Автор и его идеи в рассказах Шукшина творчество в жизни шукшинских героев
СОДЕРЖАНИЕ: В. М. Шукшин часто размышлял о творчестве, задумывался над вопросами о социальном статусе и мотивах творчества, о роли творчества в жизни человека, о природе творчества, о творчестве и псевдотворчестве. Сама творческая деятельность Шукшиным немного идеализируется. Шукшина творческая личность удивляет и восхищает.В. М. Шукшин часто размышлял о творчестве, задумывался над вопросами о социальном статусе и мотивах творчества, о роли творчества в жизни человека, о природе творчества, о творчестве и псевдотворчестве. Сама творческая деятельность Шукшиным немного идеализируется. Шукшина творческая личность удивляет и восхищает. Тщеславие, зависть, жадность, корысть и т. п., по его мнению, движущими силами творчества не могут быть.
Художник не начинает книгу с дурными намерениями; действительно, художник хочет заработать деньги — они нужны ему, но не из-за денег он творит (Нравственность есть правда). Тот, кто хочет себя показать, не забирается далеко, а норовит поближе к большим дорогам или вовсе — на людскую площадь, там заметят (Мастер). Конечно, творчество для шукшинских героев — это и путь самоутверждения, и способ манифестации собственной значимости, и демонстрация собственных способностей, но все это второстепенно и не определяет сути творчества. У Мони Квасова (Упорный) ощущение собственного величия и огромности сделанного изобретения возникает только после рождения и оформления идеи. Случается и иначе: вначале — единственно желание показать себя, только мечты и планы (И разгулялись же кони в поле, Шире шаг, маэстро!). Но не выходит ничего из мечтаний, и неосознанный акт творчества гаснет, так и не начавшись. Константин Смородин (Пьедестал) творит из жажды славы и признания. Смородину же очень хотелось взорваться — чтобы о нем заговорили, заговорили о его картинах, рисунках…. Но одного честолюбия оказывается недостаточно; творчество, порожденное тщеславием, иллюзорно; для настоящего творчества необходимо еще что-то, непонятное, ускользающее, таинственное.
Все шукшинские персонажи в своем творчестве выходят за сложившиеся рамки, загребают против течения, вынуждены добывать признание своим идеям и доказывать собственную значимость. Постоянно бьющийся лбом о человеческую глупость и тупость Князев всюду суется со своими тетрадями, ему говорят, что это вздор, чепуха, бред, пытаются отговорить, но все без толку. Моню Квасова убеждают и отговаривают от затеи изобрести вечный двигатель. Семен Рысь спорит со специалистами, доказывающими нецелесообразность восстановления красавицы-церкви. Только в постоянной конфронтации возможно творчество, которое становится выходом (или попыткой выхода) из некоторой сложившейся системы принципов и ценностей, ее преобразованием, налаживанием новых межличностных отношений.
Для Шукшина творчество настолько священно и таинственно, что он сомневается в своем праве творить и задает вопрос, который будет задавать себе всю жизнь: А что я такое знаю, чего не знают другие, и что дает мне право рассказывать? Я знаю, как бывает в степи ранним летним утром: зеленый тихий рассвет. В низинах легкий, как дыхание, туман. Тихо. Можно лечь лицом в пахучую влажную траву, обнять землю и слушать, как в ее груди глубоко шевелится огромное сердце. Многое понимаешь в такие минуты… (Воскресная тоска). Право на творчество дает понятое и прочувствованное многое, а знание лишь помогает это многое понять. Почти эротичный характер приведенного фрагмента позволяет предположить, что многое — это любовь: любовь к матери-природе, к матери-земле, к людям, на ней живущим. Любовь оказывается движущей силой творчества. Действительно, творческие герои Шукшина любят: Моня Квасов, упрямо изобретающий вечный двигатель, любит людей, хотя знает, что они смеются над его упрямством (Упорный). У Васеки, часами работающего над фигуркой Разина, перехватывало горло от любви и горя … Он любил свои родные края, горы свои, Захарыча, мать … всех людей. И любовь эта жгла и мучила — просилась из груди. И не понимал Васека, что нужно сделать для людей. Чтобы успокоиться. (Стенька Разин). Нет творчества без любви, как нет писателя без искренней тревожной думы о человеке, о добре, о зле, о красоте… (Как я понимаю рассказ).
В нескольких шукшинских рассказах (Воскресная тоска, Артист Федор Грай, Крыша над головой) показаны образцы псевдоискусства, созданные по устоявшимся творческим моделям. Есть много схем творчества, творческих штампов, и художник обращается часто именно к ним, ведь схема удобна: она уже опробована, отработана, признана, ее применение защищает от случайностей и гарантирует успех у публики, т. к. именно эта схема, это решение в данный момент является творческим. Но как раз в этом-то и заключается опасность для настоящего искусства и творчества, поскольку все удобное мешает искусству, схема гнет автора в бараний рог (Нравственность есть правда). Запрограммированная схема всегда несет в себе заданность, из которой не выпрыгнуть, ограничивает широту осмысления жизни, идет по следам жизни или, что еще хуже, по дорогам литературных представлений о жизни, не дает рассуждать и размышлять (Если бы знать…).
В замечательных произведениях Василия Шукшина важное место занимает проблема конфликтности социального бытия творческой личности. Творческого героя от окружающих автор сразу же отделяет и указывает на странности его характера, образа мыслей, поведения. Даже обликом отличаются эти герои. Семен Рысь совсем не богатырь на вид — длинный, худой, носатый. Васека — длинный и нескладный, с большим утиным носом. Белобрысый и скуластый Моня Квасов с глубокими маленькими глазками и большой нижней челюстью, сильно выделяющейся и подчеркивающей его упрямый характер. Так автор устанавливает связь: творец — общество, часто перерастающую в открытый конфликт.
У Шукшина к своим творческим героям разное отношение: доброе или насмешливое сочувствие, искреннее уважение, сострадание, неприязнь, однако все эти чувства с оттенком неподдельного изумления. Творчество… Так и осталось творчество для Шукшина великой и непостижимой тайной.