Генезис творческой манеры Эриха Марии Ремарка и рецепция ранних произведений (по произведениям Приют грез, Гэм)
СОДЕРЖАНИЕ: Жизненный путь Эриха Марии Ремарка. Сентиментализм и психологизм первых произведений автора. Особенности отражения женских и мужских образов в автобиографическом романе Приют гроз. Поиск смысла жизни главной героини Гэм в одноименном произведении.Министерство образования и науки Российской Федерации
МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ПЕЧАТИ
Факультет издательского дела и журналистики
Кафедра истории литературы
Генезис творческой манеры Эриха Марии Ремарка и рецепция ранних произведений (по произведениям Приют грез, Гэм)
Курсовая работа по истории зарубежной литературы
Студентка Иванова А.В.
II к. – д/о, гр. Дкж 2-2
Руководитель Иванов П.В.
Москва 2010
План
1. Эрих Мария Ремарк; Жизненный путь писателя – краткая биография
2. Первые произведения Ремарка: сентиментализм и психологизм
2.1 Приют грез - неудача или чувственная передача настроений сердца; особенности мужских и женских образов и автобиографическое отражение действительности
2.1.1 Образ Фрица
2.1.2 Образ Эрнста
2.1.3 Образ Элизабет
2.1.4 Образ Луизы
2.1.5 Образ Ланны Райнер
2.2 Гэм - бессюжетный роман-поиск; проба пера в женской манере или озабоченность погружением в глубины смысла жизни
2.2.1 Образ Гэм; мужские образы, раскрывающие образ Гэм
2.2.1.1 Образ Клерфейта
2.2.1.2 Образ Кинсли
2.2.1.3 Образ Лавалетта
3. Первые романы Ремарка как нечто иное, отличное от военной прозы писателя
Содержание
Введение
Часть I. Краткая биография Э.М.Ремарка
Часть II. Приют грез в жизни и творчестве Э.М.Ремарка
1. Автобиографичность романа. Основные образы
2. Ремарк после публикации Приюта грез
Часть III. Психология женщины по имени Гэм под пером мужчины по имени Эрих Мария Ремарк
1. Движение к новому роману
2. Гэм. Основные образы романа. Роман-поиск; роман-исследование; роман-женщина
Заключение
Список использованной литературы
Введение
Произошедшее с Эрихом Марией Ремарком – эти 50 дней, что он пробыл на Западном фронте – повернуло его жизнь в особое русло, которое помогло писателю взяться за написание огромного метаромана, сюжеты которого незамысловато переплетаются вплоть до последнего романа. Но все же нам неизвестно, каким писателем бы стал Эрих Мария, не побывай он на фронте. Единственные догадки мы может строить, исходя из его ранних произведений, в которых он выстроил фундамент простейшей психологии человеческого сознания и характера как неотъемлемой составляющей любого персонажа романа.
Эти ранние произведения – Приют грез и Гэм - рассказали читателю не только об иной стороне видения жизни писателем (например, о страстной и противопоставленной ей нежной, вечной любви, которая овила вокруг себя всю канву событий в романе Приют грез). Романы рассказали нам о том, какими были первые интересы и воззрения писателя, что было наиболее занятным, пока не запачкалось жизнью, связанной с войной. Первые произведения Ремарка – это кладовая писателя, потому что в этих романах спрятано то, что могло получить совсем иное развитие в творчестве. Последующие же его произведения – это канва событий, затянутая главной сюжетной линией – выживанием во времена войны, поэтому романы Приют грез и Гэм представляют особую ценность, открывая перед читателем иную творческую мысль создателя Трех товарищей и На Западном фронте без перемен.
Одна из причин, по которой творчество Ремарка мне так близко, это то, что он в юности был журналистом. Систематизированность его романов, последовательность изложения и четкая, редко изменчивая структурно-композиционная основа повествования – это, на мой взгляд, признак профессионального владения пером, которое родилось в Ремарке еще во время его первых работ в таких газетах, как Друг Родины, Шенхайт и Иллюстрированный спорт, несмотря на то, что все произведения обладают незавидным однообразием.
Предметом изучения моей курсовой работы стало раннее творчество Ремарка и его рецепция, развитие и становление творческой манеры писателя отчасти еще и потому, что для себя я открыла Ремарка заново после выхода в свет его первых романов в 2004-ом году в России для городского обывателя. Эти произведения переводились на русский язык и до 2000-го года, но рядовой читатель смог приобрести книгу и того позже – только через четыре года. Пропустив через свое сознание 12 прочитанных ранее романов, я подумала, что смогла получить от этого максимум, но это было ошибкой: куда интересней и увлекательней было читать Гэм и Приют грез, но не потому, что они были лучше написаны или имели преимущественное достоинство перед военной прозой Ремарка; просто эти романы были другие.
В задачи моей курсовой работы вошли анализ мужских и женских образов романов Приют грез и Гэм, анализ проблематики ранних произведений, а также общая характеристика раннего творчества как процесса становления писателя.
Часть I. Краткая биография Э.М.Ремарка
Эрих Пауль Ремарк (именно так нарекли его в первые дни жизни) родился 22 июня 1898-го года в Оснабрюкке в скромной семье. Предки по линии отца Эриха Марии бежали из Германии во Францию, в связи с чем и была онемечена фамилия будущего писателя с манеры Remarque на Remark. Три поколения Ремарков были изгнаны из страны. Петер Франц, отец, был простым переплетчиком. Профессия много денег не приносила, семья бедствовала и часто переезжала с место на место.
За первые тринадцать лет жизни Ремарка его отчий дом менялся одиннадцать раз, а школа, в которой он стал учиться с шести лет, - трижды. Тоска по дорогим вещам и красивой жизни преследовала юного Ремарка все отрочество. Потом она отразится в ранних произведениях, а стремление к роскоши всегда будет сопутствовать писателю, что мы увидим при рассмотрении обстановок в романе Приют грез.
Эрих Пауль был вторым ребенком в семье. Его старший брат Тео умер от менингита в канун своего пятилетия, и с тех пор его постоянно ставили Эриху в пример: Тео был и красавец, и умница, и слушался родителей. Когда Эрих приносил из школы двойку или прогуливал занятия по музыке, родители выговаривали ему: Тео никогда бы так не поступил.
Эрих сильно ревновал к умершему брату свою мать– Марию, любовь к которой, в отличие от любви к отцу, буквально отпечатается у Ремарка в жизни: именно по причине безмерной любви к своей матери на свет родится второй Ремарк – Эрих Мария, сохранивший в качестве своего второго имени образ матери.
Первая журналистская публикация Ремарка - в газете Друг Родины - датируется июнем 1916 года. Юноше тогда только-только исполнилось восемнадцать лет. Спустя пять месяцев его призвали в армию, и Ремарк попал в резервную часть. На Западном фронте он оказался только в июне 1917-го. Личная фронтовая биография Ремарка получилась очень короткой - всего пятьдесят дней. Этого оказалось достаточно, чтобы через одиннадцать лет родился роман На Западном фронте без перемен - одно из самых пронзительных и трагических произведений о первой мировой войне и потерянном поколении.
В марте 1918 года Ремарка постиг удар: умер старший товарищ - оснабрюккский поэт и художник Фриц Херстемайер, которого Ремарк боготворил. Фриц умер молодым человеком - ему было всего тридцать шесть, - однако для двадцатилетнего Эриха это был пожилой мужчина, умудренный опытом друг и наставник. Замысел первого романа родился у Ремарка именно тогда.
Херстемейер, художник, поэт, философ из Богемии, еще в предвоенные годы собрал вокруг себя в Оснабрюкке целую группу учеников, среди которых, наряду с Ремарком, был и будущий искусствовед Фридель Фордемберге из Кельна. Кружок на Либихштрассе, получивший название Приют грез или, как переводят немцы сами на русский язык, Мансарда снов, ставил целью не только дискутировать об искусстве, но и разрабатывать художественные и философские взгляды на проблемы бытия.
В 1920 году этот роман, получивший название Приют грез был уже написан, и его вскоре опубликовали в дрезденском издательстве Красота.
Провал романа был оглушительным. Критики высмеивали роман за сентиментальность, читающая публика кривилась от душераздирающей мелодраматичности, самый приветливый эпитет был посредственный. А в ушах автора отдавалась школьная кличка – Пачкун, которую Эрих Мария Ремарк получил в честь своей любви водить пером по бумаге. В том году литератор по имени Remark ушел в небытие.
Ремарк больше никогда не вспоминал о романе Приют грез. Первая половина 1920-х - трудное время для писателя. Чтобы прокормить себя, он хватается за любую работу - работает подменным учителем в школе, трудится в гранитной мастерской, изготовляя надгробья, по воскресеньям играет на органе в доме для умалишенных, подвизается театральным критиком, обкатывает автомобили и сочиняет рекламные проспекты для автомобильной компании. И чем дальше, тем больше втягивается в журналистику - его рецензии, путевые заметки, короткие рассказы появляются сначала в оснабрюккских, а затем и ганноверских газетах и журналах.
Спустя три года перо вновь оказывается в руке писателя, несмотря на провал первого романа, и тогда на свет появляется Гэм, написание которой датируется 1924-ым годом. Гэм - это уже серьезный шаг вперед по сравнению с первым романом. Хотя он довольно странен: получилось этакое дамско-шпионское повествование на фоне калейдоскопической экзотики, попытка проникнуть в психологию свободной женщины, жаждущей любви, плюс – убийства, пленения, погони… А стиль уже другой, резкий, не похожий на предыдущее произведение. Местами он кажется тяжеловесным, местами – поэтичным, рассуждения героев практически всегда расплывчаты, что затрудняет внимательное чтение романа, но много также и отменных точных характеристик.
В декабре 1924 года Ремарк переезжает в Берлин. У него уже есть имя, есть профессиональный опыт, и Ремарка берут редактором в журнал Иллюстрированный спорт. Разумеется, он не только редактирует, но и продолжает писать - о спорте, моде, автомобилях… Третий роман - как раз об автогонщике, в некоторой степени это произведение и о самом себе – Станция на горизонте. Роман принят журналом, и его публикуют сериалом с ноября 1927 года по февраль 1928-го.
Писатель Эрих Мария Remarque наконец-то родился. Он еще и сам не понял этого. Следующий роман, как признавался впоследствии сам Ремарк, он сочинял не для публикации. Ему просто хотелось выписаться, освободиться от жуткого военного опыта, от года, проведенного в воюющей армии, от пятидесяти дней в окопах. Тем не менее, роман Im Westen nichts Neues (в русском переводе - На Западном фронте без перемен) попадает в печать. С ноября по февраль 1928 года он публикуется с продолжениями в газете, а в конце января 1929-го выходит отдельной книгой.
В марте 1939 года Эрих Мария Ремарк прибыл в Соединенные Штаты сначала не как беженец, а как турист. И здесь автор романа На Западном фронте без перемен был знаменит. В свое время киностудия Юниверсэл пикчерз потратила на съемки фильма Майлестона по этой книге астрономическую для 1930 года сумму - 100 тысяч долларов. Когда же Метро Голдвин Майер решила в 1938 году снять фильм по роману Три товарища, то сценарий его заказали Ф. Скотту Фитцжеральду. Триумфальная арка с Ингрид Бергман, Чарльзом Бойером и Чарльзом Лаутоном в главных ролях принесла Ремарку 235 тысяч долларов.
Последние годы своей жизни Эрих Мария Ремарк провел на вилле в Порто-Ронко, где он и скончался 25 сентября 1970 года.
Таким образом, символичное обозначение переломного момента в жизни писателя как рождение Remarque - совсем-таки не символичное, если присмотреться: оно имеет под собой достоверную жизненную обусловленность. Момент рождения настает и в жизни, и в творчестве. Эрих Мария Ремарк оставляет все так резко поразившее скорбью его молодые годы, отбирая из этого самое ценное для перевращения в прозаическое целое. Отвлечение же от жизни, потеря близких людей, пребывание на войне, госпитализация, неоконченное образование, безработица, смутное и темное будущее да и просто молодое, неокрепшее сознание привели Ремарка к единственно банальному выходу – обращение к тихому, спокойному и грустному, - родившему наоборот экстравагантное и, одновременно с этим, тоскливо-прекрасное.
Биография Ремарка не просто сильно повлияла на писательскую манеру и выбор сюжетов для первых романов, она полностью отразила юные воззрения Ремарка, рассказала о людях, с которыми он общался (позднее мы рассмотрим романы с точки зрения их автобиографичности). Образы же, которые писатель создал в ранних произведениях, их типологические особенности – это тоже отражение реалий из жизни самого Ремарка. Таким образом, мы переходим к непосредственному рассмотрению персонажей романов Приют грез и Гэм, проводя параллели с реальной жизнью Эриха Марии Ремарка.
Часть II. Приют грез в жизни и творчестве Э.М.Ремарка
1. Автобиографичность романа. Основные образы
Тесная дружба Ремарка с Фрицем Хёрстемайером и Фридрихом Фордемберге, Эрикой Хаазе, Рудольфом Коттманом, Фрицем Эрпенбеком, Бернхардом Ноббе, Хансом Бальхаузеном, Паулиной Шпенкер – все это отразилось на первом произведении писателя, каждый из этих людей дал пищу для размышлений и написания романа, в котором Ремарк расскажет и о философствованиях Мансарды снов на Либихштрассе, 31, и просто о людях, об их проблемах и несчастьях.
Для людей, окружавших Ремарка в повседневной жизни за пределами Мансарды, он был смешон. Эрих Ремарк носил галстук, ходил с тросточкой, подражая своим взрослым друзьям из литературного общества, где проводил большую часть времени — среди писателей была его первая любовь Эрика Хаазе, сыгравшая большую роль в жизни Ремарка.
Дело в том, что Ремарк, сбежавший из госпиталя на похороны матери после ранения на Западном фронте, пытался забыться — странствовал по кабакам, как персонажи его будущих романов, заводил интрижки с оснабрюккскими девицами, очарованными героем войны, награжденным Железным крестом. Пытаясь преодолеть душевный разлад, он вернулся к писательству. К этому его и подтолкнула Эрика Хаазе, с которой он вновь встретился на похоронах Фрица Хёрстемайера. Эрика переехала к Ремарку, взяла все заботы о хозяйстве на себя и буквально силой заставила Ремарка перестать пить и взяться за перо. В 1920 году он закончил роман Приют грез.
Как уже было отмечено, произведение начинающего автора было жестоко разгромлено критиками. Ремарка высмеяли за сентиментальность, натуралистичность, философическое изображение природы Ницше. В моде были другие книги — проигравшая войну, опозоренная и обнищавшая Германия зачитывалась дешевыми детективами и эротикой, чтобы отвлечься от мрачной реальности. На этом фоне история обреченной юношеской любви казалась надуманной. После этой неудачи Ремарк расстался с Эрикой, считая, что обманул ее надежды.
Тем не менее, образ Эрики Хаазе перешел на страницы Приюта чуть ли не буквализированно. Несмотря на то что в посвящении к роману Ремарк написал Херстемайеру и Лючии Дитрих, все же, большей частью отражен был характер и поведение Эрики Хаазе, перевоплотившейся на страницах романа в скромную, прелестную Элизабет Хайндорф, на поверку оказавшуюся сильнее всех остальных героев.
Сентиментальность одной из главных героинь романа Приют грез не так уж проста: начиная с детального рассмотрения мелочей будничной жизни, Элизабет видит в простых реалиях нечто возвышенно-прекрасное, и читателю далеко не сразу может прийти на ум, что эта героиня явит собой квинтэссенцию мудрой и желанной женщины для своего возлюбленного. Так, во время беседы Фрица со своими молодыми друзьями, он спрашивает Элизабет, что хорошего приключилось с ней за прошедший день. Было кое-что. Но самое прекрасное случилось нынче вечером на городском валу у Господского пруда. …Вечернее солнце сказочно мерцало сквозь кроны старых лип. … Было так красиво, что я едва удержалась от слез. О, и еще кое-что случилось!… Тут прямо передо мной на ветке уселась прелестная маленькая птичка… … Навстречу мне попалась пожилая женщина с изможденным морщинистым лицом, которая вела за руку бледного малыша. Тот нес в кулачке несколько цветов. Вдруг он воскликнул: Смотри, мамочка, какие красивые цветы! - и протянул их матери. И женщина, озаренная багрянцем заката, улыбнулась… Улыбнулась! Ах, дядя Фриц, что это была за улыбка! О, теперь я больше узнала о жизни… Намного больше. Мир все же прекрасен!
Сентиментально повествуя о происходящем, Элизабет является читателю как ребенок, впервые повидавший мир, но уже научившийся говорить. К концу романа, пройдя испытание любовью и изменой возлюбленного, образ Элизабет уже довольно четко дает нам понять, что прототипом стала уже реальная Эрика Хаазе, вытащившая пьющего Ремарка из жестокой реальности. Твердость, честность и любовь Элизабет становятся для Эрнста спасением.
- Скажи мне, любимая, почему ты смилостивилась надо мной, нищим грешником?
- Твои поступки - не грех, а блуждание. Даже не блуждание. Просто путь, по которому тебе пришлось идти, был путем во мраке. Но теперь ты вновь обрел самого себя.
- В тебе, любимая.
- Пройдя путь от Я к Ты, - задумчиво заключила Элизабет.
Здесь также можно уловить грань между образами Элизабет и Луизы, возлюбленной молодого Фрица, которая покинула мир для него также, как когда ушла из жизни возлюбленная самого Эриха Марии Ремарка. Лючия Дитрих стала прототипом образа Луизы, которая не является полноценным персонажем в романе, но сказано о ней многое.
…Она, Исчезнувшая, Далекая, Ушедшая из жизни Лу… - томление по возлюбленной отголосками звучит в произведении, а любовь Фрица к Лу становится даже не платонической, а настолько по-неземному ощущаемой, что в его воспоминаниях теряется грань между реально происходящим и грезами. … Она носила имя Луиза, но все называли ее Лу… Посмотрите на ее портрет в мерцающем пламени свечи - такой она была при жизни. Однажды я увидел Лу на прогулке весенним вечером. Она была прекрасна. Она была гаванью для кораблей моих желаний, ее глаза - звездами во мраке моего бытия, а ее душа - спасительным благом и мостиком над бездной моей отчужденности. – зрительный образ Луизы с момента этого описания будет вырисовываться словами прекрасные глаза улыбнулись, а алые губы дрогнули, которые автор романа будет повторять каждый 20-30 страниц, напоминая о присутствии этого персонажа не только с позиции того, что портрет умершей стоит на Мансарде, но и потому, что она – сподвижник множества действий персонажей, в особенности, конечно, самого Фрица.
Есть еще один довольно интересный аспект автобиографичности романа: рассмотрение упоминания в Приюте грез метафизического пути от Я к Ты. Это понятие впервые появилось еще до публикации романа в одном из любимейших журналов мечтателей-мансардовцев - в Шёнхайте, где Ремарк опубликовал свое первое стихотворение, название которого символично – Я и Ты . Именно с такой точки зрения рассматривал Ремарк свою дружбу с Херстемайером. В стихотворении рифмуется любовь и кровь, а смерть, которой автор еще совсем недавно, можно сказать, смотрел в глаза, обретает неоромантический ореол. Сам же путь, о котором впоследствии пишет Ремарк в Приюте, обретает более материальную основу, а именно – жизненный путь Эрнста, который будет запечатлен и на картине Фрица, и в сознании обоих возлюбленных после измены Эрнста Элизабет. Картина должна была называться Спасение и изображать сломленного горем мужчину и девушку, нежно гладящую его по волосам - эта картина оживет перед читателем в последней части романа, в момент раскаяния Эрнста перед Элизабет. Фриц также скажет потом о ее концепции: …в ней есть и другая идея. Она должна изображать ту минуту, когда человек находит дорогу от Я к Ты , когда его эгоизм рушится, когда он отказывается жить только для себя и отдает свой труд какой-то общности людей. Молодежи. Или всему человечеству. А то, что, отказавшись от счастья, он все же находит известное утешение и величайшую компенсацию, должна символизировать светозарная девушка. Трагедия творчества. И снова мы видим действие этой концепции в конце романа, когда Элизабет объясняет свое прощение Эрнсту через понятие от Я к Ты.
Здесь нам стоит обратиться к самому началу романа и прочесть посвящение: кроме Херстемайера там упоминается покойная по имени Лючия Дитрих - о которой уже было сказано выше, - отношение к ней определило последующее отношение ко всем остальным женщинам в жизни Ремарка. Так, 15 августа он записывает в своем дневнике: Я не требую платонической любви! Но не желаю и любви только чувственной!.. Неверности нет, как нет ни греха, ни добра и зла... Эти мысли навеяны сегодня тобой, Люция, ибо, обрученная с другим, ты была моей возлюбленной три часа, полных блаженства... Будь эти прожитые нами вместе часы лишь экстазом плоти, обратная реакция не замедлила бы последовать: отвращение и обоюдное презрение!.. Любовь — это высшая гармония, созвучие умов и сердец, рожденное плотью. То, что нужно для брака, я назвал бы дружбой; или, может быть, любовью–дружбой. Любовь — это упоение !. . И значит, нельзя обвинить в измене женщину, которая любит другого!
Не зря я выделила выражение Любовь – это упоение. Это понятие также перейдет на страницы романа из дневника Ремарка, а здесь уже собственные воззрения писателя перейдут в личное отношение Фрица к понятию Любовь. В юности я утверждал, что мужчина вообще не способен любить. Но потом сам же это опроверг. Нужно подняться от чисто физической плотской любви к любви духовной. Многие называют любовью обычное томление чувств. А любовь - чувство в первую очередь душевно-духовное. Из-за этого ей вовсе не надо быть платонической, блеклой и бесплотной. Но физическое созвучие должно быть лишь усилением или выражением душевного единения. Любовь - это упоение . Но не упоение плоти, а упоение душ. Я не ханжа. Но чисто плотскую любовь презираю. Высшая степень душевно-духовного единения, выражающаяся и физически, - вот что такое любовь.
Не остались без внимания в романе и философствования мансардовцев, которые также нашли место на страницах Приюта грез. Так, зачастую предложения в романе начинают герои, но вскоре становится понятно, что сказанное ими переходит уже в дневниковые записи самого Эриха Марии Ремарка, который увлекается письмом и буквально летит к цели повествования. Так, мы видим это в монологе Фрица, когда он, рассказывая о немецкой летней ночи, переходит на тему любви немца к Родине, затем – на тему ностальгии, переходящей в обезьянничество, а там в монологе недалеко и до осуждения собственного родного края, который, по словам Фрица, вновь оживет в сознании заплутавшего немца, который тысячи раз глухими беззвездными ночами кусал себе руки по этому поводу, но также с гордо поднятой головой возвращается в родные места, искренне преклоняясь перед Родиной. Таких моментов в романе множество, и все они – плоды философствований в кружке на Мансарде снов Фрица Херстемайера, так ярко прошедшего по линии жизни Эриха Ремарка.
Таким образом, из анализа становится понятным, что первый роман ремарка – это отражение действительности его раннего периода творчества; фактически Ремарк писал и от себя, и о себе в лице каждого из героев Приюта, хоть и понемногу. Лючия Дитрих и Эрика Хаазе, по сути, стали сподвижницами Ремарка в том, чтобы последний взялся за перо. В творчестве Ремарка женщины всегда играли важнейшую роль; здесь они впервые стали не просто его жизненным этапом, но и его лиричными героинями, вобравшими в себя все положительное и отрицательное, что только успело войти в их образы.
2. Ремарк после публикации Приюта грез
Возвращаясь в реальный мир, – мир биографии Ремарка – вспомним состояние писателя на момент публикации романа Приют грез: бросивший Эрику, разгромленный критиками, он не находил себе места и снова взялся правой рукой за бутыль спиртного. В отчаянии Ремарк писал маститому Стефану Цвейгу: Творчество для меня не литературная забава и не академическое занятие, но кровное дело, вопрос жизни и смерти… В настоящий момент в моей судьбе все так переплелось и запуталось, идет такая ужасная творческая борьба, что я остро нуждаюсь в добрых советчиках.
Ответ пришел не скоро, но был доброжелательным. Когда я уже почти не верил, что человек может быть добр к другому человеку, Вы написали мне очень теплое письмо, — напомнил он Цвейгу много лет спустя. — Я хранил его все годы среди тех немногих вещей, расстаться с которыми был просто не в силах. Оно служило мне утешением в дни продолжительных депрессий.
Ранние дневниковые записи, первые стихотворения и появившийся вскоре роман — все это вместе ясно свидетельствует о душевном кризисе Ремарка, его действительных и вымышленных страданиях, беспокойной фантазии, попытках нащупать дорогу в воображаемый писательский мир. Он не счастлив — даже когда снова и снова восторженно славит счастье. Месяцы пребывания на фронте вырвали его из идиллии довоенного времени. Ремарк еще не осознает, что приключившееся с ним — это не только его судьба, а судьба целого поколения. Драма молодых людей, вернувшихся с полей войны в мирную жизнь и не находящих в ней смысла, участь потерянного поколения (lost generation — впервые его так назвала Гертруда Стайн) взволнует во второй половине 20-х годов Эрнеста Хемингуэя, Фицджеральда и других - прежде всего американских - писателей. Время вырвалось из проторенной колеи, после войны многое перестанет быть тем, чем было...
Часть III. Психология женщины по имени Гэм под пером мужчины по имени Эрих Мария Ремарк
1. Движение к новому роману
В апреле 1922 года Ремарк покидает Оснабрюкк, переезжает в Ганновер, снимает квартиру на Николаиштрассе и становится штатным сотрудником Эхо Континенталь. Здесь берет свое начало истинное хобби писателя – автомобили.
...В начале 20-х автомобиль — еще роскошь, по карману лишь людям достаточно состоятельным. Владельцы горделивы и не без снобизма, ведь с машиной связываются такие понятия, как досуг, спорт, дальние страны, экзотические путешествия. Поэтому Мансарда с ее грезами для Эриха Марии Ремарка отходит на задний план, техника, скорость, непринужденность суждений, великосветская обстановка — вот что все сильнее увлекает Ремарка.
Перед ним открывается большой мир: фирма командирует его в Италию, Англию, Бельгию, на Балканы, в Турцию и Швейцарию. Но выход за пределы провинциальной Вестфалии влечет за собой и фатальные последствия: Ремарк снова начинает пить. Джулия Гилберт, американская исследовательница жизни Ремарка, рассказывая об этих командировках, замечает: Молва о нем постепенно распространяется в известных районах, домах и увеселительных заведениях многих европейских городов. К ночным бабочкам он питал искреннюю симпатию. Подобные пассажи охотно проглатываются читателем и легко дополняют образ прожигателя жизни.
Важнее, безусловно, другое: пока Ремарк разъезжает по Европе, в газетах и журналах появляются его новеллы, зарисовки, рецензии. Несколько его вещей публикует даже амбициозный Берлинер тагеблат. Это, несомненно, вдохновляет Ремарка. Но говорить о журналистской, тем более писательской карьере можно лишь с большой натяжкой. Ситуация не скоро изменится и в Берлине. Ремарк уже в состоянии зарабатывать себе на хлеб писательским трудом, но его никак не отнесешь к корифеям немецкой публицистики веймарского периода.
До нас дошло около ста ремарковских работ той поры. Они неоспоримо свидетельствуют о переломе в его творчестве. Неоромантические мечтания уступают место реалистическим сюжетам. Заметны проблески здравого цинизма, его герои уже не умирают красиво, они расстаются с жизнью деловито… Ремарк находит новые, модные темы, действие часто происходит в дальних странах, он рассказывает о драме ревности, разыгравшейся в пустыне, о путешественниках, курящих опиум в Китае, о мошенниках–инкассаторах, об отчаянно смелых исследователях Арктики. Его героев встретишь и в Бейруте, и в Рио-де-Жанейро... В коротких новеллах ему иногда удается создать атмосферу напряженного ожидания, которая станет характерной чертой его больших романов и обеспечит им успех.
В Ганновере Ремарк пишет второй роман. При его жизни это произведение не публиковалось, сам писатель о нем никогда не высказывался. Рукопись была обнаружена в архиве Ремарка, что само по себе примечательно: в отличие от многих заметок литературного и личного характера, а также значительной части корреспонденции, он ее не уничтожил. Роман Гэм любопытен тем, что в нем возникают те основные мотивы в мироощущении героев, которые Ремарк будет постоянно варьировать в своих более поздних произведениях: одиночество, тщетность любви, фатализм гуманиста.
Переходя непосредственно к анализу романа, стоит отметить, что, если в первом своем романе Ремарк был ближе к действующим лицам как персонаж, участвовавший в философских разговорах, то здесь, в Гэм, самого Ремарка мы не увидим; второй роман писателя – нечто большее, чем выражение собственных воззрений: это описание и анализ того, как видят мир другие люди.
2. Гэм. Основные образы романа. Роман-поиск; роман-исследование; роман-женщина
Молодая героиня романа по имени Гэм, возраст которой мы, к сожалению, так и не узнаем, превращает свою жизнь в увлекательное путешествие, посещая за время действия романа четыре континента – Африку, Азию, Южную Америку и Европу, встречаясь с разными людьми. Люди эти – мужчины, представляющие собой, по сути, различные философские концепции жизни, которые не прописаны автором в буквальном разъяснении, но которые переданы через образ самой Гэм. В каждом из маленьких путешествий Гэм проводит время с одним из этих мужчин – Клерфейтом, Кинсли или Лавалеттом.
Клерфейт – мужчина, жизнь которого – это средоточие энергии, логической последовательности мысли и непреодолимо трудного действия (одно из таких действий, к примеру, убийство мужа Гэм). Кинсли олицетворил собой безликую Гэм; до встречи с ним этот образ был сумбурным и непонятным. Кинсли – образ вроде бы простого, но очень человечного мужчины. Фактически он противоположность Лавалетту, эдакому Kugelmensch. Если с Клерфейтом Лавалетта сравнить еще можно, то Кинсли совсем не вписывается ни в дну из черт характера этих мужчин. Лавалетт – сама импульсивность, действительно пуля, которая так же стремительно погибает, как и живет.
Самопознание каждого из героев идет на фоне калейдоскопического повествования экзотической жизни. Каждый из типов мужчин открывает в Гэм что-то новое, каждый характеризует ее по-своему, при этом автор не дает характеристик вне монологов, диалогов или мыслей героев. Таким образом, он остается в стороне, что является главным отличием Романа Гэм от первого романа, Приюта грез.
Гэм любила обхватить ладонями хрусталь и ощущать его прохладу. Любила осязать кожей прикосновение бронзы, смотреть в чистую прозрачную воду. Странно манила ее всегда и гладкая чешуя рыб. Или, например, взять в руки голубя и чувствовать под опереньем его живое тепло.
Она путешествовала. Это более всего подходило к ее зыбкому настрою. Долго она не задерживалась нигде — не любила привыкать. Привычка влекла за собой обязательства, привязывала к деталям и тем портила единство целого. А ей хотелось именно целого.
Уже здесь видна сложность выстраиваемого образа. Первым и единственным, кто попробовал охарактеризовать образ Гэм из персонажей вербально, стал Кинсли: Ты — поток, прекрасный бурный поток, бьющийся о дамбы. Пока дамбы выдерживают его напор, он вскипает пеной и резво играет прибоем. Он любит эти дамбы, окружает их своей неистовой белопенной любовью. Но его любовь несет разрушение. Она манит, и ласкает, и бьется, и рвет мягкими руками, и дамба крошится, обломки один за другим падают ей в ладони. И тогда она, сметая все на своем пути, устремляется прочь, дальше, дальше, гонимая жаждой биться прибоем и вскипать пеной, — пока не найдет новую дамбу, которую захлестнет своей щедрой любовью и в конце концов тоже разрушит… Но о состоянии дамбы знает лишь ее смотритель, а не поток. Ведь когда поток поднимается к самой ее вершине, конец совсем близко. Здесь просматриваются зачатки легковесного символа у Ремарка, что является в романе продуктом пребывания в экзотике. Образ смотрителя – то есть Гэм – и образ потока – то есть Кинсли - банально представленная метафора, которая отражает, тем не менее, и хорошо передает суть характера Гэм: поток, стремящийся в неизвестность.
Тему потока как характера, как смысл жизни продолжает намного позднее – но с той же символикой – Сежур, назовем его созерцателем эстетики: Море светится, шумит океан, а мы стоим тут и пытаемся выдумать для этого какой-то смысл или символику, нам мало просто свечения и просто волн. Вот вам тайна Востока: не размышлять — хотя порой кажется, будто он размышляет, но и тогда это происходит чисто формально, как вариант ощущения, — а только чувствовать. Умение восхищаться тусклым мерцанием лилий в оловянных вазах, восхищаться до самозабвения, дает человеку неизмеримо больше, нежели все раздумья о смысле прекрасного. Настроения, чувства делают жизнь бесконечной. Раствориться в них — блаженство. Здесь уже звучит отсылка к характеру Гэм, к ее любви все осмыслять через вопросы, к ее умению не просто восхищаться вещами и явлениями, но и запутывать собственное сознание в попытке осмыслить их со всех сторон. В этом плане очень важны в понимании фигуры Гэм вопросы, которые она себе задает в абсолютно разных ситуациях.
Кто дерзнет назвать что-то мертвым лишь оттого, что оно пребывает в покое? Кто дерзнет сказать, что лишь движение есть жизнь? Разве оно не промежуточно и не преходяще? Ведь им выражают умеренные чувства, разве не так?
Только вот неведомо, кто ты сам — я или этот чужак? Есть ли твое я чужак или чужак — это и есть я? И чьи дела правильны и добры?
Но загадочным образом Гэм продолжала прясть вопросы. Не в праматеринском ли — завершение всякой любви? А материнство — не есть ли оно начало и конец?..
Что ведомо нам о пурпурном мистическом мире, который живет рядом и все же находится далеко-далеко, словно на другой звезде? … Мир под луною, луна в мирозданье — кто держит все это в своей ладони? Быть богом — трагический финал человечества?
Есть ли что-нибудь более жестокое, чем этот эгоизм, которому ведом лишь собственный хмель и который вечно упивается лишь собою?.. И есть ли что-нибудь более правдивое, более истинное?..
Чтобы выиграть, нужно проиграть, чтобы удержать — отпустить. И ведь здесь, похоже, снова брезжит тайна, что отделяет знающих от признающих? Ведь знание о том, что эти вещи полны трагизма, заключает в себе его преодоление, разве не так?
Что-то вернулось? Что-то возродилось? Что зазвучало вдруг так полно и знакомо? Зачем это нежное тепло, бегущее по жилам? Кому предназначено это ласковое блаженство ее крови?
Вопросы Гэм к самой себе, ее метания от одного состояния к другому – подтверждение сумбурности образа. И, как ни странно, более всего мы начинаем членить фигуру Гэм в романе на отдельные понятные фрагменты путем обращения к охарактеризации ее со стороны мужских образов. Возвращаясь к началу, стоит отметить: лучше всего вроде бы сначала противоречивые чувства Гэм становятся понятными, истинными, выдают себя в момент расставания главной героини с тем или иным мужчиной. Так, теряя Клерфейта и обособляя его сознательно от своей жизни, Гэм не чувствует большой утраты, осознавая ветреность намерений Клерфейта, и переходит на новый этап изучения жизни женщины – с точки зрения ее материнства.
Конец подошел неприметно, без борьбы, но так необратимо, что даже его, Клерфейта, энергия более не сопротивлялась, а приняла случившееся как закон.
Гэм любила в нем готовность к действию, вечную бдительную настороженность, любила силу его желаний и напряженную сосредоточенность. Его несгибаемая воля умела покорять. Однако лишь на время, не навсегда. Потому что он не вторгался как повелитель в ту потаенную область, где был приют и единственное царство женщины. Он притягивал к себе, но не завоевывал.
На дальнейшем пути Гэм встает человек, который дает ей понять сущность женщины, который хает и лелеет ее, но не как дитя, а как женщину. Кинсли – этот мужчина – вливается тем же потоком, что и она, в ее жизнь, дополняя, успокаивая и саму героиню, и ее образ, который, разбушевавшись за первую неполную сотню страниц романа, ввергает читателя в абсолютное неприятие героини – вроде бы равнодушной, даже безразличной к творящемуся вокруг нее, часто утопающую в созерцании прекрасного и осмыслении бессмысленного. Момент расставания с Кинсли – ключевой в их отношениях. Здесь мы видим абсолютную противоположность в размолвке с Клерфейтом: присутствует и обида, и неприятие случившегося, что говорит об истинности испытываемых чувств героини к Кинсли – это прогресс в мире чувствительности Гэм.
Она задыхалась от рыданий, как никогда в жизни. Кинсли держал ее за плечи. Точно безвольная кукла, она висела в его руках, и жаловалась, и бормотала безумные слова, и спрашивала сквозь слезы, и он на все отвечал: Да, да, — пока она мало-помалу не успокоилась и не перестала всхлипывать.
Она обхватила его лицо ладонями и еще раз всмотрелась в каждую линию, в каждую морщинку, как всматриваются перед долгой разлукой в любимый ландшафт.
Самое же откровенное и интересное об образе Гэм нам рассказывают ее отношения с Лавалеттом. Здесь мы видим и сцены ревности, и сцены разочарования, и сцены подтверждения верности Лавалетта и значимости его поступков для самой Гэм. Не ведая, что значит лишить себя свободы ради кого-то и, в то же время, осознавая ее ценность, Гэм пребывает в смятении и неопределенности, вновь задавая себе вопросы бытия противоречивого существования чувства любви, долга и чести в едином понимании.
Гэм была в смятении. Лавалетт потерял свободу? Отчего он отверг малайку? Из-за нее? Счастье захлестнуло ее жгучей, до боли жгучей волной, и одновременно этот бушующий в ней ураган совершенно подавил Гэм. Тем не менее она чувствовала: впереди опять бежит дорога, конец далеко, все откипит пеной, и снова ее безмолвно ждет грядущее.
Пораженная Гэм цепляется за счастье с Лавалеттом – единственным, чья сущность ее удовлетворяет и дарит одновременно с этим ей счастье. Последняя сцена в романе – побег Лавалетта и Гэм – раскрывает перед читателем то, как сильно Гэм ценит это слияние душ, его и ее. Смерть Лавалетта – это символичный подарок его бурного характера для Гэм. Своей кончиной он дарит ей возможность все начать сначала, и естественно он этого не осознавал. Мы понимаем это из контекста, когда креол в эпилоге романа забирается в жилище Гэм и ворует из ее дома: он забирает драгоценный зеленый молитвенный ковер, который сам же и подарил когда-то ей. Гэм и так хотела вернуть ему этот ковер, потому она даже рада произошедшему, и в ее голове звучит последняя мысль перед началом чего-то нового, перед тем, как отдаться жизни за чертой замкнутого круга событий, закольцованных этим напольным подарком: Жизнь — это все. Гэм ни о чем не думала, она просто шла и жила этим. Жизнь — это все… Я ощущаю… божественное чувство… мир молод, как я… И пока я ощущаю себя, мир существует… Пока я живу собой, я живу всеми…… Ей показалось, что кто-то рядом произнес: я начинаю… я готов…
Почему же главное действующее лицо романа — женщина? Во всех последующих произведениях это будут мужчины. В двух первых опубликованных больших романах — На Западном фронте без перемен и Возвращение — изредка фигурируют солдатские матери, остальные женщины — и их немного — обрисованы как объект эротических переживаний фронтовиков и солдат, вернувшихся с войны домой. В других романах героиням хотя и отведена важная роль в развитии сюжета, однако и Рут Холланд (Возлюби ближнего своего), и Патриция Хольман (Три товарища), и Жоан Маду (Триумфальная арка), и Элизабет Крузе (Время жить и время умирать), и Лилиан Дюнкерк (Жизнь взаймы), и неизлечимо больная Элен (Ночь в Лиссабоне) — в конечном счете всего лишь мощное эхо любовных страстей, испытываемых героями мужского пола. А вот почти на все, что происходит в Гэм, читатель смотрит глазами женщины.
Возможно — но это чисто умозрительное предположение, — необычный для Ремарка угол зрения подсказала ему встреча с женщиной, пришедшаяся на ганноверскую пору его жизни. Именно тогда он познакомился с Ильзой Юттой Цамбоной, горячую сердечную привязанность к которой он испытывал долгие годы. В письмах и дневниках он называет ее Йоханнесом или Петером, для друзей она — Жанна. Цамбона была красива, как с картинки, одевалась элегантно, она была холодновато–эротична. Это тип женщины, действовавший на Ремарка магнетически. Когда он познакомился с двадцатидвухлетней танцовщицей и актрисой, та уже была разведена. 14 октября 1925 года они поженились в Берлине. Ремарк оставался верен своему обету на протяжении десятилетий — и после того, как брак давно распался.
Таким образом, смею предположить, что главная героиня по имени Гэм – это не что иное, как соединенная в одном лице Цамбона, встретившаяся так кстати Ремарку, и сам писатель, за время написания романа путешествующий в Италию, Англию, Бельгию, на Балканы, в Турцию и Швейцарию в связи с работой. Сюда же примешались и роскошные посиделки с друзьями, так ярко отразившиеся в романе.
Заключение
Талант Ремарка писать книги, пользующиеся широкой популярностью, вызывал подозрительность литературных критиков: именно поэтому писатель никогда не считался при жизни действительно серьезным объектом для литературоведов. Это болезненно задевало Ремарка.
Рецензенты не могли простить ему, что он Ремарк, а не Томас Манн, Деблин или Хемингуэй, писал Фридрих Люфт. Он страдал из-за того, что имел успех у массового читателя. Лишь за два года до смерти Немецкая академия языка и литературы в западногерманском городе Дармштадте избрала его своим действительным членом.
Летом 1918-го года двадцатилетний Ремарк получил нечто вроде решающего опыта приобщения к воинствующему пацифизму. После кратковременного, вовсе не добровольного пребывания в тылу Ремарк стал госпитальным писарем в Дуйсбурге и там 24 августа он сделал запись в дневнике, который обычно пестрел любовными мечтаниями:
Вчера у меня был долгий разговор с одним товарищем, вице-фельдфебелем Лейглом. То, что до сих пор представлялось мне чем-то неопределенным, приобрело четкие очертания. Это мысль о том, что после окончания войны призвать молодежь Германии, эту великолепную, твердую, как сталь, молодежь к борьбе с прогнившим и поверхностным в искусстве и жизни… Атака на устаревшие методы воспитания… Борьба за улучшение условий жизни народа, за проведение земельной реформы, и прежде всего борьба против угрозы милитаризации молодежи, против милитаризма во всех извращенных проявлениях… Ну, и прежде всего – стремление к внутренней правдивости и серьезности во всех делах, противостояние мелочности и низости при любых обстоятельствах.
Этот вице-фельдфебель Лейгл, о котором неизвестно более ничего, сыграл в становлении Ремарка такую же роль, как богемец из Оснабрюкка Фриц Херстемейер.
В Дуйсбурге к остроумию Ремарка добавилось пацифистское убеждение:
Только не подумайте, что немецкая молодежь из патриотических чувств страдает и погибает за кайзера и рейх. Это чувство может изливаться только из ваших сердец. Патриотизм декларируют исключительно спекулянты, наживающиеся на войне, а также те, кто востребован ею. Кроме того, патриотизм, коим вы заполняете газетные полосы, есть признак геройства, но не свободы духа. Разве это достойный шаг, если я жертвую своей жизнью во имя абсурдной идеи, рассчитываясь за глупости государственных деятелей, во имя человека, которого уже давно отвергаю? Разве эта война не есть безумное извращение естественного положения вещей? Меньшинство диктует, приказывая подавляющему большинству – а теперь всем на войну!.. можно ли поверить в реальность происходящего?
В своем дневнике Ремарк формулирует основополагающий принцип своего литературного творчества. Он дольше других старался держаться в русле, намеченном уже в самом начале его творческого пути, и сохранить в годы новых великих потрясений неустойчивое равновесие трагического мироощущения своей молодости.
Молодой Ремарк, продолжатель идей потерянного поколения, не признанный в начале творческого пути, всего лишь пытался отвлечься от ужаса войны, густо заполнившей впоследствии его книги. Его раннее творчество - романы Приют грез и Гэм - вот оно, это отвлечение. Будучи еще не созревшим молодым журналистом, он хватался за действительность, перебирая ее мельчайшие детали и выливая на бумагу. Проба пера оказалась не просто пробой – она стала на некоторое время утешением, которое его самого и не принесло Эриху Марии Ремарку. То же самое стремление к роскоши, о котором писали все, кто критиковал или возносил Ремарка – будь то полусладкое вино и насыщенные красные розы в Приюте грез для Фрица вместо завтрака или роскошь и экстравагантность палат и одежд в Гэм, - стало тоже своеобразным атрибутом его произведений; жаль, что этот атрибут был перенесен со страниц книг и в его собственную жизнь: все же алкоголизм и дорогие костюмы сыграли свою роль в становлении Эриха Ремарка.
Первые романы Ремарка оказались исключениями не только в сюжетном плане. Сам писатель говорил об этом в своем интервью Фридриху Люфту в 1963-м году:
- … Каков ваш подход к роману? …
- Сначала каркас. Моя первая книга – исключение. Записав текст, вечерами я просто окончательно прописывал его, проделывая это всего один раз. На этом все заканчивалось. Положенное же на бумагу я уже никогда не правил, никогда больше не прикасался к тексту. … Первую свою книгу я действительно сочинил в недельный срок. Но потом еще полгода или даже больше работал над текстом. …
Позднее он добавит: … очень рад, что эти книжки забыты. Ведь они представляли собой попытку нащупать свой стиль, пойти в творчестве тем или иным путем. Порой предпочтение отдается даже какому-то утонченному выбору, порывам молодого человека. …Роман, если он не удался, дает повод чему-то научиться…
Список использованной литературы
1. Англоязычная литература:
a. Firda, Richard Arthur. Young Erich Maria Remarque: Die Traumbude. Monatshefte 71 (1979), 1, 49-55.
2. Бессмертная муза: Эрих Мария Ремарк - жизнь взаймы, Эрлихман Вадим, Gala Биография, М.: 2007.
3. Гнев Господен, статья в Оптималисте – общероссийской газете оптималистов, К.Рожков, Е.Батраков, № 2 (86).
4. Гэм, Э.М.Ремарк, М,: Вагриус, 2004. 190 с.
5. Приют грез, Э.М.Ремарк, М.: Вагриус, 2004. 174 с.
6. История любви Аннеты, Э.М.Ремарк, М.: АСТ, 2009. 254 с.
7. История зарубежной литературы ХХ века: 1917-1945, М.: Просвещение, 1984. 304 с.
8. История зарубежной литературы XX века. Лекции. А.В. Федорова, М., 2008.
9. Как будто все в последний раз, Вильгельм фон Штернбург (Отрывки из книги о жизни и творчестве Эриха Марии Ремарка), Перевод с немецкого А. Егоршева.
http://magazines.russ.ru/inostran/2000/10/shter.html
10. Литература Германии (1917-1945), Е.М.Нечипорук, А.А.Федоров, М.: Просвещение, 1984, 64 с.
11. Немецкоязычная литература:
a. Gam. Roman. www.remarque.de
b. Die Traumbude. Ein Knstlerroman von Erich Remark.
www.remarque.de
c. Oerke, Petra . ‘Geliebter Fritz’. Entstehung und biographischer Hintergrund von Remarques erstem Roman Die Traumbude (1920). Thomas F. Schneider (Hg.). Erich Maria Remarque. Leben, Werk und weltweite Wirkung. Osnabrck: Universittsverlag Rasch, 1998 (Schriften des Erich Maria Remarque-Archivs 12), S. 41–56.
12. Ремарк становится Ремарком, статья В.Бабенко, 2004.
13. Потерянное поколение. Зарубежная литература, - Электронная гуманитарная библиотека www.gumfak.ru.
14. Эрих Мария Ремарк. Биография. www.literra.ru.