Дон кихот сервантеса энциклопедия испанской жизни
СОДЕРЖАНИЕ: Актуальность проблемы исследования: Привилегированная страна рыцарства стала родиной писателя – Мигеля де Сервантеса Сааведра (1547-1616), автора последнего рыцарского романа Дон Кихот (1605), затмившего собой все предшествующие образы и книги и прервавшего, как ему казалось, их литературный родДОН КИХОТ СЕРВАНТЕСА - ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ИСПАНСКОЙ ЖИЗНИ
XVI
-
XVII
В.В.
СОДЕРЖАНИЕ
[1] .
Имя рыцаря печального образа стало нарицательным, так же как и имя его верного оруженосца Санчо Пансы. Влияние этого романа ощутили на себе величайшие писатели всех европейских литератур. В России первое упоминание романа встречается в 1720 г.
Мигель де Сервантес Сааведра – испанский писатель-гуманист эпохи «трагического» Возрождения. Роман Сервантеса «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» – пародия на рыцарский роман, своеобразная энциклопедия испанской жизни XVII в., произведение с глубоким социальным и философским содержанием. Герой романа – разорившийся идальго, в странностях которого гораздо больше человечности, справедливости и благородства, чем в разумных поступках многих других персонажей. Под влиянием старых рыцарских романов он отправляется в странствия по Испании.
Его оруженосец крестьянин Санчо Панса является воплощением народного здравого смысла, юмора, лукавства, мнимые же подвиги Дон Кихота, совершаемые во имя высоких принципов, подчас олицетворяют невозможность торжества гуманистических идеалов в несправедливо устроенном обществе. Многоплановый роман Сервантеса породил много различных толкований его философского смысла и историко-литературного значения. Имя Дон Кихота стало нарицательным для обозначения благородных, но бесплодных усилий.
Казалось бы, Дон Кихот с его комичным идеализмом вообще не должен вписываться в наше прагматичное, лишённое какой-либо сентиментальности время. Он считает своим долгом помогать страждущим.
Избитый и поверженный теми, кому хотел прийти на помощь, он поднимается, вновь садится на своего тощего коня и вновь отправляется в путь – помогать всем, кто, как он считает, нуждается в его участии. О себе он думает меньше всего, его мысли и дела направлены на бескорыстную помощь людям… И вот уже четыре столетия подряд человечество пытается разобраться, кто же такой Дон Кихот – мудрец или безумец?
С первых дней своего существования и по сей день роман Сервантеса порождает диаметрально противоположные суждения и трактовки
Целью курсовой работы является изучить произведение Сервантеса Дон Кихот как энциклопедию испанской жизни XVI-XVII в.в.
Итак, на основе вышеизложенного, объектом нашего исследования является: роман Сервантеса «Дон Кихот» как одно из величайших произведений мировой литературы.
Предмет исследования: значение «Дон Кихота» в отображении жизни Испании на рубеже феодальной и капиталистической эпох.
Поставленная цель определила ряд конкретных задач исследования:
1. изучить испанскую культуру эпохи Возрождения;
2. проанализировать образ Дон Кихота как вечный образ Печального Рыцаря в мировой литературе;
3. рассмотреть рыцарство сервантесовкой Испании;
4. раскрыть изображение социально-культурной жизни в произведении Сервантеса «Дон Кихот».
Методы исследования:
· обработка и анализ научных источников;
· анализ научной литературы, учебников и пособий по истории, литературе, культурологии др.;
Структура работы разработана в соответствии с поставленной целью и основными задачами, состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка.
1. «ДОН-КИХОТ» НА ФОНЕ ИСПАНИИ XVI-XVII В.В.
1.1. Испанская культура эпохи Возрождения.
Завершение реконкисты и объединение Кастилии и Арагона дали мощный толчок развитию испанской культуры. В XVI-XVII столетиях она пережила период расцвета, известный под названием «золотого века».
В конце XV и первой половине XVI в. в Испании сделала большие успехи передовая мысль, проявившая себя не только в сфере художественного творчества, но и в публицистике и учёных трудах, проникнутых свободомыслием. Реакционная политика Филиппа II нанесла испанской культуре тяжёлый удар. Но реакция не смогла задушить творческих сил народа, которые проявили себя в конце XVI – первой половине XVII в. преимущественно в области литературы и искусства[2] .
Испанская культура эпохи Ренессанса имела глубокие народные корни. То, что кастильский крестьянин никогда не был крепостным, а испанские города рано завоевали свою независимость, создало в стране достаточно широкий слой людей, обладавших сознанием собственного достоинства.
Хотя благоприятный период в развитии городов и части крестьянства Испании был очень кратким, наследие героических времён продолжало жить в сознании испанского народа. В этом заключался важный источник высоких достижений классической испанской культуры.
Однако Возрождение в Испании носило более противоречивый характер, чем в других европейских странах. В Испании не произошло такого резкого разрыва с феодально-католической идеологией средних веков, какой совершился, например, в итальянских городах в эпоху подъёма их экономической жизни и культуры. Вот почему даже такие передовые люди Испании, как Сервантес и Лопе де Вега, не порывают до конца с католической традицией.
Испанские гуманисты первой половины XVI в.
Представители передовой мысли в Испании, действовавшие в первой половине XVI в., получили название «эразмистов» (по имени знаменитого гуманиста Эразма Роттердамского). Среди них нужно назвать прежде всего Альфонсо де Вальдеса (умер в 1532 г.), автора острых и язвительных диалогов в духе греческого сатирика Лукиана, в которых он нападает на папский престол и католическую церковь, обвиняя их в корыстолюбии и распущенности. С Эразмом был связан и выдающийся испанский философ Хуан Луис Вивес (1492–1540)[3] .
Уроженец Валенсии, Вивсс учился в Париже, жил в Англии и Фландрии. Он принимал участие в общеевропейском движении гуманизма. Уже в одной из ранних своих работ – «Торжество Христа» Вивес даёт критику аристотелевской схоластики, противопоставляя ей философию Платона в духе итальянских философов эпохи Возрождения.
Более важно то обстоятельство, что, отвергая средневековую схоластику, Вивес выдвигает на первый план опыт: наблюдение и эксперимент позволяют проникнуть в глубь природы, открывают путь к познанию мира. Таким образом, Вивес является одним из предшественников Френсиса Бэкона. Человек занимает центральное место в его концепции. Вивесу принадлежит важная роль в развитии психологии как науки. В своей работе «О душе и жизни» он подробно рассматривает проблему восприятия.
В памфлете «Мудрец» Вивсс даёт гуманистическую критику старых схоластических методов преподавания и развивает прогрессивную педагогическую систему, включающую изучение классических языков, истории и естественных наук. Луис Вивес являлся также сторонником женского образования[4] .
Другим испанским мыслителем, выступившим против схоластики и препарированного схоластами Аристотеля, был Франсиско Санчсс (1550–1632). Однако в отличие от Луиса Вивеса дух свободного исследования приводит Санчеса к скептицизму. Его главное сочинение называется «О том, что знания нет» (1581 г.). Исследуя противоречия, заключённые в процессе человеческого познания, Санчес приходит к чисто негативному тезису: всё, что мы знаем, – недостоверно, относительно, условно. Такой пессимистический тезис, выдвинутый в эпоху крушения средневековых порядков и догматических представлений, не был редкостью, особенно в Испании с её острыми общественными противоречиями и суровыми условиями жизни.
Народная поэзия
XV век был для Испании веком расцвета народного творчества. Именно к этому времени относится появление множества романсов. Испанский романс – национальная поэтическая форма, представляющая собой краткое лирическое или лирико-эпическое стихотворение. В романсах воспевались подвиги героев, драматические эпизоды борьбы с маврами. Лирические романсы изображали в поэтическом свете любовь и страдания влюблённых. В романсах отразились патриотизм, свободолюбие и поэтический взгляд на мир, свойственный кастильскому крестьянину.
Народный романс оплодотворил развитие испанской классической литературы, стал почвой, на которой поднялась великая испанская поэзия XVI–XVII вв.
Гуманистическая поэзия
В Испании, как и в других странах, литература эпохи Возрождения сложилась на основе синтеза национального народного творчества и передовых форм гуманистической литературы. Один из первых поэтов испанского Возрождения – Хорхе Манрике (1440– 1478) был создателем гениальной поэмы «Куплеты на смерть моего отца». В торжественных строфах своего произведения он говорит о всесилии смерти и прославляет подвиги бессмертных героев.
Уже в XV в. в испанской поэзии появилось аристократическое направление, стремившееся создать «учёную лирику» по образцу литературы итальянского Возрождения. К этому направлению принадлежал крупнейший поэт раннего испанского Возрождения Гарсиласо де ла Вега (1503–1536). В своей поэзии Гарсиласо следовал традициям Петрарки, Ариосто и особенно знаменитого пасторального поэта Италии Саннадзаро. Самое ценное в поэзии Гарсиласо – его эклоги, в которых изображалась в идеализированной форме жизнь влюблённых пастухов на лоне природы.
Широкое развитие получила в испанской поэзии эпохи Возрождения религиозная лирика. Главой плеяды так называемых поэтов-мистиков был Луис де Леон (1527–1591). Августинский монах и доктор теологии в университете Саламанки, ортодоксальный католик, он тем не менее был обвинён в ереси и брошен в тюрьму инквизиции, где его продержали свыше четырёх лет. Ему удалось доказать свою невиновность, но судьба поэта сама по себе говорит о наличии в его произведениях чего-то большего, чем простое повторение религиозных идей[5] .
Великолепная лирика Луиса де Леона заключает в себе глубокое общественно значимое содержание. Он остро чувствует дисгармонию жизни, где царствуют «зависть» и «ложь», где судят неправедные судьи. Он ищет спасения в уединённой созерцательной жизни на лоне природы (ода «блаженная жизнь»).
Луис де Леон был не единственным поэтом, которого преследовала инквизиция. В её застенках подверглись мучительным пыткам многие талантливые сыны испанского народа. Один из таких поэтов, Давид Абенатор Мэло, которому удалось вырваться на свободу и бежать в Голландию, писал о своём освобождении: «На волю из тюрьмы, из гроба вышел разбитым».
Во второй половине XVI в. в Испании возникает попытка создать героическую эпопею. Алонсо де Эрсилья (1533–1594), вступивший в испанское войско и сражавшийся в Америке, написал большую поэму «Араукана», в которой он хотел воспеть подвиги испанцев. В качестве образца Эрсилья избрал классическую поэму Вергилия «Энеида». Огромное, хаотическое произведение Эрсильи неудачно как целое. Оно изобилует бутафорскими образцами и условными эпизодами. В «Араукане» прекрасны лишь те места, где изображаются отвага и решимость свободолюбивых арауканов, индейского племени, защищавшего свою независимость от испанских конкистадоров.
Если форма эпической поэмы на античный лад не годилась для отражения событий современности, то сама жизнь выдвигала другой эпический жанр, более пригодный для их изображения. Этим жанром был роман.
Испанский роман
С начала XVI в. в Испании получили широкое распространение рыцарские романы. Необузданная фантастика этих поздних созданий феодальной литературы отвечала некоторым сторонам психологии людей Возрождения, которые пускались в рискованные плавания и скитались по отдалённым странам. Во второй половине XVI в. пасторальный мотив, введённый в испанскую литературу Гарсиласо де ла Вега, также получил развитие в форме романа. Здесь необходимо упомянуть «Диану» Хорхе де Монтемайора (написана около 1559 г.) и «Галатею» Сервантеса (1585 г.). В этих романах по-своему преломляется тема «золотого века», мечта о счастливой жизни на лоне природы. Однако наиболее интересным и оригинальным типом испанского романа был так называемый плутовской роман (novelа рiсаrеsса)[6] .
В этих романах отразилось проникновение в испанскую жизнь денежных отношений, разложение патриархальных связей, разорение и обнищание народных масс.
Начало этому направлению испанской литературы было положено «Трагикомедией о Калисто и Мелибее», более известной под названием «Селестина» (около 1492 г.). Эта новелла (во всяком случае в основной своей части) написана Фернандо де Рохасом. Через 60 лет после появления «Селестины», в 1554 г., одновременно в трёх городах вышел в свет в виде маленькой книжечки первый законченный образец плутовского романа, оказавший большое влияние на развитие европейской литературы, знаменитый «Ласарильо с Тормеса». Это история мальчика, слуги многих господ. Защищая своё право на существование, Ласаро вынужден прибегать к хитроумным уловкам и постепенно превращается в законченного плута.
Отношение автора романа к своему герою двойственно. Он видит в плутовстве проявление ловкости, смётки и изобретательности, недоступных людям средневековья. Но в Ласаро ярко проявились и отрицательные качества нового человеческого типа. Сила книги в откровенном изображении общественных отношений Испании, где под сутаной и дворянским плащом таились самые низменные страсти, вызванные к жизни лихорадкой наживы.
Продолжателем безвестного автора «Ласарильо с Тормеса» был выдающийся писатель Матео Алеман (1547—1614), автор самого популярного плутовского романа «Приключения и жизнь плута Гусмана де Альфараче, дозорная башня человеческой жизни»[7] .
Книга Матео Алемана отличается от романа его предшественника широтой общественного фона и более мрачной оценкой новых общественных отношений. Жизнь нелепа и цинична, утверждает Алеман, страсти ослепляют людей. Только победив в себе эти нечистые устремления, можно жить разумно и добродетельно. Алеман – сторонник стоической философии, унаследованной мыслителями эпохи Возрождения от древнеримских авторов.
Мигель де Сервантес. Плутовской роман представляет ту линию в развитии испанской литературы, которая с особой силой подготовила торжество реализма Сервантеса.
Творчество величайшего испанского писателя Мигеля де Сервантеса Сааведра (1547–1616) – основоположника новой испанской литературы – возникло на почве синтеза всех достижений предшествующего её развития. Он поднял испанскую и вместе с тем мировую литературу на новую высоту.
Молодость Сервантеса была овеяна авантюрным характером его времени. Он жил в Италии, участвовал в морском бою при Лепанто, попал в плен к алжирским пиратам. В течение пяти лет Сервантес предпринимал одну героическую попытку за другой, чтобы вырваться на свободу. Выкупленный из плена, он вернулся домой бедняком. Видя невозможность существовать литературным трудом, Сервантес вынужден был стать чиновником. Именно в этот период своей жизни он лицом к лицу столкнулся с прозаической реальной Испанией, со всем тем миром, который так блестяще изображён в его «Дон-Кихоте»[8] .
Сервантес оставил богатое и разнообразное литературное наследие. Начав с пасторального романа «Галатея», он вскоре обратился к сочинению пьес. Одна из них – трагедия «Нумансия» рисует бессмертный героизм жителей испанского города Нумансии, сражающихся против римских легионов и предпочитающих гибель сдаче на милость победителей. Опираясь на опыт итальянской новеллистики, Сервантес создал оригинальный тип испанской новеллы, сочетающей широкое изображение жизни с поучением («Назидательные новеллы»).
Но всё созданное им меркнет перед его гениальным произведением «Хитроумный идальго Дон-Кихот Ламанчский» (1605–1615 гг.). Сервантес ставил перед собой скромную задачу – уничтожить влияние фантастических и далёких от жизни рыцарских романов. Но великолепное знание народной жизни, зоркая наблюдательность и гениальная способность к обобщению привели к тому, что он создал нечто неизмеримо более значительное.
1.2. Сервантес Дон Кихот – вечный образ в литературе.
Жизнь Сервантеса, творца «Дон-Кихота», была нелегкой. Он происходил из обнищавшей дворянской семьи. Хотя Сервантес получил неплохое гуманитарное образование, найти применение своим знаниям и способностям он долгое время не мог: незавидная служба в кардинальской свите, солдатская доля и горькие годы алжирского плена, наконец, место разъездного чиновника по сбору налогов. Будучи на этой службе, Сервантес попадает в тюрьму по чужой вине.
Настоящего признания своего творчества Сервантес при жизни так и не получил. Рано вступив на литературное поприще, всю силу своего гениального дарования Сервантес обнаружил лишь на склоне лет, когда создал прекрасные повести «Назидательные новеллы», правдивые сцены из народной жизни – «Интермедии» и, наконец, знаменитый роман «Хитроумный идальго Дон-Кихот Ламанчский» – эпопею о Рыцаре печального образа и его верном оруженосце Санчо Пансе[9] .
Герои романа «Дон-Кихот» – обнищавший дворянин Алонсо Кихано и смекалистый, плутоватый крестьянин Санчо Панса – до сих пор привлекают читателей всего мира. Эти два основных героя романа прекрасно передают противоречия и контрасты тогдашней Испании.
Начитавшись многочисленных рыцарских романов, Алонсо Кихано придумывает себе рыцарское имя Дон-Кихот Ламанчский, к которому позднее Санчо Панса добавляет прозвище Рыцарь печального образа. Он отправляется в странствия в поисках приключений. Каждое приключение, каждая подробность этого странствия раскрывают контраст между воображаемой жизнью и суровой реальной действительностью. Отсюда возникают необыкновенные приключения с ветряными мельницами, стадом баранов, каторжниками, кукольным театром. Своим поведением Дон-Кихот вызывает насмешки и лишь изредка жалость, но в его рассуждениях часто звучит глубокая мудрость и неизменная любовь к людям. Устами Дон-Кихота Сервантес высказывает передовые, демократические идеи.
Дон-Кихот гневно клеймит порабощение человека человеком. Он заявляет, что «превращать... в рабов тех, кого господь и природа создали свободными, представляется мне крайне жестоким» и что «людям порядочным не пристало быть палачами своих ближних».
Пламенную речь произносит Дон-Кихот во славу свободы, выбравшись из замка герцога и радуясь избавлению от его «благодеяний».
«Свобода, Санчо, – говорит он, – есть одна из самых драгоценных щедрот, которые небо изливает на людей... Ради свободы, так же точно, как и ради чести, можно и должно рисковать жизнью, и, напротив того, неволя есть величайшее из всех несчастий, какие только могут случиться с человеком»[10] . Санчо Панса, к которому обращены эти слова, с полным правом занимает в романе значительное место. Санчо тесно связан с народной средой, свободной от сословных предрассудков, с крестьянством, обладавшим чувством собственного достоинства и огромным жизненным опытом.
Совместное странствование рыцаря и его оруженосца освобождает их от иллюзий не сразу, а только после ряда трагикомических и поучительных событий и встреч. Возвратившись домой, Дон-Кихот перед смертью выносит убийственный приговор рыцарским романам. Как образ бескорыстного борца Дон-Кихот сохраняет свое обаяние и поныне.
Что представляет собой рыцарь Дон-Кихот? Обыкновенно говорят так: Сервантес понял, что рыцарство умерло, нет больше почвы для рыцарей, последний рыцарь должен быть смешным. Он вывел такого разоренного рыцаря, который сохранил какие-то лоскутья от славного века. На пути его встречаются трактирщики, разносчики, судьи, а не прежняя арена для средневековых приключений. Сервантес с иронией и меткостью описывал этот простой прозаичный мир трактирщиков и лавочников.
Комизм состоит именно в том, что, живя среди них, Дон-Кихот не отрешился от средневековых представлений. Он налетает с копьем на мельницу, принимая ее за великана. Он бросается высвобождать разбойников, которые его же колотят. Дон-Кихот делает на каждом шагу нелепости, находится в разгоряченном, полном иллюзий состоянии. Он ударяется лбом в действительность, и мы хохочем. По этому толкованию, главное значение Сервантеса в том, что он похоронил феодализм…Сервантес сам хорошенько не знал, как относиться к Дон-Кихоту[11] .
Хоронить-то феодализм он хоронил, но хоронил не просто. Он хохотал над этим феодализмом, но и оплакивал его лучшие черты – лучшие рыцарские заветы. Вы помните, что в первые времена феодализма, когда духовенство старалось приспособить христианство с его любовью к ближнему, с его идеалом служения вечной правде к феодальному строю, оно выставляло высокий идеал рыцаря, воина-монаха, который делает все во имя Христа и совершает свои подвиги на благо ближнему.
Конечно, это был только идеал. Когда рыцарство стало вырождаться, это фантастическое представление пережило себя в рыцарских романах и легендах. И Сервантес, который сам был благородным человеком, был сам Дон-Кихотом и считал, что настоящий человек должен отдать себя за ближнего, был лучшим представителем тогдашней буржуазии в ее протесте и в ее стремлении вырваться из когтей неправды, – этот представитель вольной, неопределившейся еще буржуазии преклоняется перед старым идеалом. Он рад бы, чтобы мир был таким, каким хочет его видеть Дон-Кихот.
К сожалению, он не таков. Сочувствует ли Сервантес трактирщику, лавочнику? Ничуть не бывало. Вы сразу видите, что реальный мир для него пошл, полон неправды, полон насилий. Этот герцогский двор, эти шуты гороховые, которые издеваются над Дон-Кихотом так жестоко, так нелепо, – вы чувствуете, насколько выше их всех Дон-Кихот. Мир зол, мир гадок, а Дон-Кихот добр, он готов заступиться за всех, готов все отдать за других. Однако мир силен, а он слаб. Вот это и делает его комичным.
Вы чувствуете, что автор говорит: да, правда, жизнь сера, действительность победила романтику, действительность победила идеализм. Умер идеал, умерла настоящая доброта, умер подвиг. В ваших серых буднях, в вашем мире трактирщиков идеальный рыцарь смешон, он превращается в комическую фигуру. Но поймите, подлецы, что этот смешной Дон-Кихот в тысячу раз выше вас, что он подвижник, что он добр. Вы смеетесь над ним, и читатели смеются, и я сам смеюсь, но в то же время мы все чувствуем, что его душевное величие нас трогает, хватает нас за сердце. В «Дон-Кихоте» изображено столкновение высокого идеализма и будничной действительности. Мы видим, что автор издевается здесь над идеалистами, которые принимают за действительность свой идеал, но вместе с тем какую дань уважения он отдает этим идеалистам![12]
Вот эти противоречия и дают такую многоцветность, многокрасочность, такую глубину произведению Сервантеса и делают Дон-Кихота вечной фигурой. Два слова об оруженосце Санчо Панса. На первый взгляд, Сервантес относится к Санчо Панса очень неуважительно. Правда, Санчо Панса лучше знает действительность и должен бы быть менее смешон, чем Дон-Кихот. Если отделить его от Дон-Кихота, он ни одного трактирщика не примет за хозяина замка, не будет просить о посвящении в рыцари, не будет нападать на крестный ход или стадо баранов, думая, что это войско. Ничего этого он не сделал бы. В сущности в нем ничего смешного нет, – между тем мы смеемся над ним. Почему? Потому что он благородным речам Дон-Кихота противопоставляет простые, пошловатые пословицы. И вы чувствуете, что тот парит в небесах и говорит велеречивые, но прекрасные вещи, а этот семенит за ним на коротких толстых ногах и все время очень близок к земле. Он, пожалуй, близок к ней до пошлости, и надо было бы им рассориться; но положение смягчается тем, что Санчо Панса всегда соглашается с Дон-Кихотом. Санчо готов отказаться от своего здравого смысла.
Мы видим в нем черты глубокого добродушия, поражаемся его сердечным качествам, его бескорыстию. Дон-Кихот ему обещает всякие блага, но ведь ничего этого нет, даже жалованья ему не платят. Иногда Санчо собирается уйти от своего вождя, но сейчас же раскаивается, плачет, волосатыми кулаками утирая лицо: я с вами, добрый рыцарь! В том, что он здоровым мужицким сердцем чувствует, что Дон-Кихот – прекрасный человек, есть нечто странное. Мы чувствуем, что есть что-то общее между этим глубоко прозаическим, толстым Санчо и самим рыцарем, что недаром Санчо является его преданным сподвижником.
Мало того, что издеваются над Дон-Кихотом – издеваются и над Санчо, делают его, для издевки, губернатором несуществующего острова. Но вспомните, каким был губернатором Санчо: ведь он был мудрым губернатором!
Дон-Кихот – центральный образ романа «Хитроумный гидальго Дон-Кихот Ламанчский» испанского писателя Мигеля де Сервантеса Сааведры. Этот роман, впоследствии переведенный на все европейские языки, поныне является одной из популярнейших книг мировой литературыры, а образ Дон Кихота, понятый как типическое явление человеческой природы, истолкованный как психологическая категория и возведенный в философское понятие – донкихотизм – породил огромную литературу[13] .
Ряд современников и ближайших литературных потомков Сервантеса создали многочисленные подражания его роману, где продолжали описывать похождения Дон-Кихота. Многие писатели в последующие века продолжали в новом аспекте и с точки зрения их эпохи творить вариации на тему «Дон-Кихот». Истолкованием этого образа занимались не только крупные историки литературы (Пелисер, Тикнор, Хуан Валера, Стороженко), но и философы (Шеллинг, Гегель), и классики литературы (Байрон, Гюго, Гейне, Тургенев), и критики (Белинский). При всем различии толкований почти все писавшие о Дон-Кихоте сходились на утверждении, что Дон-Кихот является общечеловеческим образом, выражающим вечные свойства человеческого духа, причисляли его к «вечным спутникам» человечества.
Чтобы судить о правильности этого установившегося отношения к Дон-Кихоту и выяснить образ Дон-Кихота, необходимо ответить на три вопроса:
1. Место «Дон-Кихота» Сервантеса в современной ему испанской литературе (иначе говоря, нужно выяснить социальный генезис этого образа, ту социальную функцию, которую он выполнял).
2. История интерпретации образа позднейшими его исследователями и истолкователями (чем обусловливается тот или иной характер этих толкований).
3. Черты донкихотизма в последующей мировой литературе и их корни. Только ответив на эти три вопроса, можно сказать, в какой мере правильно обычное идеалистическое истолкование образа Дон-Кихота.
Много раз указывалось, что книга Сервантеса возникла как пародия на рыцарский роман и образ Дон-Кихота – как пародия на описываемых в нем рыцарей. Сам Сервантес об этом свидетельствует и в прологе и в заключении.
Осмеяние рыцарских романов должно быть тем полнее, что Дон-Кихот, умирающий «такою христианской смертью, какой не умирал ни один странствующий рыцарь», пред самой смертью раскаялся в своих увлечениях рыцарской литературой и признал сумасшествием свои поступки и как простой гидальго, Алонзо Квизадо, в своем завещании объявил, что если его племянница и «выйдет замуж, вопреки моему желанию, за человека, читающего эти зловредные книги, то считать ее лишенной наследства»[14] .
В самом деле, «Дон-Кихот» был пародией не только на рыцарский роман, но и на всю схоластическую ученость и даже на некоторые, уже ставшие к тому времени штампом, приемы литературы Ренессанса.
Эта новая, чрезвычайно важная особенность сервантесовской, пародии, предметом которой таким образом являются и гуманисты, обычно не замечалась исследователями, так как она заслонялась основной пародией на рыцарский роман. Пародия на рыцарский роман в «Дон-Кихот» до крайности обнажена. Она в основных фигурах: рыцаря, его оруженосца, его коня и его дамы. Обнажение пародии уже в самих сонетах, которыми Сервантес открывает «Дон-Кихот» и которые являются пародированием обычая авторов рыцарских романов открывать книгу сонетами, посвящениями. Эти сонеты – обращения центральных фигур рыцарских романов к центральным фигурам «Дон-Кихота».
Сервантес, однако, дает пародию не на один этот роман, а на рыцарский роман вообще. Больше того, пародирование рыцарского романа по существу лишь один из элементов книги Сервантеса, притом второстепенный элемент, имеющий в значительной степени только композиционное значение. По существу «Дон-Кихот» – роман реалистический, бытовой.
Рыцарский роман был посвящен главным образом необыкновенным переживаниям и фантастическим героическим деяниям рыцаря. Реальных картин жизни средневекового общества в нем было немногим больше, чем в средневековых мистериях. То были рыцарские легенды о жизни, а не художественная хроника жизни, хотя само собой понятно, что и из этих легенд, как из всякого рода фантастических произведений, можно было вычитать очень много о той реальной жизни, которая породила эту фантастику. Основное отличие романа Сервантеса от рыцарского романа, прежде всего, в том, что это – реально-бытовой роман о современной Сервантесу Испании[15] .
«Дон-Кихот» принадлежит к лучшим произведениям мировой литературы. Роман Сервантеса, как и всякое великое произведение, написанное в эпоху Возрождения, есть аппеляция к будущему. Смешон Дон-Кихот, смешон Санчо Панса; но он – лучше всех. Во всей Испании как будто нет больше ни одного порядочного человека, и они гибнут, потому что не пришло еще их время. Сервантес и его «Дон-Кихот» – это не только писатель и книга, которые пережили много сотен лет, с интересом читают эту книгу и дети, и убеленные сединами мудрецы, книга переведена на все языки мира и все вновь и вновь переводится и издается; еще важнее то, что это целая идеология.
2. ИЗОБРАЖЕНИЯ СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНОЙ ЖИЗНИ ИСПАНИИ XVI-XVII В.В.
2.1. Рыцари периода сервантесовской Испании.
Рыцарская культура ХI-XIII вв., феодальная иерархия и система ценностей; средневековый замок; крестовые походы и их роль в развитии рыцарской и мировой культуры; формирование понятия рыцарь в его современном значении, - Рыцарское Средневековье, как Всевековье, глядит на нас со страниц Вальтер Скотта и Райдера Хаггарда, Конан Дойля и Александра Дюма, Умберто Эко, Генрика Сенкевича, Джона Толкиена, Джоан Ролинг и других, не менее известных авторов, очарованных книгой и рыцарской темой.
Рыцарь был одной из основных фигур феодализма. Он был внешняя опора режима, но он также олицетворял ряд идеологических категорий феодально-католического порядка. Он служит божьей матери, «великой заступнице всех сирот и немощных», всех несправедливо обиженных, с превеликим героизмом и жертвенностью борется за торжество справедливости. Он так печется о славе своей дамы потому, что она символизирует матерь божию. Он превыше всего ставит честь воина. Он – носитель всех тех моральных, религиозных и правовых норм феодализма, чьим физическим защитником он был. Но феодальный мир умирает[16] .
Ему на смену идет капитализм. Мелкое дворянство разоряется. Ему предстоит приспособиться к новой городской торгово-капиталистической культуре. Его сознание разорвано между прекрасным для него, но безвозвратно ушедшим, феодальным прошлым и – чуждым ему, но реальным, буржуазно-торговым настоящим.
Необходимость приспособиться к новой жизни диктует писателю его реализм, но приспособиться в качестве гидальго к новой жизни невозможно. Мелкое дворянство деклассируется. «Гидальго превращается в разночинного интеллигента». И эта невозможность сохранения рыцарства как социальной группы, трудность приспособления к новому социальному порядку питают грусть писателя о прошлом, диктуют писателю лиризм финала его романа, определяют то, что «Сервантес окружил своего рыцаря «печального образа» ореолом поэтического сияния»[17] .
«Дон Кихот» в основном – реально-бытовой роман, выражающий психоидеологию обедневшего, деклассирующегося мелкого дворянства. Чем характеризуется умонастроение этого мелкого гидальго? Разрывом между его сознанием и возможностями.
Рыцарь, некогда бывший одним из столпов социальной жизни, стал социально ненужным, но он еще не осознал этого. Его бытописатель отличается от него тем, что сознает объективное положение. Он дает объективное изображение среды нисходящих, не осознавших своей исторической обреченности и социальной ненужности гидальго, тем самым он вскрывает их анахронистичность, механистичность их подхода к жизненным явлениям, мертвенность их знаний и опыта: это знание, этот опыт – не от живой жизни, а от давно ушедшей. Они – ветошь истории.
Социальная функция романа именно в том и состояла, чтобы помочь социальной группе Сервантеса изжить рыцарское сознание, изжить рыцарскую идеологию. Обедневший гидальго Алонзо Квизадо – не исключение. Он – один из многих. Жизнь такого обедневшего гидальго, мечтающего вернуть себе все былое значение, не замечающего, что «в вечность отошли те условия, при которых боролись и торжествовали странствующие рыцари», является сплошной пародией на прошлое, которое дало материал для рыцарских романов. Поэтому и бытовой роман об обедневшем гидальго, который заслоняется от живой жизни мечтой о прошлом, неизбежно должен заключать в себе пародию на рыцарский роман. Возникновение такого романа, его создание, предполагает наличие в данном классе такой передовой группы, которая уже осознала обреченность своего класса, необходимость приспособиться к новым условиям. Это сознание было присуще не одному Сервантесу, но и многим его современникам и литературным подражателям.
Что такое Дон Кихот Сервантеса? Это – живой обломок истории. Он – последний рыцарь и потому «рыцарь печального образа» для Сервантеса, рыцарь «жалкого образа» – для тех, кто пришел ему на смену. Он жалок и смешон, потому что он механистическое подражание величественному прошлому. История отошла от него на тот шаг, который отделяет великое от смешного.
Главным украшением рыцарского романа всегда был знатный молодой рыцарь, красивый, сильный, влюбленный, сокрушающий полчища врагов, побеждающий чародеев и великанов. В романе Сервантеса его место занимает захудалый ламанчский идальго Алонсо Кехана, все имущество которого заключалось в фамильном копье, древнем щите, тощей кляче и борзой собаке. Начитавшись рыцарских романов, решил он стать странствующим рыцарем.
Воображение его, – говорит Сервантес, – было поглощено всем тем, о чем он читал в книгах: чародейством, распрями, битвами, вызовами на поединок, ранениями, объяснениями в любви, любовными похождениями, сердечными муками и разной невероятной чепухой; и до того прочно засела у него в голове мысль, будто все это нагромождение вздорных небылиц - чистая правда, что для него в целом мире не было уже ничего более достоверного... И вот, когда он уже окончательно свихнулся, в голову ему пришла такая странная мысль, какая еще не приходила ни к одному безумцу на свете, а именно: он почел благоразумным и даже необходимым как для собственной славы, так и для пользы отечества сделаться странствующим рыцарем, сесть на коня и с оружием в руках отправившись на поиски приключений, начать заниматься тем же, чем, как это было ему известно из книг, все странствующие рыцари, скитаясь по свету, обыкновенно занимались, то есть искоренять всякого рода неправду и в борении со всевозможными случайностями и опасностями стяжать себе бессмертное имя и почет[18] .
За этим вступлением следует рассказ о том, как Алонсо Кехана назвал себя громким именем Дон Кихота Ламанчского, облекся в рыцарские доспехи, избрал себе даму сердца и, оседлав боевого коня, отправился на поиски приключений. Только доспехи его были ветхими и ржавыми, богатырский конь представлял собой жалкую клячу, а владычицей его сердца, за неимением принцессы, стала деревенская девушка из ближайшего селения Тобосо, которую Дон Кихот торжественно именовал Дульсинеей Тобосской. Вскоре появился у Дон Кихота оруженосец, который столь же мало походил на оруженосца из рыцарских романов, как сам Дон Кихот на Амадиса Галльского или Пальмерина Английского. Мирный землепашец Санчо Панса не отличался отвагой, а молчаливость, столь украшавшая совершенных оруженосцев, вовсе не являлась его добродетелью.
Некогда жили сильные, богатые, прекрасные рыцари. Их щит и меч были силой, которой властители могли доверить свою судьбу. Их оруженосец – достойный соратник. Их конь – быстроходный скакун, который любого врага настигнет. Их дама, во имя которой они сражались, – прекраснейшая. Дело, защите которого они свою жизнь отдавали, по мнению всех их окружавших, – святое дело. Их деяния – величественные, достойные легенды, воспетые и прославленные. Но все это в далеком прошлом.
Сейчас гидальго Алонзо Квизадо – беден, худ, стар, одинок. Его щит – из картона, меч – заржавленный хлам. Его оруженосец – мужичок, его дама – грубоватая деревенская баба. Его лошадь – жалкая кляча, а у его оруженосца и клячи нет: тот тащится на осле. Воюет Алонзо Квизадо не с великанами, а с ветряными мельницами. Заступается не за обиженных, а за преступников. Полный желания творить добро, он всегда делает зло, а главное – мешает людям жить. И все молят его, чтобы он освободил их от своих благодеяний и своей защиты. И все это потому, что он чужд живой жизни. Между ним и живой жизнью – стена истории.
«Механическое, заслонило живое, и живое застыло в машину», которая автоматически продолжает повторять движения, некогда приводившие к определенным результатам, и которая сейчас вертится впустую[19] . Эта механичность является результатом того, что Дон Кихот ничему не учится больше на опыте жизни. Учиться на опыте жизни обозначает признать свой смертный приговор. Погибающие социальные группы обычно последними сознают, что исторический приговор произнесен.
Дон Кихот не знает сомнений. Он искренне убежден не только в своей правоте, но и в безошибочности своих расчетов. Субъективно он себя считает наиболее последовательным реалистом, убежден, что другие ошибаются, с величайшим пренебрежением относится к их возражениям. Его аргументы несокрушимы. Ведь именно так действовал знаменитый рыцарь и именно так дело происходило с неустрашимым рыцарем. Память о деяниях и происшествиях этих героев и рыцарей заменяет ему в пути компас и географическую карту. Их жизнеописания – для Дон Кихота единственный источник знаний законов действительности. Он антиисторичен.
Он заменил историю сказанием об одном мгновении истории, когда его класс сыграл свою наиболее выигрышную роль. Этот миг истории он возводит в вечность. Он жаждет, чтобы жизнь застыла на этом миге и хватает историю за полу, чтоб она не ушла дальше. Эти расчеты вместо ожидаемой славной победы приводят к тому, что его избивают, но «тем хуже для фактов». Нет, он и того даже не скажет. Он далек даже от признания фактов.
Другая основная черта – он никогда не падает духом, не отчаивается при неудачах, ибо, не постигая смысла происшедшего с ним, он не видит в происшедшем своего несчастья, своих неудач. Отсутствие сомнений, глубочайшая вера, несокрушимый оптимизм, абсолютная убежденность в своем практицизме, в реальности своих выкладок и расчетов – все это результат того, что Дон Кихот страдает социально-историческим лунатизмом. Его действительность – воспоминания, легенда отошедшей действительности. Этот социальный лунатизм затрудняет приспособление к новой жизни. Наиболее прогрессивные представители умирающего мелкого дворянства всячески стремятся преодолеть его.
Психоидеологию этих элементов, точнее выражаясь, наиболее прогрессивных представителей мелкодворянской интеллигенции, в которую деклассированный обедневший дворянин трансформировался, и выражал Сервантес. Сознав свое безумство, он тем самым освобождается от своего комизма. Дон-Кихот признает и принимает свою обреченность и перестает быть жалким, он становится рыцарем «печального образа», становится трагическим: он умирает не жалким безумцем, а смиренным христианином, и «мир изумлялся, ибо он жил, как безумец, и умер, как мудрец».
Желая воскресить золотой век рыцарства, Дон Кихот всецело живет в прошедшем, и Сервантес рисует нам на протяжении всего своего романа, каким образом разбиваются его воздушные замки о действительность, для которой он вместе со всеми своими стремлениями не более чем анахронизм. В погоне за воображаемыми подвигами, всюду ища приключений, которые разгоряченное воображение рыцаря создает на каждом шагу, принимая ветряные мельницы за великанов, шинок - за дворец, стадо овец - за целое войско, они то и дело наталкиваются на неприятности, терпят неудачу за неудачей. Всюду их бьют не на шутку, всюду над ними издеваются, справедливо принимая их за безумцев.
Наконец друзья рыцаря, сильно обеспокоенные его сумасбродством, решаются с помощью хитрости снова водворить его у семейного очага. Они отыскивают его где-то в горах, в пустынном месте, и после долгих попыток одурачить рыцаря и заставить его таким образом добровольно вернуться домой наконец теряют терпение, крепко связывают его во время сна, сажают в клетку, которую взваливают на телегу, запряженную волами, и пускаются в обратный путь.
За ними, понуря голову, следует на своем осле и Санчо Панса, потерявший надежду получить в награду остров. В таком виде, помятые и телом, и душой, въезжают наши искатели приключений в родную деревню к великому удивлению своих земляков и к не менее великой радости своих домашних[20] . Разоблачение гидальго, как безумца Дон Кихота, и прославление его, как мудреца Алонзо Квизадо-доброго – такова была задача писателя обедневшего дворянства. В этом был социально-исторический смысл романа.
Дон Кихот возник из бытия упадочного дворянства и должен был помочь преодолению средневековой феодально-рыцарской психоидеологии, которая затрудняла приспособление упадочного дворянства к новым условиям. Прославление Дон Кихота – бунт человека, бессильного победить историю. Отрицание и насмешка над Дон Кихотом – сознание сильного, умеющего заставить материю служить себе.
2.2. Испания времен Дон Кихота.
Удивительна жизнь Испании времён Сервантеса! Тогда она была могущественной державой, управляющей множеством стран – от Вест-Индии до Германии, владычица Бургундии и Фландрии, Лотарингии и Сицилии, Неаполя и Милана, собственно, почти всей Италии, кроме Венецианской республики, Папской области и Савойи. Из заморских колоний корабли знаменитого испанского флота везут полные трюмы золота и серебра. И в то же время бесконечные войны обескровили страну, а её правители оказались не в силах удерживать в повиновении завоёванные страны, драгоценные потоки из Южной Америки развращали общество, приводя города к упадку.
Усиление феодально-абсолютистской реакции в последние десятилетия XVI и в первой трети XVII века стимулировало рост оппозиционных настроений не только у низового дворянства, но и у других категорий дворянского сословия. Своеобразие социально-экономической истории Испании XVI века, установление в ней формы абсолютной монархии и крайняя агрессивность всей реакционной надстройки в идейной жизни эпохи обусловили и некоторые существенные особенности испанского Возрождения[21] .
Поскольку абсолютная монархия не выступала здесь в качестве цивилизующего центра и основоположника национального единства, а национальная буржуазия не сложилась в ту общественно-политическую силу, которая могла бы стать ведущим началом культурной жизни страны, в испанском Возрождении возобладали традиции народного, демократического сознания.
К этим традициям обращались лучшие представители низовой дворянской, оппозиционно настроенной интеллигенции, а также отдельные выходцы из ремесленно-буржуазной среды. В силу создавшихся социально-политических условий классовые и сословные перегородки между этими социальными категориями оказывались настолько шаткими и тонкими, что свободный кастильский крестьянин мог сознавать себя равным дворянину – идальго, а деклассировавшийся и оскудевавший дворянин переживал процесс глубокой демократизации своего мировоззрения.
Это обстоятельство наложило особый отпечаток на идейное и художественное содержание литературы испанского Возрождения, необычайно усилив в ней, в особенности в ее драматургии, народное, демократическое начало, противостоявшее силам абсолютистско-деспотической, феодально-аристократической и церковной реакции.
Если экономическая и политическая действительность в Испании XVI-XVII веков уничтожила ряд предпосылок для всестороннего развития культуры Возрождения и в ряде случаев подчиняла ее идейным интересам феодально-абсолютистской и клерикальной реакции, то тем острее в идейной жизни страны выявлялось демократически-оппозиционное, народное начало этой культуры. Давние и устойчивые традиции народного самосознания сочетались с философскими устремлениями высокого и радикального в своем политическом содержании гуманизма. Недаром именно в условиях реакционного политического режима и террора инквизиции в Испании столь широко дискутировались проблемы совершенного народоправства, а утопическая концепция золотого века счастливого человеческого существования заняла такое важное место в мировоззрении Сервантеса.
Впрочем, золотая волна орошала немногих, заставляя забывать о тех, кто делался всё беднее. Знатные и действительно богатые вели жизнь до такой степени роскошную (и это, кстати, диктовалось желанием затмить других блеском своего дома и свиты), что, в конечном итоге, оказались в огромных долгах. Религиозный фанатизм соседствовал с весьма вольно трактуемыми моральными принципами, а искреннее благочестие загадочным образом уживалось с поразительной нравственной распущенностью и вседозволенностью.
В книге «Повседневная жизнь Испании золотого века», рисуя эту картину, автор метко замечает, что «испанец, похоже, скорее готов умереть за своего Бога, нежели отказаться во имя Его от своих желаний и побуждений»[22] . Оказывается, жить в такой стране скромному благородному идальго не так-то просто. Способов заработать на жизнь не слишком много. И, прежде всего потому, что особое, преувеличенное восприятие понятия «честь» («убить человека или запятнать его репутацию – это одно и то же», – гласил кастильский кодекс XIII в. «Партиды») не позволяет дворянину опуститься до занятий торговлей, да и, пожалуй, любого другого труда, кроме ратного. Что, собственно, и произошло с Мигелем Сервантесом.
Сын обедневшего идальго, успешно начав своё образование и даже заявив о себе в двадцать с небольшим лет как об одарённом поэте, успев побывать в Италии в свите посланника папского престола, он неожиданно поступает на военную службу.
Автор книги о Сервантесе считает, что в испанской армии «царствовали три главные заповеди: любовь к отечеству, католическая вера и честь воина. Сервантес их воспринял всецело. Он так высоко ценил военную службу, что спустя сорок лет после того, как её оставил, уже будучи известным писателем, и в старости продолжал считать себя солдатом». Да, казалось бы, устами Дон Кихота говорит сам Сервантес: «Теперь уже не подлежит сомнению, что рыцарское искусство превосходит все искусства и занятия, изобретённые людьми, и что оно тем более достойно уважения, что с наибольшими сопряжено опасностями»[23] . Но Сервантес – не двойник Дон Кихота! Он не мог не видеть того, что видели его современники.
Вот что пишет посол Венеции при дворе Филиппа III: «В испанском войске замечается исчезновение старой боевой дисциплины, которая заставляла считаться с ним весь мир. Испанские солдаты, пренебрегая сознанием воинского долга, который, по их мнению, сам по себе не приносит побед, дошли до полного падения и потеряли всякое чувство долга». Об этом пишет и Сервантес в других своих произведениях. В эту эпоху уже далеко не каждый дворянин стремится к стяжанию воинской славы. Большинство предпочитает искать удачи при дворе, а не на поле битвы. Тем не менее, ещё не рождённый пером писателя Дон Кихот побеждает.
Главным итогом освоения многими поколениями читателей романа Сервантеса явилось такое культурное явление, как «донкихотство».
Термин «донкихотство» с каждой новой эпохой наполнялся новым содержанием: одни акцентировали уничижительное значение слова, другие подчёркивали высокий смысл «донкихотства».
Дон-Кихот мечтает возродить рыцарские времена в эпоху, когда они уже давно ушли в прошлое. Он один не понимает того, что рыцарство отжило свой век и, как последний рыцарь, представляет собой комическую фигуру. В феодальную эпоху всё строилось на основе кулачного права. И вот Дон-Кихот хочет, опираясь на силу своей руки, изменить существующие порядки, защитить вдов и сирот, наказать обидчиков.
На самом деле он творит беспорядки, причиняет людям зло и страдания. Но вместе с тем мотивы поступков Дон-Кихота человечны и благородны. Он убеждённый защитник свободы и справедливости, покровитель влюблённых, поклонник науки и поэзии. Этот рыцарь – истинный гуманист. Его прогрессивные идеалы порождены великим антифеодальным движением эпохи Возрождения. Они родились в борьбе против сословного неравенства, против отживших феодальных форм жизни. Но и то общество, которое шло ему на смену, не могло осуществить эти идеалы. Чёрствый богатый крестьянин, прижимистые трактирщики и купцы издеваются над Дон-Кихотом, над его намерением защищать бедных и слабых, над его великодушием и гуманностью[24] .
Двойственность образа Дон-Кихота состоит в том, что его прогрессивные гуманистические идеалы выступают в реакционной, отжившей свой век рыцарской форме. Рядом с Дон-Кихотом действует в романе крестьянин — оруженосец Санчо Панса. На него наложила свой отпечаток ограниченность деревенских условий существования: Санчо Панса наивен и даже порой придурковат, он – единственный человек, поверивший в рыцарские бредни Дон-Кихота.
Но Санчо не лишён хороших качеств. Он не только обнаруживает свою сообразительность, но и оказывается носителем народной мудрости. Под влиянием рыцаря-гуманиста Дон-Кихота Санчо нравственно развивается. Его замечательные качества раскрываются в знаменитом эпизоде губернаторства, когда Санчо обнаруживает свою житейскую мудрость, бескорыстие и нравственную чистоту. Ни в одном из произведений западноевропейского Ренессанса нет такого апофеоза крестьянина.
Два главных действующих лица романа с их фантастическими и наивными понятиями показаны на фоне реальной будничной Испании, страны чванливой знати, трактирщиков и купцов, зажиточных крестьян и погонщиков мулов.
Если Сервантес уклоняется от изображения в своем романе верхов общества и духовенства, то он дает в нем широкую картину народной жизни, изображая правдиво и красочно крестьян, ремесленников, погонщиков мулов, пастухов, бедных студентов, солдат, трактирных служанок и т.п[25] . Всех этих маленьких людей, ходящих «по земле просто ногами», он описывает объективно и разносторонне, не скрывая грубоватости, жадности, сварливости, склонности к плутовству многих из них, то в то же время подчеркивает таящийся в них огромный запас трудолюбия, активности, оптимизма и добродушия.
Сервантес полон доверия и искренней симпатии ко всем этим людям, он старается показать их с хорошей стороны. Грубая трактирная служанка Мариторнес на последние гроши покупает кружку пива для бедняги Санчо Пансы. Хозяйка постоялого двора заботливо лечит избитого погонщиками мулов Дон-Кихота. Эту полунищую, но полную живых творческих сил Испанию Сервантес противопоставляет официальной Испании, хищной, надменной и богомольной, идеализировавшей себя в напыщенных картинах рыцарских романов или слащавых образах романов пасторальных.
Во всех этих сценках, образующих основной фон романа, даны элементы здоровой жизни, способные к дальнейшему развитию. Дополнением к ним является нсеколько вставных новелл, в которых изображены высшие, очень сложные формы жизни, опоэтизированные отчасти в трагических, отчасти в сентиментальных тонах.
Новеллы эти перекликаются с некоторыми эпизодами основного повествования. Назначение этих новелл – показать возможность благородных и прекрасных форм человеческой деятельности на чисто реальной базе здравых чувств и понятий в противоположность рыцарским бредням Дон-Кихота.
Глубокая народность романа Сервантеса заключается во вдумчивом и сочувственном изображении широкого фона народной жизни; в сближении Дон- Кихота с Санчо Пансой, в показе творческих возможностей, таящийся в этом сыне испанского народа; в ясном и трезвом отношении к жизни; в обличении всякой социальной неправды и насилия; в глубокой любви уважении к человеку, о котором говорит эта книга; в том оптимизме, которым она дышит, несмотря на грустный характер большинства ее эпизодов и на пронизывающую ее печаль.
Всему этому соответствует замечательный реалистический язык романа, ясный, красочный, богатый оттенками, вобравший в себя множество элементов народной речи. Язык персонажей Сервантеса различен в зависимости от их общественного положения и характера. Особенно отчетливо выступает противоположность между размеренным и важным, иногда даже несколько архаическим языком Дон-Кихота и не всегда правильной, но сочной и выразительной, пересыпанной пословицами, поговорками, междометиями, подлинно народной речью Санчо Пансы. Язык персонажей меняется у Сервантеса также в связи с характером ситуации или душевного состояния говорящих, принимая то ораторский, то разговорный, то патетический, то шутливый или фамильярный оттенок.
Сервантес гениально уловил основные тенденции и проблемы своей эпохи. Обобщив их в образах двух главных героев своего романа, он вложил в них большое общечеловеческое содержание. Благодаря этому центральные образы романа, отражая действительное состояние Испании XVI – XVII вв., вместе с тем приобрели гораздо более широкое значение, сохранив свою жизненность и выразительность и в последующие века.
В частности, поскольку Сервантес, писавший свой роман в условиях кризиса гуманизма, отразил в нем с огромной силой столкновение идеальных устремлений человеческого ума с миром корысти и личных интересов, «Дон Кихот» стал для будущих поколений мыслителей и писателей образцом противопоставления идеала и «низменной действительности». В искусстве изображения этой обыденности Сервантес не имеет себе равных. «Дон-Кихот» – величайшая народная книга Испании, замечательный памятник испанского литературного языка. Сервантес завершил превращение кастильского наречия, одного из наречий феодальной Испании, в литературный язык складывавшейся испанской нации.
Перед читателем развертывается широчайшая панорама испанской жизни. В нем есть то, что совершенно отсутствовало в романах рыцарских, – изображение типических черт реальной действительности. Ибо как ни исключительна, почти фантастична история Дон Кихота, донкихотизм явление вполне типическое, коренящееся в конкретных жизненных условиях. А вокруг шумит Испания, настоящая Испания начала XVII в. По пыльным дорогам движутся погонщики мулов, монахи, купцы, нищие, богомольцы, ремесленники, горожане и крестьяне. Каторжников ведут на галеры, дворяне гарцуют на конях, бичующиеся несут статую богоматери, пастухи гонят стада овец и свиней, поселяне готовятся к бою быков.
Мы попадаем на постоялые дворы, на представление кукольного театра, на сельскую свадьбу, во дворец знатных вельмож, на улицы и площади Барселоны и даже в лагерь каталонских разбойников - кстати, благородный разбойник крестьянский сын Роке Гинарт (а он действительно существовал) обошелся с Дон Кихотом гораздо человечнее, чем сиятельный герцог. Под пером Сервантеса оживает Испания социальных контрастов, бедная и богатая, занятая трудом и привыкшая пребывать в праздности, исполненная благородного душевного порыва и погрязшая в мелких корыстных расчетах.
Сервантесу удалось создать поистине грандиозное произведение, в котором глубина мысли сочетается с эпическим размахом, а сила и значительность художественного обобщения - с точностью реалистического рисунка.
В.Г. Белинский имел основание утверждать, что Дон Кихотом начиналась новая эра искусства – нашего, новейшего искусства. Он нанес решительный удар идеальному направлению романа и обратил его к действительности. Это сделано Сервантесом не только сатирическим тоном его произведения, но и высоким художественным его достоинством: все лица его романа – лица конкретные и типические. Он более живописал действительность, нежели пародировал устарелую манеру писания романов, может быть, вопреки самому себе, своему намерению и цели[26] .
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В XVI в. в Испании широко распространяются рыцарские романы – жанр, уже забытый в других странах. Эти романы идеализировали средневековых рыцарей с их необычайными, сказочными приключениями, воспитывали преклонение перед феодальным миром. Но идеальная картина рыцарских турниров и поединков, необыкновенных страстей и добродетелей не соответствовала жестокой действительности. Перед гуманистической литературой Испании встала задача преодолеть влияние рыцарских романов, которые уводили от познания действительной жизни.
Величайшим писателем-гуманистом Испании, одним из самых замечательных реалистов в литературе эпохи Возрождения был Мигель Сервантес де Сааведра.
Главное, бессмертное произведение Дон-Кихот, задумана как сатира на рыцарские романы, но затем, расширив рамки своего произведения, Сервантес дал в нем мастерскую бытовую картину Испании XVI-XVII вв. и силой своего художественного таланта возвысил гл. героев своего романа до идеальных всечеловеческих типов. Дон-Кихот не только безумный рыцарь, но и благороднейший борец за недосягаемый идеал; его оруженосец Санчо-Панса – представитель народного здравого смысла и житейской практичности. Роман Сервантеса, художественная энциклопедия испанской жизни классического периода её культуры, изображает трагикомически бесплодный энтузиазм благородной личности на фоне жалкого прозябания самодовольных обывателей: мир непрактичного духа и бездуховной практики[27] .
Сюжет «Дон Кихота», его основная ситуация, строится на. двояком контрасте: центральная пара странствующих «безумцев» противостоит «трезвому» и пассивному социальному окружению, а рыцарь-«идеалист» – оруженосцу-«реалисту»; в обоих контрастах у каждой из сторон хватает «мудрости» (здравого смысла) лишь на то, чтобы развенчать иллюзии (безумие) другой стороны: специфически испанский национально-исторический план «донкихотской» ситуации.
За национальным «донкихотством», за кризисом испанской культуры Сервантес уловил и нечто большее – всеевропейский кризис гуманизма Возрождения, его представлений о рождающемся новом обществе и о месте, отведённом в нём человеческой личности. Среди великих реалистов нового времени Сервантес первый зафиксировал «прозаический» (обывательский), а не героический характер рождающегося общества. Грустным смехом над «героическим безумием», над утопической «романтикой» эпохи (осмеяние-прославление Дон Кихота) Сервантес реалистически завершил эволюцию искусства Ренессанса, прославлявшего идеализированную свободную личность, «творца своей судьбы», «сына своих дел».
Вместе с тем Сервантес положил начало новоевропейскую роману как «личностному эпосу», а в истории комического – юмору «высокого смеха» как смеха над высоким, над лучшим и благороднейшим в человеке, над вечной активностью человеческого сознания, над «истинно рыцарским» (на языке Дон Кихота) воодушевлением, вмешательством в ход жизни, когда одушевлённое лучшим сознание «прекраснодушно» теряет «такт действительности»[28] . В этом непреходящее, вечное значение общечеловеческого плана романа.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Андреев М. Л. Рыцарский роман в эпоху Возрождения. – М., 1993.
2. Багно В.Е. Дорогами «Дон Кихота». – М.: Книга, 1988. – 448 с.
3. Белинский В. Г. Собрание сочинений. В 9-ти томах. Т. 2. Статьи, рецензии и заметки, апрель 1838 – январь 1840. // Ред. Н. К. Гей. Подготовка текста В. Э. Бограда. Статья и примеч. В. Г. Березиной. – М., Художественная литература, 1977.
4. Берковский Н. Я. Новеллы Сервантеса // М. де Сервантес Сааведра. Назидательные новеллы. – М., 1955.
5. Борхес Х.Л. Притча о Сервантесе и Дон Кихоте // Борхес Х.Л. Сочинения: В 3 т.: Т. 2: Пер. с исп. – Рига: Полярис, 1994.
6. Бочаров С. Г. О композиции “Дон Кихота” // Сервантес и всемирная литература. – М.: Наука, 1969.
7. Всемирная история. Энциклопедия. Том 4. – М.: Изд-во социально-экономической литературы. – М.: 1958.
8. Гейне Г. Введение к Дон Кихоту, Собр. соч., т. 7. – М.: 1958.
9. Державин К.Н. Сервантес: Жизнь и творчество. – М.-Л.: Гослитиздат, 1958. – 740 с.
10. Дефурно М. Повседневная жизнь Испании золотого века. – М.: Молодая гвардия, 2004. – 314 с.
11. Зарубежные писатели: Биографический словарь. – М.: Просвещение, Учебная литература, 1997.
12. Краткая литературная энциклопедия: В 8тт. – М.: Советская энциклопедия, 1962.
13. Кржевский Б. А. Примечания // М. де Сервантес Сааведра. Назидательные новеллы. – М.; Л., 1934.
14. Менендес Пидаль Р. К вопросу о творческой разработке “Дон Кихота” // Избранные произведения. Испанская литература средних веков и эпохи Возрождения. – М.: Изд. иностранной литературы, 1961.
15. Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. Перевод Н. Любимов. – М.: Художественная литература, 1988.
16. Набоков В. Лекции о Дон Кихоте / Пер. с англ.; Предисл. Ф.Бауэрса, Г.Дэвенпорта. – М.: Издательство Независимая Газета, 2002. – 328 с.
17. Ортега-и-Гассет Х. Размышления о «Дон Кихоте»: Очерки. – СПб.: Изд-во Санкт-Петерб. ун-та, 1997. – 329 с.
18. Пинский Л. Сюжет «Дон Кихота» и конец реализма Возрождения. В кн.: Реализм эпохи Возрождения. – М., 1961.
19. Пискунова С. Мотивы и образы летних праздников в “Дон Кихоте” Сервантеса // Праздник в латиноамериканской культуре. – М.: Наука, 2002.
20. Пискунова С.И. «Дон Кихот» Сервантеса и жанры испанской прозы XVI-XVII веков. – М.: Изд-во МГУ, 1998. – 314 с.
21. Сервантес и всемирная литература // Под ред. Н. И. Балашова. – М., 1969.
22. Снеткова Н. «Дон Кихот» Сервантеса. – М. - Л., 1965.
23. Унамуно М., де. Житие Дон Кихота и Санчо по Мигелю де Сервантесу Сааведре, объяснённое и комментированное Мигелем де Унамуно. – СПб.: Наука, 2002. – 394 с.
24. Франк Б. Сервантес / Пер. с нем. А.Кочеткова. – М.: Книга, 1982. – 367 с.
25. Цомакион А.И. Сервантес: Его жизнь и литературная деятельность. Биографический очерк. //Сервантес. Шекспир. Ж.-Ж. Руссо. И.-В. Гете. Карлейль: Биографические повествования / Сост. Н.Ф.Болдырева. – Челябинск: Урал LTD, 1998. – 512 с.
26. Штейн А. Не надо быть Дон-Кихотом // На вершинах мировой литературы. – М., 1988.
[1] Пискунова С.И. «Дон Кихот» Сервантеса и жанры испанской прозы XVI-XVII веков. – М.: Изд-во МГУ, 1998. – 314 с.
[2] Всемирная история. Энциклопедия. Том 4. – М.: Изд-во социально-экономической литературы. – М.: 1958.
[3] Краткая литературная энциклопедия: В 8тт. – М.: Советская энциклопедия, 1962.
[4] Зарубежные писатели: Биографический словарь. – М.: Просвещение, Учебная литература, 1997.
[5] Краткая литературная энциклопедия: В 8тт. – М.: Советская энциклопедия, 1962.
[6] Андреев М. Л. Рыцарский роман в эпоху Возрождения. – М., 1993.
[7] Зарубежные писатели: Биографический словарь. – М.: Просвещение, Учебная литература, 1997.
[8] Цомакион А.И. Сервантес: Его жизнь и литературная деятельность. Биографический очерк. //Сервантес. Шекспир. Ж.-Ж. Руссо. И.-В. Гете. Карлейль: Биографические повествования / Сост. Н.Ф.Болдырева. – Челябинск: Урал LTD, 1998. – 512 с.
[9] Державин К.Н. Сервантес: Жизнь и творчество. – М.-Л.: Гослитиздат, 1958. – 740 с.
[10] Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. Перевод Н. Любимов. – М.: Художественная литература, 1988.
[11] Ортега-и-Гассет Х. Размышления о «Дон Кихоте»: Очерки. – СПб.: Изд-во Санкт-Петерб. ун-та, 1997. – 329 с.
[12] Менендес Пидаль Р. К вопросу о творческой разработке “Дон Кихота” // Избранные произведения. Испанская литература средних веков и эпохи Возрождения. – М.: Изд. иностранной литературы, 1961.
[13] Пинский Л. Сюжет «Дон Кихота» и конец реализма Возрождения. В кн.: Реализм эпохи Возрождения. – М., 1961.
[14] Багно В.Е. Дорогами «Дон Кихота». – М.: Книга, 1988. – 448 с.
[15] Сервантес и всемирная литература // Под ред. Н. И. Балашова. – М., 1969.
[16] Штейн А. Не надо быть Дон-Кихотом // На вершинах мировой литературы. – М., 1988.
[17] Борхес Х.Л. Притча о Сервантесе и Дон Кихоте // Борхес Х.Л. Сочинения: В 3 т.: Т. 2: Пер. с исп. – Рига: Полярис, 1994.
[18] Менендес Пидаль Р. К вопросу о творческой разработке “Дон Кихота” // Избранные произведения. Испанская литература средних веков и эпохи Возрождения. – М.: Изд. иностранной литературы, 1961.
[19] Борхес Х.Л. Притча о Сервантесе и Дон Кихоте // Борхес Х.Л. Сочинения: В 3 т.: Т. 2: Пер. с исп. – Рига: Полярис, 1994.
[20] Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. Перевод Н. Любимов. – М.: Художественная литература, 1988.
[21] Набоков В. Лекции о Дон Кихоте / Пер. с англ.; Предисл. Ф.Бауэрса, Г.Дэвенпорта. – М.: Издательство Независимая Газета, 2002. – 328 с.
[22] Дефурно М. Повседневная жизнь Испании золотого века. – М.: Молодая гвардия, 2004. – 314 с.
[23] Франк Б. Сервантес / Пер. с нем. А.Кочеткова. – М.: Книга, 1982. – 367 с.
[24] Унамуно М., де. Житие Дон Кихота и Санчо по Мигелю де Сервантесу Сааведре, объяснённое и комментированное Мигелем де Унамуно. – СПб.: Наука, 2002. – 394 с.
[25] Снеткова Н. «Дон Кихот» Сервантеса. – М. - Л., 1965
[26] Белинский В. Г. Собрание сочинений. В 9-ти томах. Т. 2. Статьи, рецензии и заметки, апрель 1838 – январь 1840. // Ред. Н. К. Гей. Подготовка текста В. Э. Бограда. Статья и примеч. В. Г. Березиной. – М., Художественная литература, 1977.
[27] Пискунова С.И. «Дон Кихот» Сервантеса и жанры испанской прозы XVI-XVII веков. – М.: Изд-во МГУ, 1998. – 314 с.
[28] Андреев М. Л. Рыцарский роман в эпоху Возрождения. – М., 1993.