Экономика Киевской Руси в IX - начале XII века

СОДЕРЖАНИЕ: Экономика Киевской Руси в IX - начале XII века Интерес к социально-экономической проблематике вообще характерен для советской историографии, сказался он и в изучении Киевской Руси. Анализ ее необходим для того, чтобы определить характер общественного строя наших предков. Общепринятым в исторической науке стал вывод, сделанный академиком Б.

Экономика Киевской Руси в IX - начале XII века

Интерес к социально-экономической проблематике вообще характерен для советской историографии, сказался он и в изучении Киевской Руси. Анализ ее необходим для того, чтобы определить характер общественного строя наших предков. Общепринятым в исторической науке стал вывод, сделанный академиком Б. Д. Грековым о древнерусском обществе как об обществе феодальном. Выводы Б. Д. Грекова стали общепризнанными в советской историографии, и, хотя в дальнейшем были уточнены многие нюансы и детали, большинство авторов и по сей день считают Киевскую Русь раннефеодальном государством.

Так, академик Б. А. Рыбаков в работе Киевская Русь и русские княжества XII - XIII вв. древнейшей формой феодальной ренты считает полюдье. Автор считает, что полюдье возникает на рубеже VIII - IX вв. и характерно для всего IX века и для первой половины X, хотя как пережиточное явление известно и в XII веке. На основании летописи, сочинения византийского императора Константина Багрянородного (около 948 года) и ПВЛ исследователь реконструирует организацию полюдья киевских князей (география сбора дани, продолжительность, участники и т. д.) и приходит к заключению, что полюдье было не простым беспорядочным разъездом, а хорошо организованным важнейшим государственным делом. Трагическая гибель Игоря, убитого древлянами, которых возмутили непомерные поборы князя, по Б. А. Рыбакову, - результат превышения четко установленной нормы ренты. Доходы от полюдья составляли и основу торгового экспорта Руси. Сам факт ежегодного сбора дани для историка - одно из свидетельств перехода от разрозненных союзов племен к государству.

Древлян, убивших Игоря жестоко карает его жена Ольга. Под 947 годом ПВЛ сообщает о регламентации повинностей в Древлянской земле и установлении там становищ, ловищ, погостов, определении уроков и уставов, т. е. судебных пошлин и поборов. Эти сведения для Б. А. Рыбакова - свидетельство организации княжеского домениального хозяйства середины X века.

Л. В. Черепнин наиболее полно постарался обосновать гипотезу о верховной феодальной собственности в Древней Руси. По его мнению, уже первые известные нам русские князья были верховными, собственниками всей русской территории на феодальном праве, а дани, которые они собирали с подвластного населения, были не контрибуцией, платой за мир, а феодальной рентой. Никакими теоретическими и конкретно-историческими данными доказать такой путь развития Руси невозможно.

И. Я. Фроянов в монографии Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории пишет о схематичности исследований Б. Д. Грекова, которого привлекала генеральная линия развития общественных отношений на Руси и он сосредоточился на тех социально-экономических факторах, которые отражали наступление нового феодального строя. Между тем институты старого порядка - первобытнообщинного и рабовладельческого строя не были им изучены досконально. Вывод И. Я. Фроянова заключается в следующем.

В Киевской Руси IX - начале XII века дофеодальные факторы играли весьма значительную роль. Например, широко была распространена не индивидуальная семья как в Европе, а так называемая большая семья. Рост землевладения шел за счет окняжения земли, т. е. установления верховной феодальной собственности на землю. Власть на людьми, по мнению Фроянова, еще не феодализм, а обложение данью вовсе не обязательно сопровождается установлением феодальной собственности на землю. В основе социально-экономической жизни Киевской Руси этого периода лежала не частная собственность на землю, а землевладение свободных крестьян. И. Я. Фроянов выделяет и существенную роль рабства в феодальных вотчинах, которые имели рабовладельческий характер. Рабов было намного больше, чем феодально-зависимых крестьян. Но это был отнюдь не рабовладельческий строй, так как подобного рода вотчин было мало.

В современной российской историографии существуют две точки зрения на то, что являлось главным фактором экономического развития Киевской Руси: традиционная и революционная. Согласно первой, выдающимся представителем которой является В. О. Ключевский, внешняя торговля должна рассматриваться и как основа ранней русской экономики, и как важнейший фактор развития Киевского государства. Согласно второй (ее наиболее известный представитель Б. Д. Греков) в киевский период, так же как и позднее в московский, сельское хозяйство, а не торговля, было фундаментом государства и общества.

Ключевский в развитии своей теории дошел до полного отрицания важности сельского хозяйства в экономической жизни Киевской Руси. Греков не мог совершенно отрицать роль внешней торговли в киевский период: эта роль слишком очевидна. Однако он пытается свести к минимуму ее значение и подвергает сомнению ее активность. Ключевский говорит: История нашего общества изменилась бы существенно, если бы в продолжение восьми-девяти столетий наше народное хозяйство не было историческим противоречием природе страны. В одиннадцатом веке масса русского населения сосредотачивалась в черноземном среднем Поднепровье, а к половине пятнадцатого века передвинулось в область верхнего Поволжья. Казалось бы, в первом краю основанием народного хозяйства должно было стать земледелие, а во втором должны были получить преобладание внешняя торговля, лесные и другие промыслы. Но внешние обстоятельства сложились так, что пока Русь сидела на днепровском черноземе, она преимущественно торговала продуктами лесных и других промыслов и принялась усиленно пахать, когда пересела на верхневолжский суглинок.

Б. Д. Греков говорит: Мне кажется, что в наших источниках нет свидетельств подтверждающих, основные положения Ключевского, Рожкова и их последователей. В Киевской, Новгородской и Суздальской Руси земледелие было основным занятием народа.

Чью сторону следует принять в этом споре?

Прежде всего, необходимо сказать, что основная идея Ключевского о практически полной миграции населения из района среднего Днепра на верхнюю Волгу, которая, якобы, произошла в период между одиннадцатым и пятнадцатым веками и способствала расцвету Московской Руси, совершенно неприемлема.

Мы знаем, что славяне появились на севере России за столетия до образования Киевского государства, что они пришли на новгородские земли еще в начале четвертого века, что верхний Волго-Окский район был заселен ими из Смоленска и Новгорода, а не из Киева и не позже седьмого века. Мы также знаем, что, согласно археологическим свидетельствам, не только славяне, но и литовцы и финны занимались сельским хозяйством на севере задолго до одиннадцатого столетия, уже не говоря о пятнадцатом.

В своем блестящем исследовании П. Н. Третьяков убедительно показал, что жители верхней Волги, которых он считает протославянами, были знакомы с сельским хозяйством, по крайней мере с третьего века, и что в седьмом столетии население этих районов, в то время, несомненно, славяне, перешли от примитивных методов (подсечного земледелия) к регулярной вспашке земли.

Таким образом, даже в Северной и Центральной Руси сельское хозяйство играло важную роль в экономической жизни народа задолго до одиннадцатого века. И еще более важную, конечно, на Украине.

Известно, что уже в раннюю скифскую эпоху некоторые племена, подвластные скифским царям, выращивали разнообразные зерновые. Согласно Византийским источникам, анты в шестом веке возделывали землю и хранили зерно в своих поселениях. По восточным источникам славяне в восьмом веке снабжали зерном хазар и мадьяр. Известно из ПВЛ, что одно из восточных славянских племен, вятичи, платили дань хазарам по одной монете с сохи, следовательно, соха была их главным средством к существованию.

В письменных источниках киевского периода встречается масса упоминаний о земледелии и зерновых. Все эти свидетельства убедительно подтверждаются данными археологии.4 Таким образом, не может быть никаких сомнений в том, что сельское хозяйство было одним из главных элементов русской национальной экономики киевского периода. Исторический парадокс, о котором говорит Ключевский, был только плодом его воображения.

Однако из признания значения сельского хозяйства для Киевской Руси не следует, что мы должны отрицать роль внешней торговли или, преуменьшать ее, как это делает Греков. Как и в случае с сельским хозяйством, существует достаточно доказательств, подтверждающих активность торговли в экономике Западной Евразии с незапамятных времен. Больше того, внешняя торговля была, несомненно, основным фактором формирования политики всех империй в Понтийских степях, от скифов до хазар.

Особенно важно для обсуждаемого вопроса, что к моменту образования Киевского государства, торговля зерном не играла значительной роли - если вообще имела значение - в русской внешней торговле. Большую часть ее объема составляли продукты охоты и лесных промыслов: пушнина, воск и мед. Даже Греков не в состоянии отрицать этого. Хотя мы и не можем разделить взглядов Ключевского на сельское хозяйство, мы, тем не менее, должны последовать за ним в утверждении важности неземледельческих продуктов во внешней торговле Киевской Руси, по крайней мере, в десятом веке.

Это очень важный момент, принимая во внимание, что сторонники взглядов Грекова используют данные по сельскому хозяйству при интерпретации социологических основ Киевской Руси. Поскольку сельское хозяйство являлось основой феодализма в Западной Европе, утверждается, что его развитие в Киевской Руси неопровержимо доказывает полную феодализацию страны в этот период. Признание же первостепенного значения внешней торговли, с точки зрения Грекова и его школы, поставило бы под угрозу всю схему.

В общем можно сказать, что на своей начальной стадии европейский феодализм базировался на закрытой экономике, а любое сколько-нибудь заметное расширение внешней торговли, напротив, предполагает значительное развитие монетарной экономики.

Охота, бортничество и рыболовство. Охота была любимой забавой русских князей киевского периода. В своем Поучении князь Владимир Мономах вспоминает о своих главных охотничьих подвигах с очевидной гордостью и теплым чувством в следующих словах: В Чернигове своими руками я вязал диких коней в пущах по десять и по двадцать, и, кроме этого, я поймал столько же у реки Роси. Два тура метали меня рогами вместе с конем. Один олень бодал меня; из двух лосей один ногами топтал, другой рогами бодал. Вепрь сорвал меч с бедра моего. Медведь мне у колена потник укусил, а другой лютый зверь вскочил ко мне на бедро и коня со мною опрокинул. И все же Бог соблюдал меня невредимым. Рассказывая о животных и птицах, населяющих леса и поля Руси, Владимир говорит: Все эти благословения Господь даровал нам для услады и пропитания и удовольствия мужеского.

Даже для князей охота являлась не только развлечением, но и важным промыслом. Еще более важной она была для простых людей, особенно в лесной зоне Северной Руси. Во-первых, охота доставляла пищу значительной части населения, во-вторых, она обеспечивала мехами, нужными для изготовления теплой одежды, уплаты налогов (вместо денег) и торговли; в-третьих, давала шкуры для кожевенных работ.

На животных и птиц охотились при помощи стрел и копий или ловили живьем в сети и ловушки разных типов. Небольшие силки использовались для ловли птиц. Огромные сети развешивали в лесах между деревьев для ловли животных, которых поднимали и направляли в них загонщики.

Очень популярной была также псовая охота. У некоторых князей были даже охотничьи леопарды. Тогда как простолюдины охотились самостоятельно или создавали охотничьи общины, князья и бояре нанимали профессиональных охотников различных специальностей: выжлятников, сокольничих и так далее. Княжеская охота была, чаще всего, очень сложным мероприятием.

В связи с важностью охоты как промысла, охотничьи угодья охранялись законом. У каждого князя были собственные места для охоты, но угодья, принадлежащие представителям других классов, а также церквям и монастырям, тоже упоминаются в источниках. В Русской Правде предусмотрены суровые наказания за охоту в чужих угодьях, а также за кражу или порчу охотничьих сетей и убийство охотничьей собаки.

Бортничество являлось другим распространенным видом лесного промысла. Оно было довольно примитивным: пчелы содержались в дуплистых стволах лесных деревьев. Такая колода (борт) могла быть природного происхождения, но чаще всего их специально вырубали в стволах для этой цели. Стволы затем метились специальным знаком пчеловода (знамя). Часть леса, в которой находились помеченные деревья с ульями, охранялась, и права владельца защищались законом. Штраф в три гривны был установлен в Русской Правде за снос чужого улья и в двенадцать гривен за удаление с дерева знака владельца. В источниках того периода упоминаются угодья с пчелиными ульями, принадлежащие как князьям, так и простым людям. Монахи тоже занимались пчеловодством, и князья нередко жаловали часть своих угодий епископам и монастырям. Так, в 1150 году, князь Ростислав из Смоленска даровал епископу того же города лес с ульями и обслуживающим пчеловодом (бортником).

Продукция бортничества - воск и мед - пользовались огромным спросом как внутри страны, так и за ее пределами. Воск, кроме всего прочего, был необходим для производства церковных свечей; он экспортировался в большом количестве в Византию и на запад, а после Крещения Руси стал использоваться также русскими церквями и монастырями.

Христианизация Руси должна была увеличить спрос также и на рыбу, так как рыбная диета теперь предписывалась на время постов, особенно на время Великого поста (пасхальный пост). Однако даже в двенадцатом столетии русские плохо соблюдали посты, а князья по любому поводу старались получить освобождение от них. Только в монастырях посты являлись строгим правилом. Несмотря на то, что религиозный мотив для предпочтения рыбной диеты дал меньшие результаты, чем можно было ожидать, рыбу на Руси ели и до и после крещения, и рыболовство, следовательно, играло не последнюю роль в русской экономике. Товарное рыболовство развивалось преимущественно на больших реках и озерах. Рыболовецкие артели на севере Руси, такие как на реке Волхов и озере Белом (Белоозеро), упоминаются в источниках двенадцатого века. Тогда же галицкие рыбаки обосновались в низовьях Дуная. Самой ценной рыбой считался осетр.

Самостоятельные рыболовы ловили рыбу на удочку на малых реках и прудах, а в товарном рыболовстве преимущественно использовали различные неводы и сети. На севере Руси распространенным был способ перегораживания малой реки частоколом. В этом случае в частоколе оставляли несколько отверстий, к которым привязывали плетеные корзины для ловли рыбы (верши). Хотя этот способ не упоминается в источниках до четырнадцатого века, вряд ли можно сомневаться, что он применялся и раньше.

Берега рек и озер, пригодные для рыболовства, могли находиться в частном владении. Монастыри особенно старались получить собственные рыбные угодья, чтобы обеспечить братию необходимым запасом рыбы на время Великого поста.

В связи с рыболовством можно также упомянуть ловлю моржей в Северном Ледовитом океане и на Белом море. Моржей в основном добывали из-за их клыков, называемых по-древнерусски рыбий зуб. Новгородцы торговали ими уже в начале двенадцатого века.

Земледелие и скотоводство. Главная географическая особенность Европейской Руси (Западной Евразии) - деление страны на природные зоны - предопределила, как мы видели, развитие лесных промыслов в районах севернее границы степной зоны. С земледелием ситуация была иной, поскольку тогда, как конечно и сейчас, получение урожаев возможно и в степной, и в лесной зонах. Тем не менее существование различных природных зон оказало большое влияние на агротехнические методы и в результате привело к заметной разнице между севером и югом. Степная зона с ее богатой черной почвой (черноземом) открыта для крестьянина во всех отношениях, и единственная проблема, преимущественно техническая, с которой он сталкивается, - это эпизодическое орошение земель в пограничных районах между степной и засушливой пустынной зонами.

В лесной зоне человек должен был сначала выкорчевать лес, чтобы получить участок пашни. В переходной лесостепной зоне было возможно использовать для земледелия свободные от деревьев островки земли даже до вырубки окружающего их леса.

И на севере и на юге Руси земледелие - последовательно, но медленно вырастая из примитивных условий - прошло много стадий. В целом можно сказать, что самая ранняя стадия заключалась в разрыхлении верхнего слоя почвы мотыгой или другим примитивным инструментом подобного рода с одновременной посадкой семян. На этой стадии каждый участок земли только временно использовался как пашня. Постепенно была достигнута следующая стадия, на которой поля постоянно использовались и, обрабатывались регулярно.

В лесной зоне работа должна была начинаться с вырубки деревьев и выжигания подлеска. Такие выжженные участки леса, пригодные для земледелия, были известны как лиады (множественное число от лиадо). Вся операция в целом называется подсека (вырубка) или лиада (выжигание). В первые два-три года урожай был высоким, так как древесный пепел - хорошее удобрение. Однако через три-четыре года такой участок земли переставал давать достаточный урожай, и использовались новые, заранее подготовленные. Тем временем оставленный участок быстро покрывался молодой порослью, которую опять нужно было выжигать, когда земледелец возвращался к нему. Такие вновь поросшие участки земли в лесу были известны как лиадины. В целом задача по очистке и уходу за лиадами, требовавшая тяжелого труда и большого количества работников, была не под силу одной крестьянской семье. Таким образом, примитивное земледелие в лесах предполагало существование кооперативных объединений в форме общин {задруга).

В степной зоне первоначальная система использования земли называлась перелог, суть ее заключалась в том, что после первых урожаев землю оставляли под паром на несколько лет, не соблюдая какого-либо определенного чередования ни во времени, ни в севообороте. В степях девственная почва была настолько плодородной, что вспаханная однажды она давала хорошие урожаи в течении нескольких сезонов даже без дополнительной обработки. Когда сорняки разрастались, и заглушали посевы, земледелец распахивал новый участок степи и возвращался к первому только через несколько лет.

Такая расточительность в отношении сельскохозяйственных угодий возможна только пока земли много, а население не так велико. Когда количество земли становится ограниченным и на нее устанавливается частная собственность, от переложного земледелия приходится отказываться, и земля может быть оставлена под паром только на определенное время. Исторически это привело к появлению двупольной и, позже, трехпольной системы земледелия. Эта стадия была достигнута уже в киевский период и на юге и на севере, по крайней мере в наиболее плотно заселенных частях каждого княжества. В отдаленных районах лесной и пограничных районах степной зон подсека и перелог, естественно, еще применялись. Лиадная система использовалась в некоторых районах Северной Руси даже в середине девятнадцатого века.

На стадии постоянного возделывания полей требовалось гораздо меньше труда для их обработки, чем при подсеке. Таким образом, с точки зрения экономики не существовало препятствия для выхода отдельных семей из задруги: так появились небольшие хозяйства. С другой стороны, большие земельные наделы могли прибыльно эксплуатироваться при использовании рабов или наемного труда.

В письменных источниках киевского периода существуют многочисленные свидетельства того, что регулярно обрабатываемые поля находились в частной собственности. Известны копии документов, в которых детально описываются границы каждого владения. В Русской Правде установлены штрафы за распахивание земель вне установленных границ.

Что касается орудий труда, то на начальной стадии развития земледелия в лесной зоне, как правильно отмечает Греков, топор можно называть главным сельскохозяйственным инструментом, без него мотыга была бы бесполезной. На этой стадии не было необходимости в использовании тягловой силы, и действительно, согласно Третьякову, в верховьях Волги лошадь первоначально использовалась как скот, на мясо, а не для работы, и только где-то в пятом веке ее приспособили для сельскохозяйственных работ. Северный русский плуг (соха) представлял собой деревянное орудие с тремя зубьями. Позже его сделали более эффективным, добавив металлический лемех. На юге настоящий плуг (рало) использовался со скифских времен. Соху тянула лошадь или несколько лошадей, а рало - лошади или волы.

Из зерновых на юге как основные культуры выращивали полбу, пшеницу, гречиху, на севере - рожь, овес и ячмень. При трехпольной системе возделывали только следующие культуры: волокнистые, пригодные для ткачества (лен и коноплю); бобовые (горох и чечевицу) и репу на отдельных полях.

Совсем немного известно о садоводстве в Киевской Руси. Вероятно яблоневые и вишневые сады существовали на Украине с персидских времен. Видимо в местном ассортименте фруктов не было большого разнообразия, так как фрукты импортировали из Византии. В Патерике Киево-Печерского монастыря говорится, что монахи выращивали некоторые виды фруктовых деревьев. Товарные огороды существовали вокруг Киева и других городов, обычно в низких влажных местах, затопляемых весенними паводками (болонье). Выращивали капусту, горох, репу, лук, чеснок и тыкву. Монахи тоже имели огороды на монастырских землях, и огородники упоминаются среди людей, живших и работавших в частных поместьях.

Разведение лошадей и крупного рогатого скота практиковалось в Южной Руси в течение веков и представляло собой важную отрасль русской национальной экономики в киевский период. Князья уделяли особое внимание разведению лошадей, частично в связи с военными нуждами, и огромные табуны лошадей содержались в княжеских имениях. В качестве примера можно привести эпизод столкновения между князьями Давыдовичами и Ольговичами в 1145 году: согласно Ипатьевской летописи, Давыдовичи, совершив набег на неогороженное пастбище Ольговичей в Рахне, угнали три тысячи кобыл и тысячу жеребцов.

Русская Правда содержит большое количество статей, касающихся продажи или кражи скота. В так называемом Карамзинском списке (пространной редакции Правды) есть интересные расчеты общего увеличения поголовья скота, которого может ожидать хороший скотовод.

Лошади и скот разного рода, включая верблюдов, также импортировались от тюркских кочевников - печенегов и, позднее, половцев. Венгерские иноходцы упоминаются в Слове о полку Игореве.

Поскольку охота играла в Киевской Руси значительную роль, и князь, чаще всего, был страстным охотником, следует упомянуть, что разведению охотничьих собак тоже уделяли большое внимание в княжеских имениях. Птицеводство также было важной отраслью сельского хозяйства, птицу держали как для личного потребления, так и для торговли.

Хотя на Руси киевского периода существовали хозяйства разных размеров, основной объем сельскохозяйственной продукции, несомненно, производился в крупных поместьях. Они были трех видов: принадлежащие князьям, боярам и представителям других классов, церкви.

Свидетельства об управлении и внутренней организации больших земельных владений в киевский период немногочисленны. По управлению боярскими поместьями мы знаем только название управляющего - тиун. Княжеское поместье находилось под общим управлением огнищанина; каждая часть поместья - село - управлялась сельским старостой, за полевыми работами наблюдал ратайный староста. Тиун конюший отвечал за лошадей и их разведение, овчар - за овец. Конюхи и пастухи чаще всего были тюркского происхождения. В летописях упоминаются доезжачие, отвечавшие за княжеские псарни. Большинство княжеских конюхов и пастухов, так же как и псарей, видимо, являлись его рабами. Княжеские земли обрабатывали, по крайней мере частично, рабы - холопы и зависимые работники - закупы. Однако привлекались и свободные наемные рабочие - рядовичи и получившие свободу холопы - изгои.

Вероятно некоторые из этих наемных работников в княжеских и церковных поместьях получали в аренду небольшие наделы земли, которые и возделывали. В таких случаях они должны были отдавать хозяину часть урожая или платить ренту деньгами.

Боярские поместья, очевидно, строились по образцу княжеских, хотя понятно, что в большинстве случаев они были меньше. Некоторые церковные поместья, особенно монастырские, должно быть, были такими же большими экономическими образованиями, как и княжеские, но они отличались структурой производства и ее организацией. В церковных поместьях не разводили ни лошадей для военных целей, ни охотничьих собак. Более того, поскольку церковь находилась в оппозиции к рабовладению как институту, рабский труд использовали очень редко.

Металлургия. Как я уже отметил, железо было единственным металлом, добываемым в границах Киевской Руси. Оно использовалось, главным образом, для изготовления оружия и разнообразных инструментов; можно сказать, что железо формировало костяк материальной культуры страны, как мирной, так и военной. Медь и олово привозили с Кавказа и из Малой Азии. Свинец поступал в основном из Богемии. Из меди отливали церковные колокола. Свинцом, иногда оловянными листами, покрывали крыши церквей. Медь также использовали при изготовлении кухонной и другой домашней утвари: котлов, тазов, подсвечников и т.п., а свинец для печатей.

Серебро доставлялось с разных сторон: из Богемии, из-за Урала, с Кавказа и из Византии. Золото получали в результате торговли или войны от византийцев и половцев. Золото и серебро использовали для чеканки монет, изготовления печатей и всевозможных сосудов: блюд, чаш и кубков. Естественно, только князья и зажиточные люди могли позволить себе иметь их. Церковь, тем не менее, была постоянным покупателем золотых и серебряных изделий. Кроме чаш и других церковных сосудов, духовенство заказывало золотые и серебряные кресты, оклады для икон и Евангелий, используемых во время церковной службы. У некоторых соборных церквей были золоченые купола, а иногда золотыми и серебряными пластинами покрывали определенные части внутренних стен и перегородок.

Хотя запасы металлов, кроме железа, в Киевской Руси были скудными, искусство металлургии достигло высокого уровня. В ранний период, как мы знаем, анты прославились как искусные оружейники, а в девятом и десятом веках их традиции продолжили поляне. Плавильни и кузницы, литейщики и кузнецы упоминаются по разным поводам во многих источниках этого периода. В Киеве в двенадцатом веке кузни занимали специальную часть города, и городские ворота в этом районе назывались Кузнецкими. В Новгороде в начале тринадцатого века жили искусные литейщики, гвоздильщики и мастера, изготовлявшие щиты.

Необходимо здесь упомянуть и о соли. Она добывалась в Карпатских горах Галицкого княжества. Киев главным образом зависел от этого источника, и когда в одной из междоусобных войн, в 1097 году, галицкие князья запретили поставки, возник острый дефицит этого продукта во всем Киевском регионе. Другой важный источник соли находился в Крыму, где запасы сформировались естественным путем в мелководных заливах между полуостровом и материком. На севере новгородцы добывали соль из морской воды путем искусственного испарения. Воду кипятили на больших железных сковородах или в огромных котлах (салгах).

Строительство. Суровость русского климата создавала необходимость строить дома, которые могли бы защитить человека во время зимних холодов, что было особенно важно на севере Руси. Поскольку прекрасный лес был в достатке во всей лесной зоне - то есть, в Северной и Центральной Руси - дома там строили из дерева. В степной зоне деревянные каркасы стен заполняли глиной и штукатурили. Северная русская изба и украинская хата, таким образом, представляют собой два традиционных типа жилья.

С накоплением богатства высшими классами и ростом княжес­кой власти строились все более сложные по конструкции особня­ки, в большинстве своем из дерева. Однако у княжеского дворца в Киеве уже в 945 году была каменная часть. Роскошные дворцы Суз­дальских князей в конце двенадцатого века были уже полностью построены из камня. Крепости и городские стены в киевский пери­од сооружались в основном из дерева, однако, епископ Ефрем Переяславльский построил каменную стену вокруг города в 1090 году, столетием позже князь Рюрик возвел такую же вокруг монастыря Святого Михаила в Выдубичах недалеко от Киева, который вхо­дил в систему Киевских фортификационных сооружений (1190 год). В целом же только в церковной архитектуре активно использова­ли камень. К концу двенадцатого столетия все соборы и большин­ство церквей главных городов были построены из камня или кир­пича. В небольших городах и сельских районах, особенно в Север­ной Руси, преобладали деревянные церкви.

В самые древние времена вряд ли существовали профессиональ­ные строители. Каждый человек или, скорее, каждая семейная община самостоятельно строила себе дома. Однако с ростом вы­сших слоев и появлением спроса на большие дома и особняки, а особенно с возвышением Церкви, специализация стала неизбеж­ной. Новгород, великая метрополия на севере, был известен как колыбель деревянных строительных ремесел в киевский период.

Один из районов Новгорода был известен как «Плотницкая слобода». Так как Новгород расположен на обоих берегах реки Волхов, а его улицы были вымощены деревом, новгородские мосто­строители были широко известны своим мастерством; «Русская Правда» содержит интересную таблицу гонораров для строите­лей мостов. По-видимому, новгородских мастеров-строителей приглашали для работ в другие города, по мере необходимости. Однако, судя по всему, везде были и свои профессиональные плотники.

Строительство и ремонт городских стен, например в Киеве, - другая важная задача, для выполнения которой требовались мас­тера-строители. Этот род строительных работ тоже упоминается в «Правде».

Основным инструментом древних русских плотников был то­пор, и в умении обращаться с ним они достигли высокого мастер­ства. Изредка в источниках встречается пила, но широкое приме­нение на Руси она нашла только в шестнадцатом веке. Среди других инструментов упоминаются долото, сверло, тесло.

Важной частью древнерусского плотницкого дела было судо­строение. В «Русской Правде» стоимость струга оценивает­ся в одну гривну, речного судна большего размера - в две гривны, морского судна - в три гривны.

В то время как плотницкое искусство родилось на русской поч­ве и развивалось в соответствии с местными потребностями и тра­дициями, искусство каменной кладки было завезено из Византии между десятым и одиннадцатым веками. Постепенно появились и местные мастера, и в конце двенадцатого века город Владимир в Суздальском княжестве превратился в важнейший центр русского строительного ремесла.

Ткачество, скорняжное, кожевенное и гончарное дело. Искусство ткачества было известно восточным славянам, а до них древним славянам, с незапамятных времен. Для производства пряжи использовали лен и коноплю. В Киевской Руси с ростом населения, развитием ремесел и торговли потребность в текстиль­ной продукции быстро возрастала. Из льняного и пенькового по­лотна делали мужскую и женскую одежду. Рост благосостояния высших классов привел к определенному повышению качества жизни и вкусу к роскоши. Появилась необходимость в тонком белье. Новые потребности частично удовлетворялись импортными това­рами, но также стимулировали совершенствование технологий оте­чественных ремесел.

Кроме изготовления одежды, льняная и пеньковая пряжа были необходимы для технических нужд. Огромный запас веревок тре­бовался для изготовления охотничьих и рыболовных сетей. Из холстины и парусины делали военные палатки. Большое количе­ство морской одежды и канатов шло на оснастку кораблей ежегод­ных торговых караванов, курсировавших между Киевом и Визан­тией, и новгородских судов, ходивших в Балтийском море.

В Киевской Руси также производили пряжу и сукно из шерсти, которые в основном использовали в зимней и верхней одежде. Для изготовления головных уборов и зимней обуви применяли фетр. В киевский период на Руси не существовало производства шелка - фактически до семнадцатого века. В киевские времена шелковые изделия импортировали из Византии и с Востока.

Первоначально большая часть холстины и льняного полотна была домотканая, а шерстяное сукно - домашнего валяния. Каждая се­мейная община представляла собой мастерскую. Женщины пряли и ткали, а мужчины валяли сукно и вили веревки. Когда, после крещения Руси, были основаны монастыри, монахи и монахини сами производили полотно и сукно. В городах, по всей вероятнос­ти, появлялось все больше профессиональных ткачей и валялыциков, но, к сожалению, очень мало говорится о них в доступных источниках того периода.

Скорняжное дело, надо полагать, было высоко развито в киевс­кие времена, так как меховая верхняя одежда являлась предметом первой необходимости, особенно на севере Руси, в связи с суро­востью климата. Кроме того, меха носили как украшение. Нет ни­какого сомнения в том, что на Руси в тот период были высоко­квалифицированные скорняки, однако, существует очень мало дан­ных относительно технологии скорняжного дела в древней Руси.

О кожевенном деле в наших источниках содержится только не­сколько упоминаний. В сатирической повести о посещении Новго­рода Св. Андреем, в которой описывается русская баня упоминается, что новгородские славяне мазали себя ду­бильной кислотой. История о поединке русского с печенежским борцом, изложенная в ПВЛ под 992 годом, говорит, что русский герой был кожевником.

Гончарное дело было известно русским славянам так же давно, как и прядение. Они делали горшки и кувшины самых разных видов, некоторые из них искусно украшали. С другой стороны, нет никаких определенных свидетельств, что в Киевской Руси про­изводили стекло.

Торговля. Внешняя торговля традиционно считалась главной опорой Киев­ской экономики, и даже если, как мы видели, необходимо делать оговорки к традиционной точке зрения, значе­ние внешней торговли отрицать невозможно. Однако нельзя так­же пренебрегать ролью внутренней торговли в киевский период; если благосостояние высших классов в значительной степени зави­село от внешней торговли, то жизнь массы населения еще в боль­шей степени была связана с внутренней торговлей. Исторически во многих случаях внутренние торговые связи между городами и отдаленными регионами Руси предшествовали развитию внешней торговли или, по крайней мере, развивались в районах, впрямую не связанных с внешней торговлей. Так, относительно Днепров­ского речного пути, торговля между Киевом и Смоленском происходила еще до установления регулярных торговых отношений меж­ду Новгородом, Киевом и Константинополем.

Главный фактор развития внутренней торговли в Киевской Руси, как и в других странах, можно усматривать в различии природ­ных ресурсов страны. На Руси существовало коренное отличие между Севером и Югом - лесной и степной зонами. Различия меж­ду южными провинциями - производителями зерна и северными провинциями - потребителями хлеба проходят через всю историю России и сохраняются даже в наши дни. И, действительно, исто­рию отношений между Новгородом, с одной стороны, и Киевом и Суздалем - с другой, невозможно правильно понять, не принимая во внимание зависимость северного города от поставок южного зерна. Торговля железом и солью была также результатом разли­чий в экономической географии Руси.

Другим фактором развития внутренней торговли - скорее соци­альным, чем географическим - являлось различие между городами и сельскими районами. Здесь перед нами случай зависимости го­рожан от снабжения их сельскохозяйственной продукцией кресть­янами, и потребности крестьян в орудиях труда и других товарах, производимых городскими ремесленниками.

Социальную важность внутренней торговли в Киевской Руси наилучшим образом можно оценить, исследуя роль рыночной пло­щади в жизни города и окружающих его сельских районов. Ры­ночная площадь обычно представляла собой обширную террито­рию, окруженную лавками и складами. Палатки и лотки заполня­ли часть площади между ними. Весы, проверенные представителя­ми городских властей, за небольшую плату предоставляли как продавцам, так и покупателям. Раз в неделю, обычно по пятни­цам, крестьяне привозили свою продукцию на продажу, и рыноч­ная площадь превращалась в ярмарку.

Все это относится к торговой природе рыночной площади как таковой. Но в Киевской Руси она равным образом была связана с политической жизнью и управлением. Именно на рыночной площа­ди делались все официальные объявления. Согласно «Русской Правде», если в городе или окрестностях ловили вора, то заявитель дол­жен был, прежде всего, объявить об этом на рыночной площади - это являлось первым шагом в тяжбах такого рода, без чего ни один судья не будет начинать разбирательство.

На городских рынках народ собирался на вече, особенно в тех случаях, когда горожане были недовольны князем, и вече созы­валось оппозицией. Именно для того, чтобы не позволить оппо­зиционному вече накапливать силы, князь Изяслав I перенес глав­ный рынок из центра города на холм, поближе к собственному дворцу (1069 год).

Возвращаясь к торговым функциям рыночных площадей в киевский период, можно сказать, что на рынках главных рус­ских городов покупались и продавались самые разнообразные товары. В ряде источников того периода упоминаются следующие товары: оружие, изделия из металла, металлы, соль, одежда, шап­ки, меха, полотно, гончарные изделия, лес, древесина, пшеница, рожь, просо, мука, хлеб, мед, воск, благовония, лошади, коровы, овцы, мясо, гуси, утки и дичь. В небольших городах, по всей ви­димости, торговали только местные купцы, тогда как в крупных городах купцы действовали в национальном масштабе. Существу­ет много свидетельств в источниках о присутствии иногородних купцов почти в каждом крупном русском городе. Новгородские купцы проявляли особую активность в открытии своих представи­тельств по всей Руси.

Теперь обратимся к внешней торговле. Как мы знаем, в вось­мом и девятом столетиях варяги проложили торговый путь через Русь из Балтики в Азовское и Каспийское моря. В десятом столетии русские организовали собственную торговлю в националь­ном масштабе, продолжая извлекать прибыль из транзитной тор­говли. Днепровский речной путь вскоре превратился в основную артерию русской торговли, главный южный конец которой те­перь был в Константинополе. Таким образом, Черное море стало играть более важную роль в русской торговле, чем Каспийское; тем не менее русские продолжали отчаянно охранять путь на Каспий, и именно с этой точки зрения мы наилучшим образом можем понять заинтересованность русских князей десятого и один­надцатого столетий в Тмутаракани и важность этого города в русской истории раннего киевского периода. В конце одиннадца­того века дорога на Азовское и Каспийское моря была перекрыта половцами, которые с этого момента - в периоды перемирий - служили посредниками между Русью и Востоком. Сходную роль играли волжские булгары..

Существенные перемены, которые произошли в Средиземномор­ской торговле после первого крестового похода (1096 -1099 годы), подорвали византийскую и русскую черноморскую торговлю, а раз­грабление Константинополя рыцарями во время четвертого крес­тового похода (1204 год) означало полный конец киевской черно­морской торговли. Однако развитие в двенадцатом столетии сухо­путной торговли между Киевом и Центральной Европой в опреде­ленной мере смягчило неприятные последствия потери византий­ских рынков. На Балтике торговля продолжала расти, ас ней и значение северных русских городов-республик Новгорода и Пско­ва. Существовал также сухопутный торговый путь из Германии в эти города; бременские купцы пользовались им в середине двенадцатого века.

Обзор основных товаров русского импорта и экспорта удобнее всего проводить по регионам. В Византию в десятом веке русские экспортировали меха, мед, воск и рабов; не совсем ясна ситуация одиннадцатого и двенадцатого веков. Рабы-христиане более не продавались русскими за пределы страны, а продавались ли гре­кам рабы-язычники, такие как половецкие военнопленные, мы не знаем, но хорошо известно, что половцы продавали заморским куп­цам русских пленных как рабов. Весьма вероятно, что в двенадца­том веке Русь экспортировала в Византийскую империю зерно. Из Византии в течение этих трех столетий на Русь импортировали в основном вина, шелка и предметы искусства, такие как иконы и ювелирные украшения, а также фрукты и изделия из стекла.

В страны Востока Русь продавала меха, мед, воск, клыки мор­жей и - по крайней мере в отдельные периоды - шерстяное сукно и льняное полотно, а покупала там специи, драгоценные камни, шел­ковые и сатиновые ткани, а также оружие дамасской стали и ло­шадей. Следует отметить, что некоторые товары, закупаемые рус­скими у восточных купцов, такие как ювелирные камни, специи, ковры и т. п., шли через Новгород в Западную Европу. В десятом и одиннадцатом веках византийские товары, особенно шелковые ткани также поступали в Северную Европу через Балтику. Новго­родская торговля, таким образом, частично была транзитной.

Другая особенность балтийской торговли состояла в том, что близ­кие категории товаров в разных случаях экспортировались или им­портировались, в зависимости от ситуации на международном рынке. Основной предмет экспорта Новгорода и Смоленска в западную Европу составляли те же три ведущие категории товаров, что и в русско-византийской торговле - меха, воск и мед. К ним можно добавить лен, пеньку, канаты, холстину и хмель, а также сало, говяжий жир, овчины и шкуры. Из Смоленска также вывозили серебро и серебряные изделия. С Запада ввозили шерстяное сукно, шелк, льняное полотно, иглы, оружие и изделия из стекла. Кроме того, по Балтике на Русь поступали такие металлы как железо, медь, олово и свинец; а также селедка, вино, соль и пиво.

Анализируя ассортимент товаров в русской внешней торговле, мы видим, что Русь посылала за границу в основном - если не исключительно - сырье, а получала из-за границы готовую про­дукцию и металлы.

Как и следовало ожидать, в процессе оживленных внешнеторго­вых отношений русские купцы часто путешествовали за границу, а иностранные приезжали на Русь. Русские купцы появились в Персии и Багдаде уже в девятом и десятом веках. А в Константи­нополе, как мы знаем, было постоянное поселение русских куп­цов. Новгородские купцы регулярно посещали остров Визби и города вдоль южного берега Балтийского моря - Померанское побе­режье. Не лишним будет отметить, что до середины двенадцатого века некоторые из этих городов, например, Волынь и Аркона, оставались славянскими.

В свою очередь иностранные купцы устраивались на Руси. В Новгороде было два «иноземных двора»: готландский и немец­кий. Довольно большая колония немецких купцов процветала в Смоленске. Армянские, греческие и немецкие купцы обосновались в Киеве. Еврейские купцы тоже упоминаются в источниках, но большинство из них не были иностранцами. В Суздальском кня­жестве зарубежную торговлю представляли булгарские, хорезм­ские и кавказские купцы.

Некоторые русские и иностранные купцы путешествовали само­стоятельно, но основной объем торговли как по суше, так и водным путем, осуществлялся торговыми флотилиями судов и караванами повозок. Этот способ передвижения был наиболее предпочтитель­ным из-за трудных условий того периода. На море, если один из кораблей флотилии терпел бедствие, его команда могла получить помощь с других судов; аналогично на суше, сломавшуюся повозку легче было отремонтировать совместными усилиями, чем в одиноч­ку. При движении по рекам преодоление порогов тоже требовало кооперации. И, конечно, путешествие караванами позволяло лучше защититься от воровства и грабежей, особенно в сухопутной торгов­ле при пересечении безлюдных приграничных районов.

Караваны способствовали созданию купеческих объединений, полезных и во многих других отношениях - например, в общей защите купеческих прав и регулировании уровня пошлин и нало­гов. Объединения купцов рано сложились в Киевской Руси. Из русско-византийских договоров десятого века нам известно, что греки должны были выделять средства на содержание русских купцов отдельно по городам. Обычно купцы одного города пред­ставляли собой нечто вроде совместного предприятия. Известно, что в Новгороде они объединялись в «сотни». Богатые купцы, участвовавшие во внешней торговле, создали свое собственное общество под названием «Иваново сто». Вступительный взнос в него доходил до пятидесяти гривен серебром плюс неопределен­ное количество полотна.

Кроме официальных ассоциаций существовали и частные объ­единения. Два, три или более человек могли кооперироваться, объ­единяя свои капиталы или услуги, или и то и другое. Быстро раз­вивалась система кредитов. Купец мог занимать деньги как у кня­зя, так и у других купцов. Во время путешествий по городам Руси ему требовались складские услуги, которые появлялись под влия­нием спроса. Для того, чтобы предотвратить любое возможное не­доразумение между членами объединения, между купцом и креди­торами, а также между ним и доверенным лицом, в княжеском законодательстве появилась хорошо разработанная система торго­вого права. Пространная редакция «Русской Правды» содержит положения, которые можно назвать законом о банкротстве. Инте­ресно, что при погашении долгов закон предоставляет преимущес­тво иностранным кредиторам перед местными.

Русское торговое право киевского периода имело международ­ный аспект, поскольку отношения между русскими и иностранны­ми купцами регулировались рядом международных торговых дого­воров и соглашений, начиная с русско-византийского договора де­сятого столетия. В начале одиннадцатого века была заключена тор­говая конвенция между Русью и волжскими булгарами (1006 год).

Торговые статьи, скорее всего, входили также в мирные договоры, заключенные с хазарами в течение одиннадцатого и двенадцатого столетий. В 1195 году торговый договор был заключен между Новгородом, с одной стороны, и немцами, готландцами и каждым «латинским (имеется в виду римско-католическим) народом» - с другой. Еще более важным и тщательнее разработанным является соглашение между городом Смоленском и Ригой, Готландом и рядом немец­ких городов Померанского побережья (1229 год). Оба договора содержат не только торговые статьи, но и уголовные нормы на случай нанесения увечий или убийства русских иностранцами и наоборот. Полное взаимное равенство сторон является беспреце­дентной чертой этих документов.

Деньги и кредит. В докиевской Руси в качестве платежного средства на севере использовали меха, а на юге - скот. Поэтому существовало два термина, обозначавших деньги: куны (шкурки куниц) и скот. В киевский период использовали оба слова, хотя в реальности к тому времени средством платежа уже служили серебряные плас­тины и монеты. Золото было редкостью.

Иностранные монеты, как восточные (сасанидские, позже араб­ские), так и западные (римские, позже византийские), в докиев­ской Руси ходили в большом количестве. Они имели хождение и в киевский период, но в княжение Владимира и Ярослава появи­лись также монеты собственной чеканки.

Из-за разнородного происхождения древнерусских денег, очень непросто определить цену каждой денежной единицы. Прежде всего следует отметить, что в киевский период на Руси существо­вало три денежных стандарта: золото, серебро и куны, хотя на самом деле это тоже было серебро, но меньшего достоинст­ва. Основная единица всех трех систем называлась гривной. Этим словом первоначально называли «шейное крученое металлическое ожерелье». Золотые ожерелья носили иранские и готские воена­чальники, и, вследствие того, что персы и готы преобладали в охране Византийского дворца в пятом столетии, ожерелье (по-гречески «маняк») стало знаком офицера охраны в Византии. Как платежная единица гривна представляла собой не кольцо, а плас­тину золота или серебра.

Золотая гривна, по-видимому, равнялась половине тройского фунта золота. Серебряная гривна, скорее всего, была равна при­близительно одному тройскому фунту серебра. Первая использо­валась редко, а вторая была стандартной единицей во всех торго­вых сделках и, в частности, во внешней торговле. При бытовых наличных сделках расчет производился в гривнах кун.

Части гривны были известны как ногата и резана; одна гривна кун состояла из двадцати ногат и пятидесяти резан. Наименьшая единица называлась векша (белка); в Смоленске одна ногата рав­нялась двадцати четырем векшам.

Несколько позже термин куна стал употребляться в значении «часть гривны». Нет общего мнения по вопросу об относительной стоимос­ти одной куны и первоначальной гривны кун. Согласно Прозоров­скому, в гривне было пятьдесят кун, из чего следует, что куна рав­нялась резане. А по мнению Мрошека-Дроздовского, в гривне дол­жно было быть двадцать пять кун, что приравнивает одну куну к двум резанам. Что касается отношения гривны серебра к гривне кун, то известно, что в Смоленске одна гривна серебра приравнива­лась к четырем гривнам кун. Далее можно отметить, что в летопи­сях, а также некоторых других источниках, упоминается еще один термин для обозначения денег - бела. Теперь трудно сказать, был ли он общим названием серебряной монеты или термином, обозна­чающим особую денежную единицу. Бела также значила мех, веро­ятно горностай; в современном русском языке есть слово «белка».

Кредитные сделки играли замет­ную роль в развитии русской торговли в киевский период, особенно внешней. Неудивительно поэтому, что в Киевском законодательст­ве значительное внимание уделялось займам и процентам по ним. Согласно «Русской Правде» процент зависел от срока займа. «Ме­сячная» ставка, которая была максимальной, разрешалась для ко­ротких кредитов на срок не более четырех месяцев; для займов от четырех месяцев до одного года устанавливалась ставка в «треть года»; для более длинных займов законной являлась «годовая» став­ка, которая была минимальной, и только для нее оговаривался про­центный потолок - 10 кун за каждую гривну, взятую в заем.

Обычно считали, что в этом случае речь идет о гривне кун. Если мы согласимся с Прозоровским, что одна гривна кун состояла из пяти­десяти кун, то куна за гривну составит двадцать процентов годо­вых; если мы последуем расчетам Мрошека-Дроздовского, двад­цать пять кун в одной гривне кун, то в этом случае процентная ставка вырастет до сорока процентов. Эта последняя цифра была принята Ключевским.

Однако есть сомнение, что гривна, упоминаемая в соответству­ющей статье «Русской Правды», - гривна кун. При торговом кредитовании и других сделках этого периода счет почти всегда велся на серебро.

Следовательно, в этой статье гривна значит «гривна серебра». А поскольку одна гривна серебра равнялась четырем гривнам кун, то для вычисления реального кредитного процента, мы должны разделить полученные выше двадцать и сорок процентов на четыре. Получаем пять и десять процентов годовых, соот­ветственно. В этой связи не лишним будет отметить, что в визан­тийском праве одиннадцатого века законная процентная ставка по кредитам колебалась от 5,5 до 8 процентов годовых в зависимости от условий займа.

Капитал и труд. Капитал в киевском обществе представлял собой землю, деньги, рабов, скот, пасеки, охотничьи и рыболовные угодья и т. д. На­чальное накопление капитала было, главным образом, результа­том торговых сделок, особенно во внешней торговле. В этом смыс­ле и с необходимыми оговорками, мы можем говорить о строе киевской экономики как о торговом капитализме.

Поскольку в киевский период торговля и война были тесно связаны, уместно будет отметить, что военные трофеи и дань, выплачиваемая русским побежденными врагами, составляли дру­гой важный источник накопления капитала. Военная добыча де­лилась между участвовавшими в кампании военачальниками и воинами пропорционально их рангу, княжеская доля была, ко­нечно, наибольшей.

Клады драгоценностей и монеты, большое количество которых найдено в различных районах России, являются интересным показателем богатства, накопленного высшими классами Руси того периода. Например, клад, обнаруженный в Рязани в 1828 года, со­держал более семидесяти фунтов серебряных монет При раскоп­ках в Рязани, в Киеве, а также в других местах находили большое количество драгоценных камней.

Князья основных русских княжеств были, вероятно, самыми крупными богатыми людьми - предпринимателями того периода, так как владели крупнейшими земельными поместьями и имели контрольную долю во внешней торговле. Состоянием бояр была, преимущественно, земля, а купцов - товары и деньги Церковь со своей десятиной и жалованными землями также находилась на пути ко вступлению в ранг капиталистов, хотя основной подъем благосостояния Церкви произошел позже, в монгольский период.

Показателями богатства некоторых князей служат следующие фак­ты: Святослав II, будучи князем Черниговским, но еще не Киевс­ким, пожертвовал сто гривен золота Печерскому монастырю; Вла­димир II, когда он был еще незначительным местным князем, од­нажды дал своему отцу три сотни гривен золота, а в другой раз тысячу двести гривен серебра. В 1120 году Василько из Теребовля заплатил полякам две тысячи гривен серебра в качестве денежного выкупа за своего брата Володаря.

Говоря о князьях, не всегда возможно отделить их собственные средства от государственных, находящихся в их распоряжении. Обычно князю отходила треть всех государственных сборов. Но нельзя забывать, что князь мог, во многих случаях, использовать свою власть для поддержки соб­ственных торговых предприятий. Так, как мы знаем, Святополк II Киевский пытался монополизировать торговлю солью в собствен­ных интересах.

Совокупное состояние богатого князя, такого как тот же Свято­полк, судя по всему, доходило до весьма значительных сумм, если говорить о его денежном выражении, однако трудно сказать даже предположительно, какова была эта цифра. По рассказу из ПВЛ о приезде послов императора Генриха IV к Святославу II в 1075 году ясно, что накопленное русским князем богатство было больше, нежели у Генриха, единственное сделан­ное послами замечание касалось того, что он лучше использовал бы свои деньги, если бы раздал их своим подданным, вместо того, чтобы давать им умирать.

Некоторые купцы, особенно Новгородцы, тоже, должно быть, были очень состоятельны, но опять мы не имеем возможности адекватно определить размер их капитала. Стро­ительство церквей некоторыми из них на собственные деньги дает некоторое представление о средствах, которыми они располагали.

Из Новгородских летописей мы знаем, например, что в 1050 году Садко Богатый построил в Новгороде церковь (вероятно деревян­ную); в 1115 году неизвестный новгородский купец заложил камен­ную церковь, в 1192 году дочь купца Широжкина тоже построила каменную церковь.

Хотя в Новгороде было много состоятельных купцов, никто из них не был богат настолько, чтобы монополизировать рынок. Ис­тория о споре Садко с другими известными новгородцами, изложенная в одной из былин, весьма характерна в этом отношении. Хотя ни один купец в отдельности не обладал достаточной полити­ческой или административной властью, чтобы отстаивать свои ком­мерческие интересы, как это делали князья, все вместе новгородс­кие купцы чаще всего были в состоянии влиять на решения город­ского веча в свою пользу.

Купеческие объединения, такие как упо­мянутое выше «Иваново сто», тоже, должно быть, поддерживали интересы предпринимателей. Подобные организации, по всей ве­роятности, существовали также и в других городах, и купцы этих городов имели голос на собрании городского веча. Более того, купцы и купеческие организации часто имели возможность влиять на кня­жескую политику. Возвращаясь к случаю со Святополком II, мож­но напомнить, что идея соляной монополии была предложена ему ведущими торговцами солью, которые образовали нечто вроде кар­теля под его руководством.

Теперь давайте обратимся к проблеме труда. В его современном понимании этот термин вряд ли приложим к средневековым усло­виям или применим, но лишь к небольшой части работников того периода. Большей частью сельскохозяйственных производителей были крестьяне, большей частью товаропроизводителей - ремес­ленники, и каждый имел собственную мастерскую. На западе то, что мы называем наемным трудом, появилось не раньше тринад­цатого или четырнадцатого века.

В Киевской Руси наемные рабо­чие использовались и в сельском хозяйстве, и в ремесленном про­изводстве, хотя количество временно занятых было небольшим. Однако в определенных случаях - таких как строительство больших храмов или дворцов - нанимались дополнительные работни­ки. Так, когда Ярослав Мудрый предпринял строительство Со­фийского собора в Киеве, он приказал разослать весть, приглаша­ющую возниц и других рабочих.

История говорит, что сначала ответа не последовало, люди, видимо, не были уверены, что им заплатят за работу. Тогда Ярослав объявил дополнительно, что каждый будет получать одну ногату в день, и платежи будут про­изводиться ежедневно; для подтверждения у Золотых Ворот были установлены повозки с деньгами.

Это был случай неквалифицированного труда. Из постановле­ний статьи «Русской Правды» о строительстве мостов и городских стен было вычислено, что ежедневная плата плотникам равнялась полутора ногатам плюс содержание. Заработная плата сельскохо­зяйственных рабочих, по всей видимости, была значительно мень­ше. Согласно поздней редакции «Русской Правды» работнице с дочерью платили две гривны в год за двоих.

Что касается зара­ботной платы работникам-мужчинам, то в «Русской Правде» упо­минаются только работники по договору, чья ежегодная плата со­ставляла полгривны. Эта сумма, однако, была только кредитом на возмещение его долга, а не реально выплачиваемой работнику за труд. Очевидно, из этого свидетельства нельзя делать выводов о суммах ежегодной платы наемному работнику, не связанному до­говором. Заработки у свободного работника-мужчины, в любом случае, были выше, чем работниц-женщин.

Права работников были защищены обычаем, если не законом. Из Киевского «Патерика» нам известно, что если наниматель пос­ле договора с работником менял свое решение и решал отказаться от его услуг, то он, тем не менее, должен был удовлетворить наня­того работника, даже если последний не приступал к работе. Если наниматель отдавал жалованье работника третьему лицу (вероят­но, своему управляющему), а тот не заплатил работникам, то вся ответственность ложилась на работодателя.

Следует отметить, что существовал один тип работы, который не предполагал использование свободных работников и, таким об­разом, более или менее оставлялся за рабами. Это была служба по домашнему хозяйству - не только работа лакея или горничной, а также ключника и управляющего (тиуна). Если мужчина или жен­щина поступали на такую службу, понимая что он или она остаются свободными, то в этом случае заключался соответствующий кон­тракт. Что касается профессиональных организаций, то, без сомнения, существовали объединения плот­ников и каменщиков, но в источниках того периода слишком мало информации о них.

Собственно говоря, любая оценка годового дохода нации осно­вывается на оценке следующих позиций:

1. Объем валовой продукции страны, включая общий объем про­изведенных и переработанных в течение года материалов.
2. Объем чистой продукции, для вычисления которого мы до­лжны вычесть из объема валовой продукции ту часть произведен­ных материалов, которая используется для дальнейшего воспро­изводства капитала страны. Этот общий итог составляет нацио­нальный доход.
3. Доход на душу населения, который получается делением объ­ема чистой продукции на всех граждан страны: производителей, посредников и тех членов общества, которых обычно называют «праздными классами».

В средние века отношение между первыми двумя позициями (объемами валовой и чистой продукции) в значительной степени отличалось от того, что мы имеем теперь, потому что в отсутствие сложной техники требовалось меньше материалов для воспроиз­водства национального капитала. Киевская Русь, конечно, не была исключением в этом плане, и объем ее чистой продукции, безусловно, был значительно ближе к объему валовой, нежели в со­временной России.

Что касается индивидуальных доходов, то большинство населе­ния состояло из мелких производителей (крестьян и ремесленни­ков), и подавляющее их большинство было обеспечено, по край­ней мере минимумом продуктов и товаров потребления, за исклю­чением периодов национальных бедствий.

В объеме валовой продукции Киевской Руси можно выделить четыре основные части, имеющие особое значение:

• Охота и рыболовство
• Земледелие
• Скотоводство
• Ремесла и промыслы

1. Охота и рыболовство. Объем валовой продукции первой категории был значитель­но выше, чем потребительские потребности людей, занятых в ее производстве. Валовая продукция превышала потребности внут­реннего рынка и составляла главные статьи русского экспорта, особенно в ранний киевский период.
2. Земледелие. Земледелие покрывало потребительские потребности на юге Руси, и его продукции, за исключением неурожайных лет, было до­статочно для обеспечения потребностей экспорта - преимуществен­но на север Руси, где объем местной продукции был ниже потреб­ностей населения.
3. Скотоводство. Скотоводство как отрасль русской национальной экономики удовлетворяла потребности внутреннего рынка и производила шку­ры в достаточном количестве для их экспорта. С другой стороны, лошади и крупный рогатый скот импортировались от степных ко­чевников.
4. Ремесла и промыслы. Что касается промыслов и ремесел, то продукция мелких ре­месленных мастерских полностью покрывала местные потребитель­ские потребности. Более крупные мастерские в городах, а также в княжеских поместьях и монастырях, производили излишек това­ров, который в основном поглощался внутренним рынком, хотя частично и экспортом.

Можно добавить, что сравнительно многочисленный класс куп­цов и посредников добывали средства к существованию торговлей, как внутренней, так и внешней. Во внешней торговле, как известно, были заинтересованы и князья. В заключение можно сказать, что, по стандартам средних веков, объем валовой продукции в экономи­ке Киевской Руси был, безусловно, впечатляющим Больше того, объем чистой продукции Руси покрывал потребительские потреб­ности основной массы населения и удовлетворял запросы богатого меньшинства в предметах роскоши, по крайней мере частично.

Скачать архив с текстом документа