Символизм
СОДЕРЖАНИЕ: Русский символизм возник в середине 90-х годов XIX века. Первым манифестом отечественных символистов стала книга Минского Н. М. (Виленкин Ник. Макс. (1856-1937), ЩШедшая в 1890 г., - При свете совести. Мысли и мечты о свете жизни.Кошелева А.Л.
Символическая поэзия зародилась во Франции. В сентябре 1886 года парижская газета Фигаро опубликовала манифест новой литературной школы, объявившей себя противницей фальшивой чувствительности и объективного описания. Автор манифеста, молодой поэт Жан Мореае, пояснил, что отныне лирическая мысль, одевшись в особую образную форму, попытается приблизиться к тайнам вселенского бытия. Путь к ним должен пролегать через внешние явления, которые якобы есть не что иное, как ощутительные видимости, предназначенные обнаружить свое средство... с изначальными идеями Для этого символизму, по мнению Жана Мореаса, потребуется сложный поэтический стиль, основанный на блестящем и живом языке смысловой свободе первообразного слова, просветленной метрике, четкой рифме, почерпнутой из потаенных текучестей.
Принципы обновленной поэзии, пришедшей из Франции на смену холодной парнасской школы, пустили затем ростки в Германии. Дании, Чехии, России, Бельгии, Австрии, приобретая повсюду самобытные, национально-художественные черты. Крупнейшими представителями этого нового течения в мировой литературе стали А. Рембо, Поль Верлен - по Франции, Э. Верхарн, М. Метерлинк - в Бельгии, Р. Рильке - в Австрии, Д. Мережковский, З. Гиппиус, Ф. Сологуб, Вяч. Иванов, А. Белый - в России.
Символизм как течение опирался на определенный круг жизненных и философских идей, становился наукой о Вечности.
Русский символизм возник в середине 90-х годов XIX века. Первым манифестом отечественных символистов стала книга Минского Н. М. (Виленкин Ник. Макс. (1856-1937), ЩШедшая в 1890 г., - При свете совести. Мысли и мечты о свете жизни. Основа этого труда - философская мысль - о тщетности и тленности всего перед лицом смерти, утверждающая пессимизм и безверие в силы и возможности человека.
Программа Н. Минского сводилась к следующим основным положениям: 1) непознаваемость мира; 2) замкнутость Художника, крайний индивидуализм, его культ; 3) импрессионистское отражение мира.
Во многом наследует и продолжает Н. Минского Д. С. Мережковский. В своей работе О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы основные программные принципы символизма он формулирует так: 1) мистическое содержание; 2) расширение художественной впечатлительности; 3) символы.
Символ, уточняет Д. Мережковский, привносит в поэзию ту безграничную сторону мысли, что составляет таинство мироздания; он всегда прикасается к первородному, изначальному, выводит поэта в сферы запредельные через его Внутреннее Я. Сплачивая воедино божественное и мирское, символ пластически живо передает сведения о самых недоступных явлениях абсолютного, иного. Русский символизм заявил также о себе тремя небольшими сборниками Они были опубликованы Валерием Брюсовым, который выступил в них в качестве не только научного комментатора и редактора, но и поэта-переводчика, вольно изложившего на родном языке стихи бельгийца Метерлинка и француза Малларме. Эти тоненькие книги, названные Русские символисты, явились, по сути, первым конкретно-теоретическим осмыслением символической мысли в России. В первом сборнике в заметке От издателя В. Брюсов особо - подчеркнул способность сравнительных образов. Во втором сборнике он определяет художественное слово как поэзию намеков, веху невидимого пути. Внутренняя связь в такой словесной речи создает превосходство в ней интуиции над логикой и делает ее способом касания миров иных. Позднее внимание Брюсова к функциям символики нашло выражение в ряде его статей и лекций. Философия творчества, писал он, сложилась в результате причудливого объединения разнородных влияний - Льва Толстого, Канта, Гюйо, Шопенгауэра. Из этого сложного синтеза философских и эстетических взглядов оформилось главное эстетическое кредо символистов: цель искусства - раскрыть сокровенную душу художника, ее неповторимое содержание, которое изменяется с каждым мгновением и не зависит от внешнего мира Поэтически Брюсов это выразил так:
Создал я в тайных мечтах Мир идеальной природы... Что перед ним этот прах: Степи, и скалы, и воды. |
Брюсову вторил Ф. Сологуб:
...Я бросил вызов небесам, Но мне светила возвестили, Что я природу создал сам... |
Одновременно с Брюсовым тему иррационального внутреннего чувства исследовали Вяч. Иванов, А. Белый, К. Бальмонт, А. Блок Исходя из идей Шопенгауэра и Ницше, они проповедовали познавательную ценность в творческом акте свободной интуиции поэта, его откровений. А. Белый, размышляя о природе символа, пришел к выводу, что он всегда музыкален и что мелодии души идеально выражают его, представляя собой окно, из которого льются в нас очаровательные потоки Вечности и брызжет магия Вяч. Иванов, говоря о символизме и символическом образе, особо подчеркивал мистико-религиозное начало поэзии, утверждая, что поэт является устроителем жизни, истолкователем и укрепителем божественной связи сущего... К Бальмонт был уверен, что поэты-символисты пересоздают вещественность своей впечатлительностью. Символисты искали Бога в образном слове, таким образом обожествляя его, приписывая языку способность произвести мифотворческие преобразования в живой действительности. Символическая концепция поэтического языка, по мнению их авторов, восстанавливала истинное, магическое его предназначение Библейское изречение гласит: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. С данного момента, собственно, и мчалась человеческая история, которая, по мысли А. Белого, есть произнесение Словом слов. Перестраивая стих в божественном ключе З. Гиппиус писала:
|
Я - раб моих таинственных Необычайных снов... Но для речей единственных Не знаю здешних слов. |
В поэзии символистов часто возникали совершенно неожиданные симантические связи между словами. Уходя от традиционной народной песенной символики типа вода-любовь, жемчуг-горе, кукушка-тоскующая женщина, они создавали собственную символику: алый шелк-огонь-кровь-любовь, как в стихотворении З. Гиппиус Швея:
И этот шелк мне кажется огнем, И вот уж не огнем, а кровью. А кровь лишь знак того, что мы зовем На бедном языке - любовью... |
Нередко символисты в своей образной системе использовали традиционную литературную поэтику западно-европейской и древнерусской литературы: Данте, Гете, западных мистически настроенных романтиков, Слово о полку Игореве, Кирилла Туровского. Так, в мистерию Д. Ростовского Рождество Христово наряду с людьми введены в качестве действующих лиц Смерть, Жизнь, Брань, Кротость, Незлобие, Робость, Золотой Век и т. п. Именно из средневековья пришел в модернистическую лирику XX века образ-символ розы, связанный с культом Девы Марии и Вечной женственности и получивший широкое распространение сначала у Вл. Соловьева (Песня офитов), а затем у Вяч. Иванова и А. Блока (соответственно в циклах Стихи о розе и Роза и крест). Часто символисты переосмысливали в своем видении персидскую классическую поэзию (Палатка Гафиза Вяч. Иванова), а также стихи из русских церковных гимнов, евангельских и веддийских текстов (Святый Боже К. Бальмонта)
Стремясь показать иллюзорное движение мысли, символисты оформляли ее поэтическими тропами. Излюбленным тропом была метафора. Так, у В. Брюсова читаем:
Костра расторгнутая сила Двух тел сожгла одну мечту; И влага страсти погасила Последних углей красноту. |
Слова с материальным значением (костер, влага, угли, дым, пламя), благодаря метафоричности превратились в расплывчатые и бесплотные смысловые категории, в бестелесный символ угасшей любовной страсти Особенно часто использовалась ассоциативная метафора: И светлых глаз темна мятежность... (В. Брюсов); Сухие пустыни позора, День-жемчуг матовый-слеза-течет с восхода до заката... (А. Белый).
В движении от конкретно-чувственного к идеальному, от природного к иррациональному, стремясь размыть вещное в поэтическом образе, символисты прибегали к так называемой оксюморойной метафоре, основанной на сочетании несовместимых понятий. При помощи этого тропа в строках А. Блока предельное сливается с беспредельным:
В легком сердце - страсть и беспечность, Словно с моря мне подан знак. Над бездонным провалом в вечность, Задыхаясь летит рысак... |
Оксюморонная метафора расширяет художественное пространство символического стиха, увеличивает в нем видимость незримого: в этой звучной тишине (А. Блок); в твоей душе так много прозрачных светлых вод (К. Бальмонт); и слишком синее дыхание (В. Брюсов).
Часто символические ходы создавались эпитетом в виде абстрактного существительного, тоже с ярко выраженными признаками метафоричности: желаний вечность - взор (Вяч. Иванов); скроет белость этих плеч (В. Брюсов). Вл. Соловьев в своих пародийно-иронических стихах подобную Особенность стиля обыграл так:
И не зови сову благоразумья Ты в эту ночь! Ослы терпенья и слоны раздумья Бежали прочь... |
Эпитет по законам символической семантики занимает господствующее положение во фразе, в то время как определяемое им слово отодвигается на второй план. Этим усиливается экспрессия эпитета, особенно если к нему присоединяется новое, красочное определение, сухие пустыни позора (А Белый); золотая возможность дождя (В. Брюсов). Абстрактно-образная лексика сделалась стилей поэтических раздумий символистов. Они кропотливо трудились над тем, чтобы из каждого звука извлечь идею, а из последней - кусочек живой фантазии: вольнослитные сердца; радостно-расширенные реки; смерть медлительно-обманная; сны огнезрачные; голуботусклая печаль; и веют древними поверьями; рассудок - розблеск искряной. Поэзия тонких намеков, внушений и заклинаний не допускала в свою языковую среду разговорных и ораторских речений: не на площади и не в аудитории, а в. башне из слоновой кости должен был звучать ее величественный стих.
Символисты широко пользовались звуковыми вариациями и (ассонансами, аллитерацией), чтобы и из звука извлечь идею. Необычная семантическая связь слов, их льющаяся мелодичность воссоздают необычность, чарующую прелесть декадентского салона в строках Ф. Сологуба:
И два глубокие бокала Из тонко-звонкого стекла Ты к светлой чаще подставляла И пену сладкую пила. Лила, лила, лила, качала Два темно-алые стекла Белей, лилей, алее лала Бела была ты и ала... |
Особая лексика (архаизмы, неологизмы) выполняла в поэзии символистов все ту же высокую функцию создать величественный стих. Вяч. Иванов такую роль возлагал на архаизмы: почиет, рать, выя, пещь, нощь, зиждет. По образу архаической лексики он создавал и неологизмы: златоржавый, бирюзеет, неутомный. Виртуозом в создании неологизмов был А. Белый, но у него была своя система их создания: биноклит, оголубила, огнетленный, стекло пенснейное, онежить.
Таким образом, символисты стремились запечатлеть в лирике неповторимые мгновения жизни, ее мимолетности, чарующие движения души, передать в образе таинственную музыку интуиций и чувств.
Этим целям и была подчинена их сложная, раздвоенная поэтика, во многом субъективная и небезукоризненная, но необычайно богатая своими выразительными средствами и приемами.