Социальное воспроизводство как проблема феминистской теории

СОДЕРЖАНИЕ: Социальное воспроизводство в современном обществе. Эволюция институтов социального воспроизводства. От государственного социализма к переходной экономике: кризис социального воспроизводства.

Социальное воспроизводство в современном обществе включает несколько уровней: репродуктивный, социально-экономический, идеологический. Очевидно, что именно женщины играют центральную роль в процессах, разворачивающихся на всех трех названных уровнях, и эта роль становится особенно заметной сегодня.
Так, репродуктивная функция женщины - решающая в деле воспроизводства человеческого рода. Материнство остается пока одним из немногих социальных институтов, которого процесс модернизации коснулся в наименьшей степени. (Хотя развитие репродуктивных технологий в странах Запада меняет сегодня само представление о законах биологического воспроизводства, казавшихся незыблемыми, а завтра эти изменения могут быть еще более серьезными.) В развивающихся странах и странах с переходной экономикой демографические проблемы и проблемы репродуктивных прав также выходят на первый план, хотя и по другим причинам. При этом женщины перестают быть пассивным объектом демографической политики государства и все активнее отстаивают собственные интересы.
Сегодня, как и раньше, материнство ассоциируется с выполнением большей части работы внутри домашнего хозяйства и по обслуживанию других членов семьи - не только детей, но и взрослых. В экономических терминах это можно обозначить как существенный аспект воспроизводства рабочей силы. В современной экономике, где фактор качества рабочей силы и, соответственно, роль инвестиций в ее воспроизводство приобретают решающее значение, неизбежно встает вопрос о том, кто будет нести связанные с этим издержки. Оказывается, что, несмотря на возрастающую роль рынка и государства как институтов социального воспроизводства и его определенную реструктуризацию, семья (женщина) по-прежнему несет основное бремя этих издержек. Наконец, семья остается в любом обществе важнейшим институтом социализации нового поколения, роль женщин (активная и пассивная) в культурном воспроизводстве социальной системы, нации, класса возрастает как никогда.
Все эти аспекты проблемы в той или иной степени подверглись интервенции феминистской мысли. Однако взаимосвязь уровней социального воспроизводства недооценивалась и недостаточно анализировалась в феминистской литературе. Например, предпринимались попытки объяснить, почему женская репродуктивная функция является основой сложившегося экономического разделения труда между полами [1, 2]. Ставился вопрос и об особой роли женской репродуктивной функции в процессах символического воспроизводства [З]. Но все же разные аспекты темы рассматривались обычно дифференцированно, вне связи друг с другом. Попробуем исследовать социальное воспроизводство в гендерной перспективе как целостное явление, различные уровни которого взаимосвязаны.

Эволюция институтов социального воспроизводства

Рассмотрим основные институты социального воспроизводства, взаимоотношения между которыми и задают его особенности в различных обществах. В первую очередь это семья, рынок и государство. Процессы модернизации в западных обществах были связаны с формированием рынка, превращением наемного труда в основной источник доходов семейного бюджета и постепенной утратой семьей ее производственной функции, и в то же время - с беспрецедентным расширением социальных функций современного государства. Таким образом, исторический отсчет существования современной модели социального воспроизводства и соответствующей конфигурации «семья-рынок-государство» связан с возникновением и развитием западного капитализма.
Семья . На протяжении всей человеческой истории семья оставалась основным институтом, обеспечивающим социальное воспроизводство, и представительницы западного феминизма не случайно видели в ней основной источник угнетения женщин. Однако в доиндустриальных обществах семья отнюдь не была обособленной сферой частной жизни, а нерасторжимо вплеталась в систему хозяйственных отношений. Во многом ее особенности определялись формой производства. В доиндустриальных семьях крестьян, надомных рабочих или ремесленников ведение домашнего хозяйства практически не было отделено от производственного процесса, грань между производственным и репродуктивным трудом еще не была четкой.
Хотя деятельность, связанная с воспроизводственными функциями, оказалась закрепленной главным образом за женщинами, а производственная в большей степени за мужчинами, это не означало еще отделения процессов производства от воспроизводства в масштабах всего общества. Как свидетельствуют исследования современных историков [4], дЬиндустриальная крестьянская семья в Западной Европе ничем не выделялась из сообщества людей, проживающих в одном доме, независимо от того, состояли ли они в кровном родстве (модель «всего дома»). Производство, как правило, не выходило за рамки домашнего хозяйства. Большая часть продукции производилась для внутреннего потребления, и женщина кроме воспроизводственных выполняла важнейшие производственные функции. Более того, в условиях, когда задачей семьи было прежде всего физическое выживание, а число детей определялось уровнем детской смертности, крестьянская семья вообще не была еще сосредоточена на задачах репродукции, а тем более социализации детей. Об этом свидетельствует, например, резкое повышение детской смертности в периоды интенсивных полевых работ.
Подлинная революция в истории семьи и радикальное изменение соотношения производственных и воспроизводственных функций произошли с началом индустриализации и возникновением буржуазной модели семьи. Конечно, изменение места и роли семьи и брака в обществе было вызвано не только экономическими последствиями промышленной революции. В XVIII столетии в культуре и литературе начала формироваться новая идеология личных отношений - романтическая любовь. По словам Н. Лумана, «дифференциация социальных систем сделала возможным обходиться без семейных связей (создаваемых браком) в качестве стержня функционирования политических, религиозных и экономических институтов» [5, р. 145].
Семьи теперь должны были создаваться заново в каждом поколении. По мере того как «естественные» родственные связи утрачивали свое значение, происходила индивидуализация личных отношений, сопровождающаяся их «идеологизацией», возникла потребность в особой семантике «любви» и «личного счастья» - воспроизводство человеческого рода оказалось опосредованным идеологией. Решение о репродукции, точнее, «о создании следующего поколения» принималось в полностью индивидуализированном, неограниченном селективном процессе, в котором действительное наличие контроля оставалось скрытым. Свобода и институт, таким образом, совпадали [5, р. 149]. Эту тенденцию Э. Гидденс назвал «социализацией репродукции» в своем исследовании трансформаций интимной сферы: Модернизация связана с социализацией естественного мира - прогрессивной заменой структур и событий, бывших внешними параметрами человеческой деятельности, социально организованными процессами. Не только социальная жизнь, но и то, что обычно называлось «природой», стало управляться социально организованными системами [6, р. 36].
Однако именно новый класс - буржуазия - воплотил эти новые тенденции в конкретные социальные формы, создал миф и идеологию семьи. Буржуазия изобрела особое пространство семьи как сферу частной жизни, обособленную от экономики и политики, отделила бизнес, производство, обогащение от эмоционального общения, любви к близким, супружества, воспитания детей. Индустриализация привела к вынесению работы за рамки дома, производство впервые столь радикально было отделено от воспроизводства. Это отделение определило модель как буржуазной, так и пролетарской семьи, но совершенно по-разному.
Для буржуазии разделение на производство и воспроизводство имело в первую очередь символическое значение. Она создала идеологию, миф, образ жизни. Процесс обособления сферы частной жизни включал: индивидуализацию отношений между супругами, превращение брака в «эмоциональное предприятие» (Гидденс), мифологизацию материнства, эмоционализацию отношений между родителями и детьми и ее педагогизацию (выделение воспитания в отдельную деятельность), освобождение частной жизни от внешнего контроля и возрастание авторитета главы семьи. Разделение на частную сферу и внешний мир, на домашнее хозяйство и производство привело к тому, что разделение труда, которое в добуржуазной семье было обусловлено потребностями производства, приобрело теперь символический характер, будучи закрепленным с помощью характеристик «мужского» и «женского». Рассматриваемые как природные, биологические характеристики, «мужественность» и «женственность» предопределяли теперь социальные роли и иерархию полов, и этой иерархии подчинялось отныне соотношение производства и воспроизводства.
В пролетарской семье, как и в буржуазной, домашнее хозяйство было отделено от производства, поскольку труд наемных рабочих использовался на фабрике. Однако в отличие от буржуазной семьи определяющим фактором стала не идеология, а экономика: рабочие были вынуждены искать приложение своих сил вне домашнего хозяйства. Производственная деятельность (т. е. характер труда, способ оплаты, психическая и физическая нагрузка) определяла семейную жизнь. Соотношение процессов производства и воспроизводства диктовалось условиями экономики выживания. Поэтому долгое время, вплоть до конца XIX века, семья наемного рабочего была гибкой подвижной структурой, совмещающей производственные и воспроизводственные функции. Зачастую, особенно в периоды экономических спадов, она зависела от деятельности женщин и детей по самообеспечению внутри семьи, от различных форм родственной и соседской солидарности не меньше, чем от заработной платы занятых в производстве членов семьи.
Окончательный переход рабочей семьи в сферу частной жизни и отделение производства от воспроизводственных функций были длительными и стали возможными благодаря росту уровня жизни широких масс и введению государственных программ социальной защиты. В немалой степени этому способствовала политика рабочих партий и профсоюзов, активное вмешательство церкви, благотворительных организаций и специально созданных государственных органов в решение проблем рабочей семьи. По замечанию Р. Зидера, «социал-демократические функционеры, как и буржуазные наблюдатели, видели в пролетарской семейной жизни прежде всего дефицит культуры, любви и порядка» [4, с. 127]. Критике подвергалась прежде всего неспособность пролетарской семьи обеспечить социальное воспроизводство, соответствующее стандартам буржуазной модели (недостатки ухода за детьми и воспитания, связанные с занятостью обоих родителей вне семьи). Тем самым буржуазная модель семьи стала идеологически доминирующей и была внедрена в другие социальные слои.
Окончательное освобождение семьи от производственной функции и превращение ее в потребительскую структуру было ускорено развитием общества массового потребления. Развитие новых отраслей производства товаров и услуг, замещающих традиционные виды домашней деятельности (например, производство полуфабрикатов и готовой одежды), механизация домашнего труда привели к высвобождению свободного времени, превращению досуга и общения членов семьи в самостоятельную ценность. Однако эти сдвиги отнюдь не разрешили проблемы внутрисемейного разделения труда и гендерного неравенства. Возможно, уменьшившись в абсолютном выражении, это неравенство стало, по выражению У. Бека, более видимым и более осознанным, менее легитимным.
Что происходит сегодня с семьей как институтом социального воспроизводства? Существенно возросло участие в воспроизводственных процессах таких институтов, как рынок и государство. Развитие государственных программ социальной защиты, образования и здравоохранения, с одной стороны, расширение потребительского рынка - с другой, позволили снять с семьи часть издержек социального воспроизводства. Появление альтернатив традиционной семьи (небрачные пары, молодежные коммуны, одинокие родители с детьми) свидетельствует о возможности обеспечить воспроизводство вне традиционной модели семьи, опираясь главным образом на потенциал высокоразвитого рынка. По сути, семья постепенно утрачивает свою монопольную воспроизводственную функцию. Поиск новых форм организации социального воспроизводства становится насущной потребностью: Гидденс, например, пишет о необходимости институционального отделения родительства от брака в целях обеспечения интересов детей [6, р. 217].
В то же время с утратой семьей производственных функций, а также с передачей части воспроизводственных функций рынку и государству, деятельность, связанная с социализацией и поддержанием отношений, стала главной. Происходит реструктуризация социального воспроизводства, отвечающая потребностям высокоразвитого рынка труда в компетентных, творчески мыслящих и все же управляемых работниках. С возрастанием роли человеческого капитала в современной экономике резко повышаются требования к воспроизводству рабочей силы (настоящей и будущей), особое значение приобретают функции рекреации и социализации. По мнению многих исследователей, возрастающие в связи с этим издержки воспроизводства все еще в решающей мере возлагаются на семью, а внутри семьи - на женщину. Структура социального воспроизводства современного общества остается в значительной степени патриархатной.
Кажущаяся автономность семьи от сферы производства и рынка не должна вводить в заблуждение. Семья не только воспроизводит рабочую силу, но и участвует в воспроизводстве системы социальных отношений рыночного общества. Она продолжает оставаться фундаментом индустриального рыночного общества, не только обеспечивая воспроизводство рабочей силы посредством неоплачиваемого домашнего труда, но и поддерживая его идеологические основания.
Рынок . Его роль в эволюции социального воспроизводства с позиций феминизма выглядит достаточно противоречиво. Очевидно, что в XX веке вместо предсказываемого марксистами обобществления домашнего труда, которое должно было избавить женщин от угнетения, происходил совсем другой процесс: укрепление буржуазной (по своему происхождению и идеологии) модели семьи и превращение ее в важнейшую единицу потребления. «Отмирание семьи как хозяйственной единицы» происходило совсем по-иному: не путем кооперации или огосударствления домашнего хозяйства, а путем экспансии рынка в сферу семейного воспроизводства. Им осваивались все новые виды товаров и услуг, производимые ранее внутри домашнего хозяйства. Одновременно произошел массовый выход женщин на рынок труда, создавший условия для их экономической независимости.
В высокоразвитом индустриальном обществе семья стала важнейшей единицей потребления, организация и координирование которого все еще осуществляются в существенной мере женщиной. Современная семья с возрастанием доходов предъявляет спрос на новые виды товаров и услуг, способствуя созданию новых рынков и экономическому росту. Так, семейный бум 50 60-х годов способствовал возникновению и развитию целого сектора экономики - производства бытовой техники, призванной «модернизировать» сферу семейного воспроизводства. И не случайно продвижение этой продукции на рынок было связано с идеологической экспансией сексизма, навязыванием с помощью рекламы и средств массовой информации культурных имиджей и моделей поведения. Образ «современной» домохозяйки прилагался в 50-е годы к купленной стиральной машине или электрической мясорубке. Сегодня это, скорее, образ профессионально успешной деловой женщины, «экономящей свое время». Связь между сферой рыночного производства и семейного воспроизводства осуществляется теперь через высокоорганизованное «рефлексивное» потребление, уже немыслимое без идеологии и политического контроля в интересах развития рынка.
Развитие рыночной сферы услуг, замещающих домашние услуги, механизация многих видов домашнего труда, внедрение времясберегающих технологий и новых материалов, совершенствование инфраструктуры общества потребления указывают на то, что высокоразвитый потребительский рынок берет на себя значительную часть издержек социального воспроизводства. Это увеличивает свободное время членов семьи, расширяет ее рекреационные и социализирующие возможности. Однако, как показывают исследования, трудосберегающие технологии не обязательно сокращают время, затрачиваемое на домашний труд. Английская исследовательница Дж. Гардинер выделяет два фактора, объясняющие этот парадокс. Во-первых, новые технологии, повышая продуктивность домашнего труда, часто приводят лишь к росту стандартов потребления, а не к экономии времени. Во-вторых, происходит реструктуризация домашнего труда: время, сэкономленное за счет одного трудового процесса, перекрывается ростом затрат времени на другие виды деятельности (например, сокращение времени на рутинный домашний труд сопровождалось в последние десятилетия ростом затрат времени на уход за детьми) [7].
Немецкий социолог У. Бек в книге «Общество риска» прекрасно показал причины сохраняющегося гендерного неравенства в высокоразвитом рыночном обществе [8]. Он рассматривает индустриальное общество XX века как «современное феодальное общество», где мужской и женский пол играют роль «современных сословий» с предписанными от рождения тендерными судьбами». Это, несомненно, противоречит требованиям высокоразвитого рынка, требующего от индивида динамизма и «стандартизации» биографии, освобождения от гендерной, этнической, культурной связанности. В то же время такой «современный феодализм» - не рудимент традиции, а продукт и основание индустриального общества. Семья и домашний труд по-прежнему необходимы в системе воспроизводства рыночного общества, однако это все больше противоречит его универсалистским принципам и придает напряжение гендерным противоречиям современного западного общества. Разделение на рыночное производство и семейное воспроизводство, сложившееся в XIX веке, представляют собой две системы с противоположными организационными принципами и ценностями (контракт и коммунальность, индивидуальная конкуренция и самопожертвование во имя семьи). Долгое время их функциональная взаимодополняемость не вызывала сомнений, однако сегодня они все больше противоречат друг другу. Бек называет это противоречием современности и контрсовременности в рамках индустриального общества.
«Рефлексивная модернизация», приблизившаяся к порогу семейной сферы, подталкивает к поиску новых форм ре-объединения работы и жизни, домашнего и оплачиваемого труда. Сложившееся соотношение между семейным воспроизводством и рыночным производством сегодня особенно нестабильно. Бек видит несколько вариантов разрешения кризисной ситуации: углубление гендерного равенства в соответствии с маскулинной (рыночной) моделью, возвращение к традиционной семье, экспериментирование с новыми формами организации жизни за рамками мужских и женских социальных ролей. Третий путь, противостоящий псевдоальтернативам ре-фамилиализации (возврата к традиционным гендерным ролям) и подчинения индивидуализирующему давлению рынка, представляется предпочтительным и в то же время наиболее открытым. Но он требует институциональных реформ, создающих и поддерживающих «царство возможностей» для поиска новых форм реобъединения оплачиваемого труда и домашней работы, рыночного производства и семейного воспроизводства.
Государство . Современное государство не только берет на себя значительную часть воспроизводственных издержек, но и оказывает влияние на формирование новых моделей поведения и распределение гендерных ролей в семье. Институционализация социальных прав и рождение государства благосостояния привели к изменению модели социального воспроизводства. Однако со времени своего возникновения государство благосостояния было гендерно дифференцированным, предлагая для мужчин систему социального страхования, непосредственно увязанную с участием в производстве и уровнем доходов, а женщине - льготы и пособия, связанные с выполнением ее воспроизводственных функций, и прежде всего с материнской ролью. Вся система социального обеспечения была построена таким образом, что благосостояние женщины определялось доходами ее супруга в большей степени, чем ее собственным участием в производстве. Даже пособия на детей довольно долго выплачивались не матери, а главе семьи.
В области трудового законодательства в большинстве западных стран в отношении женщин и детей был принят ряд протекционистских мер, запрещающих ночной труд, сверхурочную работу, работу в тяжелых и вредных условиях. При этом ограничения оправдывались заботой, не столько о здоровье женщины, сколько о будущих поколениях - женщина рассматривалась в первую очередь не как работник или гражданин, а как носитель воспроизводственной функции.
Социально важная роль женщин в укреплении семьи (совпадающая с задачами демографической политики) была поддержана и идеологическими средствами. В целом государство социализировало гендерный контракт патриархальной семьи, возлагающий на женщину диспропорциональную долю ответственности за обеспечение семейного воспроизводства. Все же политика государства благосостояния (даже матерналистски ориентированная) снизила экономическую зависимость женщин в частной сфере предоставлением им альтернативных источников финансовой помощи. Но это была именно помощь - женщина по-прежнему оставалась ответственной за выполнение семьей функции социального воспроизводства. Матерналистский дискурс оставался господствующим до 60-х годов, когда под влиянием феминизма «второй волны» началась борьба за гендерное равенство в экономической и политической сфере.
Под влиянием женского движения в большинстве западных стран (прежде всего в странах социал-демократической модели государства благосостояния) были приняты меры, обеспечивающие женщинам доступ на рынок труда и равный с мужчинами экономический статус. В дополнение к материнским пособиям была развернута система государственных детских дошкольных учреждений, введено отдельное налогообложение супругов и законодательно закреплены женские репродуктивные права. Новая направленность социальной политики большинства западных государств привела к ослаблению сложившейся модели семьи, состоящей из мужа-кормильца и зависимой жены, и способствовала внедрению двойной роли работающей матери. Акцент в социальной политике был перенесен с материнства на родительство. Ряд мер был направлен на изменение сложившегося распределения домашней нагрузки между супругами (например, обязательный отпуск по уходу, предоставляемый отцу ребенка). Однако наиболее существенным был сдвиг в самой идеологии социального воспроизводства, которое стало рассматриваться как общенациональная, а не внутрисемейная проблема.
Однако с середины 80-х годов государство благосостояния в большинстве западных стран переживает серьезный кризис. Это не просто кризис финансовых основ, а кризис легитимации, связанный с размыванием чувства социальной солидарности и дифференциацией интересов различных социальных групп. Он имеет и гендерный акцент - нарастающее перераспределение ресурсов между полами, пошатнувшаяся монополия мужчин на рынке труда и утрата контроля над семейной сферой пробуждает у них чувство гендерной солидарности. Очевидная бюрократизация пассивного государства благосостояния также имела негативные гендерные последствия, поскольку зависимость от кормильца семьи сменилась для многих женщин зависимостью от государства. Существенным фактором стало изменение идеологического баланса: дискредитация социалистических идей и рост влияния неолиберализма, проповедующего минимизацию вмешательства государства и в экономику вообще, и в семейные отношения в частности.
Сегодня очевидно, что критика тенденции к огосударствлению социального воспроизводства была во многом справедливой. Но очевидно и то, что рынок не может полностью заменить в этой сфере государство, а возвращение к традиционной семейной модели воспроизводства является анахронизмом. В условиях постиндустриальной рыночной экономики, когда в результатах социального воспроизводства заинтересовано общество в целом, необходим новый консенсус и новая легитимация перераспределения его издержек. Понятия активного гражданства, опоры на сообщество и социальные связи, добровольного участия начинают все более активно использоваться сегодня применительно к социальным правам. Под влиянием феминистской критики идет активный процесс переформулирования самого понятия социального гражданства, попытки преодоления дихотомии этики справедливости и этики заботы, автономии и ззаимозависимости, равенства и различия.
Вероятно, окончательное разрешение этой дилеммы невозможно в рамках индустриального общества, основанного на разделении рыночного производства и семейного воспроизводства на отдельные сферы деятельности с противоположными нормами и идеологией. Начавшееся их сближение - длительный процесс, который не может быть разрешен только на основе какой-то одной стратегии.

От государственного социализма к переходной экономике: кризис социального воспроизводства

* * *

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Mackintosh M. Reproduction and Patriarchy // Capital and Class. 1977. № 2.

2. Folhre N. Who Pays for Kids. Gender and the Structures of Constraint. London-New York, 1994.

3. Yuval-Davis N. Gender and Nation. London, 1997.

4. Зидер Р. Социальная история семьи в Западной и Центральной Европе (конец XVIII-XX в.). M., 1997.

5. Luhmann N. Love as Passion. The Codification of Intimacy. Stanford (Cal), 1998.

6. Giddens A. The Transformation of Intimacy. Sexuality, Love and Eroticism in Modern Societies. Stanford (Cal), 1992.

7. GardinerJ. Gender, Care and Economics. London, 1997. P. 169.

8. Beck U. Rick Society. Towards a New Modernity. London, 1992.

9. Temkina A. Gender Contract and Gender System in Soviet-Russia // Idantutkimus-Russlandsforsking. 1997. № 2.

10. Коллонтай А. Положение женщин в эволюции хозяйства. Лекции, читанные в Университете им. Я.М. Свердлова. M., 1922.

11. Barret M., Mclntosh M. The Anti-Social Family. London-New York, 1994.

Скачать архив с текстом документа