Киреевский И.В.
СОДЕРЖАНИЕ: Иван Васильевич Киреевскнй (1806-1856) оставил заметный след в истории русской литературы и общественной мысли первой половины XIX в.Иван Васильевич Киреевскнй (1806-1856) оставил заметный след в истории русской литературы и общественной мысли первой половины XIX в.
Хотя его выступления в печати были довольно редкими, а творческое наследие оказалось сравнительно невелико по объему, Киреевский сумел ярко заявить о себе и как литературный критик - глубокий интерпретатор творчества Пушкина, Языкова, Баратынского, и как талантливый журналист, и как даровитый публицист и философ, крупнейший теоретик славянофильства 1840-1850-x годов.
Киреевский происходил из семьи, широко известной своими культурными традициями: его мать, А.П. Елагина, - хозяйка одного из известнейших литературных салонов Москвы, родственница и друг В.А. Жуковского; младший брат, П.В. Киреевский, - археограф и историк, крупный фольклорист; отчим, А.А. Елагин, - пропагандист философии И. Канта и Ф.В. Шеллинга, переводчик сочинений последнего.
Будущий писатель получил домашнее образование, имевшее весьма основательный характер и включавшее, в частности, лекции лучших профессоров Московского университета. В 1824 г. он поступает в Московский главный архив Иностранной коллегии, где его сослуживцами оказываются известные впоследствии деятели русской культуры - Д.В. Веневитинов, А.И. Кошелев, Н.А. Мельгунов, В.П. Титов, С.П. Шевырев и др. В этом кругу формируются дружеские и литературные связи Киреевского.
В 1830 г. Киреевский совершает путешествие в Германию, где в течение девяти месяцев, в университетах Берлина и Мюнхена, слушает лекции Г. Ф. В. Гегеля, Ф. В. Шеллинга, географа К. Риттера, философа и теолога Ф. Шлейермахера, естествоиспытателя Л. Окена и других европейских знаменитых ученых.
С 1832 г. писатель с энтузиазмом приступает к изданию собственного журнала Европеец. Киреевскому удается сплотить вокруг журнала лучшие литературные силы, однако после выхода второго номера Европеец был запрещен. Поводом послужили статьи издателя Девятнадцатый век и Горе от ума на московской сцене, расцененные Николаем 1 как крайне неблагонамеренные.
Лишь спустя тринадцать лет, в течение которых взгляды его претерпели существенную эволюцию в направлении формирующегося славянофильства, Киреевский делает новую попытку вернуться в журналистику. В конце 1844- начале 1845 г. он с успехом редактирует журнал Москвитянин. Однако вскоре Киреевский вынужден оставить журнал. В 1852 г. в Московском сборнике, предпринятом кружком славянофилов, писатель выступает со статьей О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России, но и это издание прекращается правительством, причем статья Киреевского признается особенно вредной. Последняя большая работа писателя - О возможности и необходимости новых начал для философии - увидела свет уже после смерти автора.
Собственно художественные произведения Киреевского немногочисленны: несколько стихотворений, прозаический фрагмент Царицынская ночь (1827), отрывки из незавершенного романа Две жизни (ок. 1831) и утопической повести Остров (1838), и волшебная сказка Опал.
Литературные истоки волшебной сказки Киреевского разнообразны. Прежде всего, она связана с впечатлениями автора от героико-фантастических рыцарских поэм Влюбленный Роланд Маттео Боярдо (1441- ок. 1494) и, в особенности, Неистовый Роланд Лудовико Ариосто (1474-1533). Неистового Роланда Киреевский читал в подлиннике незадолго до создания Опала, с восхищением отзываясь о грациозном воображении итальянского поэта. Демонстрируя соотнесенность своей повести-сказки с творением Ариосто, писатель упоминает его уже в начале произведения, дает героям Опала имена, созвучные именам персонажей Роланда (ср.: Оригелл - и Argalia, сын правителя Катая (Cataio); Нурредин - и король Дамаска и всей Сирии Norandino). Текст Опала позволяет высказать предположение о знакомстве Киреевского с сочинениями европейских мистиков и, в частности, с Божественной и истинной метафизикой... Д. Пордеча (1786). В современной же русской прозе ближе всего к автору волшебной сказки, безусловно, стоит В. Ф. Одоевский с его поисками, ведущими от аллегорий 1820-х годов (Мир звуков и др.) к задуманной еще в начале 1830-х годов Сильфиде.
Одна из ключевых тем Опала - тема музыки. В ее трактовке нашла отражение романтическая концепция этого искусства, развитая, в первую очередь, в немецкой эстетике (Ф.В. Шеллинг, В.Г. Ваккенродер, А. Шопенгауэр) и литературе (Э.Т.А. Гофман).
Повесть-сказка Киреевского была помещена в третьем номере журнала Европеец за 1832 год, без подписи. Однако к тому времени, как была отпечатана первая половина этой книжки журнала, издание оказалось запрещено, и Опал, таким образом, не дошел до читателя. Позднее была создана новая редакция произведения, которая была помещена в альманахе М.А. Максимовича Денница на 1834 год, за подписью И.К.
Появление произведения вызвало критический отклик журнала Московский телеграф, отмечавшего чрезмерную, на его взгляд, усложненность произведения: (...) кажется, автор уже чересчур перехитрил. Волшебству, конечно, закон не писан, но есть закон изящного, который не велит из вымысла делать таких потемок, где заблуждается воображение читателя, вместе с автором (1834. Ч. 55. С. 182). Напротив, рецензент Молвы (Н.И. Надеждин) встретил Опал сочувственно, увидев его главное достоинство в высоком уроке, попадающем прямо в сердце сквозь хрустальную призму восточного иносказания (1834. Ч. 7. N 1. С. 13). Близкой по характеру была и оценка Литературных прибавлений к Русскому инвалиду, выделивших в числе лучших произведений Денницы волшебную сказку И.К., исполненную блистательного воображения, чувства поэзии и остроумной аллегории (1834. N 28).
Киреевский оказал влияние на развитие русской идеалистической философии конца 19-начала 20 вв.