К Бальмонт
СОДЕРЖАНИЕ: К. Бальмонт Кошелева А.Л. Константин Дмитриевич Бальмонт (1867-1942) родился на Владимирщине, в деревне Гумнищи Отец будущего поэта, владелец небогатого имения, был страстным охотником, беспечным хозяином и мало интересовался воспитанием сына Мать, напротив, родом из генеральской семьи, получила хорошее по тому времени образование, была человеком весьма деятельным и высоко культурным.К. Бальмонт
Кошелева А.Л.
Константин Дмитриевич Бальмонт (1867-1942) родился на Владимирщине, в деревне Гумнищи Отец будущего поэта, владелец небогатого имения, был страстным охотником, беспечным хозяином и мало интересовался воспитанием сына Мать, напротив, родом из генеральской семьи, получила хорошее по тому времени образование, была человеком весьма деятельным и высоко культурным. Она и окружила сына строгой и нежной заботливостью и, по воспоминаниям поэта, очень рано ввела его в мир музыки, словесности, истории, языкознания. Предметом страстного увлечения подростка Константина Бальмонта была поэзия русских и зарубежных классиков. Можно сказать, что в родном имении и начался его творческий путь. Первые поэтические пробы представляли собой пересказ мотивов певцов некрасовской школы, позднее предметом для подражания стала лирика Пушкина, Лермонтова, Тютчева. Гете, Шелли, Э. По. В середине 80-х годов начинающий поэт познакомился с В. Короленко, который принял рачительное участие в становлении его литературной судьбы.
Осенью 1886 года Бальмонт поступил на юридический факультет Московского университета. Однако проучился там недолго: за участие в студенческих беспорядках его исключили и после трехдневного заключения в Бутырской тюрьме выслали в Шую. Бытовые неурядицы, неудачная женитьба и как следствие - нервное расстройство с попыткой самоубийства. В марте 1890 года Бальмонт выбросился из окна третьего этажа. Он остался жив, но целый год бьл прикован к постели.
В этом же году в Ярославле вышел первый сборник его стихов, который не принес автору ни удовлетворения, ни успеха. Он скупил почти весь тираж и сжег его. Однако литературное творчество не оставил. Поэт переводит на русский язык стихи Шелли и Эдгара По, новеллы Гофмана и драмы Кальдерона, истории скандинавской литературы Горна и истории итальянской литературы Гаспари. В 1892 году К. Бальмонт возвращается на собственную поэтическую тропу, а в 1894 году выходит новая книга лирики Под северным небом, принесшая автору немалую удачу, Благожелательно отозвалась критика и о последующих сборниках стихов, выходивших один за другим. Прежде всего подчеркивалось изящество формы образной речи, ее музыкальность. Такие сборники, как Б безбрежности (1895), Тишина (1898), Горящие звезды (1900), Будем как солнце, Только любовь (1903), сделали имя поэта Бальмонта одним из самых популярных среди собратьев по перу, а 90-е-900-е годы стали вершинными в его творчестве. В начале 900-х годов брюсовское издательство Скорпион выпустило двухтомник Бальмонта, а спустя несколько лет там же было опубликовано его Полное собрание стихов в десяти томах (1908-1913) Одновременно поэт выступает и как автор статей о литературе (книги Горные вершины, 1904, Белые зарницы, 1908; и др.). Творчество К. Бальмонта высоко оценивали М. Горький и А. Блок, С. Городецкий и А. Белый, А. Анненский и Вяч. Иванов. Популярным становилось его имя и за границей, куда он выезжал с лекциями по русской и зарубежной литературе. Страстный путешественник, Бальмонт побывал в самых отдаленных уголках планеты - в Мексике, США, па Канарских островах.
К. Бальмонт - поэт старшей плеяды русских символистов, выразитель импрессионистических тенденций в символизме. Лирический герой его поэзии движим стремлением окунуться в безбрежность мира, в бесконечное его разнообразие, поклониться всем богам и стихиям, изведать высшую полноту и интенсивность переживания каждого мгновения, каждой мимолетности жизни, В стихотворений Завет бытия (190!) поэт заявил, что его поэтическая программа завещена ему самой природой:
...Мне ответил играющий ветер Будь воздушным, как ветер, как дым! ...Мне ответило звучное море: Будь всегда полнозвучным, как я! ...Ничего не ответило солнце, Но душа услыхала: Гори! |
Поклонение стихиям было связано у Бальмонта с культом красоты, безразличием к этическим ценностям, равнодушием к социальным проблемам и попыткой возвысить безусловную свободу демонической, все преступающей личности:
Среди других обманчивых утех Есть у меня заветная утеха: Забыть, что значит плач, что значит смех, - Будить в горах грохочущее эхо И в бурю созерцать, под гром и вой, Величие пустыни мировой. |
В лирике Бальмонта запечатлены наиболее текучие, бесплотные, подвижные стихии - света, воздуха. Причем поэт стремился передать прежде всего слитное, совокупное ощущение светя, запаха, звука: в его стихах солнце пахнет травами, светит звонами; сам поэт сладко плачет и дышит луной. Природа, таким образом, изображается не столько в ее конкретной зримости, сколько как стихия вне места и времени, пребывающая в абсолютной чистоте и вечности. Внимание поэта привлекали не явления природы, а ее изначальные и неизменные свойства. Предмет его лирического изложения не ветер в поле или ночной осенний ветер, а ветер вообще, ветрянность во всех ее проявлениях (Ветер); не ручей или море, а вода, дрожащая и в капле росы, и в океане, и вмещающая бесконечные лики... и безмерность своей глубины (Вода); не дерево или деревья, а древесность. Символический стих Константина Бальмонта где-то даже сближается с мифом. В стихотворении Славянское Древо он воспевает мифопоэтические мировое древо, отвлеченно вобравшее в себя все известные породы деревьев.
Стихи Бальмонта несли в себе прозрение, пророчество. Они свидетельствовали о какой-то высшей реальности, которая питает человеческую надежду или вызывает страх отчаяние:
Умей творить из самых малых крох, Иначе для чего же ты кудесник? Среди людей ты божества наместник, Так помни, чтоб в словах твоих был бог... |
Одной из сквозных, структурообразующих тем его творчества является тема солнца. Солнцу, которое дарит нам жизнь, красоту, поэт посвятил циклы стихов, сборники Будем как солнце и Сонеты солнца, меда и луны. Животворящая идея выражена в типично бальмонтовской форме, совместившей в себе философическую публицистичность с элементами пластической живописи:
Будем как солнце! Забудем о том, Кто нас ведет по пути золотому, Будем лишь помнить, что вечно к иному- К новому, к сильному, к доброму, к злому- Ярко стремимся мы в сне золотом Будем молиться всегда неземному В нашем хотеньи земном!. Будем как солнце, оно - молодое. В этом завет красоты! |
Чистый, дневной свет, источаемый сквозь туман неведомым небом, - характерная символическая деталь в космических пейзажах поэта, окутанных облаком воображения и формирует общую, судьбоносную тональность произведения, сообщая ей светлое или трагическое звучание:
Как горит на пальцах у меня! Как сладко мне присутствие огня! Смешалось все. Людское я забыл. Я в мировом. Я в центре вечных сил. ...Со светлыми я светом говорю... Погаснет солнце в зримой вышине, И звезд не будет в воздухе незримом, Весь мир густым затянут будет дымом, Все громы смолкнут в вечной тишине... |
Богатое, необычное воображение поэта помогало ему воспроизвести нежные, зыбкие состояния природы или в животворных лучах солнца, или в таинственном сиянии луны: мягкое шуршание камышей, мление сонного воздуха, радугой пронизанный туман, счастье легко дрожащих трав, волшебные пейзажи, сотканные из лунных сияний и трепещущих очертаний (Фантазия).
Бальмонт привнес в русскую поэзию множество новых, чисто экзотических тем. В его лирике впервые зазвучал мотив сострадания ущербным созданиям природы: кривым кактусам, побегам белены. Едва ли не первым он воспел тигра, леопарда, пантеру, альбатроса, скорпиона, болотную лилию, орхидею, даже одноклеточных (инфузории, радиолярии). По богатству поэтической флоры и фауны, по непосредственности эстетического чувства природы его стих занял ведущее место в отечественной словесности.
Причем он никогда не ограничивался только описанием. Поэт стремился проникнуть в самую суть, душу животного или растительного мира, а главное - соотнести этот мир с миром человеческим и Вселенной в целом Через внешние природные образы он пытался осмыслить свою творческую индивидуальность Можно назвать немало портретно-психологических зарисовок, в которых опорная деталь, как травило, строится на прямом сопоставлении внутреннего и вещного, в виде звучной информационно-иносказательной фразы, напоминающей собой лаконичное пословичное выражение: я - играющий гром; я - нежный иней охлаждения; я ведь только облачко, полное огня. И даже свою высокую поэтическую и жизненную программу, смысл жизни поэт К. Бальмонт не мыслит вне той необычной среды, которая называется природа:
Можно жить, безмолвно холодея, Не считая гаснущих минут, Как живет осенний лес, редея, Как мечты поблекшие живут. |
Вольный размах поэтического мышления, образные обобщения Бальмонта создали особый, космический тип символизма в русской поэзии начала века. В поэзии Бальмонта встречается и такое, когда безмерное, почти космическое он стремится заключить в малом, земном. Это можно проследить на примере стихотворения Опричники, выполненною в жанре своеобразной философической реплики. Сначала несколькими штрихами дается характеристика и атмосферы эпохи Ивана Грозного: Когда опричники... //Когда невинных жгли... // Когда, облив шута горячею водою... А затем чуткая душа поэта неожиданно гуманную гармонию, умиротворение за пределами.
На небесах, своею чередою, Созвездья улыбалися, как встарь. |
Поэт не принял безумной жестокости людей и не захотел, чтобы эта исходило от Бога:
Я слепну в бешенстве, мучительно скорбя. О, если мир - божественная тайна, - Он каждый миг клевещет на себя! |
Трудно оторваться поэту от земной плоти - природы. Природа у Бальмонта - это явь Вселенной Она населена ветром, огнем, водой, светом, тьмой, звездами, растениями.
Я вниманию... цветам и деревьям шумящим И легендам приморской волны... |
Образные лики природы, живые и условные, обрисованы в одухотворенно сценической манере, соотнесены с человеком, его фантазией:
Краса иная сердцу дорога: Я слышу рев и рокот водопада, Мне грезятся морские берета И гор неуловимая громада... |
Ветер, огонь, вода и даже солнце у поэта возведены в ранг лирических сущностей, и сами говорят о себе как типичные персонажи, представшие и взору и мысли поэта:
Я вольный ветер, я вечно вею, Волную волны, ласкаю ивы, В ветвях вздыхаю, вздохнув, немею Лелею травы, лелею нивы. |
Воссоединение лирического я с природой, с Вселенной выражено в стихе на основе символико-метафорического сближения. Жизнь человека уподоблена веяниям природы, а природа, в свою очередь, видит, чувствует, мыслит на языке человеческого мироощущения Бальмонтовская природа живет прощальными криками гусиных и журавлиных стай (Осень), звучанием моря и музыкой леса (Рождение музыки), стонами кукушки и тоскою поэта по родине (дюнные сосны).
Стих К. Бальмонта символичен по своей внутренней, сюжетно-образной сути. Это поддерживается недосказанностью изложения, некоей непроясненностью переживаний героя, происходящих на лоне природы, ситуацией одиночества и почти постоянной отстраненности его от жизни обыденной, мирской, когда страдающий поэт доверяет свои думы травам, соснам, птицам - всему окружающему миру (Береза. Одолень-трава, Зов и др.).
Символический стиль Бальмонта закреплен в его живом, поэтическом слове, мысль кажется изломанной, манерной, но никогда не теряет при этом своей чистой образности и точности. Лучше всего об этом сказал сам поэт:
Я - изысканность русской медлительной речи, Предо мною другие поэты - предтечи, Я впервые открыл в этой речи уклоны, Перепевные, гневные, нежные звоны Я - внезапный излом, Я - играющий гром, Я - прозрачный ручей, Я - для всех и ничей Переплеск многопенный, разорванно-слитный, Самоцветные камни земли самобытной, Переклички лесные зеленого мая - Все пойму, все возьму, у других отнимая... |
Бальмонтовская метафора всегда свежа и неожиданна певец сумел найти в своей душе бесконечный расцвет златоока, ветер у него не просто дует, а бьет дыханьем твердь; вал мятежится; путники жаждут качанья немых кораблей; для них развернула свой свиток седая печаль.
Столь же необычные, яркие и оригинальные эпитеты бесстрастная звезда, непонятная лазурь, звучная волна.
И все это передается чарующей музыкой слога, его напевностью, виртуозностью, которые усиливаются размеренными как выдох ассонансами:
Луга убегают далеко-далеко Во всем утомленье - глухое, немое... |
или повторением одного и того же аллитерирующего звука в начале слова:
Ландыши, лютики. Ласки любовные, Ласточки лепет. Лобзанье лучей... |
Стихи эти составлены из назывных предложений, каждое из которых начинается в середине одной строки и заканчивается в середине следующей. Точки на стыке их, казалось, должны нарушить плавное течение интонации, но этого не происходит, потому что точка у Бальмонта поется. У него есть стихотворение, которое так и названо - Безглагольность. Почти полное отсутствие глаголов и придает стиху, поэтике в целом импрессионистическую красочность образов и музыкальность:
Есть в русской природе усталая нежность, Безмолвная боль затаенной печали, Безвыходность горя, безгласность безбрежность, Холодная высь, уходящие дали... |
Бальмонт наполнил русский стих магией образных звуков и речений, органично соединивших в своем словаре книжное и фольклорное. Это и сделало художественно ценным его волшебную ворожбу со словом, которым он воспел родную землю:
Я любил вознесенное сказками древо, На котором звенели всегда соловьи, А под древом раскинулось море посева, И шумели колосья, и пели ручьи... |
Последние два десятилетия своей жизни К. Д. Бальмонт провел в эмиграции. Очень тосковал о родине. В статье Воля России, которая открывала первый номер русского журнала, издаваемого в Праге (1924 г.), Бальмонт писал о трагической судьбе русского народа, его прекраснейших творцов - писателей: Пушкине, Лермонтове, Гоголе, Кольцове, Никитине, Успенском Г., Батюшкове, Некрасове, Тургеневе, Толстом, Достоевском - богатства души и одаренности, соединенное с тем роковым даром... И сам К. Д. Бальмонт умирал в оккупированном гитлеровцами Париже, мучительно переживая за судьбу России и судьбу своей незащищенной поэзии. И только в наши дни его муза стала снова доступна русскому читателю. И это возвращение еще одно доказательство ее исключительной Художественной значимости.