Этапы вхождения образа Америки в российское общественное сознание в период с начала холодной войны до 1953 года
СОДЕРЖАНИЕ: Начало холодной войны в отечественной историографии. Этапы эволюции образа Америки в СССР в период 1946-1953гг. Великая Отечественная война и особенности пропаганды. Образ Америки на этапе от Победы до Фултона: предпосылки послевоенного образа врага.Этапы вхождения образа Америки в российское общественное сознание в период с начала холодной войны до 1953 года
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
Глава 1. Начало «холодной войны» в отечественной историографии
Глава 2. Этапы эволюции образа Америки в СССР в период 1946-1953гг.
2.1 Великая Отечественная война и пропаганда
2.2 Образ Америки на этапе от Победы до Фултона: предпосылки послевоенного образа врага
2.3 Первый этап – формирование «образа врага»
2.4 Второй этап – «образ врага» в условиях холодной войны в сентябре 1947 – августе 1949 гг.
2.5 Третий этап – психологическая война в сентябре 1949 – июле 1951 гг.
2.6 Четвертый этап – эволюция и роль образа врага в начале 1950-х гг.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЛИТЕРАТУРА
ВВЕДЕНИЕ
С объективной реальностью люди в большинстве своем не знакомы – они знают лишь свое восприятие реальности. Через процесс восприятия человек создает индивидуальную реальность, в которой он живет и действует. Люди, принадлежащие разным культурно-политическим средам, живут в разных реальностях, делают различные выводы об одних и тех же событиях, избирают различные пути действий. В такой ситуации вопрос «Кто прав?» чаще всего некорректен, ибо каждая сторона права в рамках своего контекста, мировоззрения и понимания интересов. Полезнее спросить, почему люди воспринимают мир по-разному и как они приходят к своим мнениям.
Политико-культурное восприятие – это динамический процесс, дающий человеку знания о том, что происходит в мире вокруг него и как реагировать на происходящее. В соответствии со своим пониманием текущих событий человек формулирует собственные ожидания и намерения. Процесс восприятия индивидуален в той мере, в какой человеческое мышление и способности индивидуальны; но поскольку он обитает в определенной исторической, культурной, социальной, политической среде, то эта среда оказывает существенное формирующее действие.
В случае Америки большинству ее граждан, в силу абсолютной убежденности в превосходстве своей системы, сложно даже представить себе существование, и уж тем более надобность существования, других систем. Несомненный знаток России Джордж Кеннан замечал: «Большинству американцев никогда не приходило в голову, что политические принципы, согласно которым они живут, могут быть исторически обусловлены в их стране и не иметь универсального применения»[1] . Глава Государственного департамента в 1933-1944г.г. Корделл Халл типичным американским образом видел мир «населенным в основном американцами, говорящими на других языках». Президент Вудро Вильсон был убежден, что «немного убеждения и давления» могут сделать настоящие демократии даже из раздираемых борьбой государств Центральной Америки и Карибского бассейна. Американцы, «рожденные свободными», прошедшие уникальный исторический путь, испытывают особые сложности в понимании сути и глубины социальных особенностей и противоречий других стран. Именно в этом Джордж Кеннан видел причину неспособности американцев «живописать для самих себя страстность гражданской войны в России… Мы представляем собой общество, в котором проявление зла было аккуратно похоронено и сублимировано в социальном поведении людей и в самой глубине их сознания. Поэтому, вероятно, несмотря на нашу космополитическую и проходящую в путешествиях жизнь, движущие силы политического поведения в таких странах, как Россия, остаются невидимыми нашему взгляду»[2] . Картина мира, складывающаяся в представлениях населения в целом и отдельных социальных групп в частности, сильно отличается от реальной. В наш век бурного развития средств массовой коммуникации представления о мире заменяют сам мир. Геополитическое пространство в сознании рядовых граждан и профессиональных политиков обычно состоит из сформированных коллективным и индивидуальным опытом символов и мифов. Эти образы можно целенаправленно формировать и культивировать, что и делают политики, часто намеренно искажая истину.
Постоянно меняющиеся образы стран и регионов складываются в представлениях людей в динамичное геополитическое видение мира, включающее его разделение на дружественные и недружественные государства, взгляды на место своей страны в мировой истории и на современной политической карте, предпочтительные модели развития, источники внешних угроз. Это видение претворяется в геополитические коды – подход отдельных людей, общества и его институтов к оценке событий в зарубежной стране, политических конфликтов и международных проблем. Геополитическое видение мира и основывающиеся на нем коды остаются относительно неизменными в течение достаточно длительных промежутков времени, которые сторонники применения теории длинных циклов мирового развития в геополитике назвали мировыми геополитическими порядками. Актуальность данного исследования состоит в том, что оно предпринято в период, осложненный нарастающим глобальным экономическим кризисом, в специфических условиях смены мирового геополитического порядка, когда в общественном сознании происходит ломка стереотипов и формирование новой системы взглядов и приоритетов.
Цель данной работы – изучить этапы эволюции геополитического образа Америки в российском общественном сознании и представить объективный взгляд на историю российско-американских отношений в период между объявлением «холодной войны» (речь Черчилля в Фултоне; 1946) и смертью Сталина (1953).
Глава 1. Начало «холодной войны» в отечественной историографии
Официально началом «холодной войны» в отечественной историографии принято считать 5 марта 1946 г., когда Уинстон Черчилль произнес ставшую знаменитой речь в Фултоне. Там он впервые за шесть лет «дружбы» с СССР открыто высказал опасения, которые не давали покоя западным политикам: «Никто не знает, что Советская Россия и ее международная коммунистическая организация намереваются сделать в ближайшем будущем и каковы пределы, если таковые существуют, их экспансионистским и верообратительным тенденциям… Я не верю, что Советская Россия жаждет войны. Она жаждет плодов этой войны и неограниченного расширения своей власти и идеологии». Фултоновская речь Черчилля традиционно считалась в Советском Союзе не только началом, но и причиной «холодной войны»: не начни Запад конфронтации, всё было бы хорошо. Однако это мнение историков не является бесспорным, например, его не разделяют реальные участники событий тех лет. Вот свидетельство более чем компетентного человека, генерала Павла Судоплатова – основателя диверсионной и террористической службы НКВД, с начала лета 1945 г. руководителя отдела «Ф» НКВД СССР, в задачи которого входила работа на оккупированной территории, а с августа – руководителя отдела «С», занятого добычей западных атомных секретов. Судоплатов ведал заграничной разведкой и разведывательным обеспечением внешнеполитических акций Сталина. После смерти Берии был арестован и отсидел 15 лет. Изданные в конце 90-х гг. мемуары Судоплатова – редчайшая книга. На старости лет он относился без особой сентиментальности и симпатии к режиму, которому служил в качестве главного террориста, поэтому в мемуарах он редко когда пытается лгать и довольно часто называет вещи своими именами. Из его коллег-сослуживцев, кажется, никто не оказался способен на такое (если не считать беглецов за границу).
Судоплатов довольно хладнокровно пользуется иногда крайне болезненными для советского исторического сознания формулировками. Например, он прямо указывает на двусмысленность содержания Ялтинских и Потсдамских соглашений и их сходство с пактом Молотова–Риббентропа: «Сталина ожесточенно критикуют за то, что он предал принципы и нормы человеческой морали, подписав пакт с Гитлером. При этом, однако, упускают из виду, что он подписал с Рузвельтом, Черчиллем и Трумэном (Ялта, Потсдам) тайные соглашения и протоколы о разделе Европы, выдаче Советскому Союзу эмигрантов и перемещенных лиц, искавших убежище на Западе от советского режима». Судоплатов был не только свидетелем, но и прямым организатором «холодной войны». Он пишет: «Принято считать, что Холодная война началась с известной речи Уинстона Черчилля в Фултоне… Однако для нас конфронтация с западными союзниками началась сразу же, как только Красная Армия вступила на территорию стран Восточной Европы. Конфликт интересов был налицо. Принцип проведения многопартийных выборов на освобожденных землях и формирование коалиционных правительств (с фактической ориентацией на Запад), как предложил в Ялте президент Рузвельт, мог быть приемлем для нас лишь на переходный период после поражения гитлеровской Германии. Я помню замечания, сделанные министром иностранных дел Молотовым и Берией: коалиционные правительства в Восточной Европе долго не протянут».
Чисто тоталитарный механизм управления послевоенной Европой был разработан Сталиным задолго до фултоновской речи Черчилля, в самый разгар демонстративной дружбы с союзниками. Над западными надеждами – вернуть в Польшу и Чехословакию находившиеся в изгнании правительства и организовать там демократические выборы – в Москве откровенно смеялись. Судоплатов: «Требования Рузвельта и Черчилля, выдвинутые в Ялте, показались нам крайне наивными: с нашей точки зрения, состав польского послевоенного правительства будут определять те структуры, которые получали поддержку со стороны Красной Армии»[3] .
Еще радикальнее к вопросу о дате начала «холодной войны» подходит Генерал-лейтенант Леонид Шебаршин, сотрудник Первого Главного управления с 1962 года и последний шеф советской разведки. В своем интервью, которое он дал журналисту «Литературной газеты» Олегу Ролдугину 29 марта 2007г. он утверждает: холодная война против России и не прекращалась. «По моему убеждению, началась холодная война тоже не с речи Черчилля в Фултоне в 1946-м. Она велась против нашей страны давно, независимо от того, какой Россия была – монархической, демократической, социалистической или либерально-анархической (как в 90-е годы прошлого века). Началом холодной войны я считаю, не удивляйтесь, Смутное время, когда после взятия польскими войсками Смоленска и Москвы в Риме был объявлен общекатолический праздник в честь победы «истинной христианской веры» над «московским варварством». Уже тогда Россия была столь велика и сильна (или потенциально сильна), чтобы видеть в ней (оправданно или нет) угрозу»[4] . Примечательный момент: во время войны с Наполеоном при ставке русского главнокомандования находился англичанин сэр Роберт Вильсон. В качестве союзника он принимал участие в боевых действиях против французов, но, вернувшись в Англию, опубликовал очерк о том, что Россия слишком быстро усиливается, поэтому Англия должна принимать контрмеры. Эта книжка как своеобразная обработка европейского общественного мнения оказалась так популярна, что в Англии возникло целое русофобское движение. Или взять другую историю. В 1839 году Россию посетил француз-космополит Астольф де Кюстин и написал свои впечатления о николаевской России – яркий образчик пропаганды холодной войны. Он начинает с описания того, как на подходе к Кронштадту весь горизонт закрыт свинцовыми облаками, и на протяжении всего своего объёмистого труда не отмечает ни одного хоть мало-мальски светлого момента. А ведь это была Россия Пушкина, Белинского, Жуковского. Всё это осталось незамеченным, как будто книга была написана по заказу. Ещё один любопытный момент. По свидетельству Александра Керенского, в августе 1919 года премьер-министр Англии Ллойд-Джордж, выступая в палате общин по русскому вопросу, так ответил на упрёки в том, что не Англия оказывает достаточной помощи Колчаку и Деникину: «В том, что касается антибольшевистских устремлений, мы с ними полностью солидарны, но и тот и другой выступают за единую и неделимую Россию, чего мы одобрить не можем»[5] . Ситуация не изменилась и в дальнейшем: в противостоянии коммунизма и «свободных демократических ценностей» идеология играла служебную роль. В основе фундамента всегда лежали экономика и геополитика». Холодная война началась задолго до речи Черчилля в Фултоне. Выдержанная в умеренных тонах, очень реалистичная и разумная, в ней он просто констатировал ситуацию в общедоступных терминах. Тогда Советский Союз был окружён американскими военными базами со всех сторон, причём количество и качество этих баз неуклонно повышалось. Планы использования ядерного оружия против Советского Союза начали разрабатываться буквально с 45-го года и постоянно обновлялись. Американцы стремились не допустить попадания в Советский Союз высоких технологий, и остатки экономической блокады в виде злосчастной поправки Джексона–Вэника сохраняются до сих пор (поправка, препятствующая установлению режима нормальной торговли с США, была введена в 1974 году против СССР за препятствия выезду евреев в Израиль и США; ограничение после исчезновения СССР распространялось на 15 стран СНГ, включая Россию. Никаких препятствий выезду давно уже нет, но США не намерены расставаться с «удобным товаром, за который можно выторговать что-нибудь взамен»[6] ). Против СССР велась активная подрывная деятельность – заброска диверсионных групп в Прибалтику (правда, от этой неудачной практики быстро отказались), поддержка лесных братьев, бандеровцев... Но выше каких-то военных приготовлений Никсон оценил эффективность «радиоголосов». Пропаганда, конечно, не была решающим фактором в крушении советской системы, но сыграла очень существенную роль: «Голос Америки» (радио правительства США), Радио «Свобода» (создана на деньги ЦРУ), британское BBC (русофобия в мягкой упаковке). И сейчас, как только у России появилась какая-то определённая внешнеполитическая линия, эти голоса зазвучали вновь и позиция Запада от внешнего дружелюбия начинает переходить к откровенной неприязни.
А какие черты обретал образ Запада вообще и Америки в частности в сознании рядовых советских граждан в период после окончания Второй мировой войны до смерти Сталина? Дать совершенно объективный срез общественного мнения не представляется возможным, потому что, с одной стороны, он испытывает на себе жесткое влияние сталинской цензуры и не основывается на результатах социологических исследований. С другой стороны, свидетельства западных источников также не избежали влияния политической конъюнктуры и не являются объективными.
Глава 2. Этапы эволюции образа Америки в СССР в период 1946-1953гг.
2.1 Великая Отечественная война и пропаганда
С первых дней войны Политбюро ЦК ВКП(б) были приняты решения об организации пропаганды и контрпропаганды. На Совинформбюро (СИБ) возлагалось руководство освещением международных событий, внутренней жизни и боевых действий на фронтах в печати и по радио, «организация контрпропаганды против немецкой и другой вражеской контрпропаганды. При СИБ была создана литературная группа, в которую вошли писатели и публицисты Н.Н. Вирта, Б.Н. Полевой, К.М. Симонов, Н.А. Тихонов, А.Н. Толстой, А.А. Фадеев, К.А. Федин, М.А. Шолохов, И.Г. Эренбург и другие.
Статьи и очерки Эренбурга, Симонова, Петрова, Леонова, Федина имели за рубежом значительную аудиторию. Американское агентство «Юнайтед Пресс» передавало статьи Эренбурга в 1600 газет, а с письмом Леонова «Неизвестному американскому другу» ознакомилось не менее 10 миллионов радиослушателей США. Акцент делался на всесокрушающую силу воли и ненависти советских героев: они могли отодвинуть смерть для выполнения долга, убивать врагов кулаками после того, как о них была разбита винтовка, стоять у станка две смены щупленькому мальчишке. Советская пропаганда рисовала облик советских воинов: простые и скромные люди, очень незлобивые в мирное время, настоящие друзья. Патриотизм сочетался с панславизмом. В начале войны А.А.Фадеев обращался к «братьям угнетенным славянам» с призывом объединиться для разгрома врага. Один из аргументов гласил: «с нами все демократические страны»[7] . Отношения между союзниками в творчестве публицистов представали не идиллическими, но дружественными. В очерке К. Симонова «Американцы» янки изображались веселыми парнями, любителями сувениров и настоящими воинами, очень похожими на русских. Всемерно подчеркивалась непобедимость союзников. Б.Полевой в июле 1942 г. выразил эту мысль устами немецкого перебежчика: «Русские, англичане, американцы, это гора. Кто пытается головой разбить гору, тот разбивает голову...»[8] . В целом советская пропаганда формировала положительный образ США, Великобритании, сил Сопротивления во Франции во главе с де Голлем. Укреплению дружественных чувств советских людей к союзникам служила не только духовная пища, но и материальные блага: американская тушенка, юмористически прозванная бойцами «второй фронт»; 400 тысяч «Студебеккеров»; знаменитые конвои; яичный порошок; английские летчики в Мурманске. Пропаганда на союзников велась при помощи различных средств. Так, в августе 1942 г. УПА давало установки делегации, которая выезжала в США. Делегаты должны были подчеркивать при встрече с американцами важность поставок оружия, выражать твердую уверенность народов СССР в прочности союза с Великобританией и США, желание молодежи СССР наладить тесный контакт с американской молодежью; убеждать собеседников в необходимости развертывания Второго фронта; пропагандировать советские ценности: морально-политическое единство народов СССР, объединившихся вокруг своего правительства для защиты Отечества, дружбу народов СССР, героизм советских людей, прочность связи между городом и деревней; разоблачать варварство немецких оккупантов. Делегация в течение 130 дней посетила 43 города в США, Канаде, Великобритании и везде встретила самый радушный прием. Молодые советские люди – орденоносцы, представители державы, которая несла основную тяжесть войны с фашизмом, были авторитетны для западной публики. Их авторитет работал на советскую пропаганду. Публицисты весьма часто использовали прием, с помощью которого пытались заставить зарубежных слушателей и читателей отождествить себя с советскими людьми. «Бой за Волгу – бой за Миссисипи. Все ли ты сделал, чтобы защитить свою родную, свою чудесную реку, американец?» – взывал в августе 1942 г. К.Федин. В январе 1944 г. у И.Эренбурга это вылилось в апологетику общечеловеческих ценностей: «Забудем на час о границах, возьмем в обнаженном виде человеческие ценности и, глядя на наши прекрасные победы, с полным правом скажем – это, прежде всего победа человека». Пристальное внимание советских руководителей к проблеме западного влияния было связано с началом коренного перелома в ходе войны. Ее результат был предопределен, возникла возможность заняться внутриполитическими проблемами в контексте планируемого послевоенного сотрудничества с западными демократиями. Внешне отношения держав антигитлеровской коалиции выглядели благополучно. В ходе Тегеранской (ноябрь-декабрь 1943 г.), Ялтинской (февраль 1945 г.) и Потсдамской (июль-август 1945 г.) конференций И.В. Сталин, Ф. Рузвельт и У. Черчилль решили вопросы с послевоенным устройством границ, принципами управления Германией, долями репараций. Советский союз получил Курильские острова, Ю. Сахалин, Кенигсберг в обмен на обещание начать войну против Японии. В октябре 1944 г. Сталин и Черчилль распределили сферы влияния в Восточной, Центральной и Юго-Западной Европе: под преимущественно советским контролем оказались Румыния, Болгария, Венгрия, под совместным – Югославия, английским – Греция. В ходе Тегеранской конференции Сталин и Рузвельт определились в принципах решения колониального вопроса: подготовка народов к самоуправлению через 30-40-летнюю опеку международной союзнической комиссии. В целом управление миром, как отмечал У.Черчилль, «должно было осуществляться четырьмя полицейскими, а именно СССР, Соединенными Штатами, Великобританией и Китаем»28 . Вместе с тем, по мере приближения победы все острее давали себя знать и противоречия между союзниками, что порождало определенное недоверие и непонимание другой стороны. Так, в июле 1943 г. советские представители не были допущены в Контрольную комиссию по Италии и удовольствовались присутствием в межсоюзническом консультативном Совете. А.М. Шлезингер в работе «Истоки холодной войны» справедливо отмечает, что этот прецедент И.В. Сталин использовал в отношении стран Восточной Европы. Антизападнические установки советского руководства подпитывались также антисоветизмом правых кругов Запада. На заключительном этапе войны пропагандисты вели полемику с американскими «обозревателями». Так, в январе 1945 г. И. Эренбург писал: «Почему обозреватели, уверявшие в 1939 г., что мы якобы хотим завоевать мир, в 1944 г. стали уверять, что мы из-за злостных побуждений не перейдем нашей государственной границы? Почему они обижаются, когда мы идем, обижаются, когда мы останавливаемся, и обижаются, когда мы снова идем? Можно подумать, что Красная Армия занята не разгромом Германии, а оскорблением некоторых американских обозревателей». Опросы представителей зарубежных компаний советскими руководителями в апреле 1944 г. показали, что в США имеется много фашистских и профашистских организаций и лиц. В стране не чувствовалось, по словам одного из них, что идет война. Антисоветски настроены чиновники Госдепартамента. Самые решительные из них были готовы воевать с СССР. В феврале 1944 г. неудовольствие чиновников из общества по развитию культурных связей с зарубежными странами (ВОКС) и ЦК ВКП(б) вызывали действия американского Комитета помощи России в войне, который, по их мнению, занимался «саморекламой и раздуванием помощи, оказываемой Америкой СССР», «бесцеремонным изображением крупных советских деятелей» западной печатью. С возмущением воспринимались препятствия, чинимые американскими чиновниками на пути советской пропаганды: с точки зрения председателя правления ВОКС В.С. Кеменова, исключение из выставки фотографий изображений детских трупов мешало американцам «узнать правду о борьбе и страданиях советских людей». В борьбе против немецко-фашистских захватчиков советские пропагандисты приобрели уникальный опыт ведения современной психологической войны. Они успешно решали все задачи, поставленные перед ними правительством. С началом войны стало ясно, что только социалистических ценностей в борьбе с врагом будет недостаточно. Одним из важнейших средств пропаганды стал советский патриотизм, фактически – великодержавность, игравшая в течение войны огромную роль: с ее помощью народы СССР были мобилизованы на отпор реальному страшному врагу. Во время войны были отработаны газетные и публицистические штампы, приемы, ходы, при помощи которых создавался образ фашистского агрессора – «нелюдя», варвара, садиста, «автомата», полового извращенца, эксплуататора, рабовладельца, лицемера. Действенность подобной пропаганды усиливалась опытом десятков миллионов людей – солдат, жителей оккупированных территорий. В результате – росло доверие советских людей к тому, что писали газеты.
Великая Победа стала символом мощи и успеха СССР, позволила закрепить все стереотипы, которые насаждала советская пропаганда, советские ценности. Война способствовала выходу творчества многих писателей, журналистов на международную арену, приобретению опыта воздействия на людей с другим мировоззрением. Одновременно не прекращалась контрпропагандистская работа, с помощью которой советские руководители стремились не допустить влияния Запада на народы СССР. В период Второй мировой войны возникали элементы послевоенного образа врага: пропагандисты критиковали и дискредитировали зарубежных журналистов, выражавших интересы правых кругов Запада. С 1943 г. советские пропагандисты – прежде всего А.А. Фадеев, стали использовать термин «космополит» для обозначения советских людей, которые попали под идеологическое влияние Запада. Однако в целом советский пропагандистский аппарат, пресса сделали немало для создания позитивного образа союзников по оружию – США, Великобритании. В результате среди значительной части народа, интеллигенции возникли иллюзии относительно возможностей длительного послевоенного сотрудничества с либеральными державами антигитлеровской коалиции. Не было свободно от этих иллюзий и высшее руководство СССР. В конце войны советское правительство предпринимало конкретные шаги для получения у правительства США займа в 6 млрд. долларов на восстановление разрушенного хозяйства. Большую роль играл субъективный фактор – личное сотрудничество и даже приязнь И.В.Сталина и Ф.Рузвельта. Смена американского руководства в апреле 1945 г. изменила ситуацию. Вскоре выяснилось, что, по словам У. Черчилля, борьба против общего врага была «единственным звеном», которое связывало державы коалиции.
2.2 Образ Америки на этапе от Победы до Фултона: предпосылки послевоенного образа врага
Победоносное окончание войны породило кратковременную эйфорию в умах действующих политиков и части журналистов о возможности достижения ненасильственного вечного мира посредством сотрудничества сверхдержав и создания ООН. Советские газеты публиковали материалы об обменах посланиями между руководителями супердержав, званых дипломатических обедах, на которых подчеркивалась «необходимость дружественных отношений между Соединенными Штатами и Советским Союзом для обеспечения будущего мира». «Правда» информировала читателей об ассигновании фондом Рокфеллера четверти миллиона долларов на создание русского института при Колумбийском Университете для лучшего понимания СССР американцами. Знамением времени были пышные парады войск союзников в Берлине, День союзника в Норвегии, сопровождавшиеся речами с тем же содержанием. Уинстон Черчилль, казалось, был очарован личностью своего «боевого товарища» – И.В. Сталина, и при каждом удобном случае, даже в фултонской речи, подчеркивал его мудрость, военные способности и патернализм по отношению к народу. Показателем дружественных отношений служили награждения: вручение ордена «Победы» Д. Эйзенхауэру и Б. Монттомери в июне 1945 г. в Москве и декабрьское чествование 190 американцев – участников северных конвоев, в вашингтонском посольстве СССР. Можно констатировать: после войны у советского государства не было ярко выраженного внешнего и внутреннего врага. Внешний – фашизм, был уничтожен; крупные капиталистические страны были союзниками; повстанческие движения в Прибалтике и Западной Украине воспринимались как профашистское движение, дни которого сочтены; отдельные деятели Запада и режимы, настроенные антисоветски, не представляли непосредственной угрозы. Вместе с тем, в Госдепартаменте США было немало представителей правых кругов, которых раздражал сам факт наличия СССР. До 2 сентября 1945 г. – дня окончания Второй мировой войны, они не могли заговорить в полный голос, так как нуждались в помощи СССР для разгрома Японии. Служащие Госдепартамента с тревогой следили за послевоенной политикой советского руководства. До осени 1945 г. советские намерения получали поддержку у ряда политиков Запада, не воспринимались как «экспансия». Но с октября-ноября ситуация начала меняться. На Лондонском совещании министров иностранных дел в сентябре-октябре 1945 г. западные державы отказались подписать договоры с Румынией и Болгарией до проведения «свободных выборов». Путем взаимных уступок по ряду вопросов на Московском совещании в декабре 1945 г. союзники пришли к приемлемым решениям. Однако проблемы нарастали на главном — германском, направлении политики супердержав. Советское правительство проявляло недовольство ходом выполнения Ялтинских и Потсдамских соглашений своими союзниками: ходом денацификации, демилитаризации, демократизации в западных зонах оккупации, мягкостью наказаний фашистским преступникам. Конфронтация супердержав обострялась вследствие сознательной политики правительства США, направленной на слом ялтинско-потсдамских соглашений. Таким образом, важнейшим источником возникновения идеологических и информационных предпосылок образа врага был кризис антигитлеровской коалиции, который углубился после окончания Второй мировой войны. Медленное, но верное накопление негативного материала о союзниках создавало информационную предпосылку возникновения будущего образа врага. Однако этот процесс не был прямолинейным. В течение двух лет после окончания войны все еще действовали факторы, которые тормозили конфликты между супердержавами. Так, политики Запада не могли сразу развернуть свою политику на 180 градусов: народы держав-победительниц были благожелательно настроены друг по отношению к другу. В США первое время после войны сохранили посты дипломаты из бывшей администрации Ф.Рузвельта, настроенные на урегулирование конфликтов. До середины 1947 г. шла выработка основных положений политики США по отношению к западноевропейским странам, что создавало ситуацию неопределенности и в отношении СССР. В свою очередь, правительство СССР нуждалось в американском кредите для восстановления разрушенного народного хозяйства. Первое предложение по данному вопросу было сделано еще в январе 1945 г. В.М. Молотов, министр иностранных дел, проводивший переговоры, намекал правительству США на обоюдную выгодность проекта: он, мол, мог помочь американцам преодолеть возможный послевоенный экономический кризис. Ответ администрации Рузвельта был неопределенным. Второе предложение поступило уже в августе 1945 г. Новое американское руководство обставило получение кредита неприемлемыми и унизительными условиями, а документы с предложением СССР «потеряло» до марта 1946 г. Уловка была связана с ростом антисоветских настроений в американском истеблишменте. Однако советское правительство, надеясь на изменение ситуации, проявляло терпение. И.В. Сталин неоднократно публично высказывал заинтересованность СССР в сотрудничестве с американцами в экономической сфере. Вместе с тем, пропагандисты СССР были вынуждены усилить пропагандистский отпор антисоветским выпадам, количество которых резко увеличилось осенью 1945 г. В сложившихся условиях советское правительство проводило информационную политику, для обозначения которой применим термин К. Манхейма «частичная идеология»7 . Пропагандисты обвиняли в антисоветизме только отдельных политических деятелей, журналистов, абстрактные «круги» реакционеров Запада, которые, по мнению пропагандистов, действовали по злой воле или недопониманию политики СССР. Одновременно советские газеты всячески подчеркивали сотрудничество держав антигитлеровской коалиции, вразрез с линией которых действовали недоброжелатели. Методу «частичной идеологии» соответствовали и приемы: для создания вида объективного подхода к освещению событий редакции газет составляли подборки цитат из западных газет с критикой отдельных лиц и явлений. Так, весной-летом 1945 г. критика правых сил Запада была крайне абстрактной. Советская печать в основном цитировала просоветски настроенных политиков и общественных деятелей: Э. Рузвельт, вдову бывшего президента, которая осуждала людей, «движимых страхом» и боящихся России; министра торговли США Г. Уоллеса, предупреждавшего о наличии в стране «врагов мира», готовящих третью мировую войну. Сенатор-демократ Коффи относил к «элементам», готовящим войну с СССР, «представителей картелей и некоторые другие группировки». Постоянно критиковалась печать Херста и Скриппс-Говарда в США за попытки исказить позицию советских делегаций на международных форумах. Подобные публикации способствовали поддержанию недоверия к Западу у значительных слоев населения СССР. В то время, когда на Западе с осени 1945 г. разворачивалась антисоветская истерия, общий тон советской прессы оставался сдержанным и лояльным в отношении политики правительств либеральных сверхдержав. Однако высказывания советских журналистов в адрес отдельных должностных лиц, по отдельным направлениям политики западных партнеров ужесточались. Так «Правда» устами известного американского обозревателя Уолтера Липпмана предостерегала западных политиков, которые думали, что «благодаря атомной бомбе или огромным размерам нашей (т.е. США) промышленности мы можем в настоящее время проститься с нашими друзьями». С точки зрения Липпмана, блок был немыслим без России[9] . Антисоветские решения и выступления западных руководителей медленно, но верно способствовали обострению международных отношений. В советской прессе появились новые темы, что способствовало накоплению негативной информации о союзниках – росту информационных предпосылок будущего образа врага.
Так, 13 сентября 1945 г. в «Правде» появилась одна из первых заметок о связях через подставных лиц американских и германских фирм во время войны. В октябре ряд высокопоставленных чиновников – «помощник военного министра Макклой, заместитель Эйзенхауэра генерал-лейтенант Клей, политический советник Мэрфи» – обвинялись в том, что вразрез с линией Госдепартамента планировали восстановление экспорта химикатов и удобрений, производимых «И.Г. Фарбениндустри», мощности которого было легко перестроить на выпуск военной продукции. Дело концерна разрасталось и систематически освещалось прессой. С октября 1945 г. в советских газетах начинают публиковаться заметки о решениях комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, направленных против американцев и общественных организаций – антиизоляционистов радиообозревателей Кингдона, Уолина, Стила, Серджио, конгрессменов Коффи, Паттерсона, «Национальной федерации борьбы за конституционные свободы», «Объединенного комитета помощи антифашистам эмигрантам», «Совета американо-советской дружбы», которые вели борьбу за соблюдение демократических прав в США. Комиссию обвиняли в преследовании журналистов, фактическом попустительстве профашистской и антисемитской пропаганде, попытках помешать деятельности перечисленных организаций. До апреля 1946 г. в «Правде» появилось не менее семи подобных материалов. Столь конфликтное поведение представителей западных держав было не выгодно СССР, но выгодно советским пропагандистам: союзники своими руками создавали образ захватчиков, колонизаторов, антидемократов. Несмотря на очевидные факты, говорившие о кризисе антигитлеровской коалиции, пропагандисты настойчиво подчеркивали единство держав. Никаких прямых обобщений о характере экономической и политической системы союзников из публикуемых материалов не делалось. Так, 20 января 1946 г. «Правда» сообщала о панических настроениях, охвативших ряд американских политиков: сенаторы-демократы Истленд и ОДаниэль заговорили о «руке Москвы», которая, мол, вызвала волну забастовок с целью установить контроль над американским правительством. Подчеркнув, что речь идет только о временных «внутренних затруднениях американской промышленности», советский «обозреватель» высмеял отдельных «людей, потерявших элементарное чувство душевного равновесия перед лицом послевоенных трудностей». Советский читатель был информирован о трудностях, которые переживали народы держав-союзниц. Особый упор пресса делала на прогрессирующую динамику забастовочного движения в США. В качестве источника использовался, например, журнал министерства торговли США «Сервей оф Каррент бизнес», который сообщал о сокращении производства стали, грядущем пятимиллионном сокращении рабочих мест в оборонной промышленности, жилищной нужде простых американцев, росте преступности среди молодежи. В апреле 1946 г. в «Правде» появилась заметка о возрождении в США расистской организации «Ку-клукс-клан». Подобная информация выполняла две функции: во-первых, внушала советским людям мысль о том, что после войны в западных странах живут еще хуже, чем в СССР; во-вторых, использовалась для изображения англо-американских и других противоречий, играя на которых правительство СССР пыталось сохранить антигитлеровскую коалицию. С первой половины 1946 г. появилась информация о размещении американских военных баз и аэродромов в Саудовской Аравии, Исландии, Иране. Рост внешнеполитической, экономической и идеологической экспансии США, внутрикоалиционных противоречий советское правительство не могло не оценивать как угрозу интересам СССР. Пропагандистский метод «частичной идеологии» все менее подходил для сложившейся к марту 1946 г. ситуации: «цитатничество», косвенная критика союзников входили в противоречие с «партийностью» советской идеологии и пропаганды. Размывая границы метода, с февраля-марта 1946 г. вынуждено расширилась сфера разоблачительной деятельности советской прессы. На начало февраля 1946 г. приходится пик антисоветской кампании в США и Канаде, которая была детерминирована внутренними экономическими и политическими процессами: стремлением правых кругов затушевать послевоенные противоречия и объяснить рост забастовочного движения действиями Москвы; действиями военных, которые не желали допустить гражданских до контроля над ядерными исследованиями, производством. В развернувшейся кампании шпиономании использовались показания перебежчика Гузенко — бывшего шифровальщика посольства СССР в Канаде, рассказавшего о советской разведке ядерных секретов Запада[10] . Как предполагает А.М. Филитов, кампания шпиономании в США имела еще одно серьезное последствие. В статье «Как начиналась холодная война» он пишет, что «определенный контраст между мягким, подчеркивающим возможности послевоенного сотрудничества предвыборным обращением ЦК ВКП(б) от 2 февраля и более жестким, не упоминающим о таких возможностях сталинским выступлением 9 февраля, как раз тем и объясняется, что в промежутке (3 февраля) начались шпионские страсти в США»[11] . В предвыборной речи И.В. Сталин призывал оказать помощь ученым, которые должны были помочь быстрее восстановить разрушенное хозяйство. Апологетика всей предвоенной политики, которой изобиловала речь, привела к констатации: советский общественный строй – «лучшая форма организации общества, чем любой несоветский общественный строй». Не случайно наиболее дальновидные публицисты Запада, например У. Липпман, с беспокойством восприняли заявление советского руководителя. В связи с этим советские пропагандисты, ранее считавшие американского обозревателя объективным, теперь навесили ему ярлык «глашатая гонки вооружений, направленной против СССР». В международном обозрении «Правды» за 17 февраля 1946 г. отмечалось: «Уолтер Липпман исказил и извратил речь товарища Сталина. Он заявил, что в СССР не будет якобы принято мер к повышению жизненного уровня населения и что программа промышленного строительства СССР не что иное, как... программа перевооружения».
2.3 Первый этап – формирование «образа врага»
Жесткие заявления советских пропагандистов, как в случае с У. Липпманом, приводили к тому, что доброжелательно настроенная по отношению к СССР часть интеллигенции Запада начала переходить на антисоветские позиции. Максимум политической выгоды из создавшейся ситуации извлекли правые силы либеральных супердержав и У. Черчилль. 5 марта 1946 г. он выступил со знаменитой фултонской речью. Дискредитацией выступления Черчилля – отставного политического деятеля – занялся лично И.В. Сталин. В интервью газете «Правда» он расценил демарш Черчилля как «опасный акт, рассчитанный на то, чтобы посеять семена раздора между союзными государствами». Подразумевалось, что Черчилль не выражает позиции и «простых людей из небольших домов», и правительств держав. Призывы отставного премьера к военному сотрудничеству «братской ассоциации народов, говорящих на английском языке» были оценены как «расовая теория», сравнивались с гитлеровскими. На обвинение в создании «везде» пятых колонн коммунизма Сталин ответил панегириком международному коммунистическому движению[12] . Советские газеты немедленно поместили сообщения об осуждении позиции Черчилля английскими и американскими парламентариями, заявление Г. Трумэна о перспективах развития мирового сообщества: «...работать вместе так же, как и сражались вместе». В речи перед избирателями и интервью «Правде» И.В. Сталин сформулировал основные постулаты советской пропаганды, которые уходили своими корнями в решения XVIII съезда ВКП(б). В феврале-марте 1946 г., в отличие от прошедшего после окончания Второй мировой войны периода, в них более четко выражено противопоставление советской и капиталистической систем. Пропагандисты должны были прославлять мирный труд советского народа, который восстанавливает разрушенное войной хозяйство; показывать прогрессивность и демократизм советского строя, возглавляемого ВКП(б) и лично И.В. Сталиным; доказывая миролюбие СССР, убеждать, что необходимо держать «порох сухим»; показывать коммунистов защитниками демократии во всех странах мира; призывать к сохранению единства держав антигитлеровской коалиции – гаранта сохранения мира на планете; разоблачать реакционных политиков Запада – «поджигателей войны», действия которых идут вразрез с политикой коалиции. Таким образом, кризис антигитлеровской коалиции привел к становлению идеологических предпосылок, которые со временем станут признаками западного образа врага: пропагандисты систематически информировали советских людей об отсутствии на Западе демократии, колониальной политике европейских держав, противоречиях между США и европейскими странами, тяжелом положении трудящихся Запада, нежелании США и Великобритании выполнять Потсдамские соглашения, окружении территории СССР американскими военными базами, антисоветской пропаганде правых кругов Запада. Однако весной 1946 г. газеты все еще продолжали публиковать позитивную информацию о США: об испытаниях цветного телевидения, обеде в американо-русском институте, посвященном памяти Рузвельта, заявление Г. Трумэна в связи с Днем Победы, в котором подчеркивалась необходимость сохранения коалиции. Пресса была главным инструментом идеологического влияния государства в дотелевизионную эпоху. Радиоточки и приемники еще не стали обиходными для значительной части населения СССР. В апреле 1946 г. в стране насчитывалось: 21 центральная газета, 5610 газет республиканского, городского и районного подчинения. Разовый тираж был недостаточен – 90 экземпляров на тысячу человек. Напрямую или опосредованно, через ведомства, редакции газет подчинялись Управлению пропаганды и агитации (УПА), на которое ЦК партии возложил ответственность за исполнение своего решения по реформированию газет. Сущность реформы состояла в мобилизации аппарата на отпор антисоветизму Запада, содержание – в подборе кадров, изменении публикаций в духе партийности. Важнейшими задачами газет были: «вести борьбу с происками международной реакции, разоблачая экспансионистские и антисоветские тенденции империалистических кругов и их враждебную СССР пропаганду»; «систематически публиковать материалы о развитии и упрочении демократического строя в странах, освобожденных Красной Армией», освещать деятельность рабочего и демократического движения в странах Запада. Так, в апреле 1946 г. редколлегии «Известий» вменялось в вину то, что редакция не имеет собственной позиции – «излагается лишь точка зрения иностранных газет»; высказывалось недовольство тем, что «читателю предоставляется самому разобраться в высказываниях зарубежной печати», а также отсутствием боевитости и конкретности в изложении материала, что из поля ее внимания выпали проблемы развития послевоенной мировой экономики, внутриполитического положения в США и Великобритании. Таким образом, весной-осенью 1946 г. Политбюро, Оргбюро, Секретариат ЦК ВКП(б) приняли ряд решений, направленных на улучшение пропагандистской работы советской печати — «самого острого орудия большевистской партии». Не подвергая сомнению важность сохранения антифашистской коалиции, кремлевские руководители одновременно пытались дать отпор идеологической экспансии Вашингтона и Лондона. Антисоветские выступления по-прежнему приписывались отдельным лицам и реакционным «кругам». Вместе с тем, изменился масштаб и глубина критики Запада, действия «поджигателей войны» все чаще сравнивались с фашистскими. Следствие – подобные действия были ответом на антисоветизм Запада, советская пропаганда по мере обострения международных отношений превращалась в причину «холодной войны». В контексте международных отношений внутриполитические и идеологические меры советского правительства в 1946 г. объективно вели к возникновению в скором будущем образа врага. Новым моментом в советской пропаганде в июле 1946 г. стала прямая критика советскими журналистами Б. Изаковым и М. Марининым (Я.С. Хавинсон) «атомной дипломатии» США. В статьях «Бикини», «Атомная дипломатия и ее маневры» подчеркивалось, что атомный шантаж дискредитирует американские «разговоры» об атомном разоружении; политика американцев направлена на сохранение атомной монополии. Причины милитаристской политики союзника советские журналисты видели, во-первых, в увлечении атомной бомбой, силой и, во-вторых, в стремлении США избежать послевоенного экономического кризиса за счет союзников и других суверенных государств. Вместе с тем, отрицая усиление международной напряженности, ЦК ВКП(б) предпринимал меры по консолидации идеологических кадров, воспитанию масс в духе советского патриотизма в условиях «жесткого курса» США. Идеологические постановления ЦК ВКП(б) августа-сентября 1946 г.[13] в первую очередь предусматривали устранение «иностранного влияния» в искусстве. Увлечение театральных коллективов страны пьесами современных зарубежных авторов стало отождествляться с «пропагандой реакционной буржуазной идеологии и морали», «попыткой отравить сознание советских людей мировоззрением, враждебным советскому обществу, оживить пережитки капитализма в сознании и быту». С точки зрения руководства страны, причины ошибок лежали в области субъективного: проистекали из незнания предмета, легкомысленного отношения к делу работников культуры. К середине 1947 г. система межгосударственных отношений накопила огромное количество противоречий и предпосылок для качественного скачка: перехода к «холодной войне». Сдержанность советского руководства по-прежнему объяснялась только стремлением получить от союзников экономическую помощь. 5 июня 1947 г. Д. Маршалл выступил с планом оказания помощи европейским странам, который и послужил поводом к началу открытой конфронтации. Первая реакция кремлевского руководства на «план Маршалла» была сдержанной и осторожной, но в целом заинтересованной. Желая получить кредит и поставки товаров от США, руководители СССР одновременно не могли допустить покушения на советское влияние в Чехословакии и Польше, которые были приглашены на Парижскую конференцию. Инструкции советской делегации, возглавляемой лично В.М. Молотовым, предусматривали выражение протеста «против любых условий такой помощи, которые связаны с нарушением суверенитета европейских стран или их экономическим порабощением»[14] . По мере роста разочарования в «плане Маршалла» все более жесткими становились оценки политики США советскими пропагандистами. 12 июня 1947 г. Ю. Семенов опубликовал в «Правде» статью «Фашистская «теория» геополитики на американской почве». Исходя из советских представлений о мотивах американских политиков, журналист цитировал «некоего Флауэрса», заявлявшего, что «геополитические соображения» требуют «выбирать своих временных друзей, глядя на их сырье, ...которое должно дополнять экономику США»[15] . Средством внедрения в общественное сознание идей «советского патриотизма» стал «образ врага». Важным аспектом державного патриотического мышления была идея о морально-политическом единстве советского общества. Все негативные явления, с точки зрения организаторов кампании, были результатом влияния Запада вообще и Америки в частности. Активным поиском внутренних врагов – «низкопоклонников» перед заграничной культурой, занимался генеральный секретарь Союза советских писателей А.А. Фадеев. Искренность и последовательность генерального секретаря ССП СССР не вызывает сомнений: активный участник гражданской войны, борец с различного рода уклонами в 20-30 годы, один из выдвиженцев И.В.Сталина, Фадеев продолжал защищать советскую власть на «литературном фронте». Главным мотивом его деятельности был вывод, сделанный еще в ходе войны: западный «декаданс» и «формализм» порождены «антихудожественной», «импотентной мыслью» и не могут некритически переноситься в СССР. Фадеев был жестким администратором, который без колебаний расправлялся с мнимыми врагами. Однако в 40-50-е годы в его душе уже зрел конфликт, который со временем приведет Фадеева к самоубийству. Таким образом, летом 1947 г. в связи с началом «холодной войны» советские пропагандисты начали активно внедрять в общественное сознание образ внешнего врага в лице США, Великобритании, Запада в целом, а также начали поиск людей, которые могли бы олицетворять образ внутреннего врага.
2.4 Второй этап – «образ врага» в условиях холодной войны в сентябре 1947 – августе 1949 гг.
После отказа СССР участвовать в реализации плана Маршалла произошло изменение концепции пропаганды, что отразилось в докладах А.А. Жданова и Г.М. Маленкова на совещании 9 компартий в Польше в сентябре 1947 г., в результате которого возникло Информбюро. Пересмотр идеологических установок означал, что пропагандистский аппарат вступил во второй этап перестройки, сущность которого состояла в мобилизации для ведения тотальной психологической войны против конкретного врага с целью выживания в условиях «холодной войны», для проведения политики изоляционизма. Новые идеологические установки были зафиксированы также в сентябрьском и декабрьском проектах программы ВКП(б), составленных группой высших идеологических работников к намечавшемуся очередному съезду партии. Их сущность сводилась к возрождению постулата о смертельном поединке «двух лагерей», один из которых должен неминуемо погибнуть. В конце 1947 г. позитивное содержание советской идеологии и пропаганды сводилось к следующему. Капитализм созрел для замены его социализмом. Важную роль в смене строя должен играть субъективный фактор, пробуждение сознания миллионов рабочих и интеллигентов, чему мешают только предатели социал-демократы, империалистические круги и продажная западная печать. Накануне своего падения империалисты идут по пути авантюр, что еще больше расшатывает основы западного общества. Эти традиционные для революционной эпохи постулаты были дополнены положением, что после Второй мировой войны центр мировой реакции переместился в США, которые вынашивают планы мирового господства. СССР, заявляли пропагандисты, свободен от язв буржуазного строя, является символом прогресса. Основным законом его развития, якобы, является борьба старого и нового, а «источником» развития – «животворящий советский патриотизм». Новые пропагандистские установки надо было донести до советских и зарубежных реципиентов. В феврале 1948 г. заместитель заведующего агитпропом Д.Т. Шепилов узком совещании Управления говорил, что значительное внимание работников УПА обращалось и будет обращаться на печать. Оргбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О Литературной газете», где четко определялись ее задачи: «Пропаганда советской социалистической культуры и ее мирового значения. Разоблачение реакционной сущности современной буржуазной культуры. Утверждение идей советского патриотизма и национальной гордости советских людей. Борьба со всеми явлениями низкопоклонства перед заграницей. Освещение вопросов советской демократии и показ ее превосходства перед антинародной буржуазной демократией. Мобилизация общественного мнения во всем мире против поджигателей войны, против буржуазных теорий расового превосходства, против всех идеологических агентов империализма. Разоблачение буржуазной лжи и клеветы на советский народ, его социалистическое государство, его культуру...». Венцом постановления было утверждение главным редактором ЛГ В.В. Ермилова.
Другой участник событий – Илья Эренбург – конкретизировал: «Задача была воспитать презрение, воспитать ненависть к нашим сегодняшним недоброжелателям и нашим завтрашним противникам – воспитать эту ненависть у огромного количества людей. Какова должна быть основная мишень? Ясно, – Америка и американский образ жизни, который американцы стремятся навязать миру»[16] . Начальником обновленного пропагандистского аппарата стал в 1947 г. секретарь ЦК ВКП(б) М.А. Суслов – человек во многих отношениях невежественный, готовый без рассуждений выполнять приказы. После смерти А.А. Жданова в 1948 г. Суслов станет идеологом партии. Осенью 1947 г. произошел решительный и крутой поворот в советской пропаганде, который ознаменовал начало «холодной войны». Если еще в мае Сталин уважительно отзывался о строе, который выбрал американский народ, то уже в сентябре империализм США был объявлен врагом № 1. Во второй половине 1947 г. в советских средствах массовой информации скачкообразно возросло количество материалов по таким темам, как «диктат» (или «колониальная политика») США в Европе, примирительное отношение Запада к фашистским преступникам, «неминуемый крах» капитализма, «растленность» западной культуры, «лицемерие буржуазной демократии». Советские газеты и журналы высмеивали политических деятелей Запада. Читателя, слушателя, зрителя подводили к главному тезису: вся жизнь государства и общества политического противника организована так, что он не способен реалистически мыслить, а потому его действия опасны всему миру. В противовес западным ценностям с начала 1948г. пропагандировался коммунистический идеал. 18 сентября 1947 г. в ООН выступил зам. министра иностранных дел А.Я. Вышинский. В речи «За мир и дружбу народов, против поджигателей новой войны» он предъявил США и Великобритании небезосновательные претензии в срыве работы по запрещению атомного оружия, заявил о несовместимости планов Трумэна-Маршалла с принципами ООН. «Подготовка к новой войне, – продолжал Вышинский, – вышла уже из стадии голой пропаганды, психической обработки и игры нервов. Многочисленные факты говорят о том, что в некоторых государствах – в особенности это относится к США – военный психоз подогревается проведением в жизнь практических мероприятий военно-стратегического характера»[17] . Это был недвусмысленный намек на знание Кремлем планов США о нанесении ядерных ударов по территории СССР, ответ на окружение страны сетью военных баз США. В числе «поджигателей войны» были названы 10 политиков и бизнесменов, однако среди них не было крупных государственных деятелей США и Великобритании. «Литературная газета» пошла еще дальше. 20 сентября в первом номере реорганизованной газеты, в памфлете Б.Л. Горбатова «Гарри Трумэн» президента сравнили с «маленьким ефрейтором из Мюнхена», а его деятельность противопоставили рузвельтовской. В то время как другие газеты 19 и 20 сентября ограничились публикацией речи Вышинского и комментариями к ней, «ЛГ» в последующих номерах под рубрикой «поджигатели войны» вывела «на чистую воду» Эйзенхауэра, Бевина, Маршалла. И. Эренбург обрушился на западную культуру, Л. Леонов начал проповедовать «патриотизм не только для себя, но и для других», подразумевая страны Восточной Европы. Ведущие советские писатели – члены президиума и секретариата ССП СССР, выступили с коллективным письмом «С кем вы, американские мастера культуры?», призвали коллег возвысить голос «против угрозы фашизма, против поджигателей войны». Памфлет Горбатова привел к дипломатическому конфликту – обмену резкими по тону письмами В.М. Молотова и посла США У.Б. Смита. Для создания образа врага пропагандисты систематически наращивали количество негативной информации о противнике, наносили точные удары в болевые точки. Своеобразной пропагандистской акцией стала публикация в феврале 1948 г. в «Комсомольской правде» «Заявления сотрудника посольства США в Москве послу У.Б. Смиту» Аннабеллы Бюкар. Перебежчица писала: «Хорошо зная, что работа посольства направлена против этого народа, я считаю несовместимым мои нынешние убеждения с дальнейшей работой в посольстве», а также сообщала о своем желании остаться в России с любимым человеком. Тем самым был нанесен удар по престижу дипломатической службы США, а советские пропагандисты получили еще одно свидетельство очевидца для доказательства населению СССР агрессивности администрации Трумэна. Подобные публикации способствовали выработке стереотипа отношения к любому иностранцу как к врагу, шпиону, изоляции советских людей от контактов с иностранными гражданами. Внутриполитический конфликт в Чехословакии, победа коммунистов в феврале 1948 г. усилили пропагандистскую конфронтацию супердержав. В советской прессе, которую читали в государствах «новой демократии», события освещались односторонне, как «провал заговора реакции в Чехословакии». Трумэн и Маршалл реагировали на победу коммунистов лоббированием в конгрессе плана Маршалла, нагнетанием напряженности в мире и американском обществе. Потребовали от конгресса средства для усиления американской военной авиации. Значительную роль в распускании слухов о «коммунистическом заговоре» — «красной сети», играл ФБР. Суть американских заявлений от 17 марта 1948 года по поводу чехословацких событий сводилась к необходимости укрепления военной мощи, «чтобы поддержать те европейские страны, которые находятся под угрозой коммунистического контроля»15 . 17 марта, 1948 г. в Брюсселе произошло оформление Западноевропейского союза (ЗЕС). В марте же Совет национальной безопасности США утвердил меморандум № 7 о разгроме сил мирового коммунизма.Соответственно обогатилось содержание образа врага. Важным элементом пропаганды стала критика блоковой политики Запада — «брюссельского заговора против мира в Европе»[18] . Пропагандисты называли Англию, Францию, Бельгию, Голландию и Люксембург — государства, вошедшие в ЗЕС — «плацдармом американской экономической, идеологической, политической и военной экспансии». В статьях подчеркивались процессы американизации Европы, продажность правительств стран-членов ЗЕС. Одновременно проводилась кампания с целью духовной изоляции страны; насаждались национализм и державный патриотизм. Значительную часть этой работы выполняла «Литературная газета». В передовой статье «ЛГ» 17 апреля «Укреплять и развивать лучшие национальные традиции» впервые было дано систематическое изложение содержания термина «космополит (-изм)». Оно эволюционировало: от обозначения «низкопоклонника» перед заграничной культурой до «предатель». «Граждане мира», подчеркивала «ЛГ», отбрасывают понятие национальной самобытности и независимости; глубоко враждебны интернационализму, своей родине, ее традициям, обычаям, культуре и искусству. Это порождение подхватывают «идеологи империализма, желающие уничтожить независимость народов всего мира путем создания блоков». В статье ставилась задача вести непримиримую борьбу с проявлениями космополитизма у представителей интеллигенции, которые любят «щегольнуть западной новинкой», «формалистическим вывертом или сомнительной эрудицией космополита». 5 апреля 1948 г. Д. Шепилов обратился к А. Жданову с предложением опубликовать в нескольких газетах письма от имени Шостаковича, Прокофьева, Мясковского и Хачатуряна с протестом против использования их музыки в антисоветском фильме. 10 апреля Шепилов изменил план, предложил для публикации в «Известиях» уже одно, но за подписью четырех композиторов письмо, исправленное согласно указаниям секретаря ЦК ВКП(б). При составлении письма Д. Шепилов использовал пропагандистский прием, характерный именно для периода «холодной войны»: из частного случая делались выводы обо всей американской системе: «И если этим господам предоставлена в США полная возможность, в интересах политического шантажа, пренебрегать элементарными правами композиторов, чинить произвол и насилие над их творческим достоянием, – говорилось в письме, – то это лишний раз подтверждает, что в США процветают такие порядки и нравы, при которых права личности, свобода творчества и демократические принципы могут попираться самым бесцеремонным образом».
В феврале-июне 1948 г. статьи, направленные против фильма, появились в «Культуре и жизни», «Правде», карикатура – в «Крокодиле». Лукавство материалов состояло в том, что, справедливо осуждая использование без разрешения музыки композиторов, пропагандисты из политических соображений дискредитировали всю американскую культуру.
В ходе кампании в СМИ зловещий термин «космополит», обозначавший врага, обрел свое содержание, место и роль в системе советской идеологии и пропаганды. В статьях постоянно муссировалась мысль, что космополиты – «пятая колонна» США, антипатриоты, противники суверенитета своих стран. Приспосабливая пропаганду под уровень политической и общей культуры широких масс и, учитывая, что после войны резко возросла религиозность населения, советские пропагандисты использовали для формирования отрицательного образа США возможности русской православной церкви (РПЦ). Так, в феврале 1948 г. Д. Шепилов направил в «Журнал Московской патриархии» письмо схимницы Евгении из Горнего монастыря в Иерусалиме. В апреле оно было использовано журналом для ответа «американским клеветникам» – представителям Зарубежной русской православной церкви, эмиграции. Их обвинили в страхе перед властями США, в раскольнической деятельности и иезуитстве, фактически – в предательстве. Косвенно, через священников, агитпроп оказывал большое влияние на формирование консервативных политических установок граждан. Осень-зима 1948 г. – важный этап в формировании образа врага, что определялось ухудшением международной обстановки. Благодаря действиям разведки, прежде всего группы Кима Филби, советские руководители знали о далеко идущих планах своих противников. Так, директивы и меморандумы Совета Национальной безопасности США 20/1 (18 августа 1948 г.), 20/4 (23 ноября 1948 г.) предусматривали разработку планов ядерных бомбардировок СССР и ведение психологической войны. Американский истеблишмент был настроен решительно. Весной 1948 года, выступая перед активом республиканской партии, Аллен Даллес заявил: «Ставя перед собой задачу одержать победу в неортодоксальной войне с Советами, я полагаю, что мы, американцы, должны пренебречь государственными границами и устанавливать контакты непосредственно с отдельными людьми или группами в зарубежных странах»[19] . Зимой 1948 г. вступила в завершающую фазу подготовка к созданию Североатлантического пакта (НАТО). Политическая конъюнктура – внутренняя и международная – диктовала потребность ужесточения идеологической борьбы против внешнего противника, а также дальнейшую изоляцию советского населения от возможных влияний с Запада. Решить эти задачи в период «холодной войны» можно было только за счет насаждения образа врага и державного варианта советского патриотизма, которые не позволяли адекватно осмыслить общественные противоречия, сводя советские недостатки к проискам враждебных государств и личностей с «вонючими тенденциями» (А.Фадеев)[20] . Поиском последних и занялись идеологические работники. В начале сентября 1948 г. зам. заведующего агитпропом Л.Ф. Ильичев обратил внимание на «серьезнейшие ошибки в идеологической работе» Всесоюзного театрального общества (ВТО), в частности, секции критиков. Его поддержал А.А. Фадеев. Пристрастность писателей понятна: в дотелевизионную эпоху именно критики формировали вкусы публики, воздействовали на репертуар театров, что сказывалось на гонорарах драматургов. Интересы узкой группы писателей, фактически монополизировавших «советскую литературу», совпали со стремлением высшего руководства СССР изолировать страну и сплотить общество в кризисной обстановке; морально стимулировать трудовую деятельность граждан за счет насаждения «патриотизма». В январе 1949 г. многим партработникам стало ясно, что для решения поставленной задачи – развития «советского патриотизма», кремлевское руководство выбрало не употреблявшееся в советское время средство – антисемитизм, при помощи которого должен был распространяться образ врага. Формируя «образ врага» в лице «космополитов», советские пропагандисты опирались на исторически характерные для части русского и других народов СССР антисемитизм, стремление к уравнительности, авторитаризм, патернализм, ненависть к чиновникам, недоверие к Западу[21] . Ударным отрядом в борьбе за «патриотизм» против «космополитов» стал агитпроп и ССП СССР. Связанные с властью материальными и идеологическими интересами А. Фадеев, Вс. Вишневский сознательно и искренне боролись с «врагами». Их идеологию разделял К. Симонов54 , а также молодые журналисты и драматурги типа А. Сурова, главным мотивом поведения которых были карьерные соображения. Кампания началась 28 января 1949 г. с публикации «Правдой» статьи «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Газета использовала весь наработанный агитпропом при помощи «ЛГ» материал и штампы. В статье констатировалось, что критики И.И. Юзовский, А.С. Гурвич, Л.А. Малюгин, А.М. Борщаговский, Г.М. Бояджиев, Е.М. Холодов, Я.Л. Варшавский проповедовали систему антипатриотических взглядов. Буржуазное эстетство и формализм, равнодушие к нуждам народа якобы привели их к стремлению «оболгать национальный советский характер». «Литературная газета» в передовых статьях от 12 февраля, 2 и 19 марта 1949 г. разъяснила, что главное — разгром «космополитизма», «обогащение патриотического сознания интеллигенции», искоренение «низкопоклонства перед буржуазным Западом». Антикосмополитическая кампания способствовала формированию в том числе образа внешнего врага. Особенностью информационного потока I полугодия 1949 г. о международной жизни было резкое увеличение количества статей об американском образе жизни; продажности и лживости западных средств массовой информации (СМИ); блоковой политике Запада; плане Маршалла. На страницах газет постоянно соседствовали статьи типа «Зримые черты коммунизма» и «Американские людоеды». В ходе кампании формирования образа врага, закрепления его в общественном сознании использовались такие формы воздействия, как собрания творческой интеллигенции; заседания партийных комитетов; ученых советов; периодическая печать; фильмы, пьесы, книги и рецензии на них. Низкопоклонство перед Западом искали и в молодежной среде. В конце 40-х годов стали появляться факты нового неприятного для советских идеологов явления в среде «золотой молодежи» – сыновей и дочерей номенклатурных работников, получившего название «стиляжничество». В марте 1949 г. на страницах «Крокодила» появилась статья Д. Беляева «Стиляга». В ней так объяснялась сущность нового феномена: «Стиляга знаком с модами всех стран и времен, но не знает, как вы могли убедиться, Грибоедова... Стиляги не живут в полном и в нашем понятии этого слова, а как бы сказать, порхают по поверхности жизни». После нескольких сравнений героя статьи с животными автор определил стереотип отношения к нему: «хочется плюнуть»[22] .
В искусстве признаками «космополитизма» были признаны декаденство, формализм, «искусство для искусства». Признаками вражеской деятельности считались также упоминания критикуемого о «всечеловечности» того или иного писателя, «преклонение» перед мировой наукой, культурным объединением Западной Европы, «общемировой еврейской культурой». Образ врага по-прежнему использовался для духовной изоляции СССР и навязывания работникам искусств и всему населению идеологических догм, выгодных номенклатуре.
Психологической обработке были подвергнуты и представители науки. Ю. Францев, А. Югов, академик М.В. Митин разоблачали генетику как расовую теорию современного, главным образом американского империализма. Содержание образа врага расширялось: Митин утверждал, что вейсманисты были «космополитическим отрядом» в биологии. Честь разгрома этого «немецкоамериканского лжеучения» Югов приписывал «ученому сталинской эпохи» Т.Д. Лысенко. Драматизируя ситуацию, «Литературная газета» все два месяца проведения кампании пыталась утвердить представление о некоем «заговоре» космополитов. С этой целью постоянно публиковались ничем не подтвержденные высказывания участников собраний о заговоре космополитов, использовалась терминология спецслужб. Одновременно с «разоблачением» деятельности так называемых космополитов продолжалась критика политики Запада. В I полугодии 1949 г. только «ЛГ» поместила более пятидесяти статей внешнеполитической направленности К. Симонова, К. Федина, В. Лациса и других, которые были посвящены борьбе за мир, против создания Северо-Атлантического союза и разоблачали американский образ жизни, создавая негативный образ США. Лично Ермилов считал наиболее удачными статьи А. Сурова «Американские гаулейтеры», посвященной разоблачению администрации по реализации «плана Маршалла», и В. Лукашевича «Кто угрожает американскому народу», в которой врагом народа назывались американские монополисты – производители оружия, не заинтересованные в мирной политике США. Таким образом, за счет шельмования маленькой группы творческих работников, ученых в обществе поддерживалось психологическое напряжение; внедрялся в массовое сознание новый образ врага и пресекались в зачатке идеи, развитие которых могло бы со временем привести к переоценке социально-экономических и политических структур советского общества. В коце марта антикосмополитическая кампания пошла на спад. За время ее проведения было «разоблачено» столько «космополитов», что возникла угроза существованию одной из основных идеологических догм – о моральнополитическом единстве советского общества. Несмотря на все усилия руководства СССР блок НАТО был создан 2 апреля 1949 г., и продолжение кампании могло бы создать впечатление, что кремлевские руководители нервничают и боятся.
В результате 29 марта 1949 г. на совещании редакторов центральных газет М.А. Суслов предложил газетчикам «осмыслить» ситуацию и прекратить публиковать «крикливые» статьи. Партийная установка была закреплена 7 апреля «Правдой», опубликовавшей последнюю статью антикосмополитической кампании – «Космополитизм – идеологическое оружие американской реакции», написанную Ю. Павловым. О внутренних «космополитах» в статье ничего не говорилось. Уже 1 апреля К. Симонов направил на имя секретаря ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкова проект предложений «О мероприятиях по усилению антиамериканской пропаганды», и на свет появился «План мероприятий по усилению антиамериканской пропаганды на ближайшее время», который характеризовался предельной конкретикой, явной грубостью и прямолинейностью в изображении противника. План предусматривал «систематическое печатание материалов, статей, памфлетов, разоблачающих агрессивные планы американского империализма, антинародный характер общественного и государственного строя США, развенчивающих басни американской пропаганды о процветании Америки, показывающих глубокие противоречия экономики США, лживость буржуазной демократии, маразм буржуазной культуры и нравов современной Америки». Документ четко расписывал деятельность средств массовой информации, в том числе и «ЛГ», институтов философии, экономики АН СССР, ССП, издательств. План не предусматривал изображение каких-либо позитивных моментов жизни государства-противника. В результате даже верная, но односторонняя информация об американских противоречиях неминуемо должна была уродовать восприятие мира и мышление советских людей. Общие положения конкретизировались тематическими тезисами, на десятилетия ставшими основой советской пропаганды: «Капиталистические монополии США – вдохновители политики агрессии... США – главный оплот международной реакции... Североатлантический пакт – орудие агрессии англо-американского империализма... Американские империалисты – душители свободы и независимости народов... Монополии вскармливают фашизм на американской почве… Демократия в США – лицемерное прикрытие всевластия капитала... Прогрессивные силы США в борьбе за мир и сотрудничество народов... США – страна национальной и расовой дискриминации. Миф о всеобщем равенстве и равных возможностях для всех в США... Под страхом нового экономического кризиса... Вырождение культуры в США. Космополитизм на службе американской реакции... Наука на службе американских монополий. Проповедь аморализма и звериной психологии в США. Продажная американская печать... Преступность в США».
Казалось, ничего нового по сравнению с тем, что пропагандировала печать в предыдущие два года, план не нес. Кроме одного: под руководством агитпропа на отпор врагу была мобилизована вся пропагандистская машина, работа стала более систематической, целенаправленной, комплексной. В течение второй половины года и в дальнейшем увидели свет художественные, историко-популярные и философские книги и брошюры, в которых формировался образ американского врага. Наиболее оперативно сработала печать. Так, уже в мае 1949 г. журнал «Огонек» поместил фоторепродукции картин и скульптур западных модернистов, в том числе Сальвадора Дали. В комментарии президента Академии художеств А.М. Герасимова содержится квинтэссенция советского понимания образа врага. В полотнах ведущих буржуазных живописцев, считал академик, отражаются «идеи воинствующего империализма с его расовой ненавистью, жаждой мирового господства, космополитизмом, зоологическим человеконеннавистничеством, отрицанием культуры, науки и подлинного реалистического искусства»[23] . Психологические установки по всем признакам образа врага формировались с расчетом, что каждая из них воспроизведет в сознании граждан весь стереотип.
Таким образом, к августу 1949 г. произошло окончательное становление советского варианта образа врага. Американский империализм олицетворял ужасы капитализма. Образ врага формировался при помощи приписывания противнику всех антиценностей, известных в советском обществе, одностороннего преподнесения реципиентам специфических особенностей общества противника, откровенного шельмования личностей и сути явлений. Это мощное средство давления на эмоции, чувства и интеллект, при помощи которого номенклатура дезориентировала советских людей с целью формирования «советского патриотизма», активизации трудовой деятельности кадров, мобилизации всего общества для выживания в холодной войне. В итоге – для сохранения существующих общественных отношений, власти номенклатуры. С мая 1949 г. «космополит» как внутренний враг исчезает со страниц советской печати: продолжение кампании могло разрушить миф о морально-политическом единстве советского общества.
2.5 Третий этап – психологическая война в сентябре 1949 – июле 1951 гг.
Осенью 1949 г. агитпроп и пресса сфокусировали внимание советского общества на политических процессах против восточноевропейских «космополитов». Газеты сообщали, что «венгерский государственный преступник Райк» сознался, что «они были инструментом в руках Тито и его американских хозяев». То же сообщалось и по «делу Костова» в Болгарии.
Используя мощь МГБ, спецслужб стран Восточной Европы, печати, советские пропагандисты перемешивали показания подсудимых на сфальсифицированных процессах с верной информацией – «американское правительство тратит огромные средства для организации шпионажа во всех странах мира», и при помощи этой информационной реальности формировали у советских людей представление об объединении всех внешних вражеских сил против СССР, мира демократии и социализма; о вездесущности «руки Вашингтона». Создавая образ американского врага, советские руководители использовали различные способы воздействия на общественное мнение. Важным элементом в советской внешней политике стало движение борцов за мир, первый Всемирный конгресс которого прошел в апреле 1949 г. К установленному 2 октября 1949 года «Международному дню борьбы за мир» центральные газеты опубликовали около 40 статей, наполненных жесткой критикой США и их союзников. А в марте 1950 года Верховный совет СССР принял Закон о мире, согласно которому в Советском Союзе запрещалась пропаганда войны. Советские опасения не могли не усиливаться после вызывающих публикаций в мае 1950 г. еженедельника «Ю.С. энд Уорлд Рипорт», в которых сообщалось о новых видах секретного американского оружия: атомных бомбах; подводных атомных лодках; боевых отравляющих веществах; ракетах, управляемых радарами и т.п. Но наибольшие возможности для закрепления и развития в общественном мнении образа американского врага советские пропагандисты получили после начала корейской войны. Односторонность и предвзятость, определяемые только своими интересами, проявляли все пропагандисты – и советские, и американские. Образ американского врага эволюционировал: от опасного милитариста к нелюдю, который был воспитан всей системой капитализма и наконец-то получил возможность проявить свою сущность.
Пропагандисты использовали грубые приемы, характерные для периода Отечественной войны, в сочетании с новыми символами. 23 сентября «Литературная газета» поместила фото командующего американскими войсками в Корее Д. Макартура, рассматривающего трупы корейских солдат. Фраза Макартура «это радует мои старые глаза» как нельзя кстати подходила для олицетворения империализма. А. Чаковский не преминул назвать его «генерал-садистом» и «гангстером». Внедрение образа врага в общественное сознание осуществлялось в том числе при помощи искусства. Литература, кино, спектакли были средством долговременной – на десятилетия рассчитанной, пропаганды. В течение 1948-1949 гг. были созданы новые пьесы, экранизированы апробированные. Во всех произведениях четко прослеживается антиамериканский аспект. Тогда же появилась книга перебежчицы А. Бюкар «Правда об американских дипломатах». Рецензенты отмечали, что книга является «искренним рассказом очевидца». Особое внимание обращалось на отрыв «антисоветской клики государственного департамента США» от интересов американского народа, активную разведывательную деятельность посольских работников против СССР, их низкие моральные качества и неуважение к советским людям. Книга и рецензии завершались панегириком советскому строю и патриотизму граждан, их преданности «товарищу Сталину». Книга дискредитировала врага накануне подписания Северо-Атлантического пакта, способствовала пресечению связей советских людей с иностранцами. Обращает на себя внимание издание большого количества книг русских, советских и иностранных авторов, писавших об Америке в конце XIX – первой трети XX века, – М. Твена, Т. Драйзера, М. Горького, В. Маяковского, Д. Стейнбека. Советские политики не показывали высокий уровень жизни Америки, достигнутый уже после войны, новые формы государственного регулирования экономики, значительно смягчавшие традиционные кризисы. В результате в середине века формировалась упрощенная картина американской жизни: только валютные спекуляции, роскошь буржуазии и сплошная нищета трудящихся, разорение фермеров, «суд Линча» и т.д.В точном соответствии с антиамериканскими установками продолжали создаваться художественные произведения, сценарии спектаклей, фильмов. Ненависть к бывшим и нынешним противникам искажала историческое восприятие, порождала прямую подтасовку фактов, натяжки, ошибки, упрощения. Наличие образа врага в любой форме позволяло советским чиновникам разъединять людей, превращать их в толпу, осуществлять принцип «разделяй и властвуй». В апреле-мае 1949 г. в «Плане мероприятий по усилению антиамериканской пропаганды на ближайшее время» говорилось о «маразме буржуазной культуры и нравов современной Америки», «вырождении культуры в США». Столь резкие оценки связаны с пониманием того факта, что массовая культура является мощным фактором социологической пропаганды. В процессе контрпропаганды западную культуру неизменно связывали с милитаризмом («Вот она, культура Трумэнов и Даллесов»), провокациями («Кинопровокаторы»), низменно-болезненными состояниями («Культура духовных наркотиков», «Искусство сумасшедшего дома»). Представляя западных политиков сумасшедшими, опасными милитаристами, советская бюрократия объясняла происходившие в мире события действием «руки Вашингтона», а недостатки советского общества – влиянием «растленного» запада на отдельных советских граждан.
2.6 Четвертый этап – эволюция и роль образа врага в начале 1950-х гг.
В середине 1951 г. образ врага не был выражен столь ярко и полно, как в марте 1949 г. ЦК ВКП(б) делал акцент на развитие у граждан «советского патриотизма», а также боролся против «пережитков капитализма» в сознании «отдельных» несознательных граждан СССР. В начале 50-х гг. в советской внешнеполитической пропаганде пересекались и стимулировали друг друга две основные линии, которые в конечном итоге способствовали закреплению в общественном сознании образа американского милитаризма: корейская и западноевропейская, прежде всего германская. В дискредитации США при помощи статей о событиях в Корее преуспел американский коммунист Джозеф Кларк. Поселенный в квартире на Садово-Самотечной улице, Кларк начал поставлять согласованные с советскими пропагандистами статьи. 7 июля 1951 г. он опубликовал в «ЛГ» статью «За что они сражаются», посвященную низкому моральному состоянию американских солдат, воюющих за интересы монополий в Корее. Статья Кларка верно отражала ситуацию: война затянулась, правящие круги Америки зашли в тупик. Деятельность дипломатов супердержав с лета 1951 г. была направлена на поиск выхода из корейской войны без потери лица[24] . 23 июня по американскому радио выступил советский представитель в ООН А.Я.Малик, который предложил воюющим сторонам начать переговоры о прекращении огня, «о перемирии с взаимным отводом войск от 38-й параллели». В тот же день «Литературная газета» опубликовала заметку Б.Агапова «Дикари в Ясной Поляне», в которой сообщалось о вызывающем и грубом поведении первого и второго секретарей посольства США. На следующий день редакция опубликовала письма возмущенных советских граждан. Вместе с тем переговоры по корейскому вопросу, проведение в апреле 1952 года международного Экономического совещания говорили о появлении первых ростков будущей разрядки международной напряженности. У нее были объективные причины. Народы Запада и Востока устали от первого этапа холодной войны. Политика США зашла в тупик, и правительство было вынуждено спасать свой имидж миротворца. Правительство же СССР нуждалось в налаживании торгово-экономических связей с Западом для закупки товаров и сырья, которые не могла произвести промышленность отечественная. В результате более гибко заработала советская цензура. Так, после срыва переговоров по Корее в августе 1951 г. «Литературная газета» дискредитировала в глазах советских людей нового американского главнокомандующего объединенными силами ООН на Дальнем Востоке: поместила фото под заголовком «Риджуэй – палач Кореи». Редакция использовала прием переноса отрицательного авторитета с одного лица на другое: напомнив о подобном фото с Макартуром, газета комментировала: «Спокойно любуется он трупами. Да, Уолл-стрит не ошибся, когда, подыскивая замену Макартуру, остановил свой выбор на Риджуэе»[25] . С октября переговоры возобновились, и отдел пропаганды и агитации стал жестко цензурировать материалы, присылаемые собственными корреспондентами «ЛГ» в Корее. Например, B.C. Латов с января по май 1952 г. направил около десятка сообщений, в которых политика США подвергалась критике с помощью образа врага. В статье «Дети Кореи» он, например, писал: «Американские звери, презрев законы джунглей, терзают и рвут на части детские тельца»; в статье «Пауки в банке» Ли Сын Ман и Ким Сон Су обзывались «облезлыми павианами» и «матерыми предателями». Однако статьи так и остались в виде телеграмм. Латов, проинструктированный в ином, видимо, духе, напрасно просил сообщить об их судьбе. Часть его менее эмоциональных материалов была размещена в армейских газетах и «Советском искусстве». Однако образ врага-милитариста применялся для обвинений американской стороны в затягивании переговоров о мирном урегулировании в Корее. Типичный пример – статья Б.Щетинина «Цепь проволочек», опубликованная 10 апреля 1952 г. «Литературной газетой». Накануне заключения Боннского и Парижского соглашений Щетинин небезосновательно отмечал: «Война в Корее используется американским империализмом для усиления военного напряжения во всем мире, как средство давления на своих европейских сателлитов в вопросах перевооружения и вооружения». Таким образом, СССР пытался мобилизовать мировое общественное мнение против США.
Весной 1952 года, во время Экономического совещания на страницах газет вновь предстало неприглядное лицо американского империализма, который мешает своим сателлитам торговать с СССР. Газеты утверждали, что это западные страны нуждались в торговле с СССР, а Союз шел на сотрудничество только исходя из стремления к миру. Апогей советской пропаганды в 1951 г. приходится на ноябрь, когда советская печать дружно обрушилась на «атомный» октябрьский номер журнала «Кольерс». В написании статей для него принимали участие многие известные политики, экономисты и писатели Запада, обратившие острие своего пера против советского врага. В беллетристической форме журнал преподнес читателям один из вариантов ядерного нападения на СССР. «Гуманисты» из Вашингтона во имя спасения советских людей от «тоталитаризма» были готовы десятки миллионов из них уничтожить при помощи ядерных бомб, а остальных осчастливить своей демократией во время оккупации. Лучшего подарка советские пропагандисты не могли и желать: это позволило им и их иностранным помощникам оживить в сознании советских людей практически все формы образа внешнего врага. Джозеф Кларк нанес удар по всей политике Вашингтона: «Дела вашингтонских миротворцев говорят сами за себя. Это – агрессивный Северо-Атлантический блок, это – густая сеть баз, опутавших весь земной шар; это – миллиардные ассигнования, вливающие силу в военную машину Уолл-стрита ...это, если хотите, и специальный «атомный» номер моргановского еженедельника «Кольерс»[26] .
Правые силы США вновь дали повод для закрепления образа врага в общественном мнении СССР. Конгресс США принял закон от 10 октября 1951 г., который предусматривал выделение 100 млн. долларов на финансирование подрывной и диверсионной деятельности против СССР и стран народной демократии. В передовой «Правды» от 23 октября «Диверсанты и шпионы на содержании конгресса» закон назывался «террористическим». В ноябре-декабре советские газеты опубликовали ноты СССР и Чехословакии по данному вопросу, а правительство добилось обсуждения вопроса о вмешательстве США в дела других государств на сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Однако США не обратили внимание на ноты, а обсуждение вопроса в ООН провалили. В еще большей степени закреплению образа врага в общественном сознании способствовали статьи по германскому вопросу. В октябре-ноябре 1951 г. советские пропагандисты развивали тему «Генералы вермахта на службе Уолл-стрита». Так, содержание статьи Д. Мельникова (Меламеда) и Л.Черной «Лакштифели жаждут реванша», опубликованной «Огоньком», сводилась к тезису о преемственности планов фашистской Германии и США: мол, предчувствуя поражение Германии, Гиммлер приказал разработать специальный план сохранения офицерских кадров для обеспечения «реванша» в III мировой войне. План, якобы, поддержали американцы, реабилитировав нацистских преступников для использования против СССР. В акции приняли участие все центральные газеты: так, «Комсомольская правда» осуждала «план Шумана» как «план войны»; «Правда» назвала планы интеграции «политикой реванша и агрессии. В течение марта-мая 1952 г. Советский Союз трижды предъявлял США ноты, в которых муссировалась мысль о возрождении «вермахта»21, а также обвинил США в использовании бактериологического оружия в Корее. Американские пропагандисты использовали не менее хлесткие контраргументы: реанимировали «Катынское дело». Для отпора врагу срочно были мобилизованы такие «свидетели», как митрополит Николай. Заголовок его статьи «Голос свидетеля» подменял понятия: митрополит был свидетелем не расстрела, а вскрытия могил в 1944 г. и сам оказался жертвой обмана со стороны спецслужб СССР. «Во мне, как участнике расследования Катынского преступления, закипает жгучее чувство протеста против такой нечестной, отвратительной провокации, – писал отец Николай, – затеявшие ее круги воскрешают гнусную провокацию Геббельса и Ко, поднятую в 1943 г., с ее попытками приписать преступление нам. Но народы умеют разбираться во лжи и правде!» Написанная 3 марта, статья уже 6-го увидела свет в «Литературной газете». Обращает на себя внимание и выбор автора: церковь была авторитетом для сельского населения. Развивая тему, «Литературная газета» 8 марта опубликовала два фото: «1941. Преступление гитлеровских палачей в Катыни. – 1951. Преступление американских палачей в Корее». Одновременно 4 и 5 марта «Труд» перепечатал «Сообщение специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров». В начале 50-х годов советское общество было на грани кризиса: в ЦК ВКП(б) поступало большое количество документов о росте недовольства населения. Патриотическая пропаганда уже не могла в должной мере обеспечивать стимуляцию труда, социально-политическое единство общества. 11 сентября 1952 г., когда завершалось следствие по «делу врачей» и полным ходом шла подготовка к XIX съезду ВКП(б), «Литературная газета» опубликовала статью Б.С. Рюрикова «В жизни так не бывает»: «Ложью и фальшью является утверждение, что у нас нет уже отсталых людей, людей чуждых, злых, недоброжелательных. Не со всем дурным наследием прошлого мы разделались, не со всеми пережитками капитализма в сознании людей покончено!» Факты, однако, свидетельствуют, что в советских людях «просыпались пережитки капитализма» только тогда, когда эксплуатация и унижение становились невыносимы. Патриотизм, основанный на ненависти к врагу, невежестве и одностороннем подходе к положению дел в СССР и за рубежом, был неотъемлемой чертой непосредственных исполнителей заданий ЦК. Субъективно эти люди были честны, стремились донести до населения правду, как они ее понимали. Однако их материалы, попадая в органы пропаганды, приобретали системное качество – становились средством дезинформации. Типичный пример – Аннабелла Бюкар (Лапшина). Перебежчица, она стала работать диктором радио. 15 января 1953 г. Бюкар получила разрешение секретарей ЦК КПСС Г.М. Маленкова и Н.А.Михайлова выступить по радио о мирном строительстве в СССР. «Эта атмосфера мира, спокойствия и счастья в Советском Союзе особенно благотворна в эти дни, когда военная пропаганда и военный психоз господствует во многих странах мира, – вещала диктор гражданам США и Великобритании, – я легко могу понять, как это все губительно действует на нервы и здоровье простых людей». Добросовестно заблуждаясь, Бюкар выдавала свое субъективное мнение за факты, с энтузиазмом выполняла партийные установки. Неизвестно, как отреагировала бы на передачу Бюкар колхозница, вдова фронтовика М.А. Аничкина, которая не могла направить детей в школу из-за отсутствия одежды; другие жители ряда районов Калужской области, где за прошедшие после войны годы трудящиеся получали за один трудодень от 146 до 400 граммов зерна и 4-7 копеек деньгами. В начале 50-х г.г. пропагандисты не забывали о главном враге – США, и продолжали создавать негативный образ противника. 8 января 1953 г. на заседании редколлегии по обсуждению плана раздела международной жизни «Литературной газеты» на первый квартал 1953 г. К.Симонов давал следующие установки коллегам: «Особенно я просил бы подумать о темах: высокомерие американцев, унижение других наций, издевательства над обычаями и нравами других стран, издевательство над идеей национальной независимости и суверенитета». «Это самая нужная, действенная пропаганда.., – продолжал он, – если бы американцы сидели у себя в США, может быть, не было бы такой проблемы, а то, что они всюду расползлись, всюду гадят, и всюду их поведение возмущает народы, – вот тут-то и надо их бить»[27] . Опытный пропагандист, Симонов делал акцент на тех чертах поведения противника, которые негативно воспринимаются любым человеком – «высокомерии», «унижении». Это была общая установка ЦК КПСС для всех пропагандистов. Советские газеты немедленно увеличили количество материалов о вмешательстве Соединенных Штатов в дела других государств: о подрывной деятельности западных спецслужб в Болгарии, Польше, ведении США бактериологической войны в Корее. Традиционно изображался американский образ жизни, проявления расизма в США, отсутствие жизненных перспектив у американской молодежи. В статье француза Пьера Дэкса впервые в советской прессе была отмечена пьеса Ж.-П. Сартра «Тварь, заслуживающая почтения»: в пьесе «разоблачались царящие в Соединенных Штатах методы насилия, линчевания и полицейских репрессий». Сообщение о новом американском правительстве, сформированном в начале февраля 1953 г., также не обошлось без дозы пропаганды: министры, которые действительно были «ставленниками Уолл-стрита», были обвинены еще и в связях с бывшим фашистским режимом Германии. Одним из важных признаков подобного рода кампаний было резкое увеличение количества статей, разоблачающих западную идеологию. После мощной атаки советских газет против идеологической экспансии США в «Правду» пришло два письма с требованием заглушить сигнал вражеских радиостанций «Голос Америки» и «Би-би-си». Пенсионер военного министерства СССР И.Ф. Морозов 24 января писал: «Советский человек знает, что только советские радиопередачи являются честными и справедливыми. Но нередко в эфире появляются противные истерические выкрики паразитов из так называемых Голоса Америки и Би-би-си, которые своей гнусной ложью и клеветой отравляют эфир». Сославшись на мнение граждан, 17 февраля 1953 г. Совет министров принял решение об ускорении строительства радиостанций, «предназначенных для защиты от антисоветской пропаганды». Таким образом в начале 50-х гг., советские пропагандисты продолжали политику изоляционизма: связывая образ коварного внешнего врага с «врагом» внутренним, они обеспечивали морально-политическое единство общества перед лицом Запада в условиях кризиса общества. Разрядка международной напряженности способствовала изменению стереотипа образа врага. В марте 1953 – мае 1954 гг. образ внутреннего врага был дискредитирован: многие советские люди с недоверием восприняли его новое олицетворение – Л.П.Берию, после недавнего «дела врачей» и их реабилитации. Чиновничество, не заинтересованное в возвращении массовых репрессий в своей среде, после казни Берии также не проявляло активность по возрождению образа внутреннего врага. Выступления отдельных консерваторов в этом направлении не были поддержаны. Свою роль сыграла и разрядка, породившая иллюзию возможности длительного сотрудничества капиталистических и так называемых социалистических стран, и вступление мира в эпоху научно-технической революции, потребовавшей иной мотивации высокопроизводительного труда, использования новой техники, а не рабской силы ГУЛАГа, пополнявшегося, в том числе за счет использования образа врага карательными органами. Кроме того, народы и правительства устали от первого этапа холодной войны. На фоне этих важных причин смерть Сталина – повод, после которого советское руководство начало переход к новой политике.
Заключение
Проведенное исследование позволяет констатировать: «образ врага» – идеологическое выражение общественного антагонизма, динамический символ враждебных государству и гражданину сил, инструмент политики правящей группы общества. Правящие группы используют дезинформацию для решения как частных, так и общегражданских интересов, которые они понимают в соответствии со своим видением мира и историческим опытом нации. Соответственно, советская номенклатура была движущей силой, способствующей формированию образа врага. Потенциальную угрозу, возникшую для государства и народа, бюрократия сумела использовать себе на пользу. Ее интерес состоял в контроле за мыслью и поведением широких масс населения в условиях сложившейся административно-командной системы, роста количества грамотных и культурных людей. После Второй мировой войны эта потребность усилилась. Борьба с Западом за сферы экономического и политического влияния в мире – за свое геополитическое пространство, которая привела к «холодной войне», необходимость обеспечить обороноспособность страны за счет новых – ядерных – вооружений в условиях послевоенной разрухи, нищеты населения и невозможности в широких масштабах материально стимулировать эффективный труд, приводили к необходимости задействовать духовные стимулы с целью обеспечить трудовую активность и политическую лояльность граждан.
В эволюции послевоенного образа Америки в советском общественном сознании можно выделить следующие этапы:
1. Первый этап – 5.03.1946 Речь Черчилля в Фултоне – июнь 1947 г. формирование «образа врага»;
2. Второй этап – сентябрь 1947 – август 1949 – «образ врага» в условиях холодной войны;
3. Третий этап – сентябрь 1949 – июль 1951 – психологическая война;
4. Четвертый этап – 1951 – март 1953 – смерть Сталина.
В течение двух лет после окончания Второй мировой войны правительство США сформировало образ советского врага. В то же время в СССР сложились предпосылки для возникновения советского варианта западного образа врага.
В сентябре 1947 — августе 1949 г. образ внешнего и внутреннего врага прошли период становления. Во время идеологических кампаний 1948—1949 гг. в общественном сознании были сформированы три его формы.
Главная форма образа врага – американский империализм, олицетворяла все ужасы капитализма. В ее окончательном становлении в апреле-мае 1949 г. большую роль сыграл агитпроповский «План мероприятий по усилению антиамериканской пропаганды на ближайшее время», который нацеливал пропагандистов на длительную и систематическую дискредитацию всех сторон жизни и политики США. В содержание образа американского образа врага вошли: представление о предкризисном состоянии экономики; господстве монополий, вскармливающих в США фашизм; маразме и растленности американской культуры и нравов; ущербности американского образа жизни; наличии в стране расовой дискриминации; использовании науки в милитаристских целях; продажности печати; росте преступности; наличии в руководстве страны опасных, полусумасшедших антисоветчиков; агрессивности внешней политики США, для проведения которой был создан Северо-Атлантический пакт (НАТО); космополитизме как идеологическом оружии агрессивных кругов США и других западных стран; наличии непримиримых противоречий между западными странами, которые со временем приведут к расколу их союзов. Часть этого стереотипа соответствовала действительности. Пропагандисты изображали американский империализм как единую систему, в каждом элементе которой отражаются все ее свойства. Они внедряли в общественное сознание психологическую установку по каждому из элементов таким образом, чтобы любая из них способствовала воспроизведению в сознании людей всего стереотипа образа врага. Для эффективного насаждения образа врага в массовом сознании не предусматривалось отражение в СМИ положительных сторон жизни государства-противника.
Длительному сохранению различных форм образа внешнего врага способствовала политика изоляции страны: советские люди в повседневной деятельности не сотрудничали с американскими и западногерманскими гражданами, политиками, не имели значительного количества позитивной информации о жизни за рубежом, а потому не могли оценить сообщения советской пропаганды.
Литература
1. Американская журналистика. / http://evartist.narod.ru/text6/037.htm
2. Арбатов А.Г.. Национальная идея и национальная безопасность // Мировая экономика и международные отношения. 1998. № 6.
3. Баталов Э.Я. Русская идея и американская мечта. М.: 2001.
4. Богатуров А.Д. Истоки американского поведения // Россия в глобальной политике. Ноябрь-декабрь 2004.
5. Взаимоотношения США и России: реальность и перспективы. / http://comreform.ru/docs/vzaimootnoshenija-ssha-i-rossii-realnost-i-perspektivy
6. Гончаров И.А. Неизвестная Россия. XX век. – М.: Историческое наследие, 1993. – Том Ш.
7. Даллес А. О политике. // Вопросы истории. – 1998. – № 4.
8. Драгунский Д. Молодая старая страна. / http://galeya.narod.ru/baykov/baykov.html
9. Дружить с сильными (союзники и противники России): Мир глазами россиян: мифы и внешняя политика. – М.: ФОМ, 2003.
10. Замошкин Ю.А. Вызовы цивилизации и опыт США. История, политика, психология. – М.: 1991.
11. Идеология на службе геополитики. / http://polithexogen.ru/info/40010.html
12. Кеннан Дж.. Америка и русское будущее // Новая и новейшая история, 2001. № 3.
13. Кертман Г. Новая эпоха? (ноябрь 2001). Десять лет социологических наблюдений. – М.: ФОМ, 2003.
14. Крашенинникова В. Россия - Америка: холодная война культур. Как американские ценности преломляют видение России. – М.: Европа, 2007.
15. Образ Британии в России. / http://majesticarticles.ru/naykaiobrazovanie/obrazovanie/pred/history/65051786.html?page=2
16. Паршев А.П. Почему Россия не Америка. Книга для тех, кто остается здесь. – М.: 2000.
17. Печатнов В. Любовь-горечь к Америке: Реальность и теория. / http://www.intertrends.ru/tenth/003.htm
18. Советская внешняя политика в годы «холодной войны» (1945—1985). – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005.
19. Соколов В.В. Отечественная история. Том 2. Россия имперская. Россия Советская. Россия изменяющаяся. Учебное пособие. – СПб: РГГМУ, 2005.
20. Судоплатов П. Холодная война. / http://www.duel.ru/publish/sudoplat/icewar.html
21. Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. – Монография. / Отв. ред. Петрова Н. К.; Ин-т рос. истории РАН, 1999.
22. Филлитов А.М. Как начиналась «холодная война» // Советская внешняя политика в годы «холодной войны» (1945-1985). Новое прочтение. – М.: 1995.
23. Филлитов А.М. Холодная война. – М.: 1988.
24. Холландер П. Антиамериканизм рациональный и иррациональный. – СПб.: 2000.
25. Эволюция географических образов. Мир глазами россиян: мифы и внешняя политика. – М.: ФОМ, 2003.
[1] Цит. по кн.: Крашенинникова В. Россия - Америка: холодная война культур. Как американские ценности преломляют видение России. – М.: Европа, 2007. – с. 188.
[2] Цит. по кн.: Крашенинникова В. Россия - Америка: холодная война культур. Как американские ценности преломляют видение России. – М.: Европа, 2007. – с. 189.
[3] Судоплатов П. Холодная война. / http://www.duel.ru/publish/sudoplat/icewar.html
[4] Идеология на службе геополитики. / http://polithexogen.ru/info/40010.html
[5] Соколов В.В. Отечественная история. Том 2. Россия имперская. Россия Советская. Россия изменяющаяся.
Учебное пособие. – СПб: РГГМУ, 2005.
[6] Эволюция географических образов. Мир глазами россиян: мифы и внешняя политика. – М.: ФОМ, 2003.
[7] Цит. по кн.: Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг.: Монография. / Отв. ред. Петрова Н.К.; Ин-т рос. истории РАН, 1999.
[8] Цит. по кн.: Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. – Монография. / Отв. ред. Петрова Н.К.; Ин-т рос. истории РАН, 1999.
[9] Цит. по кн.: Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. – Монография. / Отв. ред. Петрова Н. К.; Ин-т рос. истории РАН, 1999.
[10] Филлитов А.М. Холодная война. – М.: 1988. – с. 84-85.
[11] ФилитовА.М. Как начиналась «холодная война» // Советская внешняя политика в годы «холодной войны» (1945-1985). Новое прочтение. – М.: 1995. – с. 61.
[12] Цит. по кн.: Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. – Монография. / Отв. ред. Петрова Н. К.; Ин-т рос. истории РАН, 1999.
[13] См.: О журналах «Звезда» и «Ленинград». Из постановления ЦК ВКП(б) 14 августа 1946г.; О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению. Постановление ЦК ВКП(б) от 26 августа 1946 г.; О кинофильме «Большая жизнь». Постановление ЦК ВКП(б) от 4 сентября 1946 г.; Доклад т. Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград» // Культура и жизнь. 1946. 20, 30 августа; 10, 30 сентября.
[14] Цит. по кн.: Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. – Монография. / Отв. ред. Петрова Н. К.; Ин-т рос. истории РАН, 1999.
[15] Там же.
[16] Цит. по кн.: Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. – Монография. / Отв. ред. Петрова Н. К.; Ин-т рос. истории РАН, 1999.
[17] Цит. по кн.: Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. – Монография. / Отв. ред. Петрова Н. К.; Ин-т рос. истории РАН, 1999.
[18] Цит. по кн.: Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. – Монография. / Отв. ред. Петрова Н. К.; Ин-т рос. истории РАН, 1999.
[19] Даллес А.О политике // Вопросы истории. – 1998. – № 4. – с. 105.
[20] Цит. по кн.: Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. – Монография. / Отв. ред. Петрова Н. К.; Ин-т рос. истории РАН, 1999.
[21] Гончаров И.А. Неизвестная Россия. XX век. – М.: Историческое наследие, 1993. – Том Ш. – с. 324-356.
[22] Цит. по кн.: Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. – Монография. / Отв. ред. Петрова Н. К.; Ин-т рос. истории РАН, 1999.
[23] Огонек. 1949. № 20. 15 мая. / Цит. по кн.: Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. – Монография. / Отв. ред. Петрова Н. К.; Ин-т рос. истории РАН, 1999.
[24] Советская внешняя политика в годы «холодной войны» (1945—1985). – с. 207, 208
[25] Цит. по кн.: Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. – Монография. / Отв. ред. Петрова Н. К.; Ин-т рос. истории РАН, 1999.
[26] Цит. по кн.: Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. – Монография. / Отв. ред. Петрова Н. К.; Ин-т рос. истории РАН, 1999.
[27] Цит. по кн.: Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. – Монография. / Отв. ред. Петрова Н. К.; Ин-т рос. истории РАН, 1999.