Обзорный реферат по творчеству Ф.И. Тютчева

СОДЕРЖАНИЕ: Краткие биографические данные. Творческий путь великого поэта. Ф.И.Тютчев и его современники.

Обзорный реферат по творчеству Ф.И. Тютчева

ПЛАН

1.Вступление.

2.Краткие биографические данные.

3.Творческий путь великого поэта.

4.Ф.И.Тютчев и его современники.

5.Заключение.

Федор Иванович Тютчев (1803-1873 гг.)

Особенности судьбы и характе ра Ф. И. Тютчева (1803—1873) определили неправомерно замедленное распространение его из вестности не только сред и широ­ кой читающей публики, но и среди литераторов-совре­менников. Лев Толстой вспоминал, как в 1855 году “... Турге нев, Некрасов и К° едва могли уговорить меня прочесть Тютчева. Но зато когда я проче л, то просто обмер от величины его творчес кого таланта”. А ведь Тютчев к тому времени уже четверть века печатался. И тем не менее честь “открытия” Тютчева принадлежит Н. А. Некрасову, в 1850 году обратившему внимание читателей “Современника” на стихи уже немолодого по­эта, которые он в своей статье приравнивал к лучшим образцам “русского поэтическо го гения”.

Федор Иван ович Тютчев родился 23 ноября 1803 го­да в родовом имении Овстуг Брянского уезда Орлов­ской губернии. Домашнее воспитание его направлялось самозабвенно преданным литературе поэтом С. Е. Раичем, который вспоминал о своем ученике: “По тринадца тому году он переводил уже оды Горация с замечатель­ным успехом”. В Московском университете Тютчев слу­шал лекции известного словесника А. Ф. Мерзлякова, к оторый и представил юного поэта в Общество люби те­лей российской словесности.

По окончании университета Тютчев поступает на дипломатическую службу и весной 1822 года покидает родину, чтобы вернуться лишь через 22 года. За грани­цей (в Мюнхене, затем в Турине) он живет вне рус­ской языковой стихии, к тому же обе жены поэта (На чужби не Тютчев женился, овдовел, женился вторично) были иностранками, не знавшими русского языка. Французский язык был языком его дома, его службы, его круга общен ия, наконец, его публицистических ста­тей и частной корреспонденции. По-русски писались только стихи.

Изредка стихи Тютчева появляются на страницах русских периодических изданий, но это обычно журналы и альманахи второстепенные, малочитаемые (“Урания”, “Галатея”). Только в 1836 году целую подборку его стихов, правда, подписанных не полным именем, а ини­циалами Ф. Т., напечатал в своем “Современ нике” Пуш­кин. На них обр атили вн иман ие такие знатоки и цени­тели поэзии, как В. А. Жуковский, П. А. Вяземский, И. В. Киреевский.

Вернулся в Россию Тютчев в 1 844 году. Это было время, неблагоприятное для поэз ии. После смерти Пуш­кина, Лермо нтова казалось, что “золотой век” русской поэзии завершился, да и в обществе ощутимы были но­вые веяния, отвечала которым не лирическая поэзия, а “положительная” проза. Все меньше печатается стихов, как будто бы спадает интерес к поэзии. Впрочем, Тют­чев никогда не стремился стать профессиональным лите­ратором: издателям и поклонникам его творчества при­ходилось всякий раз уговаривать его дать стихи для печати. В 40-е годы Тютчев не печатае тся почти десять ле т, естественно, помнят его лишь малочисленные почитатели. И только в 50-х годах Некрасов и Турге­нев как бы извлекают стихи Тютчева из небытия, опуб­ликовав большую подборку их в “Современнике”. В 1654 году выходит в свет первый поэтический сбор­ник Тютчева, а второй—он же последний прижизн ен­ный — в 1868 году.

Незадолго до возвращен ия на родину, всп омин ая свою московскую юность, Тютчев писал родителям: “Не подлежит сомнению, что будь я еще на этой исход ной точке, я совсем иначе устроил бы свою судьбу” . Мы не знаем, что имел в виду поэт, но дипломатиче­ской карьеры он не сдел ал. Однако вовсе не из-з а отсут­ ствия интереса к политике — напротив, внешнеполити­ческие вопросы всегда составляли один из главнейших интересов в жизни Тютчева. Свидетельства тому—его публицистические статьи, его письма, воспоминания со­временников. Россия, ее положение в мире, ее будущ­ность—предме т неослабного внимания, беспокойного и глубоко личного ин тере са Тютчева: “Думаю, что невозможно быть более привязанным к своей стране, нежели я, более постоянн о озабоченным те м, что до нее отно­сится”. Поражение России в Крымской кампании 1855 года было воспринято поэтом как личная катаст­ рофа и заставило его пересмотреть отношен ие к Нико­лаю I и всему 30-летнему правлению этого “царя л ице­дея”, чел овека “чудовищной тупости”.

Внутриполитические взгляды Тютчева были вполне традиционны, однако принцип просвещенного само дер­жавия, согласно его вз глядам, должен был удовлетво­рять, в сущности, идеальным услови ям, а именно: госу­дарственн ые чиновник и не должны чувствовать себя самодержцами, а царь —чиновником. За 70 лет жиз ни Тютчева сменились три царя, и ни одн о реальное цар­ствование чаяниям поэ та не отвечало — об этом можн о судить по многочислен ным его едки м критическим вы ск азы ваниям. Оставались смутные упования: “В Россию можно только верить”, упования, основанные на убеж­дении, что судьбу России решит не “пена, плавающая на поверхности”, а те могучие, невиди мые силы, которые пока “таятся в глуби не”. Тютчев и“ мел прекрасную возможность вблизи наблюдать за деятельностью государственной машины — ведь он до конца своих дней нахо­дился на государственной службе (сначала старшим цен­зором при Министерстве иностранных дел , а последние пятнадцать лет — председателем Комитета ценз уры иностранной). Кроме того, звание каме ргера нал агало на него обязанность бывать при дворе. Взгляд Тютче­ва на положе ние дел вн утри страны с течени ем време ни становится все более пессимистическим. “В прави ­тельственных сферах бессознательность и отсутстви е со­вести достигли таких размеров, что этого не льз я по­ стичь, не убедившись воочию”, —вынужден признать он на склоне лет.

Итак, политика, обществе нные интересы глубок о волновали Тютчева — государственника и дипломата: “Часть моего существа отождествилась с известными убеждениями и верованиям и”. Этой “части” обязаны свои м появлением на свет политически е стихи Тютчева, в большинстве своем написанные “по случаю” и в со­гласии с его принципом “смягчать, а не тревожить” сердца “под царскою парчою”. Стихи эти з начительно уступают в силе и художественности лирическим его произведениям, которые рождались из таинственных родников, сокрытых в глубине души.

Истинное величие Тютчева обнаруживается в его лирике. Гениальный художник, глубокий мыслитель, тонкий психолог — таким предстает он в стихал , темы которых вечны: смысл бытия человеческого, жизн ь при­роды, связь человека с этой жизнью, любовь. Эмоцио­нальная окраска большинства тютчевских стихотворе­ний определяется его мятущимся, трагическим мироощущением . Как жесточайшее бедствие и тяжкий грех ощу­щал поэт самовластье “человеческого Я” — проявление индивидуализма, холодного и разрушительного. Отсюда бессильные порывы Тютчева к христианству, особенно к православию с его выраженной идеей “соборности”, смирением и покорностью судьбе. Иллюзорность, призрачность, хрупкость человечес кого существования — источники постоянной внутренней тревоги поэта. Тют­ч ев—мятущийся агностик—в поисках устойчивого ми­ровоз зрения не мог пристать ни к одному берегу. Так, он неоднократно декларировал пантеизм (“Не то, что мните вы, природа...”, “Полдень”), но внутренней убеж­денности, стойкой веры в божественное начало, благо­творное и разлитое повс еместн о, не было. Если для пан­теистического мировоззрения А. К. Толстого харак­терен оптимизм, вызванный уверенностью, что “в одну любовь мы все сольемся вскоре...”, то Тютчеву перспектива “слияния” рисуется весьма безрадостно. В стихо­творении “Смотри, как на речном прос торе...” “чело­веческое Я” уподобляется тающим льдинам, которые

Вс е вместе — мал ые, большие,

Утратив прежний образ свой,

Все — безраз личн ы, как стихия,—

Сольются с без дной роковой!..

Спустя двадцать лет, в последние годы жиз ни образ “всепоглощающей и миротворной бездны” снова воз­ни кнет в стихотворен ии поэта “От жизни той, что бу­шевала з десь...”.

В общем ряду явлений природы человек в поэз ии Тютчева занимае т непонятное, двусмысленное положе­ние “мыслящего тро ст ни ка”. Мучительная тр ево жность , тщетные попытк и понять свое предназначение, ужасаю ­щие подозрения относительно самого существования з а­гадки “природы-сфинкса” и наличия “творца в творе­нии” неотступно преследуют поэта. Его угнетает созна­ние ограниченности, бесси лия мысли, которая упорно стремится постичь вечную загадку бытия,— “длань не­з римо-роковая” неуклонно пресе кает ее напрасные и об­реченные попытки. Во многих стихах Тютче ва незримо присутствует терзавшая Паскаля мысль : “Меня ужасает вечное молчание этих бесконечных пространство”. Вооб­ще философия Паскаля чрезвычайно близка мироощу­щению Тютч ева. В его поэз ии немало образов и поня­тий, встречающихся у французского философа, но едва ли не самое ос новное — это убежден ие Тютчева, что “корень наше го мышления не в умозрительной способ­ности человека, а в настроении его сердца” созвучное одному из основных положений философии Паскаля: “Сердце имеет свои законы, которых вовсе не знает разум”.

Чувство тревоги особенно обостряется ночью, когда исчеза ет призрачная пре града — видимый мир — между чел овеко м и “бездной” с ее “страхами и мглами”. У ли ­шё нно го зрения “ночного” челове ка обостр яется слух, п ослыш ит он “гул непостижимый” или вой “ветра ноч­ного”, которы е напоминают ему о “родимом”, но не ме­нее от того жутком изначальном хаосе. О том, как ост­ро ощущал поэт, что “ночь страшна”, крас норечиво сви­детельствует стихотворение “Альпы”, лишенное в отли­чие от других его произведений на тему “день и ночь” фило софского звучания, но тем более поражающее мрач­ными образами, найденными Тютчевым для спящих гор:

Помертвелые их очи

Льдистым у жас ом р азят .

В отноше нии к природе Тютчев являет как бы две ипостаси: бытийную, созерцательную, воспринимающую окружающий мир “с помо щью п яти органов чувств”., - и духовную, мыслящую, стремящуюся за видимым по­к ровом угадать вел икую тай“ у приро ды. .

Тю тчев-созерцатель создает такие лирические ше­девры, к ак “Весен няя гроз а”, “Есть в ос ени перв она­чаль ной....”, “Чародейкою З им ою.., ” и - мно же ство подоб­ных, ко ротких, как почти все тютчевские стихи, п релест­н ых и обр азн ых пейзажных зари совок.

Аполлон Григорьев писал: Пантеистическое со­зерцани е, созе рцан ие подчинен ное, тяготеет над отно­ш ениями к природе великорусской, но это подчиненное созерц ание и сообщае т им при переходе в тво рче ство их о собенную красоту и прелесть. •... В Тютчеве, напри­мер, воз водит их, эти отношен ия, до глубины философ­с кого соз ерц ань я, до одухотворения природы .

Тютчев - мысли те ль, об ра щаясь к природе, видит в ней неисчер паемый источни к для размыш ле ний и обоб­щений космического порядка. Так родились стихи “Вол ­на и дума”, “Певучесть е сть в морских волн ах...”, “Как сладко дремлет сад темно-зелен ый...” и т.п. К эти м произведениям примыкаю т несколько чисто философ­ских: “ Silentium!”, “Фонтан”, “День и ночь”. Фило­с офская лирика Тютчева мен ее вс его “головная”, рассу дочная. Прекрасно охарактеризовал ее И. С. Тургенев: “Каждое его стихотворен ие начиналось мыслью, но мыслью, которая, как огненная точка, вспыхивала под влия­ нием чувства или сильного впечатления; вследствие это­го, если можн о так выразиться, свойства происхождения своего, мысль г. Тютчева никогда не является читателю нагою и отвлеченною, но всегда сливается с образом , вз ятым из мира души или природы, проникается им и сама его проникает нераздельно и неразрывно”.

Радость бытия, счастливое согласие с природой, без­мятежное упоение ею характерны преимущественно для стихотворения Тю тчева, посвященных весне, и в этом есть своя зак он омернос ть. Постоянные мысли о хрупко­сти жизн и были неотвязными спутниками поэта. “Чув­ство тоски и ужаса уже много лет как стали обычным моим душевным состоянием” — такого рода признания нередки в его письмах. Неизменный завсегдата й свет­ских салон ов, блестящий и остроумный собеседник, “прелестный говорун”, по определению П. А. Вяземского, Тютчев был вынужден “избегать во что бы то ни стало в течение восемнадцати часов из двадцати четы­рех всякой се рьезной встречи с самим собой”. И мало кто мог постичь его сложный внутренний мир. Вот ка­ким видела отца дочь Тютчева Анна: “Он мне пред­ставляется одним из тех изначальных духов, таких тон­ких, умных и пламенн ых, которые не имеют ничего об­щего с материей, но у которых нет, однако, и души. Он совер шенно вне всяких законов и правил. Он поражает воображение, но в нем есть что-то жуткое и беспокой­ное”.

Пробуждающаяся весенняя природа обладала чудодейственным свойством заглушать это постоянное беспо­койство, умир отворять тре вожную душу поэта. Могу­щество весны объясняется ее торжеством над прошед­шим и будущим, полным забвением бывшего и грядуще­го уни чтожения и распада:

И страх кончины неизбежной

Не свеет с древа ни листа:

Их жизнь, как океан безбрежный,

Вся в настоящем разлита.

Воспевая весеннюю природу, Тютчев неизме нно ра­дуется редкой и краткой возм ожн ости ощутить полноту ж изни, не омраченной предвестниками гибели — “Не вст ретишь мертвого листа”,— ни с чем не сравнимой отрадой целиком отдаваться настоящему моменту, при­частности “жизни божески - всемирной”. Порой и осенью ему чудится дуновение весны. В противопоставлении, верн ее, в предпочтении сомнительном у райскому блажен­ству бесспорного, достоверного наслаждения красотою весенней природы, самозабвенного упоения ею Тютчев близок А. К. Толстому, писавшему: “Боже, как э то прекрасно — весна! Возможно ли, что в мире ином мы будем счастливее, чем в здешнем мире весной!” Совер­шенно те же чувства нап олняют Тютчева:

Что пред тобой утеха рая,

Пора любви, пора весны,

Цветущее блаженство мая,

Румяный цвет, златые сны?.

На тютчевских лирических пейзажах лежит особен­ная печать, отражающая свойства его собственной ду­шевной и физической приро ды — хрупкой и болезнен­ной. Его образы и эпитеты часто неожиданны, непри­вычны и на редкость впечатляющи. У него ве тви докуч­ ные, земля принахмурилась, листье из нуренное и вет­хое, звезды беседуют друг с другом тихомолком, день скудеющий, движение и радуга изнемогают, увядающая природа улыбается немощно и хило и т.п.

“Вечный строй” природы то восхи щает, то вызывает уныние поэта:

Природа знать не знает о былом,

Ей чужды наши призрачные годы,

И перед ней мы смутно сознаем

Себя самих — лишь грезою природы,

Но в своих сомнени ях и мучительных поисках истинных взаимо отношений части и целого — человека и при роды — Тютчев вдруг приходит к неожиданным прозрениям: человек не всегда в разладе с природой, он не только “беспо мощное дитя”, но он и равн овелик ей в своей творческой потенции:

Связан, соединен от века

Союзом кровного родства

Разумный гений человека

С творящей силой е стества...

Скажи заветное он слово —

И миром новым естество

Всегда откликнуться готово

На голос родственный его.

Утонченный пси хологизм, пронизывающий творчест во Тютчева как более или менее категория отвлеченная, приобретает конкретно-житейский характер в так назы­ ваемом денисьевском цикле поэта. Тютчеву было 47 лет, когда его любовь вызвала ответное и значительно бо­лее сильное чувство со стороны молодой девушки Елены Александровны Денисьевой:

Не раз ты слышала признаньем

“Не стою я любви твоей”,

Пускай мое она созданье,—

Но как я беден перед ней...

Поэт-мыслитель всю жизнь — от ранней юности до последних дней болезненной старости—чрезвычайна интенсивно жил сердцем. Он любил и был любим, но считал люб овь чувством изначально-губительным, “ поединк ом роковым”. Потому-то печалился он о судьбе одной из своих дочерей, “кому я, быть может, передал по наследству это ужасное свойство, не имеющее названия, нарушающее всякое равновесие в жи зни, эту жаж­ду любви...”.

Полюбив страстно и безоглядно, Денисьева всецело отдалась своем у чувству, восстановив против себя об­щественное мнен ие. Ей была уготована “жизнь отре­ченья, жиз нь страданья”:

Таков уж свет: он там бесчелове чней,

Где человечно-искренней вина.

Не только “свет” отве рнулся от Елены Александ­ровны, но и родной отец отрекся от нее. Главной же мук ой было то, что любимый, ради которого все было принесе но в жертву, не принадлежал ей полнос тью: Тютчев не только нс порывал со своей семьей, но и продолжал по-своем у любить жену, во всяком случае, дорожить ею. Весь цикл стихов, посвященных Деиисьевой, проникнут тяжелым чувством вины, насыщен ро­ковыми предчувствиями. В этих стихах нет ни пылк о­сти, ни страсти, только нежность, жалость, преклонение перед силой и цельностью ее чувства, созн ание собст­венной недостойности, возм ущение “бессмер тной пошло­стью лю дск ой” . Эта “последняя любовь” Тютчева дли­лась 14 лет, до самой смерти Денисьевой, сошедшей в могилу в возрасте 38 лет от чахотки , течение которой обострили и ускорили душевные страдания.

О, как убийственно мы любим!,

Как в буйной сл епоте своей

Мы то все го вернее губим,

Что сердцу нашему миле й! ..

Тютчев очень тяжело переживал утрату:

Жизнь, как подстре ленная птица,

Подняться хочет — и не может...

Я. П. Полон скому, другу и сослуживцу, Тютчев писал: “Друг мой, теперь все испробовано—ничто не по­могло, ничто не утешило,— не живется — не живется — не живется...” В стихах “денисьевского цикла” особенно часты характерные тютчев ские строки, начинающ ие ся горьким восклицанием “О!”, опреде ляющим интонацию отчаяния всего стихотворения. Столько страдания и му­ки в стихах, посвященных пам яти Елены Александров­ны, что невольно в сознании возникает народное поня­тие убивается... Да, Тютчев именно убивается по Денисьевой:

По ней, по ней, судьбы не одолевшей,

Но и себя не давшей победить,

По ней, по ней, так до конца умевшей

Страдать, молиться, верить и любить.

Он пережил ее на девять лет. В эти последние годы Тютчев едва успевает оправляться от потерь близких е му людей: мать, брат, чет веро детей...

Дни с очтены, утрат не перечесть,

Живая жизнь давно уж позад и,

Передового нет, и я, как есть,

На роковой стою очереди.

Его черед пришел 15 июля 1873 года... Но остались стихи Тютчева, которые сам он так мало ценил, так не ­брежно хранил, полагая:

В наш век стихи живут два-три мгновенья.

Родились утром, к вечеру умрут.

О че м же хлопотать? Рука забвенья

Как раз све ршит свой корректурный труд.

Однако ти рания времени, которую так остро ощущал поэт, ок азалась не властна над его творчеством. Конеч­но, совершенство формы и значительность содержания поэзии Тютчева требуют от читателя определенной культуры, просвещенности. В свое время в статье о Тютчеве А. Фет писал: “Тем больше чести народу, к котором у поэт обращается с такими высокими требо­ваниями. Теперь за нами очередь оправдать его тайные наде жды”.

ЛИТЕРАТУРА

1.Ф.И.Тютчев. Избранная лирика.-М.,1986

2.А.Григорьев.Эстетика и критика.-М.,1980

3.А.А.Фет.Сочинения.-М.,1982

Скачать архив с текстом документа