Реформы Александра Первого

СОДЕРЖАНИЕ: МОСКОВСКАЯ АКАДЕМИЯ МВД РОССИИ КАФЕДРА ИСТОРИИ ПРАВА И ГОСУДАРСТВА РЕФЕРАТ по ТЕМЕ : Государственно-правовые реформы Александра I. ВЫПОЛНИЛ: Слушатель 3-го курса 311 учебной группы

МОСКОВСКАЯ АКАДЕМИЯ МВД РОССИИ

КАФЕДРА ИСТОРИИ ПРАВА И ГОСУДАРСТВА

РЕФЕРАТ по ТЕМЕ :

Государственно-правовые реформы Александра I .

ВЫПОЛНИЛ: Слушатель 3-го курса 311 учебной группы

заочной формы обучения

МА МВД России

лейтенант юстиции

Трофимов А.А.

МОСКВА 2001г

Государственно-правовые реформы Александра I .

Воспитание и взгляды молодого Александра I и юного Павла были во многом схожи. Как и отец, Александр был воспитан в духе идей Просвещения об «истинной», «законной» монар­хии. Его наставником с 1783 г. был швейцарец Ф.-Ц. де Лагарп, профессиональный юрист, последователь энциклопедистов. Для Александра Лагарп был не просто учителем, но и нравственным авторитетом. Документы свидетельствуют, что взгляды Алек­сандра в юности носили довольно радикальный характер: он симпатизировал Французской революции и республиканской форме правления, осуждал наследственную монархию, крепо­стное право, процветавшие при петербургском дворе фавори­тизм и взяточничество. Есть основания полагать, что сама придворная жизнь с ее интригами, вся закулисная сторона «большой политики», которые Александр мог близко наблюдать еще при жизни Екатерины, вызывали у него негодование, чувство отвращения к политике как таковой, желание не при­нимать в ней участия. Так же относился он и к слухам о замысле Екатерины передать ему престол в обход Павла:

«Если верно, что хотят посягнуть на права отца моего, то я сумею уклонитьсяот такой несправедливости. Мы с женой спасемся в Америку, будем там свободны и счастливы, и про нас больше не услышат».

И позднее, уже, как кажется, смирившись с необходимостью царствовать, он писал:

«Но когда же придет мой черед, тогда нужно будет трудиться над тем, постепенно, разумеется, чтобы создать народное представительство, которое будучи направляемо, составило бы свободную конституцию, после чего моя власть совершенно прекратилась бы и я... удалился бы в какой-нибудь уголок и жил бы там счастливый и до­вольный, видя процветание своего отечества, и наслаждался бы им».

Цит. по: Лихоткин Г. А. Сильвен Марешаль и «За­вещание Екатерины I I». Л., 1974. С. 12.

Таким образом, в отличие от Павла I Александр, вступая на российский престол, не был, видимо, особенно властолюбив и еще не успел отказаться от идеалов молодости (ему было в это время 23 года). Сквозь призму этих идеалов смотрел он и на действия отца, совершенно не сочувствуя ни его целям, ни методам. В 1797 г. он писал своему учителю Лагарпу:

«Мой отец, вступив на престол, захотел все реформировать... Все сразу же было перевернуто с ног на голову. Это только увеличило беспорядок, и без того в слишком сильной степени царивший в делах. ... Благосостояние государства не играет никакой роли в управлении делами; есть только абсолютная власть, которая творит все без разбора. ... мое несчастное отечество находится в положении, не поддаю­щемся описанию. Хлебопашец обижен, торговля стеснена, свобода и личное благосостояние уничтожены».

Цит. по: Сафонов М. М. Проблема реформ в пра­вительственной политике России на рубеже XVIII и XIX вв. Л., 1988. С. 48-49.

В этом же письме Александр сообщает и об изменении своих планов: сначала осуществить революцию, которая «была бы произведена законной властью», а уж затем удалиться от дел.

Еще в середине 90-х годов вокруг Александра сложился небольшой кружок единомышленников. Это были, во-первых, В. П. Кочубей — племянник екатерининского канцлера графа А. А. Безбородко, во-вторых, князь А. А. Чарторыйский — бо­гатый польский вельможа на русской службе, затем граф А. С. Строганов — сын одного из самых богатых и знатных людей того времени и, наконец, Н. Н. Новосильцев — двою­родный брат Строганова. В этом кружке «молодых друзей» обсуждались пороки Павловского царствования и строились планы на будущее.

Следует, однако, заметить, что жизненный опыт Алексан­дра и членов его кружка был очень различен. Так, Строганов и Кочубей были свидетелями событий в революционной Франции. Первый находился там в самом начале революции со своим гувернером Жильбером Роммом, посещал заседания На­ционального собрания, стал якобинцем и был силой возвращен домой в 1790 г. Второй попал во Францию уже в 1791—1792 гг. после нескольких лет жизни за границей и, в частности, в Англии, где он изучал английскую государственную систему. По возвращении в Россию Кочубей получил назначение послом в Константинополь, где провел еще пять лет. С образователь­ными целями побывал в Англии и князь Адам Чарторыйский, у которого имелся также опыт совсем иного рода: он сражался против России во время второго раздела Польши. Самым стар­шим из участников этого кружка был Н. Н. Новосильцев — ко времени воцарения Александра в 1801 г. ему уже испол­нилось 40 лет. Что же касается Александра, его жизненный опыт ограничивался лишь знанием петербургского двора и негативным восприятием царствования сперва бабки, а затем и отца. В беседах с членами кружка Александр восхищался революционной Францией и выражал наивную веру в возмож­ность создания «истинной монархии» путем преобразований сверху. «Молодые друзья» были настроены более скептически и реалистично, но не разочаровывали великого князя, надеясь извлечь из своего положения определенные выгоды.

Историки много спорили о том, насколько Александр был посвящен в планы заговорщиков против Павла I и, следова­тельно, насколько он повинен в его гибели. Сохранившиеся косвенные свидетельства указывают на то, что скорее всего Александр надеялся, что Павла удастся убедить отречься от престола в его пользу и, таким образом, переворот будет за­конным и бескровным. Свершенное убийство Павла поставило молодого императора совсем в иную ситуацию. С его чувстви­тельностью, романтической верой в справедливость и закон­ность он не мог не воспринять происшедшее как трагедию, омрачившую самое начало его царствования. При этом, если бы Александр получил власть законным путем, руки у него были бы в достаточной степени развязаны. Теперь же он оказался в зависимости от тех, кто преступлением добыл ему трон и кто постоянно оказывал на него давление, напоминая о возможности нового переворота. К тому же за спиной у заговорщиков стояла партия старых екатерининских вельмож («екатерининские старики», как их называли) — влиятельная, многочисленная, с сильными семейными связями. Главным Для этих людей было сохранение прежних порядков, и неслучайно в манифесте Александра! о восшествии на престол он обещал «управлять Богом нам врученный народ по законам и по сердцу в бозе почивающей августейшей бабки нашей государыни императрицы Екатерины Великия».

И действительно, первые указы императора подтверждали это обещание. Уже 13—15 марта 1801 г. были изданы пове­ления о выдаче указов об отставке всем уволенным с военной или гражданской службы без суда, амнистированы члены Смо­ленского кружка, которым возвращены чины и дворянство;

15 марта была объявлена амнистия политическим заключен­ным и беглецам, укрывшимся за границей, снят запрет на ввоз различных промышленных товаров; 31 марта — отменен запрет на деятельность частных типографий и ввоз из-за гра­ницы книг. Наконец, 2 апреля император огласил в Сенате пять манифестов, восстанавливавших в полном объеме дейст­вие жалованных грамот дворянству и городам. Одновременно было объявлено о ликвидации Тайной экспедиции Сената и передаче следствия по политическим делам в учреждения, ведавшие уголовным судопроизводством. Один из манифестов 2 апреля был адресован крестьянам; в нем обещалось не уве­личивать налоги и разрешался вывоз сельскохозяйственных продуктов за границу.

Казалось бы, «старики» должны быть довольны, но реаль­ный смысл манифестов оказался шире простого восстановления екатерининских порядков. Например, изъятие политических дел из непосредственного ведения государя воспринималось в принципе как ограничение его власти. В этом обнаруживалась вторая (не менее существенная, чем первая) цель заговорщи­ков: создать такую государственную систему, которая законо­дательно ограничила бы права любого деспота-государя в поль­зу верхушки аристократии. Контроль за деятельностью монарха, создание механизма, предохраняющего от деспоти­ческих тенденций, вполне отвечали и убеждениям Александра, и потому 5 апреля 1801 г. появился указ о создании Непре­менного совета — законосовещательного органа при государе.

В самом факте создания подобного Совета ничего принци­пиально нового не было: острая необходимость в таком органе ощущалась всеми императорами и императрицами после Пет­ра I. Сперва в царствование Екатерины I и Петра II сущест­вовал Верховный тайный совет, при Анне Иоанновне — Ка­бинет министров, при Елизавете Петровне — Конференция при высочайшем дворе, при Екатерине II — Императорский совет. Однако значение всех этих органов было различным и, что важно, их юридический статус и права не закреплялись обычно в законах. Иначе обстояло дело с Непременным советом. Хотя верховная власть в стране продолжала полностью оставаться в руках государя и за ним сохранялось право издавать законы без согласования с Советом, члены Совета получали возмож­ность следить за деятельностью монарха и подавать представ­ления, т. е. по существу опротестовывать те действия или указы императора, с которыми они были не согласны. Как верно заметил историк М. М. Сафонов, «реальная же роль Совета в управлении страной должна была определиться в зависимости от того, как на практике сложатся взаимоотно­шения членов Совета и монарха» (Сафонов М. М. Указ. соч. С. 82).

Однако помимо взаимоотношений важно было и отношение государя к Совету — насколько серьезно он его воспринимал и насколько собирался с ним считаться. Александр, еще не успевший к этому времени в полной мере научиться лукавству, в котором его стали обвинять позднее, собирался выполнить свои обязательства в точности, и, как показало дальнейшее развитие событий, это была его ошибка. Что же касается взаимоотношений с Советом, то они, в свою очередь, зависели от состава этого органа власти.

Первоначально Совет состоял из 12 человек, преимущест­венно руководителей важнейших государственных учрежде­ний. Это были генерал-прокурор Сената, министр коммерции, государственный казначей, главы Военной и Адмиралтейств-коллегий, военный губернатор Петербурга. Помимо них в Совет вошли доверенные лица императора и главнейшие участники заговора против Павла. В основном все это были люди, сде­лавшие карьеры еще в предыдущие царствования, представи­тели высшей аристократии и бюрократии — те, от кого пона­чалу Александр I зависел в наибольшей степени. Однако такой состав Совета давал надежду избавиться от этой зависимости, потому что екатерининские вельможи оказались там рядом с павловскими, а они не могли не соревноваться между собой за влияние на императора. Довольно быстро государь научился использовать эту ситуацию в своих интересах. Один из мему­аристов вспоминал, как однажды Александр спросил у него, обратил ли он внимание на выражение лиц только что вы­шедших из его кабинета членов Совета А. А. Беклешова и Д. П. Трощинского:

« Не правда ли, что они похожи были на вареных раков? —продолжал император. — Они, без сомнения, по опытности своей, в Делах знающие более всех прочих государственных чиновников, но между ними есть зависть; я приметил это, потому что когда один из них объясняет какое-либо дело, кажется, нельзя лучше; лишь только оное коснется для приведения в исполнение до другого, тот совершенно опровергает мнение первого, тоже на самых ясных, кажется, доказа­тельствах. По неопытности моей в делах я находился в большом затруднении... Я приказал, чтобы... они приходили с докладом ко мне оба вместе и позволяю спорить при себе, сколько им угодно, а из сего извлекаю для себя пользу».

Цит. по: Записки графа Е. Ф. Комаровского. М., 1990. С. 73.

При подобной расстановке сил молодой император мог на­деяться найти среди членов Совета и сторонников более ши­роких реформ, однако разрабатывать план этих реформ он собирался со своими «молодыми друзьями». Основную цель перемен Александр видел в создании конституции, гаранти­рующей его подданным права гражданина, аналогичные сфор­мулированным в знаменитой французской «Декларации прав человека и гражданина». Он, однако, соглашался с мнением, что первоначально следует таким образом реформировать си­стему управления, чтобы гарантировать права собственности.

Между тем, не дожидаясь, когда план реформ будет создан, в мае 1801 г. Александр внес на рассмотрение Непременного совета проект указа о запрещении продажи крепостных без земли. По мысли императора, этот указ должен был стать первым шагом к ликвидации крепостного права. За ним на­мечался следующий — разрешение покупки населенных зе­мель не дворянам с условием, что живущие на этих землях крестьяне будут становиться вольными. Когда в результате появилось бы некоторое количество вольных крестьян, подо­бный порядок продажи земли планировалось распространить и на дворян. Таким образом, замысел Александра был сходен с планом, существовавшим в свое время у Екатерины II (см. главу 6), о чем он скорее всего не знал. При этом император был достаточно осторожен и не раскрывал всех деталей даже самым близким ему людям, но уже на первом этапе ему при­шлось столкнуться с бешеным сопротивлением крепостников.

Не отклонив в принципе предложение императора, что было бы с их стороны попросту невежливо, члены Совета, однако, довольно твердо дали ему понять, что принятие по­добного указа может вызвать как брожение среди крестьянства, так и серьезное недовольство дворян. Совет полагал, что вве­дение подобной меры должно быть включено в систему законов о правах владельцев имений, которую следует разрабатывать.

Иначе говоря, предлагалось отсрочить принятие указа на не­определенный срок. Показательно, что с этим мнением Совета согласились и «молодые друзья» Александра — Строганов и Кочубей. Однако царь не сдался и самолично явился на засе­дание Совета, чтобы защитить свой проект. Состоялась бурная дискуссия, в которой императора поддержал лишь один из членов Совета. Александр, надеявшийся на просвещенность дворянства, подобной реакции, видимо, не ожидал и вынужден был отступить. Единственным результатом этой его попытки ограничить крепостничество стал запрет печатать объявления о продаже крепостных в газетах, который уже вскоре поме­щики научились легко обходить.

Важнейшим следствием неудачи Александра в попытке ре­шения крестьянского вопроса было окончательное перенесение подготовки реформ в кружок «молодых друзей», причем он согласился с их мнением, что работа эта должна вестись втайне, дабы не вызвать излишних кривотолков, а главное, кресть­янских волнений, постоянно возникавших при распростране­нии слухов об изменении законов. Так был создан Негласный комитет, в который вошли Строганов, Кочубей, Чарторыйский, Новосильцев, а позднее и старый екатерининский вельможа граф А. Р. Воронцов.

Уже на первом заседании Негласного комитета выяснилось некоторое расхождение в представлениях о его задачах между императором и его друзьями, которые полагали, что начать надо прежде всего с изучения положения государства, затем осуществить реформу администрации и уж только тогда пе­рейти к созданию конституции. Александр, соглашаясь в прин­ципе с этим планом, желал поскорее заняться непосредственно третьим этапом.

Что же касается официального Непременного совета, то реальным итогом первых месяцев его работы стал проект «Все­милостивейшей грамоты. Российскому народу жалуемой», ко­торый предполагалось обнародовать в день коронации импе­ратора 15 сентября 1801 г. Грамота должна была вновь подтвердить все привилегии дворянства, мещанства и купе­чества, означенные в Жалованных грамотах 1785 г., а также общие для всех жителей страны права и гарантии частной собственности, личной безопасности, свободы слова, печати и совести. Специальная статья грамоты гарантировала неруши­мость этих прав. Одновременно с этим документом был под­готовлен новый проект по крестьянскому вопросу. Автором его стал последний фаворит Екатерины II и один из руководителей переворота 1801 г. П.А. Зубов. Согласно его проекту вновь (как и при Павле I) запрещалась продажа крестьян без земли и устанавливался порядок, по которому государство обязывалось выкупать крестьян у помещиков в случае необ­ходимости, а также оговаривались условия, по которым кре­стьяне могли выкупиться сами.

Третьим проектом, подготовленным к коронации, был про­ект реорганизации Сената. Документ готовился довольно долго, поэтому существовало несколько его вариантов. Суть всехихсводилась, однако, к тому, что Сенат должен был превратиться в орган верховного руководства страной, соединявший испол­нительные, судебные, контрольные и законосовещательные функции.

По существу, все три подготовленных к коронации акта в совокупности представляли собой единую программу превра­щения России в «истинную монархию», о которой мечтал Александр I, однако обсуждение их показало, что единомыш­ленников у царя практически не было. Помимо этого обсуж­дение проектов затруднялось постоянным соперничеством при­дворных группировок. Так, члены Негласного комитета решительно отвергли проект Зубова по крестьянскому вопросу как слишком радикальный и несвоевременный. Проект же реорганизации Сената вызвал в окружении царя целую бурю. «Молодые друзья» императора, объединившись с прибывшим в Россию Лагарпом, доказывали Александру невозможность и вредность какого-либо ограничения самодержавия. В письме к царю Лагарп писал:

«Во имя Вашего народа, государь, сохраните в неприкосновен­ности возложенную на Вас власть, которой Вы желаете воспользоваться только для его величайшего блага. Не дайте себя сбить с пути из-за того отвращения, которое внушает Вам неограниченная власть. Имейте мужество сохранить ее всецело и нераздельно до того момента, когда под Вашим руководством будут завершены необходимые работы и Вы сможете оставить за собой ровно столько власти, сколько необходимо для энергичного правительства».

Цит. по: Сафонов М. М. Указ. соч. С. 163.

Таким образом, люди из ближайшего окружения царя, те, на кого он возлагал свои надежды, оказались большими мо­нархистами, чем он сам. В результате единственным доку­ментом, опубликованным в день коронации, стал манифест, все содержание которого свелось к отмене рекрутского набора на текущий год и уплаты 25 копеек подушного сбора.

Почему же так случилось, что царь-реформатор фактически оказался в одиночестве, т. е. в ситуации, когда никакие серь­езные реформы были уже невозможны? Первая причина — та же, что и несколькими десятилетиями ранее, когда свой план реформ осуществляла Екатерина II: дворянство — главная опо­ра и гарант стабильности трона, а следовательно, и вообще политического режима — не желало поступиться и толикой своих привилегий, в защите которых готово было идти до конца. Когда после восстания Пугачева дворянство сплотилось вокруг императорского престола и Екатерина поняла, что пе­реворота ей можно не опасаться, она сумела осуществить ряд преобразований, решительных настолько, насколько это было возможно без опасения нарушить политическую стабильность. В начале XIX в. в крестьянском движении наметился опреде­ленный спад, что усилило позиции оппонентов Александра и давало им возможность пугать молодого царя крупными по­трясениями. Вторая важнейшая причина была связана с раз­очарованием значительной части образованных людей не толь­ко в России, но и во всей Европе в действенности идей Просвещения. Кровавые ужасы Французской революции стали для многих своего рода отрезвляющим холодным душем. Воз­никла боязнь, что какие-либо перемены, реформы, и в осо­бенности ведущие к ослаблению царской власти, могут в ко­нечном счете обернуться революцией.

Есть и еще один вопрос, который нельзя не задать: почему Александр I не решился в день своей коронации опубликовать хотя бы один из трех подготовленных документов — тот, о котором, как кажется, особых споров не было,— Грамоту Рос­сийскому народу? Вероятно, император сознавал, что Грамота, не будучи подкрепленной другими законодательными актами, осталась бы простой декларацией. Именно поэтому она и не вызывала возражений. Следовало или публиковать все три документа вместе, или не публиковать ничего. Александр из­брал второй путь, и это, конечно, было его поражением. Однако несомненным положительным итогом первых месяцев царст­вования стал приобретенный молодым императором полити­ческий опыт. Он смирился с необходимостью царствовать, но и планы реформ не оставил.

По возвращении из Москвы с коронационных торжеств на заседаниях Негласного комитета царь вновь вернулся к кре­стьянскому вопросу, настаивая на издании указа, запрещающего продавать крестьян без земли. Царь решился раскрыть и второй пункт плана — разрешить продажу населенных зе­мель недворянам. И вновь эти предложения вызвали резкие возражения «молодых друзей». На словах они полностью со­глашались с осуждением практики продажи крестьян без зем­ли, но по-прежнему пугали царя дворянским мятежом. Это был сильный аргумент, который не мог не подействовать. В результате и этот раунд реформаторских попыток Александра закончился минимальным результатом: 12 декабря 1801 г. появился указ, разрешавший недворянам покупать земли, но без крестьян. Таким образом, монополия дворянства на вла­дение землей была нарушена, но столь нечувствительно, что взрыва недовольства можно было не опасаться. Как отмечает М. М. Сафонов, это была «первая брешь в корпусе незыблемых дворянских привилегий».

Следующие шаги Александра I были связаны с реоргани­зацией государственного управления и соответствовали сло­жившейся в этой сфере практике предшествующих царство­ваний. В сентябре 1802 г. серией указов была создана система из восьми министерств: Военного, Военно-морского, Иностран­ных дел. Внутренних дел. Коммерции, Финансов, Народного просвещения и Юстиции, а также Государственного казначей­ства на правах министерства. Министры и главноуправляющие на правах министров образовывали Комитет министров, в котором каждый из них обязывался выносить на обсуждение свои всеподданнейшие доклады императору. Первоначально статус Комитета министров был неопределенным, и лишь в 1812 г. появился соответствующий документ.

Одновременно с созданием министерств была осуществлена и сенатская реформа. Указом о правах Сената он определялся как «верховное место империи», чья власть ограничивалась лишь властью императора. Министры должны были подавать в Сенат ежегодные отчеты, которые тот мог опротестовывать перед государем. Именно этот пункт, с восторгом встреченный верхушкой аристократии, уже через несколько месяцев стал причиной конфликта царя с Сенатом, когда была сделана попытка опротестовать доклад военного министра, уже утвер­жденный императором, причем речь шла об установлении сроков обязательной службы дворян, не выслуживших офи­церского чина. Сенат усмотрел в этом нарушение дворянских привилегий. В результате конфликта последовал указ от 21 марта 1803 г., запрещавший Сенату делать представления на вновь изданные законы. Таким образом Сенат был фактически низведен до прежнего положения. В 1805 г. он был вновь преобразован, на сей раз в чисто судебное учреждение с не­которыми административными функциями. Главным же ор­ганом управления стал, по сути, Комитет министров.

Инцидент с Сенатом в значительной мере предопределил дальнейшее развитие событий и планы императора. Превратив Сенат в представительный орган с широкими правами, Алек­сандр сделал то, от чего отказался годом раньше. Теперь он убедился, что исключительно дворянское представительство без правовых гарантий другим сословиям становится для него только преградой, добиться чего-либо можно, только сконцен­трировав всю власть в своих руках. По сути, Александр пошел по тому пути, на который с самого начала его толкали «мо­лодые друзья» и старый наставник Лагарп. По-видимому, к этому времени и сам император ощутил вкус власти, ему надоели постоянные поучения и нотации, непрекращающиеся споры его окружения, за которыми легко угадывалась борьба за власть и влияние. Так, в 1803 г. в споре с Г. Р. Державиным, бывшим в это время генерал-прокурором Сената, Александр произнес знаменательные слова, которые едва ли можно было услышать от него раньше: «Ты меня всегда хочешь учить, я гамодержавный государь и так хочу» (Державин Г. Р. Указ. соч. С. 465).

Начало 1803 г. ознаменовалось и некоторыми сдвигами в решении крестьянского вопроса. На сей раз инициатива ис­ходила из лагеря сановной аристократии от графа С. П. Ру­мянцева, пожелавшего отпустить своих крестьян на волю и просившего установить для этого законный порядок. Обраще­ние графа было использовано как предлог для издания 20 фев­раля 1803 г. Указа о свободных хлебопашцах:

«Указ его императорского величества самодержца всероссий­ского из Правительствующего Сената.

По именному его императорского величества высочайшему указу, данному Правительствующему Сенату минувшего февраля в 20-й деньзасобственноручным его величества подписанием, в котором изображено:

Действительный тайный советник граф Сергей Румянцев, изъявив желание некоторым из крепостных его крестьян при увольнении их /твердить в собственность продажею или на других добровольных условиях участки из принадлежащих ему земель, испрашивал, чтоб условия таковые, добровольно заключаемые, имели то же законное действие и силу, какое прочим крепостным обязательствам присвоено, и чтоб крестьяне, таким образом уволенные, могли оставаться в со­стоянии свободных земледельцев, не обязываясь входить в другой род жизни.

Находя, с одной стороны, что по силе существующих законов, как то: по манифесту 1775 и указу 12 декабря 1801² годов, увольнение крестьян и владение уволенным землею в собственность дозволено, а с другой, что утверждение таковое земель в собственность может во многих случаях представить помещикам разные выгоды и иметь по­лезное действие на ободрение земледелия и других частей государ­ственного хозяйства, мы считаем справедливым и полезным как ему, графу Румянцеву, так и всем, кто из помещиков последовать примеру его пожелает, распоряжение таковое дозволить; а дабы имело оно законную свою силу, находим нужным постановить следующее:

1) Если кто из помещиков пожелает отпустить благоприобретенных или родовых крестьян своих поодиночке или и целым селением на волю и вместе с тем утвердить им участок земли или целую дачу, то сделав с ними условия, какие по обоюдному согласию признаются лучшими, имеет представить их при прошении своем через губернского дворянского предводителя к министру внутренних дел для рассмотрения и представления нам; и если последует от нас решение, желанию его согласное, тогда предъявятся сии условия в Гражданской палате и запишутся у крепостных дел со взносом узаконенных пошлин.

2) Таковые условия, сделанные помещиком с его крестьянами и у крепостных дел записанные, сохраняются как крепостные обязательства свято и нерушимо. По смерти помещика законный его наследник, или наследники, вступает во все обязанности и права, в сих условиях означенные. ...

4) Крестьяне и селения, от помещиков по таковым условиям с землею отпускаемые, если не пожелают войти в другие состояния, могут оставаться на собственных их землях земледельцами и сами по себе составляют особенное состояние свободных хлебопашцев.

5) Дворовые люди и крестьяне, кои доселе отпущаемы были лично на волю с обязательством избрать род жизни, могут в положенный законами срок вступить в сие состояние свободных земледельцев, если приобретут себе земли в собственность. Сие распространяется и на тех из них, кои находятся уже в других состояниях и перейти в земледельческое пожелают, приемля на себя и все обязанности оного».

Цит. по: Российское законодательство Х—ХХ вв. М., 1988. Т. 6. С. 32—33.

Примечания

¹ Манифест 17 марта 1775 г. разрешал отпущенным на волю крестьянам оставаться свободными и записываться в сословие мещан и купечества.

² Указ от 12 декабря 1801 г. разрешал недворянам покупку земли без крестьян.

КОММЕНТАРИИ

Начальная часть указа намеренно построена так, чтобы показать, что ини­циатива издания исходит от дворянства, отвечает его интересам и не противо­речит уже существующему законодательству. Действительно, получивший воль­ную крестьянин и прежде мог записаться в мещанство и после этого стать владельцем земли, но тогда он переставал быть земледельцем. Указом же 1803 г. фактически создавалась новая социальная категория свободных хлебо­пашцев, владеющих землей по праву частной собственности (этим они отличались от государственных крестьян). Условия, на которых должно было происходить освобождение, определялись взаимным договором крестьян с помещиком — оно могло быть как бесплатным, так и за выкуп. Отмечая полезность начинания Румянцева, царь пытался поощрить к этому и других помещиков.

Указ о свободных хлебопашцах имел важное идеологическое значение: в нем впервые утверждалась возможность освобож­дения крестьян с землей за выкуп. Это положение легло затем в основу реформы 1861 г. Одобряя намерения Румянцева, пра­вительство выражало и свое отношение к крестьянской про­блеме в целом. По всей видимости, Александр возлагал на указ большие надежды: ежегодно в его канцелярию подавались ведомости о числе крестьян, переведенных в эту категорию. Практическое применение указа должно было показать, на­сколько в действительности дворянство готово расстаться со своими привилегиями. Результаты обескураживали: по новей­шим данным, за все время действия указа было освобождено 111 829 душ мужского пола, т. е. примерно 2% всех крепостных.

Спустя год правительство сделало еще один шаг: 20 февраля 1804 г. появилось «Положение о лифляндских крестьянах». Ситуация с крестьянским вопросом в Прибалтике была не­сколько иной, чем в России, поскольку продажа крестьян без земли там была запрещена. Новое положение закрепляло ста­тус «дворохозяев» как пожизненных и наследственных арен­даторов земли и предоставляло им право выкупить свой уча­сток в собственность. Согласно положению «дворохозяева» освобождались от рекрутской повинности, а телесному нака­занию могли быть подвергнуты лишь по приговору суда. Вско­ре основные положения нового закона были распространены и на Эстляндию. Таким образом, в прибалтийской деревне создавался слой зажиточного крестьянства.

В октябре 1804 г. здесь было введено указом еще одно новшество: выходцам из купечества, дослужившимся до чина 8 класса, разрешалось покупать населенные земли и владеть ими на основе договора с крестьянами. Иначе говоря, куплен­ные таким образом крестьяне переставали быть крепостными и становились вольными. Это был как бы усеченный вариант первоначальной программы ликвидации крепостного права. Однако такими полумерами конечная цель не могла быть достигнута. Говоря о попытках решения крестьянского вопроса в первые годы царствования Александра I, следует упомянуть и о том, что в это время прекратилась практика пожалования государственных крестьян помещикам. Правда, около 350 тыс. казенных крестьян были переданы во временную аренду.

Наряду с попытками решить важнейшие вопросы жизни России правительство Александра I осуществило крупные ре­формы в сфере народного образования. 24 января 1803 г. царь утвердил новое положение об устройстве учебных заведений. Территория России была разделена на шесть учебных округов, в которых создавались четыре разряда учебных заведений:

приходские, уездные, губернские училища, а также гимназии и университеты. Предполагалось, что все эти учебные заведе­ния будут пользоваться единообразными учебными програм­мами, а университет в каждом учебном округе — представлять собой высшую ступень образования. Если до этого в России существовал лишь один университет — Московский, основан­ный в 1755 г., то в 1802 г. был восстановлен Дерптский уни­верситет (ныне Тартуский университет в Эстонии), а в 1803 г. — открыт университет на базе существовавшей еще с XVI в. Главной школы Великого княжества Литовского в Вильно (ныне столица Литвы г. Вильнюс). В 1804 г. были основаны Харьковский и Казанский университеты. Тогда же был открыт Педагогический институт в Петербурге, позднее переименованный в Главный педагогический институт, а с 1819 г. преобразованный в университет. Помимо этого откры­вались привилегированные учебньк заведения: в 1805 г. — Демидовский лицей в Ярославле, а в 1811 г. — знаменитый Царскосельский лицей, среди первых воспитанников которого был А. С. Пушкин. Были созданы и специализированные вы­сшие учебные заведения — Московское коммерческое училище (1804 г.). Институт путей сообщения (1810 г.). Таким образом, при Александре I была продолжена и скорректирована начатая Екатериной II работа по созданию системы народного образо­вания. По-прежнему, однако, образование оставалось недо­ступным для значительной части населения, прежде всего крестьян. Но продолжение реформы в этой сфере объективно отвечало потребностям общества в грамотных, квалифициро­ванных специалистах.

Первый этап реформ Александра I окончился в 1803г., когда стало ясно, что нужно искать новые пути и формы их осуществления. Императору понадобились и новые люди, не так тесно связанные с верхушкой аристократии и безраздельно преданные лишь ему лично. Выбор царя (как оказалось впос­ледствии, роковой) остановился на А. А. Аракчееве, сыне не­богатого и незнатного помещика, в прошлом любимце Павла I, известном своей преданностью «без лести», что значилось на его гербе.

В царствование Павла Аракчеев был петербургским город­ским комендантом и занимался в основном вопросами, свя­занными с реорганизацией армии, ретиво насаждая в ней прусские порядки; однако после 1799 г. попав в опалу, посе­лился в своем имении. Александр, по-видимому, считал Арак­чеева опытным военным организатором (Аракчеев окончил Сухопутный шляхетный и Артиллерийский корпуса — вы­сшие военные учебные заведения того времени) и уж во всяком случае прекрасным исполнителем. А поскольку на первый план в это время выдвинулись проблемы внешнеполитические и Россия начала готовиться к войне с Францией, такой человек был царю необходим. Вызвав Аракчеева в Петербург, импе­ратор назначил его инспектором артиллерии, поручив подго­товить этот род войск к войне; и он достаточно успешно справился с этой задачей. Постепенно роль Аракчеева стано­вилась все более значительной, он превратился в доверенное лицо императора, а в 1807 г. последовал императорский указ, по которому повеления, объявляемые Аракчеевым, приравни­вались к именным императорским указам. Но если основным направлением деятельности Аракчеева было военно-полицей­ское, то для разработки планов новых реформ нужен был иной человек. Им стал М. М. Сперанский.

Сын сельского священника Сперанский не только, как и Аракчеев, не принадлежал к аристократии, но даже не был дворянином. Он родился в 1771 г. в деревне Черкутино Вла­димирской губернии, учился сперва во Владимирской, затем в Суздальской и, наконец, в Петербургской семинарии. По окончании ее был оставлен там в качестве преподавателя и лишь в 1797 г. начал свою служебную карьеру в чине титу­лярного советника в канцелярии генерал-прокурора Сената князя А. Б. Куракина. Карьера эта была в полном смысле слова стремительной: уже через четыре с половиной года Спе­ранский имел чин действительного статского советника, рав­ный генеральскому званию в армии и дававший право на потомственное дворянство.

В первые годы царствования Александра I Сперанский еще оставался в тени, хотя уже готовил некоторые документы и проекты для членов Негласного комитета, в частности по министерской реформе. После осуществления реформы он был переведен на службу в Министерство внутренних дел. В 1803 г. по поручению императора Сперанский составил «Записку об устройстве судебных и правительственных учреждений в Рос­сии», в которой проявил себя сторонником конституционной монархии, создаваемой путем постепенного реформирования общества на основе тщательно разработанного плана. Однако практического значения Записка не имела. Лишь в 1807 г. после неудачных войн с Францией и подписания Тильзитского мира, в условиях внутриполитического кризиса Александр I вновь обратился к планам реформ.

Много лет спустя, в 1834 г., А. С. Пушкин записал в своем дневнике:

«В прошлое воскресенье обедал я у Сперанского. ... Я говорил ему о прекрасном начале царствования Александра: Вы и Аракчеев, вы стоите в дверях противоположных этого царствования, как гении Зла и Блага. Он отвечал комплиментами и советовал мне писать историю моего времени».

Цит. по: Пушкин А. С. Указ. соч. Т. VIII. С. 33.

Взгляд Пушкина отражает общее мнение того времени. Но почему именно на Аракчеева и Сперанского пал выбор импе­ратора и чем они были для него? Прежде всего — послушными исполнителями воли монарха, который пожелал превратить двух не знатных, но лично преданных ему людей во всесиль­ных министров, с чьей помощью он надеялся осуществить свои планы. Оба они были, по существу, усердными и стара­тельными чиновниками, не зависимыми в силу своего проис­хождения от той или иной группировки сановной аристокра­тии. Аракчеев должен был предохранить трон от дворянского заговора, Сперанский — разработать и претворить в жизнь план реформ на основе идей и принципов, подсказанных им­ператором.

Новую роль Сперанский получил не сразу. Сперва, как свидетельствовал он сам, император поручал ему некоторые «частные дела». Уже в 1807 г. Сперанского несколько раз приглашают на обед ко двору, осенью этого года он сопро­вождает Александра в Витебск на военный смотр, а год спустя — в Эрфурт на встречу с Наполеоном. Это был уже знак высокого доверия. Впоследствии в письме к Александру Спе­ранский вспоминал:

«В конце 1808 года, после разных частных дел Ваше величество начали занимать меня постояннее предметами высшего управления, теснее знакомить с образом Ваших мыслей... и нередко удостаивая провождать со мною целые вечера в чтении разных сочинений, к сему относящихся. Изо всех сих упражнений, из стократных, может быть, разговоров и рассуждении Вашего величества надлежало, наконец, составить одно целое. Отсюда произошел план всеобщего государст­венного образования».

Цит. по: Корф М. А. Жизнь графа Сперанского. СПб., 1861. Т. 1. Ч. 2. С. 191.

Таким образом, план реформ, составленный Сперанским в виде обширного документа под названием «Введение к Уло­жению государственных законов», был как бы изложением мыслей, идей и намерений самого государя. Как верно замечает современный исследователь этой проблемы С. В. Мироненко, «самостоятельно, без санкции царя и его одобрения, Сперан­ский никогда не решился бы на предложение мер, чрезвычайно радикальных в условиях тогдашней России» (Мироненко С. В. Самодержавие и реформы: Политическая борьба в России в начале XIX в. М., 1989. С. 29). Что же это были за меры?

Прежде всего Сперанский настаивал на тождестве истори­ческих судеб России и Европы, тех процессов, которые в них происходили; со времени установления в России самодержавия при Иване Грозном «напряжение общественного разума к свободе политической всегда, более или менее, было приметно». Первые попытки изменить политический строй произошли при вступлении на престол Анны Иоанновны («затейка вер-ховников», см. главу 3) и в царствование Екатерины II, когда она созвала Уложенную комиссию. Но «толпа сих законода­телей не понимала ни цели, ни меры своего предназначения, но едва ли было между ними одно лицо, один разум, который бы мог стать на высоте сего звания», и в результате лишь «грамоты дворянству и городам остались единственными па­мятниками великих ее замыслов». Отчего так произошло? Да потому, что «начинания при императрице Анне и Екатери­не II, очевидно, были преждевременны». Теперь же время для серьезных перемен настало. Об этом свидетельствует состояние общества, в котором исчезло уважение к чинам и титулам, подорван авторитет власти и «все меры правительства, требующие не физического, но морального повиновения, не могут иметь действия», а «дух народа страждет в беспокойствии». Причина этих явлений не в ухудшении положения народа, ибо «все вещи остались в прежнем почти положении», а в том, что царит «выражение пресыщения и скуки от настоящего порядка вещей». Что же делать? Есть два выхода из положения.

Первый состоит в том, чтобы «облечь правление самодер­жавное всеми... внешними формами закона, оставив в существе ему ту же силу», и тогда «все установления так должны быть соображены, чтобы они в мнении народном казались дейст­вующими, но никогда не действовали бы на самом деле». Этот путь ведет к «самовластию», т. е. к деспотизму, который об­речен на гибель.

Другой путь в том, чтобы «учредить державную власть на законе не словами, но самим делом». Для этого необходимо осуществить подлинное разделение властей, создав независи­мые друг от друга законодательную, судебную и исполнитель­ную власти. Законодательная власть осуществляется через си­стему выборных органов — дум, начиная с волостных и до Государственной думы, без согласия которой самодержец не должен иметь право издавать законы, за исключением тех случаев, когда речь идет о спасении отечества. Государственная дума осуществляет контроль за исполнительной властью — правительством, министры которого ответственны перед ней за свои действия. Отсутствие такой ответственности — главный недостаток министерской реформы 1802 г. За императором ос­тается право распустить думу и назначить новые выборы. Члены губернских дум избирают высший судебный орган стра­ны — Сенат. Вершиной государственной системы является Го­сударственный совет, где «все действия части законодательной, судной и исполнительной в главных их отношениях соединя­ются и чрез него восходят к державной власти и от нее изливаются». Члены Государственного совета назначаются го­сударем, который сам в нем председательствует. В Совет входят министры и другие высшие должностные лица.

Не обошел Сперанский и проблему гражданских прав. Он полагал, что ими должно быть наделено все население страны, включая крепостных. К числу таких прав он отнес невозмож­ность наказания кого-либо без решения суда. Однако полити­ческими правами, т. е. правом участия выборах, предпола­галось наделить лишь два первых сословия государства — дворянство и купечество. Право быть избранным в предста­вительные органы ограничивалось имущественным цензом.

Уже из этого ясно, что проект Сперанского не предполагал ликвидации крепостного права. Как бы ни относился к нему сам автор, он не мог не понимать, что, по замечанию историка С. Б, Окуня, «сохранение крепостного права являлось в тот момент исходным положением всякого проекта, рассчитанного не на послеобеденное чтение монарха, а на практическую реализацию» (Окунь С. Б. Указ. соч. С. 192). Сперанский по­лагал, что отменить крепостное право единовременным зако­нодательным актом невозможно, но следует создавать условия, при которых помещикам самим станет выгодно отпускать крестьян на волю.

Предложения Сперанского содержали и план поэтапного осуществления реформ. Первым шагом предполагалось учреж­дение в начале 1810 г. Государственного совета, которому дол­жно было быть поручено обсуждение предварительно состав­ленного «Гражданского уложения», т. е. законов об основных правах сословий, а также финансовой системы государства. Обсудив «Гражданское уложение», Совет приступил бы к изу­чению законов об исполнительной и судебной власти. Все эти документы в совокупности должны были составить к маю 1810 г. «Государственное уложение», т. е. собственно консти­туцию, после чего можно было бы приступить к выборам депутатов. Таким образом, заключал Сперанский: «Если бог благословит все сии начинания, то к 1811-му году, к концу десятилетия настоящего царствования, Россия воспримет но­вое бытие и совершенно во всех частях преобразится» (Спе­ранский М.М. Проекты и записки. М.; Л., 1961. С. 144—237).

Реализация плана Сперанского должна была превратить Россию в конституционную монархию, где власть государя была бы ограничена двухпалатным законодательным органом парламентского типа. Некоторые историки полагают даже воз­можным говорить о переходе к буржуазной монархии, однако, поскольку проект сохранял сословную организацию общества и тем более крепостное право, это неверно.

Претворение плана Сперанского в жизнь началось уже в 1809 г. В апреле и октябре появились указы, по которым, во-первых, прекратилась практика приравнивания придвор­ных званий к гражданским, позволявшая сановникам пере­ходить с придворной службы на высшие должности в госу­дарственном аппарате, а во-вторых, вводился обязательный образовательный ценз для гражданских чинов. Это должно было упорядочить деятельность государственного аппарата, сделать ее более профессиональной.

Как и предполагалось Сперанским, 1 января 1810 года был создан Государственный совет, заменивший совет Непремен­ный. Деятельность Государственного совета регламентирова­лась специальными документами, также подготовленными Сперанским. Поскольку создание Государственного совета рас­сматривалось в качестве первого этапа преобразований и имен­но он должен был утверждать планы дальнейших реформ, то поначалу этому органу были приданы широкие полномочия, которыми он затем должен был поделиться с Государственной думой. При этом, однако, было установлено, что решения Совета входят в силу лишь после их утверждения государем. Вместе с тем, если по первоначальному плану Государственный совет должен был координировать деятельность всех других органов власти, то теперь он получал и законосовещательные функции, потому что желаемой системы органов власти по­просту еще не было и ее только предстояло создавать.

В соответствии с намеченным уже в первые месяцы 1810 г. состоялось обсуждение проблемы регулирования государствен­ных финансов. Сперанский составил «План финансов», кото­рый лег в основу царского манифеста 2 февраля. Основная цель документа заключалась в ликвидации бюджетного дефи­цита, прекращении выпуска обесценившихся ассигнаций и увеличении налогов, в том числе на дворянские имения. Меры эти дали результат, и уже в следующем году дефицит бюджета сократился, а доходы государства возросли.

Одновременно в течение 1810 г. Государственный совет об­суждал подготовленный Сперанским проект «Уложения граж­данских законов» и даже одобрил первые две его части. Однако осуществление следующих этапов реформы затянулось. Лишь летом 1810 г. началось преобразование министерств, завершив­шееся к июню 1811 г.: было ликвидировано Министерство коммерции, созданы министерства полиции и путей сообще­ния, а также ряд новых Главных управлений.

В начале 1811 г. Сперанский представил и новый проект реорганизации Сената. Суть этого проекта в значительной мере отличалась от того, что планировалось первоначально. На сей раз Сперанский предлагал разделить Сенат на два — прави­тельствующий и судебный, т. е. разделить его административ­ные и судебные функции. Предполагалось, что члены Судебного сената должны были частично назначаться государем, а час­тично избираться от дворянства. Но и этот весьма умеренный проект был отвергнут большинством членов Государственного совета, и, хотя царь все равно утвердил его, реализован он так и не был. что же касается создания Государственной думы, то о ней, как кажется, в 1810—1811 гг. и речи не было. Таким образом, едва ли не с самого начала реформ обнару­жилось отступление от первоначального их плана, и не слу­чайно в феврале 1811 г. Сперанский обратился к Александру I с просьбой об отставке.

В чем же причины новой неудачи реформ? Почему, как пишет С. В. Мироненко, «верховная власть оказалась не в состоянии провести коренные реформы, которые явно назрели и необходимость которых была вполне очевидна наиболее даль­новидным политикам»? (Мироненко С. В. Указ. соч. С. 32).

Причины, по существу, обнаруживаются те же, что и на предыдущем этапе. Уже само возвышение Сперанского, пре­вращение его — выскочки, «поповича» — в первого министра вызывали зависть и злобу в придворных кругах. В 1809 г. после указов, регламентировавших государственную службу, ненависть к Сперанскому еще более усилилась и, по его соб­ственному признанию, он стал объектом насмешек, карикатур и злобных выпадов: ведь подготовленные им указы посягали на давно установившийся и очень удобный для дворянства и чиновничества порядок. Когда же был создан Государственный совет, всеобщее недовольство достигло апогея. В письме к императору Сперанский писал:

«...Я слишком часто и на всех почти путях встречаюсь и с страстями, и с самолюбием, и с завистью, а еще более с неразумием. ... Толпа вельмож, со всею их свитою, с женами и детьми, меня, заключенного в моем кабинете, одного, без всяких связей, меня, ни по роду моему, ни по имуществу не принадлежащего к их сословию, целыми родами преследуют как опасного уновителя. Я знаю, что боль­шая их часть и сами не верят сим нелепостям; но, скрывая собственные их страсти под личиною общественной пользы, они личную свою вражду стараются украсить именем вражды государственной; я знаю, что те же самые люди превозносили меня и правила мои до небес, когда предполагали, что я во всем с ними буду соглашаться...»

Цит. по: Томсинов В. А. Светило российской бю­рократии: Исторический портрет М. М. Сперанско­го. М., 1991. С.168-169.

А вот другое свидетельство — современника Сперанского Д. П. Рунича:

«Самый недальновидный человек понимал, что вскоре наступят новые порядки, которые перевернут верх дном весь существующий строй. Об этом уже говорили открыто, не зная еще, в чем состоит угрожающая опасность. Богатые помещики, имеющие крепостных, те­ряли голову при мысли, что конституция уничтожит крепостное право и что дворянство должно будет уступить шаг вперед плебеям. Недо­вольство высшего сословия было всеобъемлющее».

Цит. по: Мироненко С. В. Указ. соч. С. 36.

Высказывание Рунича ясно показывает, до какой степени дворянство боялось любых перемен, справедливо подозревая, что в конечном итоге эти перемены могут привести к ликви­дации крепостного права. Даже поэтапный характер реформ и то, что на самом деле они не посягали на главную привилегию дворянства, да и вообще их подробности держались в секрете, не спасло положения. Результатом было всеобщее недовольство;

иначе говоря, как и в 1801—1803 гг., Александр I оказался перед опасностью дворянского бунта. Дело осложнялось и внеш­неполитическими обстоятельствами — приближалась новая война с Наполеоном.

Возможно, отчаянное сопротивление верхушки дворянства, интриги и доносы на Сперанского (его обвиняли в масонстве, в революционных убеждениях, в том, что он французский шпион, сообщали о всех неосторожных высказываниях в адрес государя) в конечном счете все же не возымели бы действия на императора, если б весной 1811 г. лагерь противников ре­форм не получил вдруг идейно-теоретического подкрепления совсем с неожиданной стороны. В марте этого года Александр посетил Тверь, где жила его сестра великая княгиня Екатерина Павловна. Здесь, в Твери, вокруг великой княгини, женщины умной и образованной, сложился кружок людей недовольных либерализмом Александра и в особенности деятельностью Спе­ранского. Среди посетителей салона Екатерины Павловны был и Н. М. Карамзин, замечательный русский историк, читавший здесь первые тома своей «Истории государства Российского». Великая княгиня представила Карамзина государю, и писатель передал ему «Записку о древней и новой России» — своего рода манифест противников перемен, обобщенное выражение взглядов консервативного направления русской общественной мысли.

По мнению Карамзина, самодержавие — единственно воз­можная для России форма политического устройства. На воп­рос, можно ли хоть какими-то способами ограничить самовла­стие в России, не ослабив спасительной царской власти,— он отвечал отрицательно. Любые перемены, «всякая новость в государственном порядке есть зло, к коему надо прибегать только в необходимости». Однако, признавал Карамзин, «сде­лано столько нового, что и старое показалось бы нам теперь опасною новостью: мы уже от него отвыкли, и для славы государя вредно с торжественностью признаваться в десяти­летних заблуждениях, произведенных самолюбием его весьма неглубокомысленных советников... надобно искать средств, пригоднейших к настоящему». Спасение же автор видел в традициях и обычаях России и ее народа, которым вовсе не нужно брать пример с Западной Европы и прежде всего Фран­ции. Одна из таких традиционных особенностей России — крепостничество, возникшее как следствие «естественного пра­ва». Карамзин спрашивал:

«И будут ли земледельцы счастливы, освобожденные от власти господской, но преданные в жертву их собственным порокам, откуп­щикам и судьям бессовестным? Нет сомнения, что крестьяне благо­разумного помещика, который довольствуется умеренным оброком или десятиною пашни на тягло, счастливее казенных, имея в нем бдитель­ного попечителя и сторонника».

Цит. по: Карамзин Н. М. Записка о древней и но­вой России. М., 1991. С. 73.

Как видим, ничего принципиально нового в Записке Ка­рамзина не содержалось: многие его аргументы и принципы были известны еще в предшествующем столетии. Неоднократ­но слышал их, по-видимому, и государь. Однако на сей раз эти взгляды были сконцентрированы в одном документе, на­писанном живо, ярко, убедительно, на основе исторических фактов и (что, может быть, было для императора самым глав­ным) человеком, не близким ко двору, не облеченным властью, которую бы он боялся потерять. Насколько в действительности все это подействовало на Александра, неизвестно. С Карамзи­ным он простился холодно и даже не взял текст Записки с собой. Правда, вернувшись в Петербург, в беседе с французским послом он упомянул о том, что познакомился в Твери с очень разумными людьми, но такая оценка еще не означала согла­сия. Важнее было другое: Александр конечно понимал, что неприятие его политики охватило широкие слои общества и голос Карамзина был голосом общественного мнения.

Развязка наступила в марте 1812 г., когда Александр I объявил Сперанскому о прекращении его служебных обязан­ностей, и он был сослан в Нижний Новгород. Судя по всему, к этому времени давление на императора усилилось, а полу­чаемые им доносы на Сперанского приобрели такой характер, что было просто невозможно и далее оставлять их без внима­ния. Александра вынуждали назначить официальное рассле­дование деятельности своего ближайшего сотрудника, и, веро­ятно, он так бы и поступил, если бы хоть немного поверил наветам. Вместе с тем самоуверенность Сперанского, его не­осторожные высказывания, о которых немедленно становилось известно императору, его стремление самостоятельно решать все вопросы, оттесняя государя на второй план,— все это пе­реполнило чашу терпения и послужило причиной отставки и ссылки Сперанского.

Так закончился еще один этап царствования АлександраI, а вместе с ним и одна из наиболее значительных в русской истории попыток осуществить радикальную государственную реформу. Спустя несколько месяцев после этих событий нача­лась Отечественная война с Наполеоном, завершившаяся из­гнанием французов из России, за которым последовали загра­ничные походы русской армии. Прошло несколько лет, прежде чем проблемы внутренней политики вновь привлекли внима­ние императора.

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Хрестоматия по истории государства и права. Под ред. Черниловского З.М. М., 1994 год.

2. Карамзин Н. М. Записка о древней и но­вой России. М., 1991 год.

3. Томсинов В. А. Светило российской бю­рократии: Исторический портрет М. М. Сперанско­го. М., 1991 год.

4. Российское законодательство Х—ХХ вв. М., 1988 год Т. 6.

5. Лихоткин Г. А. Сильвен Марешаль и «За­вещание Екатерины I I». Л., 1974 год.

Скачать архив с текстом документа