год и заседает в четыре очереди, очередность же определяется жребием. Никто не может быть избран в Совет дважды, пока в должности советника не побывают все граждане соответствующего возраста из числа Пяти тысяч. Жеребьевкой Совета заведуют девять архонтов, а подсчет голосов производит специальная счетная комиссия из пяти человек, выбранных по жребию из состава Совета, а из этих пяти жребием же каждый день выбирается один, несущий функции председателя Совета - он ставит вопросы на голосование. Эти же пять человек распределяют, также по жребию, очередь лиц, желающих получить аудиенцию у Совета. Заседания проводятся каждые пять дней, при необходимости могут проводиться расширенные заседания, на которые каждый член Совета может приводить любых лиц из числа граждан соответствующего возраста, в том количестве, которое сочтет нужным (правда, ничего не сказано о том, могут ли они участвовать в голосовании (что, впрочем, маловероятно) или только в обсуждении). При установлении очередности в рассмотрении Советом дел преимущество имеют, в первую очередь, вопросы религии, во-вторых, посольства; военные же дела обсуждаются вне очереди.
Такова конституция, по которой надлежало жить в будущем, на настоящее же время, возможно, до конца войны, устанавливался следующий порядок: вся власть переходит в руки Совета четырехсот, он назначает всех должностных лиц, принимает у них отчет и издает законы, однако изменять конституцию Совет не имеет права. Относительно стратегов ситуация не вполне понятна: на первое время они выбираются из всех Пяти тысяч - то есть, по-видимому, путем голосования, как это делалось в Афинах прежде, но после того как Совет четырехсот примет полномочия в управлении государством, он, проведя смотр полноправных граждан, должен выбрать 10 человек сроком на один год, пользующихся неограниченными полномочиями, а также секретаря к ним. Эта коллегия, в случае необходимости, обсуждает дела совместно с Советом. Иногда в коллегии десяти видят некий отдельный институт, отличный от стратегии, но в таком случае функции этих autokratores должны быть очень велики, и при этом о них ничего не говорится в конституции, ничего об этой магистратуре мы не знаем и из других источников. Эти десять, по Аристотелю, выбираются на смотре граждан, носящих полное вооружение, что указывает на военный характер данной магистратуры, причем об этом говорится в контексте вопроса об избрании стратегов. Сразу затем Аристотель пишет, что в дальнейшем избрание должен производить Совет согласно с вышеизложенным, то есть с постоянной конституцией, в которой ничего не говорится об избрании коллегии Десяти с экстраординарными полномочиями, зато сказано о том, как должны избираться стратеги. Поэтому мы полагаем, что под десятью autokratores следует понимать все-таки стратегов. Особо оговаривается, что никакие должности, за исключением членов Совета и стратегов, не могут заниматься одними и теми же лицами. Совет четырехсот избирается по филам, по 40 человек от каждой, из предварительно намеченных кандидатов в возрасте свыше 30 лет, причем следует заметить, что срок, на который избирается Совет, в отличие от стратегии, не оговаривается.
Следует отметить, что несмотря на то, что сторонники олигархии декларировали свою приверженность строю отцов и преемственность нового порядка с конституцией Солона, вопрос об Ареопаге и возможности восстановления его полномочий, как это требовалось бы в случае возвращения к солоновскому строю, был обойден в обоих конституционных проектах. Конечно лидеры олигархов не могли передать рычаги власти в руки государственному органу, к которому сами не принадлежали. Их целью было создание Совета четырехсот, который бы реально управлял государством, и потому они акцентировали внимание на его существовании при Солоне, значение же Ареопага замалчивалось.
Постоянная конституция была менее олигархична по своей природе. В.П.Бузескул полагает, что Совет, согласно ей, должен быть гораздо более многочисленным - около 1000 человек. Он должен сменяться каждый год. Ощущается стремление как можно более тесно связать Совет с должностными лицами, а также просматривается большая забота о финансах. Вообще, проект постоянной конституции выглядит слишком серьезным, чтобы быть простой уловкой для использования в своих целях умеренной части сторонников олигархии. Хотя принятие одновременно двух конституционных проектов несло, конечно, и функции компромисса между умеренными и крайними олигархами. Проект постоянной конституции включал в себя изменения настолько радикальные, что не мог быть принят немедленно. Для этого лучше подходила временная конституция, более связанная с существующими государственными институтами.
Умеренные предполагали сформировать лояльный Совет, обладающий решающим правом голоса во всех важных вопросах. Практически, Совет, заседающий, при необходимости, в расширенном составе, заменял собой народное собрание. Этот орган должен был быть регулярно сменяемым и реально объединять всех полноправных граждан. Целью же экстремистов было создание института власти, обладающего реальным суверенитетом, не несущего ответственности перед лицом остального гражданского коллектива, который остается на втором плане, и, к тому же, избираемого на неограниченный срок.
Согласно Аристотелю, оба проекта, предложенные коллегией ста номофетов, были приняты народным собранием. Из Фукидида мы узнаем, что старый Совет пятисот был разогнан также в день народного собрания, после того как граждан, не причастных к заговору, распустили по домам. Это значит, что после собрания в Колоне состоялось по крайней мере еще одно народное собрание, состоявшееся внутри городских стен, очевидно, в своем обычном месте - на Пниксе. Аристотель дает нам датировку роспуска старого Совета: по его сведениям, Совет пятисот был распущен 14 фаргелиона, а Совет четырехсот приступил к исполнению своих обязанностей 22 фаргелиона, то есть через 8 дней. Фукидид описывает произошедшее следующим образом: после того как граждан, не посвященных в заговор, распустили по домам, заговорщики, а также приведенные Писандром в Афины 300 воинов из числа андросцев, тенийцев и каристян, а также некоторое число афинских колонистов с Эгины заняли ключевые точки в городе. Когда они стали на свои позиции, Четыреста, имея под одеждой кинжалы, явились в здание Совета. Их сопровождало 120 молодых воинов - членов гетерий. Войдя, Четыреста потребовали, чтобы заседавшие там члены старого, избранного по жребию Совета покинули помещение, что те и выполнили беспрекословно, причем на выходе выплачивалось жалование за оставшийся им до конца срока магистратуры месяц. Аристотель умалчивает об этих подробностях, из Фукидида же складывается мнение, что Четыреста вступили в должность сразу после избрания. Возможно, для примирения этих версий следует принять гипотезу, согласно которой старому Совету было предложено разойтись, но он медлил, и его разогнали спустя 8 дней.
Так спустя около ста лет после изгнания тиранов в Афинах установилась олигархия. Когда был введен этот государственный строй, Пять тысяч были избраны только для виду, на самом же деле правили государством, войдя в здание Совета, Четыреста вместе с десятью лицами, облеченными неограниченными полномочиями. Это временное правительство приняло форму крайней олигархии и соединило в себе две основные олигархические черты: суверенитет Совета и исключительную магистратуру с абсолютной властью, то есть коллегию десяти стратегов, избираемых, впрочем, также Советом. Совет не имел права изменять конституцию, выработанную законодательной комиссией и принятую народным собранием, - таким образом, это было, в известном смысле, правление согласно закону, однако в остальных вопросах его власть была неограниченной. Совет назначал магистратов, принимал у них отчет, распоряжался финансами, судебная власть также, вероятно, была поделена между Советом и стратегами, во всяком случае, у нас нет упоминаний о судах, относящихся к этому времени. Стратеги избирались из числа лидеров олигархии. Такими были, например, Ферамен, Аристарх и Алексикл. Возможно, что пятью проэдрами, о которых говорит Фукидид, стали основные лидеры переворота: за это говорит как важность этой должности на начальном этапе переворота, так и то, что Фукидид называет имена лидеров олигархии сразу после упоминания о пяти проэдрах. Тогда можно предположить, что ими были Писандр, Антифонт, Фриних, Ферамен и, возможно, Аристарх. Во всяком случае, Фукидид называет Антифонта, Фриниха, Ферамена и Писандра как руководителей переворота, те же имена, за исключением Фриниха, называет и Аристотель, а позже Фукидид перечисляет наиболее реакционных лидеров олигархии - Писандра, Антифонта, Фриниха и Аристарха.
Коллегия девяти архонтов, очевидно, сохранялась во время правления Четырехсот, продолжавшегося около четырех месяцев. Из Аристотеля мы знаем, что олигархи пришли к власти в архонтство Каллия. По-видимому, Каллий оставался архонтом до конца года, а затем эпонимом стал Мнесилох - ставленник олигархов (вероятно, он входил затем в число Тридцати тиранов), остававшийся в этом качестве более двух месяцев, однако после свержения Четырехсот он был заменен Феопомпом, который занимал пост архонта-эпонима остальные 10 месяцев.
Что касается корпуса Пяти тысяч, то вопрос о его существовании достаточно сложен. С одной стороны, Аристотель упоминает о них так, как если бы они реально существовали, с другой стороны, согласно Фукидиду, не делалось попытки опубликовать список Пяти тысяч практически до самого момента свержения режима Четырехсот. В.П.Бузескул высказывает мнение, что список Пяти тысяч мог существовать на самом деле, однако после прихода к власти Совета четырехсот они были оттеснены на второй план и более не принимали активного участия в государственных делах. На это как будто бы указывает сообщение Аристотеля о том, что Пять тысяч были избраны только на словах, - но все-таки были избраны, на что есть некоторые указания и у Фукидида. Однако эти места у Фукидида описывают попытку Четырехсот договориться с войском на Самосе, и заверения посланцев олигархии в том, что участников переворота, которые управляют городом, ... было пять тысяч, а не только четыреста, и что новый порядок предусматривает участие всех граждан поочередно в правлении Пяти тысяч, означают лишь то, что олигархи очень желали, чтобы флот поверил, что все обстоит действительно так. Скорее, существование Пяти тысяч было мистификацией, при помощи которой экстремисты старались выиграть время, необходимое им для переговоров со Спартой.
Фукидид отлично описывает ситуацию, говоря: Четыреста вообще не желали выбирать Пять тысяч и вместе с тем показывать, что выборов не будет. Ведь участие столь многочисленного собрания в управлении государством было бы, конечно, в их глазах не чем иным, как настоящей демократией. Постулировав конституцией существование Пяти тысяч, Четыреста, имевшие право по своему усмотрению обнародовать список гражданского коллектива и созвать народное собрание, были гарантированы от нежелательного вмешательства в свои дела. На наш взгляд, заслуживает внимания точка зрения, согласно которой число 5000 было принято как фиктивное обозначение всех способных исполнять гражданские обязанности, то есть обладающих достаточным имущественным цензом. Ее подтверждает сообщение Лисия о том, что после публикации списка полноправных граждан в нем оказалось девять, а не пять тысяч имен, - вероятно, всех людей, кто потенциально мог претендовать на полные гражданские права, хотя, конечно, из них впоследствии могло быть выбрано 5000 наиболее достойных. Впрочем, этого, вероятнее всего так и не произошло. Скорее, Пять тысяч так и остались фикцией, маской, под которой скрывали свои истинные намерения как экстремисты, так и те силы в Афинах, которые желали свержения Четырехсот.
Итак, олигархический переворот в Афинах произошел успешно, однако это было лишь половиной дела - на Самосе также нужно было во что бы то ни стало установить олигархический строй. Летом 412 г. демос на Самосе восстал против местной землевладельческой верхушки. При поддержке экипажей трех афинских кораблей демократы одержали победу, убив двести сторонников аристократической партии, изгнав около четырехсот и лишив аристократов гражданских прав. Был также произведен передел собственности. Вследствие всего этого афиняне вернули Самосу политическую автономию, потерянную им после восстания 440 г.
Теперь аристократы решили вернуть себе утраченное положение. Схема переворота была в целом такой же, как и в Афинах: в свое время войско на Самосе согласилось с планами Алкивиада и Писандра, выразив готовность поступиться демократией ради мира с Персией и надежды на благоприятный исход войны, также как затем и народное собрание в Афинах. Возвратившись на Самос после своего посольства в Афины, Писандр организовал группу заговорщиков - около трехсот человек из числа местных жителей, которым надлежало стать ядром и основной ударной силой переворота. Они, как и их коллеги в Афинах, начали кампанию террора против лидеров демократии. Эти заговорщики действовали совместно с некоторыми афинскими офицерами из числа сторонников олигархии. Так, по сообщению Фукидида, бывший афинский демагог Гипербол, изгнанный остракизмом 6 лет назад, был убит именно афинянами во главе со стратегом Хармином. Интересно также замечание, что это убийство было произведено с целью связать заговорщиков общим залогом верности. За кампанией террора должен был последовать насильственный захват власти в городе, так как при наличии афинского флота добиться этого законным путем не представлялось возможным. Вероятно, переворот должен был произойти тогда, когда афинских кораблей не будет в гавани. В случае удачного исхода дела как в Афинах, так и на Самосе, и принимая во внимание большое количество сторонников олигархии среди руководства флота, Писандр и другие заговорщики могли рассчитывать на то, что моряки вынуждены будут признать власть нового правительства.
Однако политическая обстановка на Самосе была совсем иной, чем в Афинах. Именно там были сосредоточены основные силы демократов, имевшие к тому же сильных лидеров, таких как Фрасибул и Фрасилл (один из которых был триерархом, а другой - гоплитом), а также Херей, сын Архестрата. Леонт и Диомедонт - стратеги, возглавлявшие флот, которые были назначены на место отстраненных от должности Фриниха и Скиронида также сочувствовали демократии, во всяком случае больше, чем лаконофильскому олигархическому движению. Как только пошли слухи о готовящемся олигархическом перевороте, сторонники демократии начали яростную пропаганду в войске. Леонт и Диомедонт всякий раз, когда эскадра выходила в море, оставляли в гавани несколько кораблей. Поэтому, когда триста самосских заговорщиков все-таки отважились на попытку вооруженного переворота, она была пресечена объединенными силами местной народной партии и афинян, причем особо отличился экипаж Паралии, одного их двух афинских государственных кораблей, состоявший полностью из афинских граждан - сторонников демократии.
Около тридцати заговорщиков погибло в схватке, трое руководителей переворота были изгнаны, однако остальные получили прощение. Столь мягкое решение делает честь демократам и, в то же время, указывает на то, что, в отличие от момента демократического восстания 412 г., политические страсти на Самосе не были сильно накалены, и попытка государственного переворота носила искусственный, чисто заговорщицкий характер. Фукидид ничего не говорит о действиях сторонников олигархии из числа афинян, вероятно, они не принимали участия в попытке переворота; возможно, он был задуман как чисто самосское дело.
Сразу после этих событий Херей отправился на Паралии в Афины, чтобы сообщить о произошедшем, но там у власти уже стояли Четыреста, поэтому как только корабль вошел в Пирей, несколько членов экипажа были арестованы, а остальные переведены на другое военное судно, которое должно было нести сторожевую службу у Эвбеи. Херею, однако, удалось скрыться. Вернувшись на Самос, он сообщил новости из Афин, расписав положение в самых мрачных красках, так что возмущенные моряки и воины едва не устроили избиение всех подозревавшихся в симпатиях к олигархам. Лишь с большим трудом войско удалось удержать от междоусобия, особенно пагубного перед лицом стоявшего в Милете неприятеля. Фрасибул и Фрасилл использовали возникшее негодование, чтобы гарантировать господство демократов во флоте. Все служившие там, и особенно сочувствующие олигархии, а также все граждане Самоса, способные носить оружие, должны были дать клятву быть верными демократии, продолжать войну со Спартой и не вступать ни в какие переговоры с правительством Четырехсот. Все находившиеся под подозрением стратеги и триерархи были смещены, а на их место избраны новые. Среди новоизбранных находились Фрасибул и Фрасилл.
Неизвестно, был ли Фрасилл раньше в дружественных отношениях с Алкивиадом, но именно он взял на себя задачу добиться его возвращения и сумел убедить флот в необходимости этого шага. После того как Фрасилл лично отправился за Алкивиадом ко двору Тиссаферна и доставил его на Самос, тот также был избран стратегом.
Алкивиад вновь, как и прежде, обещал доставить афинянам дружбу Тиссаферна и его денежную поддержку. Перестав быть просто частным лицом, он повел тонкую игру, о которой очень хорошо сказал Фукидид: Алкивиад сумел устрашить Тиссаферна афинянами, а афинян - Тиссаферном. Впрочем, их цели на данном этапе совпадали: Алкивиад стремился привлечь Тиссаферна на свою сторону, или хотя бы добиться, чтобы он перестал помогать Спарте, а Тиссаферн хотел максимально затянуть войну, с тем чтобы афиняне и спартанцы как можно больше ослабили друг друга. Поэтому он сократил денежную помощь пелопоннесскому войску и вернул финикийскую эскадру из 147 кораблей, шедшую на соединение с флотом в Милете. Алкивиад же не преминул поставить все это себе в заслугу и тем укрепить свое положение у афинян.
Между тем, дела Четырехсот складывались не лучшим образом. Сразу после своего прихода к власти они отправили два посольства - одно в Декелею, к спартанскому царю Агису, а другое на Самос. Фукидид подробно рассказывает о ходе переговоров со Спартой, однако не называет выдвигавшихся условий, зато их называет Аристотель, в целом, повествующий о тех событиях крайне скупо. Четыреста рассчитывали заключить мир на условиях status quo - следует помнить, что проливы тогда еще находились в руках афинян. Однако Агис не верил в окончательный отказ афинян от демократии и при этом надеялся, что в условиях гражданской смуты он сумеет одержать легкую победу, вынудив противников принять все его условия, или даже захватив Длинные стены с налета. Поэтому он вызвал подкрепление и с войском подступил к Афинам, однако стены тщательно охранялись и взять их не представлялось возможным, пелопоннесское войско понесло потери от вылазки афинских всадников, и Агис счел за лучшее вернуться в Декелею. После этой неудачи Агис стал более сговорчивым и согласился пропустить афинское посольство в Лакедемон. Послы во главе с Антифонтом и Фринихом не смогли, однако, добиться от Спарты хоть сколько-нибудь приемлемых условий. Из Аристотеля мы знаем, что лакедемоняне потребовали, чтобы афиняне отказались от владычества на море, то есть, по-видимому, распустили морской союз.
Посольство на Самос также не имело успеха. Узнав о подавлении олигархического переворота и антиолигархических настроениях в войске, послы решили задержаться на Делосе. Они прибыли на Самос уже после возвращения Алкивиада. Попытка привлечь войско на сторону Четырехсот, убеждая его, что в Афинах под давлением необходимости установлена умеренная олигархия, не удалось. Наоборот, воины, придя в ярость, хотели расправиться с послами и немедленно выступить в поход на Пирей, и только Алкивиаду, благодаря его огромному влиянию, удалось удержать войско от этих опрометчивых шагов, ведь нападение флота на Афины означало потерю Ионии и Геллеспонта. Кроме того, уничтожение олигархии Четырехсот подобным способом подразумевало восстановление крайней демократии, что никак не могло понравиться Алкивиаду. Его больше устраивало примирение партий и поиск компромиссного решения, которое могло бы выразиться в форме умеренно олигархического государственного устройства. Именно к этому и сводились его предложения: он был согласен с существованием Пяти тысяч, то есть с идеей ограничения гражданского коллектива лицами зевгитского ценза, а также с отменой системы государственных выплат, но при условии устранения Четырехсот и восстановления прежнего Совета пятисот. В этом случае он, Алкивиад, становился посредником между враждующими партиями, общенародным лидером, поддерживающим, благодаря своему авторитету, единство в государстве, спасителем отечества - в общем, занял бы то положение, которое занимал некогда Перикл, что не могло, конечно, быть для него самоцелью, но открывало много новых возможностей для его честолюбивых замыслов.
Позиция флота сделала положение олигархов отчаянным: они не могли заключить договор со Спартой без гарантии, что он будет принят на Самосе, с другой стороны, моряки могли легко перекрыть снабжение Афин продовольствием. Режим Четырехсот с его террором и тираническими замашками не вызывал любви у большинства афинских граждан, согласившихся терпеть его лишь в надежде на скорый мир, которая в сложившихся обстоятельствах становилась все более иллюзорной.
Результат переговоров с Алкивиадом привел к расколу в олигархическом лагере и даже среди самих Четырехсот. Фракцию умеренных, стоявших за установление строя Пяти тысяч не на словах, а на деле, возглавили таксиарх Аристократ и стратег Ферамен. К числу их сторонников принадлежал член Совета четырехсот Поллистрат и ряд других видных представителей олигархического лагеря. Лисий в пассаже, посвященном очернению Ферамена, говорит, что Ферамен, как и его отец Гагнон, был абсолютно лоялен по отношению к крайней олигархии до тех пор, пока ее положение не оказалось шатким в связи с событиями на Самосе. Это, а также то, что он оказался оттертым на второй план Писандром и другими, заставило его присоединиться к Аристократу. Взгляд на шаткость олигархии Четырехсот как на основной побудительный мотив лидеров фракции умеренных высказывает и Фукидид. Однако Диодор Сицилийский называет в качестве лидера умеренных только Ферамена и говорит, что он был единственным в Афинах, кто защищал возвращение Алкавиада. Аристократ, сын Скеллия, происходил из семьи, которая если и не принадлежала точно к родовой аристократии, то была известна в Афинах на протяжении нескольких поколений. Впервые он появляется как один из тех, кто давал клятву при заключении Никиева мира. Аристократ был стратегом уже в 413/12 г. В отличие от Ферамена, Аристократ сохранил пост стратега после возвращения в Афины Алкивиада. Это указывает на то, что он был связан с обстоятельствами олигархического переворота меньше, чем Ферамен. Позже Аристократ был казнен в числе других стратегов, обвиненных Фераменом после битвы при Аргинуссах.
Недовольные начали собираться на сходки и резко критиковать правительство, не без основания опасаясь, что оно может предать интересы государства ради сохранения власти. Действительно, в сложившихся обстоятельствах у экстремистов был единственный шанс удержаться - капитулировать перед Спартой. Однако рассчитывать, что основная масса граждан согласится на мир любой ценой, было нельзя. Поэтому сразу после возвращения посольства с Самоса, но еще до отправления Антифонта и Фриниха в Спарту началось строительство укрепления на Ээтионейской косе - выступающем в море молу Пирея, вдоль которого проходил ведущий в гавань фарватер. Новое укрепление смыкалось со старой стеной у одной из двух башен, запиравших вход в порт, и захватывало продовольственный склад, выстроенный еще Периклом, куда поступало все привозное зерно. Укрепление было устроено так, что небольшое количество засевших там воинов могло контролировать вход в гавань Пирея. Таким образом, экстремисты создавали себе цитадель, которую, в отличие от Акрополя, можно было оборонять сколь угодно долго, имея располагающих флотом союзников. Официально новое укрепление должно было преграждать вход в Пирей в случае нападения самосской эскадры, но (во всяком случае, по утверждению Ферамена) оно было предназначено для того, чтобы иметь возможность в любой момент впустить пелопоннесский флот.
Экстремистов возглавляли Фриних, Писандр, Антифонт и Аристарх, которого Фукидид называет самым отъявленным врагом демократии. По Ксенофонту, ответственными за строительство укрепления на Ээтионейской косе были стратеги Аристарх, Меланфий и Аристотель. Видимо, они действительно руководили строительством, в то время как Фриних и Антифонт находились с посольством в Спарте.
Пока шли переговоры, Ферамен и его группировка вели агитационную работу, настраивая горожан против Четырехсот и обвиняя их в намерении предать родину. Здесь против олигархов впервые обратилось их собственное оружие - политический заговор. Из Фукидида мы знаем об узком круге заговорщиков, тайно собиравшихся в частных домах. Их поддерживали многие гоплиты, а также периполы - воины пограничной охраны, среди которых, по-видимому, было немало наемников. Гермон, начальник стоявшего в Мунихии отряда периполов, был одним из заговорщиков и принимал впоследствии активное участие в свержении Четырехсот. Именно руками периполов было произведено устранение Фриниха, только что вернувшегося из Спарты. Он был заколот на рыночной площади, одному из его убийц удалось скрыться, другой аргосец родом, был схвачен, но даже под пыткой не назвал имен заговорщиков, признав, однако, само существование разветвленного заговора. Никаких мер со стороны правительства, впрочем, принято не было. Скорее всего, для этого не хватило времени. Появление у Эвбеи пелопоннесского флота Агесандрида вызвало мятеж среди гоплитов, строивших укрепление в Пирее. Его возглавил Аристократ, находившийся там со своим отрядом. Они арестовали стратега Алексикла, которого Фукидид считает более других связанным с тайными гетериями. Ферамен, прибывший в Пирей вместе с Аристархом и несколькими всадниками для переговоров, перешел на сторону мятежников. С его благословения гоплиты и толпы жителей Пирея разрушили укрепления на Ээтионее. На следующий день гоплиты приняли решение наступать на город и уже выстроились в боевой порядок у храма Диоскуров (на южной стороне Акрополя), когда к ним пришли для переговоров представителя Четырехсот которые уверяли, что Пять тысяч будут вот-вот назначены, и они сами изберут новый Совет четырехсот из своей среды, а до тех пор просили не губить город. Положение действительно было крайне опасным: пелопоннесцы действительно могли напасть в любой момент, поэтому было решено в определенный срок назначить народное собрание в театре Диониса, чтобы мирно уладить все споры.
Однако в назначенный день пришли вести о появлении сорока двух пелопоннесских кораблей у Саламина, что заставило граждан немедленно устремиться в Пирей, ожидая неминуемого нападения. Возможно, Агесандрид, командующий спартанским флотом, на самом деле действовал по тайному сговору с Фринихом и Антифонтом, а может быть, он крейсировал близ Афин по собственному решению, выжидая благоприятного момента для нападения. Так или иначе, но Ээтионейское укрепление было уничтожено, и афиняне занимали места на стенах и боевых кораблях, поэтому Агесандрид не рискнул нападать на Афины и направился к Оропу, захваченному незадолго до того беотийцами. Создавшаяся угроза владычеству афинян над Эвбеей заставила их срочно направить флот под командованием стратега Фимохара. Он насчитывал всего 36 кораблей с наспех собранным и плохо обученным экипажем, и практически сразу по прибытии в Эретрию Агесандрид атаковал его и разгромил наголову . Было захвачено 22 афинских корабля, эретрийцы перебили всех афинян, пытавшихся укрыться в городе, за исключением сумевших добраться до афинского укрепления. Вслед за этим вся Эвбея отложилась от афинян.
Известие о поражении вызвало в Афинах даже большее смятение, чем сицилийская катастрофа: потеря Эвбеи сильно осложняла снабжение города продовольствием, кроме того, можно было со дня на день ожидать нападения пелопоннесцев. Это был конец олигархии Четырехсот: народное собрание, собравшись в обычном месте - на Пниксе, постановило отстранить Четыреста и передать власть Пяти тысячам, а также вернуть из изгнания Алкивиада и некоторых других изгнанников.
Писандр, Алексикл и другие лидеры крайних олигархов бежали в Декелею, за исключением Антифонта, Архептолема и Ономакла, которые были схвачены и казнены. Стратег Аристарх с отрядом из лучников-варваров подошел к афинскому укреплению Эпое на границе с Беотией и, обманув гарнизон сообщением о якобы заключенном мире, передал его беотийцам. В целом, переход власти произошел практически бескровно.
Фукидид сообщает, что народное собрание, утвердившее отмену режима Четырехсот и передачу власти Пяти тысячам, то есть лицам, способным приобрести тяжелое вооружение, подтвердило отмену государственной оплаты гражданских обязанностей. Как мы знаем из Лисия, список полноправных граждан включал 9000 человек. И Фукидид, и Аристотель сходятся на том, что этот государственный строй представлял собой благоразумное смешение олигархии и демократии и являлся действительно хорошим или даже самым лучшим у афинян. Деталей, однако, мы практически не знаем.
Вслед за первым народным собранием последовали другие, на которых были назначены номофеты, и принята новая конституция. У.Фергюсон выдвигает теорию, согласно которой конституция, изложенная у Аристотеля, была принята в июне 411 г., но заморожена до падения Четырехсот, а затем, в сентябре 411 г., она утверждается народным собранием без изменений. Ю.Белох же вообще считает, что описанный у Аристотеля проект относится ко времени правления Пяти тысяч, а не Четырехсот.
Возможно, некоторые из положений, содержащихся в постоянной конституции, были действительно приняты в новом законодательстве. В тексте Афинской политии говорится о реформе аппарата, управляющего финансами, согласно которой, число эллинотамиев увеличивалось до 20, причем теперь они должны были следить не только за союзными, но и за внутренними финансами, заменяя, таким образом, колакретов. Нет прямых свидетельств, что подобное положение установилось именно при Пяти тысячах, однако оно уже существовало при восстановленной демократии в 410/409 г. Однако согласно тому же месту в Афинской политии, казначеи Богини должны объединиться в единый корпус с казначеями других богов, хотя в действительности эта реформа была проведена только в 406/405 г., таким образом, по крайней мере в одном случае конституция Пяти тысяч расходится с постоянной конституцией, описанной Аристотелем.
Кроме того, существует еще ряд моментов, делающих сомнительной прямую преемственность между проектом, который приводит Аристотель, и реально существовавшей конституцией Пяти тысяч. Согласно постоянной конституции, стратеги входили в состав Буле, причем принцип ротации предусматривал, чтобы никто не мог занимать должность стратега чаще, чем раз в четыре года. Могли ли Афины в тот момент позволить себе обходиться без услуг Алкивиада каждые три года из четырех? Не говоря уже о том, что такое положение вещей никогда не устроило бы самого Алкивиада, с мнением которого вожди умеренных должны были считаться. Наконец, одним из поставленных Алкивиадом условий было возвращение к Совету пятисот. Видимо, оно было выполнено: в декрете Демофанта, относящемся к 410 г., говорится о Совете пятисот, избранном по жребию, в противоположность предыдущему - Совету пятисот, существовавшему при Пяти тысячах и избранному другим способом, очевидно, голосованием.
Вопрос о существовании народного собрания в период правления Пяти тысяч более сложен. Фукидид говорит о частых заседаниях экклесии. Однако они носят скорее экстраординарный характер и обусловлены необходимостью принять новое законодательство. В преамбуле к декрету Андрона относительно суда над Антифонтом, Архептолемом и Ономаклом говорится о Буле, но об экклесии не упоминается. Аристотель, противопоставляя Пять тысяч режиму Четырехсот, замечает, что при последних никакие дела никогда не предоставлялись на рассмотрение граждан. Это предполагает обратную ситуацию во время правления умеренных. Вероятно, экклесия была все-таки восстановлена в сентябре 411 г., хотя участие в ней было ограничено зевгитским цензом.
Переход власти в руки умеренных способствовал стабилизации положения. Не случись этого, Афины, скорее всего, стали бы добычей спартанцев уже в 411 г. Главная заслуга здесь принадлежит, конечно, Ферамену. Крайние олигархи никогда не могли простить ему, что он в решающий момент предпочел интересы Афин интересам партии, и обвинили его в измене, называя котурном. Между тем, государственный строй, созданный им, был отнюдь не демократией, а господством среднего класса. Вскоре, однако, ему пришлось убедиться, что афинский средний класс не был достаточно силен, чтобы удержать доставшуюся ему власть . Война продолжалась, и афинское государство продолжало зависеть в ней от гребцов военного флота, исключенных, согласно новой конституции, из состава полноправных граждан. В мае 410 г. спартанский флот был наголову разгромлен афинянами под предводительством Алкивиада в битве при Кизике, и в конце июня 410 г. старая демократия в полном объеме была, без всякого сопротивления, восстановлена. Ферамена в тот момент уже не было в городе. Очевидно, он понимал безвыходность создавшегося положения и предпочел отправиться в действующую армию. В мае 410 г. мы находим его во главе отряда из тридцати триер, оставленного Алкивиадом на Боспоре для охраны проливов. Лучшая конституция была отменена, просуществовав менее девяти месяцев.
Список литературы
1. Владимирский М. Ю. Афинская олигархия